На пути к звёздам. Размышления ротного барабанщика

Виктор Беник

На пути к звёздам. Размышления ротного барабанщика

К читателю.

Каждый из нас, идя по жизни, стремится покорить вожделенную образную вершину. И не важно какой высоты, у всех она своя. Мы с раннего детства, в зависимости от окружающей среды, формируем свои желания, взгляды и пристрастия, определяем, чего же мы хотим иметь сегодня, завтра, через месяц, год, десятилетие… Для человека взрослого, что конкретно иметь – вопрос исключительно личный, всё зависит от меры испорченности каждого индивидуума. В любом случае понятие «иметь» трансформируется в некую цель бытия, которая может быть сиюминутной, кратковременной и даже низменной, а может быть благородной, с далёким прицелом, высокой…

В общем, если отвлечься от попытки пофилософствовать, а выразиться простым, не напрягающим заумностями сознание большей части читательской аудитории, языком, можно с уверенностью сформулировать прописную истину – «У каждого своя цель в жизни!».

Дабы не свалиться в дебри теории целеполагания, скажу лишь то, что материальное выражение цели может быть весьма разнообразным, например, финансовое благополучие или карьера. Естественно, это самые распространённые стремления в жизни человека. И всё-таки, хоть и реже, но, не менее важными могут быть и такие, как банальное выживание в конкретно сложившейся обстановке или здоровье, счастье и процветание ближнего своего.

На эту тему дискутировать можно бесконечно. Для человека с неким багажом опыта за плечами, жизненные устремления в целом понятны, а соответственно, не представляют особого интереса. Важно в этом вопросе другое – как каждый из нас идёт к своей заветной цели, на что человек способен и готов для её достижения. Вот тут-то мы и проявляем свои индивидуальные глубинные, иногда скрытые до поры до времени, качества, от глупой, трусливой, патологически-ленивой тупости, до живого, яркого, подвижного, пытливого, не боящегося преград и ответственности, способного горы свернуть, деятельного ума. От лживой, подленькой меркантильности, до честной, благородной бескорыстности. От бессовестного, слепого эгоизма, до всеобъемлющей человечности и тончайшей чуткости к людям. Диапазонов «от» и «до» безмерно много, как различных настроек на современном пульте звукорежиссёра в театре. Вот так, регулируя в разных регистрах звучание, чего-то больше, чего-то меньше, и создаётся единственный, неповторимый тембр. Именно это эксклюзивное «звучание» натуры человека на пути к, им же самим определённым вершинам, и представляет особый интерес…

Так сложилось, что одной из моих жизненных целей была карьера военного. Божьим проведением мне выпала великая честь, пройти нелёгкий и, далеко не самый короткий, но, всё же счастливый и успешный путь от курсанта военного училища до генерала. С начала, находясь в стенах военного училища, я вместе со своими однокашниками стойко и терпеливо переносил тяготы и лишения военной службы на пути к лейтенантским звёздам. Потом была многотрудная, не всегда однозначная, но, уверен, нужная стране и соотечественникам, служба в офицерском звании. И опять, стремление и ожидание новых звёзд, не вселенских, конечно, а капитанских, майорских, полковничьих, вплоть до генеральских. В общем, совершенно определённая часть моей жизни, образно представляется как путь к звёздам. И это был мой, понятный и известный только мне до мелочей путь. Как я его прошёл? Не мне судить. Одно могу с уверенностью сказать, всегда был честен перед собой и перед окружающими меня людьми. Насколько это было взаимно, могу лишь предполагать, но, думаю, что в основном взаимно. А иначе и не было бы генерала…

В представленной Вам, Дорогой Читатель, книге, я не ставил себе цель рассказать о своих «подвигах» и успешной службе. Каждый из нас может извлечь из потаённых уголков памяти множество историй и ситуаций происходивших с нами в жизни. Историй поучительных и не очень, весёлых и грустных, захватывающих и скучных. Разных. Вопрос только в желании донести их до широкой аудитории. И ещё, немаловажный фактор – надо понимать, для чего это делать.

