Последний Праведник. Часть 2. АНИША. Вернуть свет души

Праведник перевел взгляд за спину окаменевшего изваяния. Там на небольшом возвышении стояло несколько фигур. Правильные формы были покрыты сеткой небольших трещин, несколько крупных пролегло вдоль всего тела. Утонченные лица с трудом проглядывали за толстым слоем пыли. В груди Мирая резко что-то сжалось. Неведомое до этого чувство тоски резко пронзило сердце. До боли захотелось смахнуть пыль и вглядеться в неземные черты Божеств. Праведник поднялся на ноги и, оставив побратима позади, приблизился к величественным статуям. Время искалечило их, но не стерло великолепия, с которым они были вырезаны. Если присмотреться, можно было разглядеть мельчайшие детали. Складки одежды, казалось, шевелятся под легким дуновением ветра, ногти блеснули, отражая лучи заходящего солнца и глаза, они будто следили за каждым движением путников. Праведник подошел ближе и, в попытке стряхнуть пыль, протянул руку к ближайшему изваянию.

– Ничего не выйдет, добрый путник, – Мирай вздрогнул, глубокий голос, прозвучавший за спиной, не принадлежал Игнару, – Боги давно покинули эту обитель.

Рука праведника застыла, так и не коснувшись спрятанного в камень лица.

– Ты говорил, у тебя много вопросов, что ж, можешь задавать – ночь впереди длинная.

Мирай развернулся. Игнар застыл, его руки сжали рукояти оружия. Шорох, напротив, не подавал признаков тревоги. Праведник осторожно вернулся на место. Теперь он чувствовал, как жизнь постепенно возвращается в окаменевшее тело мистика. Медленно, выравнивая ритм, забилось сердце. Воздух, тонкой струйкой вошел в легкие. Зашевелились на ветру волосы. Мирай обошел застывшего как изваяние человека. Изумление скользнуло во взгляде праведника – мистик оказался на удивление юным. Тонкие черты лица юноши застыли неподвижной маской и лишь большие глаза живым блеском выдавали интерес к путникам. Грудь мистика поднялась от большого вздоха, лепестки с цветочной гирлянды мелкой трухой осыпались вниз. Крошечная каменная пыль поднявшись с тела, заиграла огненными искрами в багряных лучах.

– Приветствую тебя, святой человек, – Мирай склонился перед юношей, – скажи, что заставило тебя оставить странствия и остановиться здесь? Разве мир не достоин тех знаний, что ты можешь ему дать?

– Мир может и достоин, – мистик усмехнулся уголками губ, – да вот людей, готовых принять его, остались единицы. Чем бродить в их поисках, я решил остановиться в этом Храме, так больше шансов встретиться, – юноша развернулся и окинул взглядом обветшавшее строение, – в те времена тут еще сохранялось поклонение Господу. Но, как видишь, и оно утратило силу, и Боги ушли из своих изваяний. Я хотел последовать за ними, но мне было велено остаться… Ждать пришлось долго.

– Ты ждал меня? – вопрос замер застывшим в груди праведника воздухом.

– Вас…, я ждал вас, – усмешка мелькнула в глазах юноши, он перевел взгляд на побратима, – как поживает Хранитель твоего рода, юный воин?

От неожиданности Игнар тряхнул волосами, горячий воздух пустыни тут же наполнился глухим перезвоном. На этот раз улыбка коснулась губ юноши.

– Красиво, я давно не слышал ничего кроме песни ветров.

– Ты знаешь Хрона? – Игнар облизал сухие губы, глаза с жадностью впились в юное лицо собеседника.

– Я знал того, кто стал Хроном, – юноша по-прежнему улыбался, – великий был человек. Верь ему, он останется с тобой до конца.

– До какого конца? – воин приподнялся и подался вперед.

– До самого, юный воин, до самого конца…, – взгляд мистика скользнул в сторону и вновь застыл на Мирае, – у тебя были еще вопросы.

– Да, – праведник втянул в себя воздух, жар уже не обжигал, – книга, в которой заложено высшее знание она существует?

– Да, я чувствую ее присутствие в этом мире, – глаза юноши закатились вверх, – зачем она тебе?

– Я хочу спасти мир!

Мирай вскочил на ноги, грудь зашлась от волнения.

– От чего, мой друг, ты хочешь его спасти, – грусть легкой пленкой затянула глаза мистика, – мир, как и любая материя, умрет в свое время, не раньше и не позже.

– Но ведь возможно поменять его судьбу, – глаза праведника горели, отражая внутренний огонь, – зачем столько страданий?

– Судьба – это череда причин и следствий, мой друг, – голова юноши качнулась, – и тебе это хорошо известно, каждый пожинает плоды своих прошлых поступков.

На мгновение Мирай задумался. Эту истину он знал, как знал и то, что человек не только пожинает плоды, но и творит новые своими нынешними поступками. А значит и на судьбу можно повлиять. Вряд ли великий мистик прошлого не знает об этом. Понимание отразилось огоньками в глубине раскосых глаз праведника. Юноша испытывает его. Мирай собрался было ответить, но побратим опередил его:

– Если все так сложно, мы можем просто убить всех отморозков, – Игнар откинулся назад и, оперевшись на руки, посмотрел на обоих праведников.

– Я не сомневаюсь в твоих возможностях, юный воин, – мистик не разделил восторга парня, голова юноши качнулась, – но даже если ты убьешь всех грешников вселенной, на их место придут новые.

Вопрос застыл в голубых глазах побратима. Не давая брату возможность раскрыть тему Мирай сжал плечо воина.

– Человек может поменять свою судьбу лишь обратившись к Богу, – твердый взгляд праведника застыл на юном лице мистика.

Мирай был уверен в ответе. Однако юноша изящным движением приподнял брови вверх и уточнил:

– А что если человек не хочет слышать о Боге? Ты что же, заставишь слушать о Нем насильно?

– Нет, – голова праведника качнулась, – основа отношений с Богом – это любовь, в ней нет места насилию, – скулы праведника затвердели, глаза налились решимостью, – надеюсь, в книге, что я ищу, есть ответ как вернуть эту любовь в мир.

– Господь любит каждое свое дитя, Его любовь никуда не делась, – грусть стянула лицо мистика, мигом обнажив тысячи прожитых лет, – а вот мир отвернулся от Него. Что ж… прими мой дар. Отныне ты сможешь увидеть свет в душе человека… или вещи, если та является священной. Это поможет тебе в поисках.

Юноша поднялся на ноги, его силуэт застыл на темнеющем небе. Легкий ветер подхватил каменную крошку, и та огненной пылью осела на соседних изваяниях. Бросив последний взгляд на мир, в котором он пробыл слишком долго, мистик начал склоняться перед праведником. Игнар вскочил на ноги, острие клинка уперлось в обнаженную грудь.

– Эй, – воин застыл, не дав юноше закончить поклон, – что ты задумал?

– Оставь, брат, – Мирай без страха смотрел на мистика, – так надо…

– А если и ты станешь камнем, – возмущение сорвалось с губ побратима, – ты об этом подумал?

– Да, я подумал об этом, – Мирай усмехнулся, – если сердце мое не чисто, то нет мне пути дальше. Отойди, брат, или ты не веришь в меня?

– Верю, – тепло на миг растопило холод в глазах Игнара, воин опустил клинки и отступил на шаг, – всегда верил.

– Хороший у тебя друг, – широкая улыбка озарила лицо юноши, – держитесь вместе, – замолчав на мгновение мистик закрыл глаза, и неожиданно сказал, – запевай, праведник, свою песнь.

– А разве она тебе нужна?

Не найдя слов, Мирай замер, выручила, как обычно, простота побратима.

– Нет, – юноша качнул головой, – она лишь напоминает мне о друге.

Колени мистика коснулись земли. Прежде чем склониться дальше, он пристально глянул на побратимов. Кивок головы в сторону и Игнар отошел за спину мистика.

– А песнь, она понадобиться не мне… сегодня ночью будет много смертей, – и юноша склонил голову.

Воздух застыл в немой тишине. Игнар не мог отвести глаз от побратима. Он ловил каждое мимолетное движение друга. Казалось, будто его собственное тело окаменело от страха за Мирая. Воин заставил себя расслабиться и впустил теплый воздух в легкие. Спокойное биение сердца друга и его тихое дыхание говорило, что с ним все в порядке. А вот вокруг начало твориться что-то невообразимое. Стоило лбу мистика коснутся земли, как его тело начало рассыпаться в мелкую пыль. Закружившись в воздухе, она светящимся покрывалом накрыла руины Храма и застывшие в сгустившихся сумерках изваяния.

Праведник поднял глаза к небу, отблески алых молний отразились в темных глазах. И без того мрачное небо заволокли тяжелые тучи. Мир, скорбя об уходе святого, разразился невиданной бурей. Налетевший ветер, сравнивая барханы с землей, поднял песок вверх. Пустыня ожила. Тяжелый воздух наполнился протяжным воем и холодящим душу скрежетом. Проснулись твари скрывающиеся в недрах пустыни. С уходом святого, ушла и сила, что давала умиротворение этому месту. Сегодня злоба вылезет наружу, а безумие войдет в распахнутые двери окутанных черными желаниями сердец. Распределяя вес тела, Мирай слегка качнулся назад. Горячие бока Шороха прижались к бедрам, друг стал за спиной. Буйство стихии нарастало. Когда оно достигла своего пика, в груди Мирая разлилось чужое тепло. Душа мистика, оставив ему дар, покинула этот мир. Праведник прикрыл глаза, перед внутренним взором встали слова песни. Но подсказки были не нужны. Ей он провожал мертвых в последний путь. А таковых было много и текст прочно сидел голове.

Вновь стоишь за чертой,

стужа веки закрыла.

Вновь очнулся собой,

тело к чертям остыло.

Сердце полное грязи

душу в клетку сковало.

И лишившись всех связей,

Смотришь смерти в оскалы…

…

Там… на том берегу,

Там в обители чистой

Там… увидеть смогу,

Тех, кто памятью дышит.

Там… не тленно начало,

Там… не виден конец.

Там… стоит у причала

Жизни нашей венец.

Ветер рваными клочьями добрался до вершины. Внезапно по каменным статуям, зданию Храма и изваяниям Богов пробежали глубокие трещины. Они раскололи камень на мелкие куски. Огромной тучей те поднялись в воздух и закружились в диком танце. Тепло в груди праведника стало обжигать, нарастающий жар прорвался в вены и растекся по телу. Внутри все горело, снаружи кожу обдал незнакомый леденящий холод. Лицо Мирая, казалось покрылось коркой, с трудом разлепив губы, праведник продолжил петь:

За фальшивой улыбкой

Пороки больше не спрячешь.

Нет, не будет попыток,

Ты теперь настоящий.

Звон грехов на весах,

Чаша жизни качнулась.

Вечность застыла в глазах

Она к тебе повернулась.

…

Там… на том берегу,

Там… свобода бесценна.

Там… огонь разожгу,

Душу вырву из плена.

Там… нет мрака и тени

Там… предание дышит.

Там… отринут сомнения

Те, кто сердце услышат.

Небо потемнело до черноты. Яркие багряные всполохи прорезали сгустившиеся тучи. Неистовый ветер хватал и закручивал в смерчи все на своем пути. Пространство на многие километры вокруг заполнили поднятые вверх остатки хлама и костей, мертвая и живая плоть смешались воедино. Рев боли, вырвавшийся из множества глоток, резанул барабанные перепонки. Три фигуры застыли прижавшись друг к другу. Побратим мощным телом накрыл друга. Тот уже не осознавал происходящего, лишь губы продолжали неистово выводить напев знакомой песни.

Секунды станут в столетья

Крик осядет на стенах.

Время огненной плетью

Расплатой вывернет вены.

Плату примешь смиренно,

Смерть отбросит хлысты.

Душу вырвать из плена

Шанс получишь и ты.

…

Там… на том берегу,

Там… сомнения смыты,

Там… услышать смогу

Тех, кто мной не забыты

Там… себя ты яви.

Сделать нужно не много.

Только лишь назови

Имя забытое Бога…

Заглушая адские вопли громыхнул гром, с неба посыпались камни. Смешавшись с осколками со скалы, они устремились вниз. Круша все на своем пути, они вминали в мягкий податливый песок все, что попадалось под их остроконечные края. Барханы с легкостью пожирали грязь этого мира. Мирай упал на колени, слова молитвы сорвались с губ. Душ, что покидали тела, становилось все больше. Смерть, готовая собрать дань пустыни, протянула за добычей мощные руки. Но на ладони упал дар праведника – чистота его помыслов. Молясь, он вновь и вновь открывал падшим душам путь наверх. Своей праведностью он выкупал каждую у смерти. Границы пространства стерлись. Явь ушла в непроявленное. Осталось лишь боль, что Мирай брал на себя. Почувствовав тепло, праведник поднял глаза. Игнар по-прежнему прикрывал его своим телом. Мирай пристальней всмотрелся в грудь друга. Там, в районе сердца, опутанная тонкими нитями темных желаний светилась душа побратима. Усмешка коснулась губ – мистик не обманул.

…

Грохот вывел Анишу из забытья. Уши, привыкшие за долгое время к тишине заныли. Главарь падальщиков вместо с большей частью банды ушел в рейд – так поведал ей смотритель. И на какое-то время ее оставили в покое. Слух опять резанули раскаты грома, стены завибрировали. Аниша подняла глаза к потолку, в них застыло удивление.

Дикие грозы случались очень редко. Последнюю она наблюдала, когда была жива семья. В тот раз непогода набежала внезапно. Впрочем, как всегда. Забравшись на крышу, девочка спряталась под крылом у отца и смотрела как черные тучи заволокли небо и на землю обрушился камнепад.

– Темные времена все ближе, – послышался хриплый голос над головой, – еще одна светлая душа покинула этот мир, лишив его своей защиты.

– Разве может быть темнее, чем сейчас, – недоверие скользнуло в тоне старшего брата.

– Может сын, – вздох отца прошелся по светлой макушке девочки, – вот когда с неба хлынет кровь, а землю поглотит огонь, тогда кроме молитвы никакого оружия не останется.

Крики боли прорезались сквозь воспоминания. Дрожь прошла по телу девушки – это было не буйство природы. Кричали совсем близко, прямо в бункере. Вопли все нарастали, звон цепей и тяжелые удары не могли заглушить их. Черная пелена накрыла сознание девушки, агония чужих смертей била в самую душу. Вжавшись в стену, девушка прижала ладони к ушам, но от этого стало только хуже. Крики разбивались прямо в голове. Уже находясь на грани реальности, Аниша вдруг почувствовала облегчение. Будто что-то светлое заполнило собой пространство, забирая боль и даря надежду. Решимость проснулась в груди девушки. Она поднялась на ноги и натянула цепи. Оковы больно впились в израненные запястья. Пленница изрядно похудела за последнее время, проснулась надежда, что руки выскользнут из ненавистных креплений. Челюсти девушки сжались, она потянула тонкую кисть сквозь металлическое кольцо. От натуги на лбу девушки выступили бусинки пота. Рана на руке треснула и ладонь соскользнула со ставших влажными наручников. Ноги подкосились, Аниша бессильно упала на грязный матрас.

В замочной скважине послышался скрежет. Страх опять сковал тело девушки. Дверь распахнулась, в проеме показалась скрюченная фигура смотрителя. Капли свежей крови застыли на одежде мужчины. Анита вздрогнула – кровь была алая, значит резали чистокровных. Смотритель откинул в сторону окровавленный нож и шагнул к пленнице. Потемневшие глаза полыхали безумием. Взгляд застыл на тоненькой струйке, что струилась из свежей раны на руке Аниши.

Глава 03. Нападение

Мирай медленно потянулся. Чуть раскосые глаза распахнулись и впустили во взгляд утренние сумерки. Праведник втянул остывший за ночь воздух, легкие обдало холодом. Сознание согрело присутствие близких. Игнар стоял чуть поодаль. Взгляд воина был устремлен вдаль. Шорох стоял рядом с ним.

– Удивительно, – Игнар почувствовал пробуждение друга, – даже следов не осталось.

Мирай поднялся на ноги. Подойдя к побратиму, он стал на краю утеса и осмотрел пустыню. Пески безмолвствовали. Сколько вчера продолжалось буйство природы праведник не помнил. Стоило утихнуть последним стонам, он без сил провалился в сон. А проснувшись увидел – пустыня безропотно приняла дань. Ее пески погребли все без остатка.

– Ты вчера отрубился, – воин повернулся. Белые жгуты волос отразили свет восходящего солнца. Покрасневшие от бессонной ночи глаза добавили жути в образ, – тяжело было?

– Да, – праведник не стал скрывать, – спасибо, что прикрыл.

– Ты знаешь, – Игнар подошел ближе, – я всегда рядом.

– Знаю, – рука Мирая опустилась на плечо побратима и сжала его, – иди отдохни, – друг попытался мотнуть головой, – иди, иди. Ты сейчас похлеще Шороха страх навести можешь.

– Так может оно и к лучшему, – широкая улыбка смягчила уставшее лицо воина, – распугаю всех по дороге.

– Некого пока распугивать, – Мирай покрепче запахнул накидку на плечах, – смерть собрала хороший урожай этой ночью.

– Это точно, – глаза Игнара заволокла темная поволока, тело вздрогнуло от воспоминаний, – ладно, буди как сочтешь нужным.

Побратим бросил под голову рюкзак и укрывшись теплой тканью погрузился в сон.

Праведник обошел бывшее пристанище древнего Храма. Мелкая каменная крошка заскрипела под ногами. Ни от строения, ни от статуй ничего не осталось. Здесь вообще ничего не осталось. Лишь воспоминания теплом согрели душу. Мирай непроизвольно остановился в месте, где долгие годы без движения провел древний мистик. Его тело сохранило юность, ум не утратил ясность, а вера с годами только крепла. Мираю столько не надо. Лишь вера. Вера, в то, что Господь укажет верный путь. Присев на камень, праведник скрестил ноги. Шорох пристроился рядом. Положив могучую голову на лапы, он прикрыл темные глаза. Спокойствие окутало утес. Сознание праведника привычно погрузилось в транс.

…

Жаркие лучи солнца прогнали утреннюю прохладу. Ночной ветер разогнал тучи – сегодня небо было необычно ясным. Нет, оно не приобрело того ясно голубого цвета, о котором Мирай читал в летописях. Грязно серое покрывало тянулось от горизонта до горизонта. Но тяжелых облаков не было и багряное светило предстало во всей своей красе. Большой тяжелый диск медленно поднимался. Тени становились все короче.

– Оно того стоило? – тихий голос побратима вывел Мирая из медитации.

– Да, брат, – праведник улыбнулся уголками губ. Брат был хорошо натренирован. Его пробуждение не смог бы уловить ни один прибор, – конечно стоило.

– Ты что теперь тоже так сможешь, – Игнар потянулся и приподнялся на локтях, – поклонишься, и все враги в камень.

– Нет, брат, что ты, – тихий смех сорвался с губ праведника, – моей духовной силы не хватит, чтоб вместить весь дар. Да и не мой это путь.

– А что тогда, – интерес в глазах побратима только еще больше разгорелся, – ты видишь душу?

– Хм, – Мирай на секунду задумался, фокус взгляда разошелся, в груди друга опять заблестела яркая искра, – я вижу ее сияние.

– И как? – побратим не удержался и провел рукой в районе сердца. Там, куда был направлен взгляд побратима.

– Красиво, – не стал лукавить праведник, – еще я вижу нити твоих желаний.

– Да, ладно, – Игнар усмехнулся, – можно подумать, ты без этого не знаешь, чего я хочу, – дружный смех разлился над плато. Воин поднялся на ноги и тряхнул длинными волосами, – а Шорох…, – побратим подошел ближе, рука прошлась по колючему гребню пса, – его желание видишь? Дай, угадаю, жрать небось хочет.

– Все немного сложнее, – Мирай расфокусировал взгляд, искра в груди пса не столь яркая, была погружена будто в кокон, – животное ограничено инстинктами. С какими желаниями родилось, такие и несет по жизни. Человек же имеет право выбора. У кого-то он больше, у кого-то меньше. Но он есть всегда.

– Погоди, – Игнар приподнял ошейник пса и почесал огрубевшую кожу, – но ведь бывают безвыходные ситуации.

– Это внешнее, брат, – праведник подтянул к себе рюкзак, – внутренний выбор всегда остается за тобой – принять волю Господа или озлобиться. Мы сами в ответе за то, насколько темными становятся наши помыслы, – Мирай улыбнулся и достал пару прихваченных вчера банок, – а вот поесть думаю стоит.

Щелкнул рычажок, над плато разлился приятный запах. Шорох приподнял голову, нос пса двинулся вслед за дозой.

– Что тоже нравится, – праведник высыпал пол банки прямо под нос собаке.

– Ничего так, – побратим согласно кивнул, – жаль больше не захватил… теперь уже вряд ли что осталось от станции то…

– Все с собой не унесешь, – Мирай отлизал пальцы и потянулся к бутылке с водой, – ничего еще что-нибудь найдем.

– Так куда двинем? – воин тоже поделился с псом своей порцией и легко сжал опустевшую упаковку. Рука скользнула в нагрудный карман и достала небольшую походную зажигалку, Тихий щелчок и пламя легко охватило тонкий пластик.

– Думаю, надо вернуться к каравану, – Мирай, сполоснув руки и лицо, перекинул бутылку побратиму. С ними идти безопаснее.

– Ты уверен? – Игнар скептически приподнял брови, – караван лакомый кусок, да и капитан сказал, что подождет нас всего пару часов. А он слова своего держится.

– Старина Беркли осторожен, будто пустынная ящерица, – голова праведника качнулась, поднявшееся солнце отразилось в натянутых на затылок очках, – после ночной бури он не сразу двинется в путь. А мне сердце говорит – надо вернуться.

…

Корн сплюнул. Вязкая слюна, полная песка повисла на уцелевшем куске бетона. Арматурины ржавыми ребрами торчали из обломка и причудливыми тенями плясали на блестящем от утреннего солнца песке. Он вывел банду в рейд и целый день околачивался около базы караванщиков. На этот раз торговцы были слишком хорошо вооружены и слишком внимательно следили за пустыней. Шанса подобраться к ним главарь падальщиков не нашел и отступил. Но вернуться назад в бункер не успел. Поднявшаяся вечером буря не дала шансов на продвижение. Она то шансов и на выживание не оставляла. Такого Корн еще не видел. Стихия будто сошла с ума. Падальщик хорошо знал эти места и рванул в уцелевшие неподалеку развалины. Старые здания не выдерживали атаки камней с неба и одно за другим падали под напором чудовищного ветра. От диких воплей вокруг стыла кровь в жилах. Животные сошли с ума, завывания и скрежет смешивались с предсмертными криками. Не отправиться на тот свет им помогли подвалы. Падальщиков было много. Обезумев, они рвали друг друга на куски. лишь бы скрыться в спасительном мраке нижних помещений.

Корну было плевать на них. Куски мяса. Расчистив себе путь широким изогнутым ножом и выпустив пару пуль, он засел за тяжелой дверью. Безумие накатило и на него. Из тьмы подвала к нему тянули руки жуткие видения. Вопли снаружи и внутри головы не давали уснуть. Лишь под утро он забылся на короткий час. А когда проснулся все стихло. Главарь размял затекшие конечности и достав пистолет открыл дверь. В нос ударил запах железа и гнили. Повсюду валялись тела его бывших подчиненных. Точнее их остатки. Главарь поморщился. Эти твари были хороши, пока не теряли голову от вида и запаха крови. Корн прошелся по коридору и оценил потери. Хм, не так уж и много.

– Эй, трусливые твари, – крик с хрипом вырвался из осипшего горла главаря, – а ну все на выход.

Рукоять ножа опустилась на одну из дверей, громкий грохот эхом прошелся по пустому коридору. Медленно, одна за другой двери распахнулись, в полутемное помещение начали выходить невысокие, скрюченные, но тем не менее, крепко сбитые фигуры. На одежде запеклась черная кровь, темные разводы красовались и на коже. Ноздри Корна дернулись в отвращении. Глаза прошлись по фигурам выискивая нужного ему человека. Встретив взгляд главаря, навстречу вышел относительно высокий парень. За широкими плечами виднелся неплохой обрез. Пояс был увешан ножами. Монт – помощник вожака банды. Корн внутренне напрягся. Он не любил этого человека. Слишком наглый и сильный. Не то что, Зум. Слуга подхалим за каплю крови ботинки лизать будет. А с Монтом всегда надо быть начеку. Но дело он свое делал хорошо и мозги не все под солнцем выжег. Прекрасно понимал, что без Корна банда распадется и падаль опять станет основной их добычей.

– Да, Корн, – помощник остановился перед главарем.

– Смотрю ночку вполне неплохо пережили.

Корн еще раз прошелся по лицам подчиненных. Ночное безумие ушло из глаз. Они косо поглядывали на останки былых товарищей. Падальщики хоть и отличались повышенной агрессией, но на своих нападали относительно редко.