Однажды в Челябинске. Книга первая

Остановились в Степном (на середине пути между Магнитогорском и Челябинском), чтобы размяться, перекусить и хлебнуть согревающего кофейка.

Пока тренер полетел в сортир, а я оглядывал бескрайние заснеженные поля, раскинувшиеся вокруг автостанции, хоккеисты незаметно сбились в кучку в одной из столовок.

– Говорю вам, все накрылось, – переживал Мухин – ему прямо-таки не терпится пуститься во все тяжкие. Остальные сохраняли внешнее спокойствие.

– Надо бы спросить у Волчина успокоительные таблеточки, которые он принимает, – шепнул Короткову Богатырев. – И Мухину предложить.

– Еще кто-нибудь задумает посеять панику, – злобно высказался Митяев, – того я в асфальт закатаю.

– Я тебе помогу, – поддержал Бречкин.

– Вы оба хороши, – вставил Волчин, – кто ж зимой асфальт кладет?

– Известно кто – российские дорожники. И в дождь, и в снег. Так что все нормально, – хохотнул Брадобреев.

– А знаете, Арсен вчера дело сказал, – начал Сергей Смурин, взяв пару пирожков в буфете.

– И в чем именно оно заключается? – поинтересовался Абдуллин.

– Что твоя мама за тебя учится в шараге! – вставил Кошкарский с ухмылкой до ушей.

– Нет. В том, что нужно действовать просто и ничего не выдумывать, – продолжил Смурин.

– Будто он когда-то поступал нестандартно, – выразил недоверие Зленко.

– Ты считаешь меня скучным?! Пойдем-ка выйдем, – демонстративно похрустел костяшками на пальцах Митяев.

– И какой же у тебя план? – спросил Соловьев.

– Надо просто взять его с собой, – предложил Смурин.

Все замолчали.

– Кого?

Елизарова – с собой. С собой – Елизарова. В голове не укладывается.

– Да вы рехнулись. Оба! – воскликнул Леша Бречкин.

– Я вижу его насквозь, – продолжал гнуть свою линию Смурин. – Все, что нам нужно сделать – это предложить ему выпить, расслабиться, повеселиться, поглазеть на баб…

– Прошу – остановись, – даже фантазер Брадобреев не мог представить себе такого расклада.

– …А уже потом, – Смурин загадочно улыбнулся, – мы предоставлены самим себе.

– Ты, Серега, до этой части наших вечеринок обычно живым не добираешься, – хвастливо отметил Чибриков.

– Думаешь, прокатит? – задумался Кошкарский.

– К гадалке не ходи, – заверил Смурин.

– Напоминает сюжет какой-то тупой комедии, где двоечники набухивают ботанов, – скептически отнесся к предложению Патрушев.

– В серой жизни таких экземпляров, как он, огонька-то как раз и не хватает. Все, что мы запланировали, ему и не снилось, – убеждал одноклубников Смурин. – Арс, чего скажешь?

Митяев задумался:

– Отчасти ты прав.

– Вы полынь, что ли, курите?! – считал затею глупой Филиппов. – Ха-ха, хотел бы я посмотреть на того смельчака, кто предложит Пете такое.

– А если он откажется, но отпустит нас в благодарность за предложение, которое ему никогда никто не делал?

– Так делать не стоит, – решительно хлопнул ладонью по столу Митяев.

«Лучше я проделаю это сам. И в другой раз», – идея ему приглянулась.

17-й номер продолжил:

– К этой работе он относится очень серьезно. Даже если ему реально нужны такие развлечения, даже если он очень захочет, все равно не пойдет на такое. Знаете, какой кондратий его хватит. Да и таких слов никому из нас не подобрать. Рано ему пока… В данный момент он с удовольствием заложит нас Степанчуку, – констатировал Митяев.

– Но попытка не…

– Никаких попыток!

– А чего это ты раскомандовался?! Ты кто здесь?!