Находясь уже в новой ипостаси – отставного генерала, захотелось поделиться своим жизненным опытом, но, рассказав не о себе, а о людях, с которыми меня свела жизнь. При чём, рассказать просто, по-свойски, как за дружеским столом или сидя на завалинке, без ретуши и идейной выхолощенности. Смею надеяться, что мои незамысловатые повествования заставят кого-то задуматься, кого-то улыбнуться или удивиться. Возможно кто-то, прочитав книгу вспомнит свою молодость, а кто-то узнает другую, оборотную, неизвестную широкой аудитории, сторону военной службы.

И так, о людях. Людях, повстречавшихся на моём пути к звёздам…

Размышления ротного барабанщика

Барабанщик – рядовой, отбивающий барабанные бои и подающий установленные сигналы с помощью барабана. Должность барабанщика впервые в русской армии была введена ещё царём Алексеем Михайловичем и существут по сей день…

Барабанщик в курсантской роте нужен для того, чтобы водить эту роту на обед. Ну ещё сопроводить своё подразделение на какое нибудь праздничное мероприятие в город, или, на худой конец, побарабанить на разводе факультета. В общем, всегда с барабаном, всегда при деле.

Кого назначают в барабанщики? В строевом уставе написано, что сигналист – барабанщик назначается из числа подготовленных военнослужащих. А у нас назначали желающих, конечно же, умеющих хоть немного барабанить. Вот и я в своё время пожелал. Наверно пожелал выделиться, хотелось быть не таким как все. На построении начальник курса вручил мне барабан и отправил роту в столовую. После команды «Шаго-ом марш!» я, не успев толком начать , сбился, прекратил отбивать марш.

– Да ты не барабанщик. Ты просто хочешь им быть! – высказался один из сержантов.

Я не знал что делать от стыда, казалось, что вся рота идущая сзади, взглядами презрительно сверлит мне затылок… Но я всё-таки начал барабанить, и с каждым шагом всё увереннее и увереннее…

Так вот к чему это я? Если хочешь, то надо БЫТЬ!

Абитура

Абитура – так называли период, включающий в себя отрезок времени от момента прибытия, до зачисления абитуриента в учебное заведение. Это период, в который в три недели спрессована масса событий и впечатлений. Период, когда, приехавший поступать в военное училище, молодой человек получает столько новой информации, что не успевает её усвоить, переварить и, зачастую, начинает осмысливать происходящее только надев военную форму или оказавшись по ту сторону забора. Именно в это время вчерашний выпускник школы попадает в жернова по большей части незнакомых, жёстких и бескомпромиссных отношений. В его жизни одномоментно появляется немалое число новых людей, в повседневный обиход лавинообразно врываются такие понятия как казарма, строй, дисциплина. И не всегда, окружение, формирующееся вокруг абитуриента, доброжелательно, в условиях конкуренции бывают и проявления агрессии. Надо вжиться в новую реальность, да ещё суметь сдать экзамены, и не просто сдать, а набрать нужное количество баллов, обеспечивающих вожделенное поступление…

Всех, приезжающих в училище, распределяли по факультетам, сразу при встрече на КПП проверяли документы и отправляли в нужную казарму. Там из прибывающих абитуриентов формировали группы. Но процесс этот не был спонтанным, так как документы кандидатов задолго до начала вступительных экзаменов присылались в училище, где предварительно изучались начальниками курсов. Хотя, мы тогда об этом не задумывались, а старательно пытались освоиться в новой, непривычной для себя роли. Контингент подобрался разнородный, от выпускников школ, профтехучилищ, техникумов, до солдат срочной службы. Последних сразу назначали старшими групп и отделений. Я и мой одноклассник, с которым мы приехали вместе, попали в группу, которой командовал сержант, отслуживший срочную службу в армии и поступавший уже во второй раз. Это обстоятельство, отчасти, сыграло для нас положительную роль, так как человек он был доброжелательный и охотно делился опытом, а в чём-то даже предостерегал. Если для большинства из нас, вчерашних школьников, трудности заключались в соблюдении норм воинской дисциплины, то для ребят, прибывших из войск, камнем преткновения была подготовка к экзаменам. И это понятно, мы выпускные экзамены сдавали несколько недель назад, а они от года и больше. В общем все пригодились друг другу.

