Монолиты готики

– Что касается «визита вежливости», – кавычки Магистр обозначил сухими смешками, – то и это останется на твоем усмотрении, как и на совести. Думаю, я бы поискал подходы к нашим, как ты заметил, родичам… Но имеет место ЕЩЕ один немаловажный аспект – секретность. Понимаешь, о чем я?..

– Понимаю, господин, – медленно ответил Краулер, нутром чуя подвох. – Очень хорошо понимаю… Хотя, если подумать… не совсем. Что вы имеете в виду?..

Огастус вздохнул. Почти незаметно.

– Необходимо держать в секрете факт пропажи реликвии. Об этом не должна узнать эта голодная свора – широкая общественность. Положение, в котором мы окажемся, будет не просто нелепым, а анекдотичным. У нас из-под носа увели тот самый Череп, что красуется на гербе Клана, причем посреди белого дня! Нам нет оправданий. Поэтому, – подытожил старик, – следует занавесить происходящее маскировочной сеткой таинственности. Пока мне удается дозировать информацию, но лишь пока. О случившемся знают всего несколько вампиров. Один встретил тебя у порога, другой сидит перед тобой.

Лео, которого изнутри глодали смутные сомнения, едва не обернулся.

– Теперь о краже знаешь и ты, – продолжил Магистр. – Мы-то остаемся здесь, и будем держать языки за клыками – то малое, что можно сделать в этой неприятной ситуации. Но, поскольку поиск будешь вести ты, бремя ответственности ляжет на твои плечи всем весом. Конечно, я понимаю, что невозможно вести следствие таким образом, чтобы ни у кого не зародилось подозрений. Тебе предстоит общаться с людьми, вампирами, вервольфами, и… другими. Однако, если над Кланом Гирудо начнут смеяться публично, я буду знать, с КОГО спросить.

– Я еще могу отказаться?.. – пискнул альбинос.

– Разумеется, нет. И мы уже обсуждали этот вопрос. Теперь ты знаешь СЛИШКОМ много. – Черные глаза полыхнули зловещим огнем (не иначе, «желудочный» реактор сбрасывал энергетический избыток). – И тебе, как я говорил, придется самому выбирать слова и поступки… Сознавая важность твоей миссии, я не могу запретить обсуждать с кем-либо похищение Черепа. Но выбирай собеседников с умом, и с умом же задавай вопросы, не говоря о том, чтобы рассказывать что-либо самому. Ведь, повторяю, спросить придется с тебя.

Краулер, быть может, впервые за свою долгую жизнь понял, что значит «спуститься с небес на землю». Прежде-то он считал, что это отходняк после какой-то крутой наркоты, но сейчас понял, что на самом деле выражение означало жгучее разочарование. Подумать только, ему навязали дело, без которого Леонард бы прекрасно обошелся, а теперь еще и заткнули рот!.. «Дело о Черепе» (именно так вампир назвал про себя грядущее следствие) могло вознести его статус до необозримых высот, или же, напротив, уничтожить. Теперь же выяснилось, что, даже если реликвия вернется туда, где ей положено быть, альбинос не сможет никому об этом рассказать, ведь официально Череп никогда не покидал этого самого места! А если он осмелеет и наплюет на запреты, никто попросту не поверит в этот «героический эпос»…

«Так на кой, спрашивается, мне это нужно?!..» Но озвучить висевший на языке вопрос Краулер не решался. Как говорится, «он СЛИШКОМ много знал».

– Я немного запутался, – признался Леонард. – Как я смогу выяснить, причастен ли кто-то к убийству и краже, если даже не смогу его прямо об этом спросить?! Мне МОЖНО дать знать, что реликвия похищена, или же придется намекать?..

– Можно, если осторожно, – улыбнувшись, проскрипел Огастус. – Сам решай. Я не могу консультировать тебя насчет каждого отдельного случая. И учти, что, ЕСЛИ за произошедшим стоит какой-то Клан, третий – на нашей стороне. Упыри и Вурдалаки не выносят друг друга даже больше, чем нас. Хотя альянс не исключен, вероятность его ничтожно мала. ЕСЛИ злоумышленники – кто-то из них, то третья сторона не при чем. Запомни это. И, вместо того, чтобы гнать картину, прояви осторожность и поищи союзников.