– Я тот самый человек, который лучше всего знает, с кем мы столкнулись. А если кто-то хочет поэкспериментировать – пожалуйста! Но если я не схожу в клубешник в Челике, то этот человек, кто нас предаст, будет отвечать передо мной по всей строгости. И я уверен, что так же думают все здесь присутствующие. Я не прав?

Все промолчали.

– Вы даже представить не можете, насколько это странный, догадливый и принципиальный человек, – продолжил Митяев.

– Да в жопу! Какие у очкастого могут быть принципы?! – терял терпение Бречкин.

– Знаешь, в чем сложность, Леха? – спокойно отвечал Арсений. – Эти принципы нам, наверное, не понять никогда. Как и этого человека. Я, кажется, чего-то начал понимать, когда стал тесно с ним общаться в школе. В людях я, безусловно, шарю, но даже это неподвластно моему пониманию. Многое для него не так, как для нас. И наоборот.

– Да уж, в изложении материала тебе нет равных, – саркастически заявил Волчин.

– Пора идти, – напомнил Пирогов.

Позже в автобусе, мчавшемся по заснеженной трассе дальше, разговор продолжился:

– У нас явно дефицит идей, братва, – констатировал Вова Шабашкин.

– У меня идеи появляются, когда я бухаю, – заявил Брадобреев.

– А как же игры? – спросил Гайтанов. – Там же выдумывать надо.

– Это другое, – капризно ответил Паша.

– Только вот идеи нужны сейчас, – вздохнул Никита Глыба.

– Так ведь у нас же есть в багажнике, – осенило Павлика.

– Заткнись на хрен! Ты совсем идиот? На хуя так орать? – процедил сквозь зубы Чибриков.

– Я еще и не орал толком.

– Тихо, – шикнул Малкин. – Мы так палимся, что он уже обо всем просек.

– Надо же что-то делать, – вернулся к актуальной теме Зеленцов.

– Если сваливать из гостиницы незаметно, это заведомо проигрыш – нас много, – начал рассуждать Костицын.

– Чур, я не останусь, – воскликнул Тема Абдуллин.

– Ты, Толик, мистер очевидность. У этого засранца не то что пара глаз – их аж четыре.

– А это вариант. Очки раскрошить, – предложил Костицын. – Типа случайно.

– Чтоб он потом раскрошил тебе мозги? – отреагировал Коротков.

– Не получится, – парировал Митяев. – Он запасные очки носит с собой. Чего размышлять? Будем действовать по ситуации. Как на игре.

– Я к другим играм привык.

– Эх, как я хочу гульнуть, – потянулся в предвкушении Брадобреев.

– Не ты один.

– Это вообще самоубийство – делать такое на выезде, – внезапно выдал Пирогов.

– Всегда же так делали, – Абдуллин не понял коллегу по вратарскому цеху.

– Ты забыл. Он же в гостинице засыпает постоянно, потому и не в теме, – напомнил Артему Зеленцов.

– Точняк.

– Хочу напомнить, что у нас впереди две игры так-то, – дабы отвлечься, объявил Смурин.

– В Челике полным-полно зачетных хоккеистов. Многие о них говорят, – начал Зеленцов.

– Например? – попросил уточнения Митяев, чтобы знать фамилии потенциальных конкурентов.

– Шаров и Закарлюкин в «Тракторе» смотрятся неплохо, – ответил Смурин.

– Я слышал, что самый лютый там Валера Ничушкин.

– О нем мы все слышали, – отреагировал Митяев.

– Претендент в сборную. Нас вот почему-то не приглашают никого.

– Меня только в форме сфоткали, – сказал себе под нос Кошкарский.

– Сборная – это не главное.

– Говори за себя.

– Скажите лучше, что там по «Мечелу»? – попросил Арсений. – Мы же не с «Трактором» пластаться едем.

– Цапаев там защ неплохой. Лучевников еще.

– Э-э, защита! Пасите завтра своих коллег, – предупредил Митяев. – Что по нападающим?

– Борисенков, говорят, ничего.

– Не помню такого, – сказал Митяев.

– И вообще, – ворвался в разговор Никита Зленко. – Зачетные они там или нет. Какая разница? Ведь их целый автобус из Магнитки едет рвать!

– Аминь!

– Вы чего, на утреннике, что ли?! Цыц! – пробудился от шума Степанчук.

– Отличный тост, кстати, – тихо заметил Степан Кошкарский.

– Говорите тише, в самом деле, – Малкин взглядом указал на Елизарова, сидящего позади с задумчивым видом.

– Сбежать от него – это как играть на уровне «эксперт».

– Когда он нам мешал? – уверенно произнес Митяев.

«Снова-здорово», – огорчился Смурин. Опять все вернулись к теме, от которой он их отвлек.

Краем уха слушая диалоги, Волчин – голос разума и здравого скептицизма – тихо прошептал:

– Добром это все не кончится.

***

«Мы адресом не ошиблись?» – тем вечером этот закономерный вопрос возник у всех без исключения. Один я был уверен, что все верно.

– Товарищ помощник тренера, протрите свои окуляры и посмотрите адрес еще раз, – выдал во всеуслышание Волчин.

Его поддержали:

– Ну и хуйня.

– Сколько раз были в Челике и ни разу тут не останавливались.

– В первый и в последний раз согласен с дефективными, – недовольно признал тренер. – Ты куда нас завез? – Степанчук обратился к водителю.

– Куда он сказал, – отмахнулся водитель, указывая на меня.

Мой растерянный взгляд встретился со взглядом разъяренным:

– Вот же, бумага из клуба. Черным по белому: город Челябинск, улица Комсомольская, дом 18, пятый этаж, гостиница.

– К твоему сведению, гостиница и общежитие – это небо и земля. А это, – показал пальцем Зленко, – общага!

– Смысл тот же. И чего ты куксишься, Зленко?! Скромнее нужно жить – ты не английская королева.

– Меня нет в этих списках, – заявил Степанчук, хотя ни к одной из бумажек даже не прикасался.

– Ну как же нет, когда вот.

– Нет!

– А вот и есть!

– А вот и нет!

– Как дети, в самом деле, – недовольно цыкнул позади Глыба.

– Хлебало завали! – рявкнул на него Степанчук.

– Вот же написано: «Степанчук», С-т-е-п-а-н-ч-у-к!

– Ишь подстава, вашу в душу! – заглянул в бумаги тренер и мигом переобулся. – Чего застыли?! Марш на выход, фигуристы! И чтоб ни слова! А кому не нравится и есть свободные деньги, пожалуйста – весь город к вашим услугам. Хоть на все четыре стороны. Поставим прогул.

Все принялись выгружаться.

– Деды ваши, – вещал я, – когда строили Магнитогорск, вообще в землянках жили.

– В XXI веке неуместно приводить такой пример, – недовольно отметил Волчин.

– Неуместно не уважать память ушедших, – буркнул Степанчук, растолкав хоккеистов на пути к багажному отделению автобуса.

Уже стемнело – ехали долго. Но даже в потемках все смогли узреть злачную, пошарпанную, блочную девятиэтажную общагу с деревянными окнами, решетчатым крыльцом, похожим на тюремный КПП, и с черной пожарной лестницей, что выделяется на фоне грязно-белых стен до самой плоской крыши.

Всюду неприветливые завалинки, стоянки, ржавые гаражи. И многоэтажки тут как тут. Позади пролегает улица Цвиллинга, освещенная оранжевыми огнями; по ней с грохотом пронесся трамвай. В глубине квартала сверкает бело-красная вывеска магазина «Пятерочка». В воздухе витает запах угля – рукой подать до вокзала. Из общаги вышла покурить какая-то шпана и уставилась на подъехавший автобус и хоккеистов.

– Все злачные места этого города уже собрали, – недовольно констатировал Чибриков.

– Ну и дыра-а-а, – протянул Абдуллин.

– Ты только такие дырки у нас собирать и умеешь. Они-то разные бывают, так что нечего вздыхать, Тема! – троллил Абдуллина Митяев. – Как насчет других дырочек, а?!

– Отставить разговоры! – громко скомандовал я.

– Кто-то хорошенько сэкономил на нас, – приговаривал Смурин.

– Не исключено, – поддержал Волчин.

Я подошел к водителю автобуса.

– Вы разве не с нами?

– Нет, родственники живут недалеко. Перекантуюсь у них, – ответил водила.

– Вот! Самый прошаренный из нас – это водила. Ни за что не будет ночевать в этой помойке, – заявил Бречкин.

– Хватит ныть! – обернулся я. – Вы мужики или кто?! Вам из зоны комфорта иногда полезно выйти, чтобы жизнь медом не казалась.

– Чего ты ему пытаешься доказать?! – обратился ко мне Степанчук. – Этот хер больше всех здесь охерел.

– Будто у нас есть выбор, парни, – трезво взглянул на ситуацию Малкин.

– Это понятно. Но я буду из принципа злить этого козла, чтобы больше на выезды не совался.

– Ха, удачи!

– Завтра к десяти часам подъезжайте, – договорился с водителем я.

– Заметано. Спокойной ночи, парни, – саркастично выдал тот, отгоняя неповоротливую махину.

– Проходим, проходим, – скомандовал хоккеистам Степанчук. Ему хотелось поскорее покончить со всем этим.

– Только после вас, – галантно выдал Абдуллин.

– Хм, словно там японку делают, – ответил я, проходя впереди. – Курам на смех.

Внутри хуже, чем снаружи. Окрашенные густой зеленой краской стены, тусклый свет, местами растрескавшийся бордовый кафель на полу. Потрепанный жизнью вахтер, сидящий за столом меж решеток, выполненных в виде распускающихся цветов. Впереди узкие коричневые двери лифта и лестницы по обе стороны от него. Обстановка – будто в морге.

– Я недавно играл в «S.T.A.L.K.E.R.». Чернобыль отдыхает по сравнению с этим местом.

– И как только люди здесь живут?

Разговорчики в рядах хоккеистов не могли пройти мимо меня:

– Радуйся, что тебе повезло родиться, вырасти и до сих пор проживать в отдельном доме. А кто-то и такой роскоши не видел. Так что захлопнись и иди.

От большого количества разом зашедших гостей охранник вскочил с нагретого места, чтобы лучше видеть. Баулы шумно грохотали; хоккеисты же гоготали о своем.

– Куда это вы… все? – спросил вахтер, подойдя ко мне – я стоял в сторонке и отмечал всех в списке по фамилиям.

– В гостиницу. Вот бумаги, – махнул я каким-то побочным документом у носа охранника, не обращая на него внимания.

– Вам на пятый этаж. Не ошибетесь.

– А разве этот дом не целиком гостиница? – поинтересовался я.

– Только пятый этаж. И немножечко четвертый.

– Оформляться где?

– На пятом.

– А остальное тогда что?

– Общежитие Челябинского государственного колледжа.

У меня сразу же возник животрепещущий вопрос:

– Дамское?

– Нет.

– Это радует.

– Общее.

– Уже полбеды.

– А вас откуда так много?

Я решил проигнорировать вопрос вахтера – вдруг он фанат «Трактора» – и протиснуться поближе к лифту через толпу хоккеров.

Чуть только двери лифта стали со скрипом распахиваться, мы со Степанчуком синхронно юркнули в кабину (внутри тесновато). Видели бы вы физиономии остальных.

– А вот хрен вам, а не лифт, – воскликнул я. – Идете пешочком. Вместо вечерней пробежки. Пятый этаж.

Брадобреева аж передернуло:

– Ух, гнида! – сорвался с места Павлик, бросив баул на пол. Только пятки засверкали. Он понесся наверх, перепрыгивая по две, а то и по три ступеньки. И все ради того, чтобы на каждом этаже успеть нажать кнопку вызова лифта.

Не успела кабина набрать ход, как тут же застопорилась. На втором этаже нам показалось, что лифт умудрился вызвать какой-то лентяй, которому быстрее спуститься вниз на своих двоих. Остановка на третьем этаже насторожила меня и начала злить Степанчука, ибо лифт медленно притормаживал, а скрипучие шестерни натужно открывали дверцы, при этом кнопки их автоматического закрытия в таких допотопных устройствах еще не изобрели. А команда уже вовсю поднималась на нужный этаж, проходя мимо открытых дверей лифта, еле сдерживая смех. На четвертом этаже Степанчук вытолкнул меня из кабины. В холл гостиницы на пятом этаже я ворвался как отряд ОМОНа – тяжелые створчатые двери от моего удара чуть с петель не слетели.

Кто-то стоит у закрытой двери с табличкой «Комендант», кто-то сидит на больших черных диванах в холле, а кому не досталось места, задумчиво мнут баулы. Сканируя упырей грозным взглядом, я приметил затейника тупой шутки с лифтом – самым развеселым и хихикающим был слегка запыхавшийся Брадобреев, сидевший на корточках у стены.

– Я так и знал, что это ты, недоразумение! Обоссыте его кто-нибудь!

– С чего бы? Мы разделяем его поступок.

Я взглянул на Митяева:

– Ну хотя бы ты, Арсений. По-братски.

– Э-э, нет, Петь, так не пойдет, – увильнул он. – Сейчас мы с тобой в служебной поездке, поэтому ты не мой друг, а помощник тренера. Сам же так говорил, помнишь? Так что прости. Ничего личного.

– Понятно, – досадно вздохнул я. – Попроси у меня еще помощи в школе.

– Да я тебя знаю. Все равно поможешь.

– И ты этим пользуешься, – я ткнул ему в грудь указательным пальцем.

– Жалкое зрелище, – не мог смотреть на нас Бречкин, поэтому закатил глаза и отвернулся.

– БРАДОБРЕЕВ!!! – взревел Степанчук. Он стоял меж дверей, словно голодный медведь, спячку которого бесцеремонно прервали. – Лег и отжался 50 раз! На кулаках! И чтоб пол целовал, глиста кудрявая!

– Но… тренер…

– Лег, я сказал!!! А если сейчас кто-нибудь из вас, пидарасы, хоть слово выплюнет, будет на улице ночевать!

Его строгий клекот, кажется, услышали на всех этажах и перекрестились.

– Что тут происходит?! – визгливо-протяжным голосом, напоминающим звук лобзика, произнесла низковатая бабулька с крашенными в ярко-рыжий цвет волосами, уложенными стрижкой боб. Она возникла с помытой кружкой в руках в темном коридоре, ведущем в первый блок. В противоположном конце главного холла, аккурат по диагонали, такой же коридор уходил в другой блок. Хоккеры загораживали женщине не то что обзор, а весь белый свет. – Что вы так орете? Надо же. Откуда ж вы свалились на мою голову? – она протиснулась к своей комнатушке и отворила ее, озираясь на отжимающегося Брадобреева.

Я мигом принялся решать вопросы, пройдя следом. Интерьер ее комнатки перенес меня в СССР (хоть я его и не застал): чисто советский письменный стол со стеклом, под которым лежат какие-то записочки; настольная лампа, источавшая желтый свет и одновременно служившая обогревателем; мерно считающие секунды часы с маятником; чисто советский стул для посетителей, жесткий и без излишеств; кресло для коменданта, получше стула, но не конкурент нынешним диванам, поглощающим пятые точки своей мягкостью. Платяной шкаф в углу; холодильник, способный выдержать ядерный взрыв; телевизор, способный этот взрыв спровоцировать; калорифер посреди комнаты, советские занавески, тахта, подкладка которой уже давно превратилась в пыль, как и одна из ножек, под которую подложены ветхие книги. На стене ковер, узоры которого можно разглядывать часами. И все перечисленное исполнено исключительно в оттенках красного: от темно-бордового до цвета разбадяженной томатной пасты.

– Здравствуйте, товарищ комендант! Вот мы и прибыли.

– Меня сейчас больше заботит то, что вы мне там натоптали в коридоре всей толпой.

– Тысяча извинений, – раскланялся я. – Ну-ка все живо тапки надели!

Бабулька уселась за стол, надела очки, висевшие у нее на шее, и с упреком спросила, недоумевая, почему говорю я, а не кто-то из «взрослых»:

– И кто ж вы такие? И почему вас так много? – вроде бы она недовольна, но в то же время заинтригована множеством прибывших в ее смену гостей.

Я обернулся и обнаружил, что хоккеисты стоят прямо за моей спиной (в комнате, в дверях, в коридоре) и приветливо глядят на коменданта, чего-то ожидая. «Ждут, когда к ним выйдет носильщик или портье? Или как этих мальчишек называют, которые подхватывают твой багаж в отелях, а потом клянчат чаевые?» – подумал я.

– И чего ты глаза вытаращил? – крикнул мне откуда-то из толпы Степанчук. – Разбирайся!

Я достал все необходимые бумаги, приветливо улыбнулся коменданту и уселся на стул с противоположной стороны стола:

– Вы, верно, не поняли, сударыня. У нас забронировано.

– Не знаю, не знаю, – выделывалась она. – На всех вас комнат не хватит. У меня тут должны металлурги из Магнитогорска приехать.

– Так это мы, – воскликнул Абдуллин.

– Больно вы молодые для такого производства, – не поверила комендант. – Мой муж всю жизнь ЧМК отдал. Так его в горячий цех только в 40 лет запустили.

– Ну, – ответил я, – до настоящих металлургов нам далеко, но тем не менее мы команда «Магнитка-95». Хоккейная. Почти «Металлург», но слегка иначе.

Бабушка удивленно посмотрела на меня. Затем на толпу в дверях.

– Ей-богу, не разбираюсь я в этом вашем хоккее.

– Очень, кстати, зря, – продолжил располагающую беседу я. – Я тоже раньше относился к нему равнодушно. Но вскоре изменил мнение… благодаря кое-кому.

– Ага! Из-за твоих убеждений и из-за кое-кого, – Соловьев презрительно посмотрел на Митяева, – мы тут вешаемся третий месяц.

– Я мог бы сегодня с превеликим удовольствием за чашечкой чая с шоколадкой объяснить, почему хоккей заслуживает вашего внимания. Не конкретно это нелепое отродье позади меня, а вообще, – сказал я и выудил из кармана припасенную плитку шоколада.

– Ой, а вот этого не надо. Сейчас просьбы последуют – не хочу, – отвернула нос она. – Я вообще взяток не беру.

– Не в России, что ли, живете? – ляпнул кто-то из пацанов.

– Это не взятка, а подарок. И вообще она уже лежала на вашем столе, когда мы пришли. У меня целых 25 свидетелей это подтвердят. Да? А ну-ка закивали быстро, – хоккеюги подчинились.

– А ты, я смотрю, еще тот, – с улыбкой пригрозила мне комендант.

– Это ради наших хороших отношений в последующие два дня. От чистого сердца и от всей команды.

– Я ведь на работе.

– Вряд ли ваше место относится к должностям государственной, муниципальной, военной или правоохранительной службы. Так что никакого криминала. Дайте угадаю: вы бывший партийный работник?

– Да. А как вы…

– Случайно догадался. Перейдем к делу: как насчет хороших комнат для этих богатырей, готовых доблестно ковать победы на земле челябинской?

– Поможем, чем сможем, – заверила комендант и ловко скоммуниздила шоколадку. Я повернулся и одним только взглядом дал понять присутствующим о том, как нужно решать дела – сейчас нам все сделают по высшему разряду, если такой речевой оборот вообще можно применить к данному месту.

– Лучше б ты обольстил администратора в отеле получше, – с недовольством высказался кто-то. Похоже на голос Волчина.

– Что ж, заселим вас, как полагается. Не пять звезд, конечно, но…

– Не переживайте. Мы привыкли к спартанским условиям.

– Я еще подумала, чего ж вас так много – в Магнитогорске, что ли, полкомбината оголили? Хоть воздух там немного очистится. А вы, оказывается, спортсмены, – приготавливала потрепанные журналы она.

– Паспорта гоните, – подошел я к хоккеистам. Все принялись лазить по ручной клади. – Можно было и заранее приготовить.

– А если ты кредит на нас возьмешь? Я не доверяю тебе свой паспорт, – заартачился Абдуллин.

– Эта тетушка не похожа на сотрудника банка, так что давай в темпе, – торопил вратаря Степанчук.

– Если только сберкассы, – хохотнул Бречкин.

– А недееспособным, Абдуллин, кредиты не выдают. Тебе бояться нечего, – я выхватил паспорт из его рук под улюлюканье окружающих.

Она принялась заглядывать в паспорта, заполнять журнал, а также мелом вписывать фамилии в разлинованные клеточки с номерами комнат на коричневой доске на стене, напоминающей школьную.

Все ожидали окончания процесса в холле. Когда почти все паспорта были просмотрены, комендант внезапно отвлеклась и пристально посмотрела на меня.

– Вас что-то беспокоит, Галина Степановна? – так ее звали.

– Беспокоит, – пробурчала она.

– Ну так скажите. Решим любую проблему, – заверил я.

– Мальчики ваши беспокоят, – стучала ручкой по столу она.

– Поверьте, они вызывают смешанные чувства у всех. И они не совсем мои, слава Богу. Только в меру. Но я гарантирую, что неудобств они не создадут.

– Вы, Петр, сами-то от них недалеко ушли, – намекнула на мой возраст она.

– Я вообще-то человек ответственный и приличный.

– А я не об этом.

– Понятно. 16-летие никак не помешало мне стать ассистентом тренера и политруком этой своры, – немного оскорбился я.

– Я же, в отличие от вас, многое повидала в жизни. В том числе и на этом месте, – сложила руки на груди она, откинувшись на спинку креслица. – Чего я только не видела. А пацаны молодые. Симпатичные. На этом этаже гостиница, а вокруг все-таки общежитие. Не совсем спортивное. И не совсем мужское.

– И в чем проблема?

– Вы зря ему объясняете. Он не понимает связи, – произнес заглянувший в комнату Митяев.

– Прикуси язык!

– А девчонки на этаже симпатичные живут? – шутливо (или вполне серьезно) поинтересовался у коменданта Брадобреев.

Я хлопнул кулаком по столу:

– Вышли отсюда. Оба!

– Видите, – показал на меня пальцем Арсен. – Об этом я и говорю.

– Галина Степановна, уверяю вас, что после игр и тренировок им будет не до девушек. Я переговорю с тренером, и эти двое получат особую программу.

Пока я уламывал коменданта не смотреть на нас подозрительно, в холле состоялась следующая сценка. Из дальнего коридора, ведущего в один из блоков, на хоккеистов поглядывали две девчонки в совершенно домашней одежде, с полотенцами, мылом и зубными щетками в руках. Улыбались, о чем-то шептались, поглядывали то на одного, то на другого. После долгой дороги многие пацаны притомились и девчат не приметили. Кроме Никиты Зеленцова и стоящего рядом Вани Пирогова.

– Гляди-ка, – ткнул локтем второго вратаря Зеленцов, указывая на девчонок. Те были не то чтоб писаные красавицы, но омерзения не вызывали.

– Ага, – без особого интереса отреагировал Пирогов. – Только не говори, что ты…