Подготовка к экзаменам началась буквально на следующий день. Нам выделили аудитории в учебных корпусах, объявили расписание экзаменов и консультаций. Предстояло сдать три устных экзамена – математику, физику, химию, написать сочинение и отчитаться по физической подготовке. Согласитесь, не каждый университет или институт проводил в то время столь жёсткий отбор. В нашей группе подобрались ребята со средним баллом аттестата не ниже четырёх. У всех, кроме меня. Мой аттестат «стоил» три целых, девятнадцать сотых балла! Естественно, что окружающие смотрели на меня как на потенциального кандидата на отчисление. А особенно те, у которых вопрос поступления был, практически, решён…

Ну скажите, как дремучему троечнику поступить в высшее учебное заведение? Если по хорошему, то никак. Есть конечно варианты. Ну, например, иметь родителей с соответствующими связями, или быть мастером спорта, на худой конец, дать взятку. Хотя последнее в конце семидесятых прошлого столетия было явлением редкостным, до конца не изученным и не освоенным простым обывателем. В общем, что и говорить, у меня не было ни одного, ни другого, ни третьего. Было только непреодолимое желание стать офицером, а по сему предстояло сдавать экзамены не ниже чем на четвёрки. Вся надежда была на школу. Да именно на школу! Дело в том, что учителя средней школы в которой я учился, предъявляли очень высокие требования к нашим знаниям и всегда занижали оценки. К примеру, на контрольной по алгебре или физике можно было решить всё, но при этом, получить тройку только за то, что не поставил запятую в предложении или не достаточно развёрнуто сформулировал ответ. Если говорить о математике, то в десятом классе, изучение школьного курса мы закончили уже в начале второго полугодия. А дальше, преподаватель заставляла нас решать задачи и примеры, которые включались в экзаменационные билеты институтов. Учась в режиме постоянных жёстких требований, мы привыкли, воспринимали это как должное и даже не задумывались над тем, что могло быть иначе. Некоторое несовпадение в общепринятой оценке и своих знаниях я почувствовал на первой же консультации. Преподаватель математики на доске написала нам длиннющий пример, который надо было решить, и предложила кому нибудь из нас попытать счастья. В аудитории повисла тишина. Мне лично задание показалось элементарным, я огляделся вокруг, понял, что мои товарищи в смятении и решился выйти к доске. Решение было недолгим. Математичка выслушав меня, сказала:

– Вы молодец. А что у вас по математике в аттестате?

– Три! – гордо ответил я.

– Три-и? – Удивилась она и подумав несколько секунд добавила. – Я буду наблюдать за вами на экзаменах. Садитесь.

Я сел на своё место, а ребята, сидевшие рядом начали меня поздравлять, прямо как чемпиона:

– Ну ты даёшь!… А молчал-то, молчал… Откуда ты всё знаешь?… Здорово!

Именно тогда в моей голове появилась не просто надежда, а решимость и какая-то уверенность в своих силах. Я понял, что смогу. И смог!

Первым экзаменом была именно математика. Вытащив свой билет, сев за стол для подготовки и, прочитав вопросы, я, с удивлением для себя, обнаружил, что прекрасно знаю что отвечать и как решать задачи. Правда была одна проблемка. В первом вопросе надо было представить вывод формулы корней квадратных уравнений. Формулу я знал, а вот вывод, увы…

Подошла моя очередь, я сел за стол напротив преподавателя и начал:

– А можно я с третьего вопроса начну?

– Ну давайте.– с снисходительной улыбкой ответила математичка. – Что у вас там?

– Вот, график… – я спокойно рассказал условие задачи и как я его решал и строил итоговый график.

– Хорошо. Давайте второй вопрос.

– Упростить тригонометрическое тождество… – начал я, тыча ручкой в листок с решением.

– Постойте, постойте. Надо было решить по другому. – перебила она меня.

Я замолчал на несколько секунд, но осмыслив ситуацию тут же продолжил:

– Да, я знаю. Вы имеете в виду вот так? – И я начал прямо у неё на глазах писать на листочке демонстрируя другой способ.

– Да, именно так! – Математичка утвердительно кивнула.

– Но первое решение гораздо короче…

– Хорошо, давайте первый вопрос. – Решительно перебила меня она, и глядя на листок, добавила, – Что-то пусто у вас тут.