Меньше всего альбиносу хотелось искать союзников среди этих уродов («Неужто речь о том, чтобы посещать их мерзкие тусовки и скалить зубы на глупые шутки?! Нет уж, увольте…»). Но, как говорится, на безрыбье и рак – что-то вроде самоходной банки с черной икрой. Тоскливые мысли кишмя кишели в голове, насмерть сражаясь за титул «самой депрессивной и пессимистичной».

– Для того же, чтобы поиск союзников шел более гладко, – продолжил Магистр, – я даю тебе это. – Он достал из-под пачки бумаг карточку и протянул Краулеру.

Тот принял и безучастно повертел в руках прямоугольник белой бумаги, весьма приятный, благодаря ламинированию, на ощупь. По мере того, как сознание все глубже увязало в смысле текста, отпечатанного на одной стороне мелким разборчивым шрифтом, глаза Леонарда расширялись, а сам он проникался благоговением к невзрачной, на первый взгляд, карточке.

В самом конце, напротив «Огастус, Великий Магистр Клана Гирудо» стояла подпись означенного должностного лица. Выше содержалось обращение, адресованное любому существу, кто потрудится с ним ознакомиться.

Альбинос читал и преисполнялся гордыни. Оное чувство благотворно действовало на всех вампиров без исключения. На сердце же Краулера, истерзанное потрясениями, излилось живительным ливнем – парной крови:

«Приветствую, незнакомец или знакомец – вампир, оборотень, человек, морлок, или кто-либо еще. Если ты читаешь эти строки, податель сего (предполагается, что это Леонард Краулер) стоит/сидит/лежит в непосредственной близости от тебя. Вне зависимости от того, являешься ли ты членом Клана Гирудо, прошу (приказываю – представителям Клана Гирудо) оказать подателю любую посильную помощь. Уверяю, ты будешь вознагражден. Податель сего (если все сложится удачно, им по-прежнему будет Леонард Краулер) является уполномоченным лицом, действующим в интересах Клана. Он выполняет ответственную и важную миссию, о целях каковой распространяться ему не позволено. Итак, прошу/приказываю оказать всю возможную помощь. В случае же, если ты начнешь чинить подателю препятствия (очень надеюсь, что Лео Краулер находится поблизости и в добром здравии), либо беспричинно откажешь в содействии, которое объективно мог бы (должен бы) оказать, Клан Гирудо обрушит на тебя свой страшный гнев.

Огастус, Великий Магистр Клана Гирудо».

Не успел альбинос прочесть обращение, между строк озаглавленное «подателю сего», и сулящее блага, невиданные большинством сверстников («наконец оценили по заслугам!..»), как в дверь постучали. Оный стук был предельно тактичен, словно вопрошая «Господин, вы не заняты?..», наводя на мысль, что стучащий был таким же сухопарым и чопорным, как его манера стучать.

Золоченая ручка двери повернулась. Дверь проигнорировала эти потуги.

Если старый вампир и придал им значение, то не подал виду.

– Думаю, ты понимаешь, – сказал он, – что демонстрировать сей документ всем и каждому было бы верхом неразумности. То, что ты находишься при исполнении, секрет само по себе. Конспирация – наш главный козырь. Используй свои полномочия только тогда, когда не останется иного выхода. Я надеюсь не обнаружить у Цитадели очередь тех, кто угостил тебя пинтой крови, и не замедлил прибыть за обещанным мною вознаграждением.

Лео заторможено кивнул. К этому времени мысли его несколько оплыли. Размышлял он, в частности, о том, что на протяжении всего письма Огастус беспардонно «тыкал», могло статься, совершенно незнакомому существу. И, в сущности, имел на то право, поскольку не было бы преувеличением сказать, что Магистр являлся если не самым старым горожанином, то одним из таковых. А потому годился в прапрапрадеды всем тем читателям, кто еще настолько юн, что придают значения формальностям (не будешь же церемониться с сопляком-прапраправнуком!). А ровесники смотрели на эти вещи проще.

Еще Краулер вообразил очередь просителей, держащих по пинтовой кружке крови, и от этой фантазии в желудке начал интенсивно вырабатываться фермент.

Однако, взгляд Огастуса вынудил альбиноса собрать разбегающиеся, как тараканы, мысли.

Требовалось их чем-то приманить. С другой стороны, Лео больше хотелось затащить эти мысли в какую-нибудь ловушку «Raid», где они бы передохли, а те, что не передохнут, стерилизуются, и разучатся плодить себе подобных.

– Не извольте беспокоиться, господин, – сказал он. – Все будет в лучшем виде.

– Именно это я и рассчитывал услышать. – Старый вампир откинулся на спинку кресла.

Вновь раздался деликатный стук. «Господин, вы еще заняты?.. У меня неотложное дело…». Ручка повернулась, и на сей раз дверь проявила снисхождение.

В проеме возник чей-то высокий силуэт.

Не отвлекаясь на детали, Краулер поспешно спрятал карточку, будто опасался, что посетитель покусится на его полномочия. Только после того, как карточка была укрыта во внутреннем кармане пиджака, альбинос обернулся.

Вошедший и впрямь оказался сухопарым и чопорным, таким же корректным, как его стук. Он поднял руку, пытаясь прикрыться от яркого света, обрушивающегося на дверь. Тонкие пальцы отбросили на лицо черные тени.

Леонард знал его. Это был Адагимонус, весьма крупная шишка. Он, и четверо других Магистров (включая Огастуса) образовывали Круг Древней Власти. В каком-то смысле Адагимонус являлся одним из помощников Великого Магистра. Круг обязанностей каждого Магистра был весьма широк, что влекло некую размытость (вернее, они занимались тем, чем хотели, тогда как Огастус неустанно швырял уголь в прожорливую печь локомотива, именуемого «Клан Гирудо», – демократия, конечно, большое благо, но кто-то должен еще и работать). Краулер подозревал, что Адагимонус занимается чем-то сродни «сношений с общественностью», либо «информационной безопасностью». Проще говоря, чем-то совершенно никчемным, не приносящее Клану никакой пользы. Однако, этот вампир пользовался известным уважением не только в кругу сородичей, но и прочих существ; располагал обширными связями, солидным материальным благосостоянием, и – безупречной родословной. В его роду насчитывалось немало известных личностей. Сам же Адагимонус был преклонного возраста, – значительно старше Лео, но гораздо младше Великого Магистра. Ровесник усопшего Краулера-старшего.

Внешне Адагимонус производил такое же впечатление, как и его репутация: сухой несгибаемый старик, черствость коего соперничала лишь с консервативным образом мыслей. Высокий, костлявый, лишенный какой-либо грации. Под черными, чуть раскосыми глазами торчал большой нос, похожий на клюв. Магистр напоминал продукт эволюции пернатых – грифа, ужасающее создание о двух ногах и двух же руках, чьим единственным призванием, казалось, было ожидание на ветви баобаба, когда львы закончат трапезу. Многие, видевшие Адагимонуса впервые, каким-то странным образом постигали, что разговор вот-вот зайдет о «расовом превосходстве», и деловито устремлялись за кувшином, стоящим на другом конце фуршетного стола.

Вампир всячески ратовал за «чистоту крови» и прочий маловразумительный бред, в котором молодое поколение не могло ровным счетом ничего разобрать. Но то, что Магистр трудился на общее клановое благо, никем не подвергалось сомнению (в основном оттого, что, пока он погружен в свои дела, не станет совать длинный нос в чужие – хотя результатов упомянутой деятельности пока никто не видел, и не верил, что когда-нибудь увидит).

Альбинос недолюбливал этого типа. Считал его самодуром и снобом. Вероятно, антипатия была взаимной – до Леонарда доходили слухи, будто Адагимонус называл Краулера бездельником и праздным шалопаем, позорящим свой род. Альбинос не спешил верить слухам – Магистр был слишком церемонен и чопорен, чтобы высказываться подобным образом в присутствии других членов Клана. Тем не менее, всякий раз, когда Лео видел эту костлявую физиономию, он был готов поверить еще и не в такое – объяснить же резоны своей неприязни не смог бы и сам. Похоже, причины залегали на том глубоком подсознательном уровне, где хранились все иррациональные страхи. Или дело заключалось в странном запахе, исходящем от Адагимонуса, и не имеющем ничего общего с парфюмом – чуть сладковатый, терпкий, наводящий на мысли о прелой листве и неизбежном увядании.

Как бы там ни было, в редкие моменты откровенности Краулер признавался самому себе, что побаивается Магистра. Не так, как Огастуса: тот внушал конкретные опасения любому вампиру (как, впрочем, вервольфам и людям), поскольку воплощал собою Власть. Неказистую, древнюю, и все же смертельно опасную. Страх перед Адагимонусом был необъясним, окружал нескладную фигуру наподобие призрачного ореола. Это чувствовали многие.

– Простите, мастер, – сказал вошедший, – я не помешал?..

Альбинос едва сдержался, чтобы не фыркнуть. Более глупый вопрос трудно было и придумать. С другой стороны, дверь ВПУСТИЛА Магистра внутрь.

– Разве что немного, – усмехнулся Огастус. – Мы как раз обсуждали с Леонардом ситуацию… Да, Адагимонус в курсе, – добавил он, взглянув на Краулера.

Альбинос с подозрением воззрился на сухопарого субъекта, пытаясь обнаружить заламинированную карточку. «Конкурент?» При мысли о том, что Адагимонус будет каким-то образом причастен к расследованию, Леонарда пробрала дрожь. «Нет, только не это!.. Уж лучше Упырь… Или даже Вурдалак». Эти мысли служили не иллюстрациями, а, скорее, твердой обложкой к антипатии, возникающей при одном виде Магистра. Мгновение спустя Краулер опомнился – Огастус дал понять, что следствием займется ОДИН уполномоченный.

Адагимонус вышел из сектора, насквозь пропитанного обжигающим светом. Прямым ходом направился к столу, и, натянуто улыбнувшись, подал альбиносу руку. Тот с трудом подавил гримасу отвращения, и – делать нечего, – ответил на рукопожатие. При этом Лео старался сделать так, чтобы площадь соприкосновения его ладони с этим холодным, сухим НЕЧТО оказалась настолько мала, насколько сие представлялось возможным, – не покидая рамок приличий. Вероятно, именно такова на ощупь мумифицированная гадюка.

Краулер гнал прочь мысли о том, какие мерзкие процедуры Магистр мог проделывать этой рукой минуты назад. Перебить тошнотворный запах тления не мог даже ладан, хотя кадильницы дымили на предельную мощность.

Внешне Огастус являл собой еще более странное зрелище (оперировать в его отношении такими критериями, как «привлекательность», было бы несколько кощунственно), но при взгляде на него альбинос чувствовал лишь почтение, стойкую жажду, и сомнение в том, покинет ли он кабинет в добром здравии.

Адагимонус же внушал неизбывное желание осведомиться «Не пора ли, господин, вам на покой?..», хотя, конечно, самым внимательным образом следил за внешним видом. Он был чрезвычайно бледен, но для кровососущих это являлось естественным цветом лица. Оставалось догадываться, какие группы крови Магистр предпочитает, и, в то же время, не следовало сомневаться, что в питании он себе не отказывал. Самодовольные ублюдки, чьим коньком являлось «расовое превосходство», не любили ущемлять свои интересы. Когда придет время, намекать насчет «покоя» придется очень долго…

Лео же считал, что для Адагимонуса время намеков давно прошло, и настал час садиться на строжайшую диету. А еще лучше – незамедлительно присоединиться к сонмам предков, почивших, в отличие от некоторых, весьма своевременно.

Стараясь сохранять невозмутимое выражение лица, Краулер оглядел Магистра. Прикид, на первый взгляд безупречный, для знатока моды, чей взгляд препарировал швы и крой, во мгновение ока обнаруживал свою удручающую суть. Черный похоронный костюм (без полоски или фактурной выделки!) – прошлогодней коллекции. Старье, носить которое могли лишь старые занудные кровопийцы. А лацканы и вовсе казались преступлением против человечества.

Рубашка – ультимативно бела, хотя последним писком в вампирской тусовке было оставить на воротнике каплю крови (в подтверждение недавней трапезы); столь богемную небрежность обусловило появление нового отбеливающего средства.[4] На белоснежной груди Адагимонуса лежал черный галстук, удерживаемый золотым зажимом – простая полоска желтого металла.

– Да, кошмарное, невообразимое преступление, – Магистр сокрушенно покачал головой. – Похищена наша реликвия… И, что не менее значимо, убит наш брат. Виновные должны быть преданы страшной, мучительной смерти. Раса вампиров не потерпит такого оскорбления, о нет, не потерпит…

Альбинос мучительно терзался, что поблизости нет фуршетного стола.

– Прежде чем предать кого-либо смерти, – заметил Огастус, – сколь бы страшной она ни была, необходимо обнаружить этих самых виновных. Поэтому я и призвал Леонарда. На мой взгляд, он наилучшим образом подходит на роль следователя. Его незаурядные способности увеличивают наши шансы.

– Полностью согласен, мастер, – кивнул Адагимонус. Его словам противоречил взгляд, сочащийся еще большим недоверием, нежели прежде. – Отличный выбор. Задание чрезвычайно ответственное, но, если кто с ним и справится, так это молодой Краулер. Его отец оказывал Клану поистине неоценимые услуги…

«Впрочем, – подумал альбинос, – этот тип не так уж и плох…»

– Благодарю, – сказал он. – Постараюсь оправдать доверие Клана… И всей расы вампиров.

– СТАРАТЬСЯ не нужно, нужно ДЕЛАТЬ, – назидательно промолвил Магистр.

«Нет, он все-таки урод». Лео взглянул на Огастуса. В фильме эта фраза принадлежала Йоде. Глава Клана Гирудо пожал миниатюрными плечами.

– Ну да, само собой, – раздраженно признал Краулер, и не удержался, чтобы не съязвить: – Я каждую неделю занимаюсь поиском пропавших реликвий.

Поглядев на физиономию Адагимонуса – неподвижную, точно кусок гранита, но ставшую еще более угловатой, – альбинос поспешил прикусить язык. Излишняя болтливость и прежде служила причиной различного рода проблем.

Мгновением позже Леонард смекнул, что теперь ему бояться нечего: на время расследования он неприкосновенен. В случае, если Череп каким-то образом найдется (Краулер верил, что это будет чудом, причастностью к которому он похвалиться не сможет – вампир не спешил принимать на веру «незаурядные способности»), о заслугах сыщика перед расой кровососов будет осведомлен, по крайней мере, ограниченный круг лиц. Ну а если НЕ найдется… В этом случае злопамятность отдельно взятого субъекта уже не имеет значения.

Однако, момент был упущен. Запах тления, как обычно, приказывал держаться настороже.

– Паясничаете?.. – невозмутимо осведомился Магистр. – Это хороший признак. Значит, вы полны боевого азарта. Для того, чтобы святыня вернулась, а преступников настигло возмездие, я готов предоставить любую посильную помощь.

Альбинос непроизвольно потянулся к карману. Нет, «подателю сего» на месте. У Лео возник соблазн запросить пинту крови – посильное, в конце концов, вложение. Но шутку оценили бы лишь двое, и Огастус точно не стал бы смеяться.

– Благодарю. Буду иметь вас в виду. В смысле, – поправился Краулер, – ваше предложение.

Адагимонус снисходительно кивнул. Если дискуссия и была для него неприятна, он этого ничем не выдал. Похоже, старик ожидал, когда собеседник наконец соблаговолит освободить кресло. Да и вообще – весь кабинет.

Альбинос бы остался, чтобы поболтать с Великим Магистром (далеко не часто выпадала такая возможность), но беседа, судя по всему, подошла к завершению.

Дверь ведь открылась.

– Что ж, с вашего позволения, господин… – Лео поглядел на Огастуса и поднялся с кресла. – Я, пожалуй, пойду. Если, конечно, у вас нет других планов.

– Ступай, – разрешил Магистр. – Надеюсь, ты сделал соответствующие выводы. Не мешкая, принимайся за дело. И загляни, будь добр, на место… преступления. Доктринус тебя ждет. – Огастус устало повел рукой, словно отмахивался от всех неприятностей. – Я на тебя рассчитываю. Удачи, юноша.

«Юноша», которому шел уже сто двадцать первый год, поклонился и направился к двери.

Отрезок пути, насыщенный светом и ладаном, он постарался пройти как можно быстрее. Когда тяжелая дверь захлопнулась за спиной, Краулер испустил вздох облегчения. Возможно, со стороны он и казался молодцом, но эти минуты дались ему нелегко. Слишком много информации, и много тревог.

Прежде всего, все было слишком неожиданно. Явившись в Цитадель, альбинос полагал, что речь идет о каком-то нелепом розыгрыше. В определенном смысле так и оказалось. Самый дурацкий розыгрыш, в каком только Лео доводилось участвовать. Поиск пропавшей реликвии? Никто с этим не справился лучше?!. «Я вас умоляю». Еще вчера он мучительно раздумывал, чем бы заняться, причем перечень был весьма ограничен – обход клубов, переходящий в поиск подружки (или же поиск, переходящий в обход – разницу заметить трудно), утоление жажды, либо общение с братьями из Клана, каковое, по обыкновению, перейдет в обход клубов. Но сегодня выяснилось, что Краулер слишком занят для всех этих глупостей… Занят, как никогда.

Отчасти это было приятно. Самоуважение поднялось высоко-высоко, но там его ожидало бремя ответственности. От столкновения этих двух сил у альбиноса потемнело в глазах. Переводя дыхание, он прислонился к стене.

Во время разговора с Магистром он уподобился спринтеру, бьющему рекорд на пятикилометровой дистанции. Остановок делать нельзя, потому как заглохнешь. Сперва открылось второе дыхание, затем – третье. Новизна происходящего была как-то смазана, не особо контрастна, будто бы в кресле сидел не Лео Краулер. Следовало держаться и бежать вперед, об остальном думать опосля.

Но сейчас смысл произошедшего дошел до альбиноса со всей сокрушительной мощью, срывая барьеры и защитные фильтры. Отчетливо, контрастно. От всего этого Лео едва не вырвало. Он нагнулся, но позывы прошли так же внезапно. Пустому желудку нет дела, что там творится в голове.

Час (или больше?) назад он был просто последним в роду Краулеров, не занятым никакой «общественно полезной деятельностью». А теперь ему предстоит задание, переоценить важность которого было весьма затруднительно. Сам Огастус сказал, что рассчитывает на него. Теперь деваться некуда.

Что ж, в какой-то мере это было справедливо. Альбинос всегда знал, что его ждут Великие Дела. Не исключено, это даже Судьба. Более чем вероятно.

«Ожидания всей расы вампиров… Нет, стоп». Лео понял, что его понесло не в ту сторону, и мотнул головой, стараясь выбросить эти мысли из головы. Расе вампиров, в сущности, до него дела не больше, чем до Казиуса, сторожащего врата Цитадели. Впрочем, персона Казиуса внушала опасения многим.

Маловероятно, что вопрос стоял о спасении расы. Или все-таки стоял?.. Существует ли возможность того, что кто-то и впрямь пытается разбудить древние силы, таящиеся внутри артефактов, и что это самое Могущество несет столь страшную угрозу, как утверждал Магистр?.. В любом случае, Краулер считал, что роль спасителя – не для него. Даже Казиус представлялся более удачной кандидатурой. Он мог воспользоваться помощью сиамского близнеца, ракетной установкой «земля-воздух-земля», либо, когда дело примет совсем худой оборот, применить оружие воистину массового поражения – свое обаяние.

Альбинос попытался сфокусировать мысленный поток на чем-то определенном. Следовало браться за дело, потому как время не ждет. Нельзя исключать, что в этот самый момент, быть может, похититель пытается активировать Череп… Или пытает вервольфов на предмет их доморощенной Лапы.

Требовалось с чего-то начать… Леонард вспомнил, что Огастус просил «заглянуть на место преступления». Мол, Доктринус уже где-то дожидается.

Краулер отнюдь не разделял того мнения, что осмотр места преступления – неотъемлемая часть любого, мало-мальски пристойного расследования. Ему совершенно не хотелось спускаться в Зал Заледеневшей Вечности. Да и что, собственно, там можно обнаружить интересного?! Альбинос бывал в мрачном Зале не раз. Эти бдения нагоняли на него тоску. «Ах да – ТРУП…»

Укрепив решимость (поистине ветхое строение, грозившее рухнуть в любое мгновение) парой ненадежных аргументов, Лео двинулся к лестнице. Он по-прежнему чувствовал слабость, но головокружение отпустило, а желудок уже не предъявлял ультиматумы. Однако, спускаясь по ступеням, Краулер не решился рисковать, и подстраховал себя перилами. К счастью, холл пустовал – даже Казиус куда-то подевался, – и за неловкими перемещениями вампира следили только два собрата, по-прежнему висящие под потолком вниз головами.

Когда лестница осталась позади, альбинос ощутил, что силы возвращаются к нему со стремительностью налогового инспектора, позабывшего вручить повестку. То ли кровь поднялась до головы и омыла мозг потоком гемоглобина, то ли Лео наконец удосужился сосредоточиться на происходящем – как бы там ни было, наблюдение оказалось весьма и весьма любопытным.

Сперва Краулер не придал значения этому обстоятельству (ввиду заинтересованности целью визита): Цитадель была пуста. Это подтверждало то, что Огастус не лукавил – факт похищения святыни хранился в строгой тайне (по крайней мере, до определенного момента). В противном случае обитель Клана была бы битком-набита вампирами и гудела, точно растревоженный улей. Но в Цитадели царили тишина и спокойствие, накрытые пуховой периной столетий.