– Э-э… Я вот тут написал формулу… и дискриминант… вот …тут…

– Понятно, молодой человек. Не знаете… Ну, не обессудьте. Только четыре. Всё что могу…

Я выскочил из аудитории с ощущением, только что поставленного мною, олимпийского рекорда. Сдал! Последующие экзамены прошли в том же русле. Правда, следует признаться, что когда я готовился к школьному выпускному экзамену по химии, то выучил досконально всего три билета, а, в доставшемся мне в училище, были вопросы из тех самых трёх. Толи так высшие силы распорядились, толи просто мне повезло, но я сдал всё и поступил…

А дальше всё закрутилось как-то буднично. Мандатная комиссия, после построение, баня, парикмахерская, вещевой склад и отбой…

Подняли нас в пять утра. Оделись, позавтракали и погрузились в автобусы, дожидавшиеся нас на плацу, для отправки в учебный центр, где мы должны были пройти курс молодого бойца. В новенькие ПАЗики сажали по две группы, мест сидячих не хватало, пришлось стоять. Колонна тронулась, выехала из ворот. Толи с непривычки к ранним подъёмам, то ли от монотонности езы и подвывания мотора, народ поголовно заснул. Спал и я, стоя, держась рукой за верхний поручень. И в этом сонном мареве, под аккомпанемент дружного сопения и причмокивания, ПАЗик увозил нас в желанную, но ещё неизвестную жизнь. Увозил к мечте…

Ода командирам

Каждый, кто связал свою жизнь с военной карьерой, доподлинно знает, что мировоззрение будущего офицера, его отношение к профессии, понятия чести, порядочности и дружбы формируются в годы учёбы в училище, и, в большей степени, этот процесс зависит от того, кто эти истины закладывает в умы и души курсантов. Конечно, всё это делает командир. Тот командир, который ведёт тебя с самых первых шагов и до лейтенантских погон…

Командиры бывают разные. Один ровняет подчинённых, как садовник стрижёт кусты, по ниточке, чтобы ни одна веточка не торчала. Воспитывает молодёжь в духе «Не высовываться из идущего трамвая по пояс, чтобы чего-нибудь не оторвало». Другой «закручивает гайки», держит своих подопечных в ежовых рукавицах, ломает о колено любое проявление вольнодумия. Третий… Да, в общем-то, перечислять варианты порчи человеческого материала можно бесконечно. И те и другие решают, по их мнению, главную задачу – обеспечивают высокий уровень воинской дисциплины и успеваемости в подчинённых подразделениях, а, на выходе, уже в лейтенантских погонах, получают откровенную серость или весьма грамотных солдафонов. Но, впрочем, таких воспитателей меньшинство. Всё же, несоизмеримо больше тех, которые в каждом курсанте видят личность, учат видеть окружающий мир во всех его проявлениях и, не ограничиваясь рамками уставов и учебной программы, готовят подопечных к службе отечеству и предстоящей жизни в обществе. Вот у них-то и получается в итоге штучный товар – офицер. Таких и называют отцы-командиры. Это их выпускники почитают всю свою жизнь как вторых родителей…

Наш начальник курса, тогда ещё майор Павлович Виктор Вильгельмович, по праву считался одним из лучших командиров училища. Думали ли мы об этом? Конечно же, нет. Мы, с самых первых шагов, в новой для себя, курсантской ипостаси пытались встроиться в окружающую нас действительность, найти нужный ритм, позволяющий адекватно существовать в условиях, так радикально отличающихся от вчерашних, оставленных за порогом КПП училища. А командир наш, мягко, изучая каждого, постепенно наращивая моральную и физическую нагрузку, ставил в строй будущих, а потом и настоящих офицеров. Нет, он с нами не манерничал, порой был жёстким и непримиримым, но всегда справедливым и поступал адекватно ситуации. Он любил пошутить сам и с удовольствием принимал шутки «снизу». Ругал, но не унижал. Мог повысить голос, но никогда не сквернословил. Говорил просто, всегда с крупицей прикладного юмора. И получалось как-то доходчиво, понятно, сразу записывалось на подкорку. Помню один из его инструктажей перед увольнением в город:

– …Напоминаю, товарищи курсанты, спиртные напитки не употреблять! А почему знаете? Не знаете. Наш курсант после ста грамм становится шире в плечах раза в два. И ему не пройти свободно ни в дверь, ни в автобус или трамвай не зайти, да вообще, ему и тротуар узок. Он начинает всех задевать, ему все мешают. И откуда-то у него появляется желание врезать по интеллигентной морде кому-нибудь, особенно студентам, да ещё по очкам… Кончается это всегда печально. Напоминаю, на гауптвахте камеры просторные, туда вас засунут даже с очень широкими плечами!…

И ещё, инструктируя тех, кого отпустили до утра:

– …Товарищи курсанты, сидя дома, кушайте хоть дерьмо, но на утро от вас должно пахнуть «Красной Москвой»…

(«Красная Москва» это дорогой и престижный по тем временам одеколон.)

Должен сказать, что многие из нас, этот совет восприняли на будущее как незыблемый принцип поведения офицера.

Наверное по тому, что вся служба Виктора Вильгельмовича прошла в стенах училища, от курсанта до полковника, он, практически досконально, знал нашу психологию. Каким-то неуловимым образом, Павлович просчитывал наши возможные действия и всегда появлялся в нужном месте и в нужное время, когда, кстати сказать, мы были уверены, что всё продумали и всех перехитрили. Начальник курса легко мог показать упражнение на гимнастических брусьях или провести тренировку боксёров, надев на руки «Лапы». С удовольствием играл с нами в бильярд, при этом ведя неспешную беседу «за жизнь». Он искренне гордился нашими успехами и переживал наши же неудачи и «косяки». Наверно мы это чувствовали и по-этому командир пользовался непререкаемым авторитетом и всеобщим уважением.

Однажды, в начале второго курса у нас вышел конфликт с старослужащими солдатами батальона обеспечения учебного процесса, казарма которого была рядом. Один из дембелей «воспитывал» молодого солдатика, бил его ремнём. Наш курсант заступился за несчастного, дембель взъерепенился, началась драка. Как штормовой ветер пролетел традиционный клич – «Наших бьют!». Дело было вечером, в свободное время, на улицу высыпали группы поддержки с обоих сторон. Началась массовая драка. Со всех сторон к нам бежали офицеры, дежурный по училищу, пытались разнять, разогнать противоборствующие стороны. Но всё было тщетно. Наша рота, взяв дембелей в клещи, принялась их добросовестно мутузить, не обращая внимания на грозные крики дежурного по училищу. Павловича, в это время уже выходившего через КПП, вернули. Он бегом, с огромным кожаным портфелем в руках, направился к месту ристалища и на ходу громко крикнул:

– А ну стоп! Брэк, я сказал!

Услышав его голос, как по волшебству мы все отскочили назад, прекратив драку. Дембеля, изрядно потрёпанные, к тому времени уже только оборонявшиеся остались на месте. Разбирательство было коротким, зачинщиков увели, остальных отправили в казармы. Стоя рядом с дежурным по училищу и другими офицерами, Павлович, уже немного остывший от возбуждения, глядя нам в след, с хитрой улыбкой сказал:

– А всё таки я их чему-то научил…

Конечно же он имел в виду не умение драться, не нашу физическую подготовку, а она была на высоте, речь шла о том, что за год учёбы мы стали дружным, сплочённым коллективом, где своего никому не дадут в обиду. А ещё, немаловажно то, что драку не смогли остановить ни дежурный, ни другие офицеры. И только услышав голос своего командира мы немедленно прекратили потасовку…

Потом, что естественно, было примирение и даже, отчасти, братание с дембелями, в результате чего с бойцами батальона установились взаимные дружественные отношения. Но с тех пор начальство нас стало называть просто – «Банда Павловича».

А на третьем курсе у нас вышел серьёзный конфликт с курсовым офицером, старшим лейтенантом Калинычевым. Этот человек, в силу своих особенностей, и так авторитетом у нас не пользовался, а тут, в один из вечеров, будучи ответственным по курсу, он почему-то решил заняться нашим воспитанием. Причём делал он это мерзко, некрасиво, с употреблением ненормативной лексики и уничижительных идиом в адрес курсантов. Сказать проще – оскорблял и унижал. Время было отправляться на ужин. Объявили построение на улице. Калинычеву не понравилось как мы строились. И началось! Бегом назад, на третий этаж, потом снова вниз. Потом длительное выступление перед строем в духе – «Я вам козлы ща устрою! Вы у меня ползать ща будете». Градус напряжения в подразделении подскочил, а потом и вовсе зашкалил…

Роты уже возвращались из столовой, а мы всё стояли и слушали старшего лейтенанта. Наконец наговорившись вдоволь, насладившись властью он скомандовал:

– Курс, на пра-а-во!

А курс не шелохнулся. Мы, не сговариваясь, решили не подчиняться. Это был бунт!

– Я чо, бл…, не ясно скомандовал?– заорал Калинычев.

А в ответ тишина. Выражавший, до сего момента, всем своим видом превосходство и собственное величие, старший лейтенант как-то сник, и, уже голосом, содержащим нотки испуга и беспомощности, сказал:

– Старшина, ё… твою мать, веди курс на ужин. Командуй…

– Товарищ старший лейтенант, они вас не послушались. Меня и подавно пошлют. – спокойно ответил старшина и остался стоять на месте.

Калинычев, разволновавшись:

– А я сейчас пойду доложу дежурному по училищу! Вы знаете что будет?! Щас и Павловича вызовут! И ему будет!…

Тут старшина вышел, не обращая внимание на старшего лейтенанта, встал перед строем и , обращаясь к нам, сказал:

– Мужики, поймите правильно, у начальника курса могут быть серьёзные неприятности.

Упоминание о том, что можем подвести командира возымело должное действие, мы отправились на ужин. Калинычев, видно подумав что победил, догнал строй и у столовой решил нас потренировать. Ну не понравилось ему как мы входим в столовую, захотелось провести занятие на эту тему. Кончилось это тем, что мы прошли в столовую и дальше, не останавливаясь, через варочный зал и заднее крыльцо из столовой, потом через плац на спорт городок. Ужинать, естественно, не стали. Калинычев, поднявшийся вслед за нами в обеденный зал, опешил. Стоял и хлопал глазами, не понимая что случилось. Старшина отправил гонца за начальником курса. Тот жил рядом с училищем, по-этому примчался моментально. Построил курс, спокойно, без криков и угроз, отправил нас на ужин. Мы, беспрекословно подчиняясь, отправились жевать остывший жаренный минтай с картошкой и пить холодный чай. После нас вывели на плац и началась строевая подготовка под руководством начальника курса. Калинычев, с угрюмым видом топтался за спиной командира. Примерно на третьем прохождении торжественным маршем мимо трибуны, Павлович повернулся к старшему лейтенанту и с улыбкой сказал:

– Ну что, хорошо идут?

Тот, не поднимая глаз , утвердительно кивнул. Подполковник обращаясь к старшине:

– Всё, достаточно. Инцидент исчерпан. Веди в расположение…

Тогда Виктор Вильгельмович поддержал офицера, но при этом, сумел погасить занявшийся было пожар конфликта и примирить враждующие стороны. Для нас поведение начальника курса в этой не простой ситуации стало уроком…

Сейчас, по прошествии нескольких десятков лет, могу с уверенностью сказать, что для большинства из нас, те взгляды, убеждения и принципы, вложенные в наши буйные головы начальником курса, стали крепким фундаментом, стержнем, позволяющим выстоять в самых трудных, иногда безнадёжных ситуациях не только в службе военной, но и, в жизни светской.

Говоря о начальнике курса, нельзя не упомянуть и других офицеров, сыгравших далеко не последнюю роль в нашем становлении. Самым первым нашим командиром взвода был Старший лейтенант Абакумов Алексей Егорович, человек неординарный, редкостный оптимист. Его можно сравнить с волшебным горшочком каши из старой сказки. Так вот, как там из глиняного горшка непрерывно выливалась каша, заполонив весь город, так и из Алексея Егоровича прямо таки пёрла энергия. При чём, энергия светлая, позитивная, оживляющая всё вокруг себя. Нам было весело даже после многокилометровой пробежки по лесу в противогазах. А что, взводный бегал с нами, и хохотал, глядя на наши потные и грязные рожи, и мы начинали хохотать, и усталости как не бывало.

А потом упражнения на перекладине и выполнение нормативов. Самым краеугольным был так называемый подъём переворотом. Не скрою, для многих из нас гимнастика на первых порах была серьёзным барьером. Но разве это проблема с таким взводным? Всё, турник – родной снаряд! Загоняя нас на перекладину, Абакумов всегда страховал сам, не доверял это ни кому. А как он это делал! Когда кто-то из нас выбивался из сил и был уже не в состоянии подтянуться и перекинуть ноги через перекладину, старший лейтенант начинал щипать несчастного, подталкивать, тыча и подталкивая его в бока, в спину, в поясницу, при этом громко и задорно комментируя: