Невидимый город

– О чем? – спросил Ярослав, решив, что рассказывать будет он.

– Да обо всем. Мне все интересно. О жизни в Московии, учебе в школе, как попали к нам, кто ваши родители, чем занимаются.

Ярослав посмотрел на друзей. Глаза у Сени стали такими же круглыми, как у князя, а Даша растерянно улыбнулась.

– Ну и лица! – Не сдержавшись, Владимир заливисто рассмеялся. Хороший у него был смех, искренний. – Представляю ваше удивление. Шли говорить с предводителем дикарей, а он тут расспрашивает.

– Ничего мы про дикарей не думали, – пробурчал Арсений и, скрывая неловкость, взял с тарелки румяный пирожок.

– Верю, – резко оборвав смех, сказал князь. – Речите!

И ребята принялись рассказывать, сначала неохотно, выдавливая из себя по слову, затем увлеченно, наперебой. Владимир слушал с большим вниманием, изредка бросая вопросительные взгляды в сторону разрисованной печи, словно спрашивая у нее совета. Глянет на печь, удовлетворенно кивнет головой и дальше слушает.

Он задавал вопросы, не стесняясь признавать свою неосведомленность. Его особенно интересовал метрополитен, но знания ребят в этом деле были ограниченны. Зато Арсений с удовольствием рассказывал о своих путешествиях с родителями, выделив Грецию, а Дарья о том, как сплавлялись по реке на байдарках.

Во время разговора Ярослав жалел о том, что на уроках истории они с Арсением рубились в игры и практически не слушали учителя. Многие вопросы об истории страны оставались без ответа, ребята пожимали плечами и стыдливо хлюпали носами.

«Вернусь домой, выучу историю назубок», – дал себе клятвенное обещание Сеня.

Проговорив несколько часов подряд, ребята почувствовали усталость. Их клонило в сон, мысли путались, тяжелели веки и язык. Они терли руками глаза, часто зевали, и наконец князь, извинившись, что задержал, велел им отправляться спать.

– Марьюшка, – позвал он девушку в бирюзовом сарафане, – готовы ли комнаты для гостей, как я приказал?

– Готовы, князь, – тихим и ласковым голосом ответила та.

– Ну сопроводи. Останетесь пока жить у меня, а дальше сообразим, куда определить.

Ярослав, поднявшийся с лавки, снова сел.

– Что значит «дальше»? Мы думали, вы нам поможете с Москвой связаться.

– С Москвой? – растягивая гласные, переспросил князь и вдруг заливисто рассмеялся. – Так прям и связаться? Крикнуть им, что ли: э-ге-ге, Московия, слышишь?!

– Ну может, у вас рация есть? Или телефон? – присоединился к разговору Арсений. – Как-то же вы связываетесь с городами?

– Голубиной почтой, а как еще? – продолжал шутить князь. – У нас и голубятня есть, там особая порода птиц живет, выпустил – и жди весной обратной вести.

– А если серьезно? – не унимался Ярослав. – Мы рассчитывали, что уже завтра вечером дома будем.

– Это как? – удивленно спросил Владимир.

– Пришлют за нами вертолет или машину. Может, даже родители мои приедут, – продолжил Ярик.

– Ветролет – это хорошо, – как будто согласился князь. – Вот вы мне про него завтра и расскажете, что это за чудо чудесное, когда по ветру летать можно. А пока идите спать, утро вечера мудренее, слыхали? – и, увидев их огорченные лица, добавил: – Да не переживайте вы так, у нас неплохо, вам, может, даже и понравится. Все лучше, чем по лесу бродить. Это еще хорошо, что вас волки не сожрали или что в болоте не сгинули, а то всякое могло быть. А у нас и сухо, и тепло, и банька есть, и покормят вас. Чего грустить?

Ярослав вновь поднялся. Покусывая губу, смотрел внимательно на князя, пытаясь уловить в его словах угрозу. Но сказаны они были с добром, без малейшего оттенка негатива.

– Значит, мы завтра вернемся к этому разговору, так? – спросил, выходя из горницы.

– Омоно, – ответил князь, отпивая мед из кубка, и помахал им на прощание рукой.

Комнату Даше выделили на втором этаже. Она была просторной, светлой, украшенной по-девичьи весело и нарядно. У окна стояла прялка, имелись и низкий стол, и лавка, и узкая, но высокая печь, и несколько сундуков. На стенах висели картины без рам, с наивной, почти детской, живописью. Мальчиков поселили на первом этаже, в той же стороне, что и горница, с окнами, выходящими на переднюю часть двора. Комната была хоть и небольшая, но просторная и пустая: две деревянные кровати с пуховыми перинами, стол с лавкой да сундук. Переодевшись в приготовленные Марьей ночные рубахи и практически не разговаривая друг с другом, словно поссорились, друзья потушили лампу, забрались в кровати и быстро заснули.

Одна лишь Дарья спать не собиралась. Достав из кармана человечка, поставила его на стол, а сама, спрятавшись за печь, переоделась в ночное платье.

– Ну наконец-то, – широко разевая крошечный рот, сказал человечек. – Поставь на окно, вот туда, за скудельницу с цветами. – И спрыгнув с ладони девочки на широкий подоконник, велел: – Чего стоишь? Неси уже.

– Что нести?

– Снедать. Сама пожрала, а мне голодным ходить?

– Но я не одета. – Даша окинула себя взглядом. – Да и не дома я, как могу у чужих взять?

– Оденься, в чем проблема?! – Человечек обошел глиняный горшок с цветком, стоящий на блюде. Затем спиной уперся в стену, а ногами в горшок, пытаясь сдвинуть его с места. – Так и будешь стоять истуканом или поможешь?

Даша сдвинула горшок, освободив пространство. Человечек оценивающе оглядел подоконник, довольно кивнул и приказал:

– Неси пожрать. И оденься, не дай боже, князь в таком наряде увидит, за привидение примет. – Его пухлые губы разъехались в стороны.

Даша с неприязнью посмотрела на широкий нос человечка, круглый, большой живот, на его ехидную улыбку и на маленькие колючие глазки. Посмотрела так, словно раньше не видела, надела поверх сорочки платье и, босая, спустилась в кухню.

– Марьюшка, можно молочка? – как можно добрее улыбаясь стянула со стола пирожок и спрятала за спину. – При князе стыдно было есть.

Марья, хлопотавшая на кухне, молча протянула Дарье кружку молока и кусок буженины. Еще раз улыбнувшись, Дарья присела в неловком реверансе и убежала наверх.

– Ешь! – Поставила перед человечком припасенное.

– Покроши, – капризно сказал тот, – и для молока лагвицу принеси. Иначе как я пить буду?

– Что? Чашку? – догадалась девочка и, увидев, что тот в знак согласия затряс головой, рассердилась, даже ногой притопнула. – Где, интересно, я эту лагвицу раздобуду?

Он пожал плечиками и развел руками. Даша насуплено молчала, потом сказала:

– Ладно, будь по-твоему! – И снова сбежала по ступенькам на первый этаж.

Поставив на стол наперсток с молоком и уперев кулаки в бока, спросила:

– Доволен?

– Очень, – ответил тот, вытирая с бороды капли молока и откусывая разломанный Дарьей пирожок. – Теперь давай знакомиться. Я Синекот, живу с рождения в этих местах, я – гмур, нас еще гномами называют.

– Заметно! – Девочка засмеялась и протянула мизинец. – Даша, я из Москвы. А почему гмур? Никогда такого слова не слышала.

– Потому что дремучая, хоть и здоровая. Читать надо больше! Народ мы древний, живем где хотим, мудрые от рождения. И кто как нас зовет: и хмурами, и копарями, и людками. – Гном покачал головой, продолжая уминать пирожок. Затем спросил: – Ну и как тебе в наших краях?

– Ничего так. Скажи, почему князь нас приютил? – неожиданно даже для самой себя, спросила Даша.

– Князь – человек непростой, – шумно двигая челюстями, сказал Синекот, – даровитый. А простой печаловаться обо всем народе бы и не смог. Вы пришли с той стороны. – Он кивнул в окно. – Много знаете такого, что нам не ведомо. Как же князю не изведать? И держать вас надо при себе. Логично?

– Наверное. – Дарья села на кровать и, глядя в окно, за которым разлила свет луна, вздохнула. – Мне все кажется, будто я сплю. То, что с нами произошло, этого не может быть! Я проснусь в Москве, в своей кровати, и будет в моей жизни все, как прежде.

За дверью заскрипели половицы.

– Тихо! Быстро ложись спать, никто не должен знать, что мы дружим, – сказал гмур, утаскивая пирожок за горшок с цветком.

Глава 8

Косой луч солнца медленно пересек комнату и лег на мальчишечьи лица. Ярослав чихнул и открыл глаза. Скользнул взглядом по беленому потолку, бревенчатым стенам с глубоким оконцем, деревянному столу. «Наша кухня и то больше», – оценил комнату, которую при свете лампы с вечера и не рассмотрел. Перевел взгляд на сундук, инкрустированный серебром, потом на тканевую картину. Князь в разговоре назвал эту ткань из шелка особой выделки бебрянью. Ярослав заучивал это слово, пока не заснул. «Князь!» – вспомнил мальчик, и все произошедшее в последние дни, обрушилось на него с новой силой.

Во дворе звонко кукарекал петух, и какая-то неизвестная птица кричала пронзительно и жалобно, на одной ноте. Где-то неподалеку рубили дрова: размеренный стук и мужское покряхтывание доносились до слуха Ярика. Мычали коровы, щелкал пастуший кнут, кто-то покрикивал: «Пошли, конопатые», и следом раздался женский смех. «Почему конопатые?» – подумал Ярослав и, повернувшись на бок, посмотрел на друга. Арсений, прячась от солнца, укрылся с головой одеялом.

– Сеня, вставай! – тихо позвал Ярослав.

– Отстань! Дай поспать, у меня каникулы.

– Мы, конечно, можем спать сколько угодно, но представь, что там с родителями. Пятые сутки пошли, как мы исчезли. Они, наверное, с поисковыми отрядами лес прочесывают.

Его слова возымели мгновенный эффект: Сеня вскочил с постели и, часто моргая, сказал:

– Ты прав. Бедные родители!

Вместо их одежды, оставленной с вечера, на скамье лежали холщовые штаны на завязках и рубахи. Ярослав, быстро облачившись и осмотрев себя, проговорил:

– Прическа, обувь и язык – все, что отличает нас от местных жителей.

– Волосы быстро растут, обувь изнашивается, а язык… Через пару лет перейдем на местный, – мрачно пошутил Сеня. – Главное, чтобы бандану вернули, а то вчера Владимир докапывался, почему я как баба ношу платок. Чем это от меня так пахнет? – Принюхиваясь к рукам, он поморщился.

– От меня тоже, не переживай. Это мыло дегтярное, которым в бане вчера мылись.

– А-а-а, – протянул, вспоминая, Арсений, – будто костром пахнет.

– Ничего, – приободрил Ярослав, – домой доберемся – с нормальным помоемся. Кстати, надо к Рогнеде заглянуть, одежду забрать, высохла уже, наверное.

На кухне позавтракали молоком с пышками и, услышав негромкие женские голоса, вошли в горницу. Там, сидя за столом с Марьюшкой, чаевничали две женщины средних лет. Их лица были простыми, неприметными. По отдельности каждая черта была симпатична: и пухлые губы, и светлые, убранные под платок волосы, и голубые глаза, но собранные вместе производили впечатление обычности. Посмотришь на такое лицо – и вмиг его забудешь.

– Проснулись? – ласково спросила Марья, вскочив с лавки. – Исть хощите?

– Нет, спасибо, мы уже позавтракали, – за двоих ответил Арсений. – А Дашка спит?

– С девками в лес по ягоду ушла, – ответила одна из женщин. – Ее мы уж обмерили, вас осталось. – Она вынула из кармана какую-то ленту и поглядела на спутницу. – С каво начнем?

– С длинного. – Кивнула та на Ярослава.

– А что вы делать собираетесь? – усмехаясь, спросил Ярик.

– Одежу шить. – Женщины быстрыми движениями измеряли лентой его рост, объем груди, шеи и бедер.

– Зачем это? Зачем? – допытывался, вертясь в разные стороны, мальчик.

– Смирененько стой, – сказала первая женщина.

А вторая, что-то чертя на листе, ответила:

– Князь приказал. С собой-то у вас нет ничего, с наших хлопцев носите. Елмаже лядовище придет, так всегда не можна.

– Да мы не собираемся тут зимовать, – наблюдая за их движениями, сказал Арсений.

Женщины с удивлением на него посмотрели и продолжили дело. Измерив, все, что им было нужно, взялись за второго москвича. Так же проворно, переговариваясь меж собой, измеряли, записывали на листах, а Марья, сидевшая за столом, молча за ними наблюдала.

– Ничего, пусть будет. На память заберем, – сказал, выходя из горницы Ярослав. – В Москве форсить будем, такой одежды точно ни у кого нет.

– Не факт, – возразил Сеня, – этника теперь в моде. Мои родители все пытались в Москве найти, да мать говорила, бешеных денег стоит. Они из Беларуси себе привозили.

– Ну пусть князь развлекается, если ему так хочется, – милостиво разрешил Ярослав, выходя на улицу.

Солнечный свет ударил по глазам. День выдался ясный и безветренный.

– А ты заметил, что, в целом, мы их язык понимаем? – спросил Арсений.

– Ага, если даже и непонятны отдельные слова, то по смыслу догадаться можно. – согласился Ярослав.

Вдохнув полной грудью, Ярик спустился с крыльца, как вдруг услышал голос вчерашней знакомой.

– Здоровти вам! – Явдоха шла по улице с черноволосой девочкой лет десяти.

Остановилась, украдкой оглядываясь по сторонам, открыла калитку. Черноволосая что-то спросила, а та, махнув рукой, бесстрашно пересекла княжеский двор.

– А мы вот коров в табун выгоняли, сейчас за хлебом на базар пойдем, мамка велела, – поделилась планами рыжеволосая.

– Привет! Слушай, ты не знаешь, где князя найти? В доме его нет. – Ткнул пальцем себе за спину Ярослав.

– Из града утек. – Явдоха равнодушно пожала плечами.

– Как утек? – воскликнул Сеня. – Не может быть!

– Почему? – спросила, нахмурившись девочка. – Аз сама видала, как с дружиной утек.

– Вот блин! – Ярик хлопнул себя ладонью по лбу и сел на скамейку. – Как же нам уехать? – спросил севшего рядом Арсения. – Он, может, только вечером вернется.

– А куда утечь хощите?

– Как куда? Домой, – тихо сказал Ярик. – Вчера ваш князь так и не рассказал, как нам выбраться.

– Вскую?

– Что она спрашивает? – раздраженно проговорил Сеня.

– Думаю, это значит «зачем», – ответил вполголоса Ярик и, обернувшись к Явдохе, сказал: – Как зачем? Там наши родители. Мама, папа, у Сени еще брат. Дом, друзья, школа. Наш град! – Ткнул в себя пальцем.

– Там вырай. – Явдоха махнула в сторону леса.

– Вы-рай, – повторил по слогам Ярослав и посмотрел на Арсения, ища подмогу, но тот, опустив низко голову, руками сжал виски. – Я тебя не понимаю. Слушай, Явдоха, а может, ты знаешь, как отсюда выбраться? Может, у кого-то есть телефон, рация или какой-то иной способ с городом связаться?

Явдоха села на скамейку, хлопком пригласив садиться и черноволосую. Из дома вышли швеи и в сопровождении Марьи пошли со двора.

– Не можете утечь, – тихо сказала Явдоха, наматывая на палец кончик рыжей пряди.

– Почему? – Сеня криво усмехнулся. – Не отпустите, что ли?

– Грустко, но там дебрь, индо – мрежа. Тяжкый путь, туне вы мрете, – сказала черноволосая девица.

– Дроги нет, – подтвердила ее слова Явдоха.

– А как же мы сюда попали? – кривляясь, спросил Сеня.

– Кудесы. – Явдоха улыбнулась и развела руками. – Всем жителям града интересно, как вы знайшли? Мы здесь живем сотни веков. И к нам редко приходят. Но от нас никто не уходит.

– Как так? – спросил побледневший Ярослав.

– Да что ты ее слушаешь, она еще ребенок. – Арсений слабо улыбнулся.

– А вот и нет, – твердо сказала Явдоха. – Я знаю! И батя вечор казал, что кудесы – вы прийшли, а как незнамо. Когда-то давно магометане нас хотяше уничтожить. Праотцы взмолили Бога и просили спрятать. И было зело знаменье и сховал Он нас вместе с островом. Магометане глядели, как остров уходит под воду, думали, что мы умерли, а мы живем далече от мира, все есть, всего хватает. Княжит нами род Владимира Северного с давних пор. Чтобы кровь не застаивалась, Долидин приносит князьям да шубашам жен. Бывает и мужчин приносит.

Черноволосая, соглашаясь с Явдохой, кивала.

– Кто приносит? – переспросил Сеня.

– Долидин, головастый, не слыхали? – Явдоха всплеснула руками и ударила себя по бедрам.

– Выть, – сказала черноволосая и, приставив одну руку на другую, высунув язык, зашипела.

– Змея? Змей? – переводя взгляд с нее на Явдоху, спросил Ярослав.

Та неопределенно кивнула, девочки разом повторили слово «змей», а потом замахали руками, изображая полет.

– Летающий змей?

– Может, дракона имеют в виду, помнишь, говорил, что видел? – обратился к другу Арсений. – Я еще тогда подумал, что показалось.

– Да ну, не может быть! Бред. – Ярослав недоверчиво махнул и, обратившись к Явдохе, сказал: – Предположим, ты говоришь правду.

– Не предположим, – возразила Явдоха, произнося сложное слово по слогам, – а правду.

– Ну ОК, предположим! Но тебя не смущает, что мы как-то сюда попали?

– Батя сказал, лесные духи помогли.

– Детские сказки, – решительно отверг Арсений.

– И ничего не детские! – Явдоха от обиды и возмущения вскочила со скамьи.

Ярик понял, что еще чуть-чуть, и девочка убежит. Можно сколько угодно не верить ей, но факт остается фактом – они находятся в мире, о существовании которого узнай еще вчера утром, ни за что бы не поверили. Ярослав окинул взглядом двор, у гумна (сарая для хлеба, по-местному) толстая женщина, склонившись над бочкой, что-то толкла, седой старик на скотном дворе чистил коня, по улице, заглядывая в открытую калитку, сновали люди. И все они были одеты по-старинному и говорили странно.

– Нас сюда привез конь! – воскликнул Ярик. – И если никто не знает дороги, то выходит, что конь знает!

– Батя кажет: вы в беду попали, дух пожалел и коня навстречу отправил. Через мрежи по подсказке привел.

– А почему нельзя допустить, что конь знает дорогу? – настаивал Ярослав.

– Не может знать. Потому, что николи не выходил за главные врата, разумешь? Николи. А тут убег за вами и смог прийти. Точно, проделки духа! – Явдоха смотрела решительно, словно не только словами, а и взглядом пыталась убедить в правоте своих слов.

Арсений щелкал пальцами, глядя на вернувшуюся Марью. Та быстро шла, едва не путаясь в полах своего бирюзового сарафана. Остановившись у крыльца, посмотрела на ребят, словно хотела что-то спросить, но потом передумала и вошла в дом.

– Явдоха правду говорит, – раздался мужской голос.

Ярик поднял голову и увидел старика. Тонкая, почти прозрачная, седая борода колышком ложилась на грудь. У него были серые глаза с пронзительным взглядом, копна седых волос и загорелая, коричневого цвета, кожа.

Ярослав видел его на княжеском дворе. То он чистил коня, то рубил дрова, время от времени кидая на ребят любопытствующий взгляд. Видимо, ему хотелось подойти, заговорить, но случай представился только теперь.

– Конь не просто так привез. И все остальное тоже правда, – кашлянув в кулак, сухо сказал старик.

В этот момент в глазах Арсения Ярик увидел панику, но уже через мгновение к другу вернулось привычное самообладание, а губы искривились в саркастической усмешке.

– Вы прикалываетесь над нами, да?

Ярослав ткнул его локтем в бок: поаккуратней, взрослый все-таки, прояви уважение. Арсений осекся и тихо пробормотал: «Вините».

– Останетесь здесь. – Явдоха по очереди ткнула указательным пальцем сначала в Сеню, потом в Ярослава. – За кого-нибудь я выйду замуж.

– Не рано тебе о замужестве думать? – с усмешкой спросил Арсений.

Дед, вытащив из-за пояса нож и палочку, принялся строгать.

«Мы не предложили старику место!» – со стыдом подумал, вскакивая со скамейки, Ярик. Тот поблагодарил, сел. А Ярослав стал размышлять: «Родители хоть с виду и крепкие, но страдать умеют сильно. Особенно папа. Мама – та понятно, будет рыдать, а вот отец сожмет зубы и не заплачет, он же мужик». Ярик чувствовал, как душат подступающие слезы. Быстрым движением провел сухой ладонью по глазам и вздрогнул от звонкого окрика Дарьи. Та, стоя у калитки, махала друзьям. В руках ее была веточка дерева с красными ягодами, глаза ярко блестели, а на щеках играл нежный румянец. «Платьице в цветок, на голове платок. Как быстро Дашка стала походить на местных», – мысленно констатировал Ярослав.

– Чего грустите? – войдя во двор, поздоровалась девочка и обратилась к друзьям: – Солнышко на дворе, тут так красиво. Я познакомилась с подругами Марьюшки: моей ровесницей Феклой и маленькой Светланкой. Ой, у них такие имена интересные, заметили, да? Мы с Феклой договорились вновь пойти в лес за ягодами. Пойдете с нами? – без остановки тараторила Даша.

– Нет, – резко сказал Арсений, – мы думаем, как отсюда выбираться. – Он ткнул подбородком сначала в сторону деда, потом Явдохи. – Местные сказали, что нет выхода. Что сюда можно попасть чудесным образом, да тут и остаться.

– Как так? – Дарья медленно села на край скамейки. Лицо ее вытянулось, уголки губ опустились, в глазах появилась растерянность.

– А что, тебе новые подружки не рассказали? – не упустив возможности, уколол Сеня.

– Не рассказали. – Дарья задумчиво покачала головой.

– Не пугайтесь, что поделать? – сказала Явдоха.

– А нельзя ли ваших лесных духов попросить, чтобы нас отсюда вывели? Ну, если они привели, значит, логично предположить, что и вывести могут? – поинтересовался Сеня.

– Кого попросить? – Удивленный взгляд Даши переместился с Арсения на Явдоху.

– Потом. – Ярик отмахнулся и тоже уставился на Явдоху.

– Не помогут, – ответил старик.

Он глубоко вздохнул и, прочертив носком лаптя дугу на земле, принялся за рассказ. Притихшие подростки внимательно его слушали. Явдоха облизывала кончиком языка нижнюю губу, а черноволосая девица задумчиво улыбалась.

– Вы не первые, кто пришел сюда, и не первые, кто здесь останется навсегда, – в голосе его звучали нотки легкой грусти. – Вот я, например, тоже нездешний. Родом из Нижегородской губернии, зовут меня Григорий, Гриша, значит. Появился я на свет в деревеньке, там же родились мой дед и мой отец. Было у нас крепкое хозяйство, ну как здеся. И куры, и коровы, все было. Рос я, рос, отцу помогал. Грамоте у кузнеца выучился, ну так, баловство одно, школы в деревне не было, а ехать в соседнюю губернию далеко. Потому отец и отдал к кузнецу. А когда мне минуло шестнадцать, влюбился. Сильно, в соседнюю девочку.

– Соседскую, – машинально поправила Дарья. Опустив голову, она смотрела себе под ноги, наблюдая за красным муравьем, тащившем соломинку.

– Что? – спросил дед.

– Не обращайте внимания! – отмахнулся Ярослав. – Рассказывайте.

Сеня толкнул Дашу локтем и, повернув голову к деду, кивнул: мы вас слушаем.

– Так вот, – продолжил дед, – она красивая, тонкая. И мне ответила взаимностью. А у нас места похожие. – Он обвел рукой двор. – Тоже все леса, поля, речка. Красота, одним словом. Я ловитвой займался, рыбалить, значит, умел и в лесу многое знал. Договорились мы с любимой пожениться, а отец решил женить меня на другой. Уж и с отцом ее было сговорено и о приданном порешили. А я молодой, кровь горячая, с отцом давай спорить, не пойду, мол, на заклание. Отец кулаком по столу стучит: «Не перечь, такой-сякой разэдакий». Поругались. «Раз так, – кажу, – лучше с вами не жить вовсе, уйду в лес!» Отец смеется: «Ступай, пусть волки тебя сожрут». Ну я и убег в лес. Прибежал в чащу, где уже мрежа начинается, и сижу. Такая скарядь внутри. – Дед сгреб на груди рубаху. – Сижу, жалкуюсь деревьям. Вдруг поднялся ветер и деревья гнет, зашумело все. И я будто услыхал женский голос середь листвы, такой еле отличимый. И чудится мне, будто голос кажет: «Приходи за полночь на опушку. И если твердо решишь уйти от родителей, крикни трижды о своем желании. Но думай крепко, обратной дороги не будет. Никогда не будет». Сказал голос, и все затихло. Тишь, благодать, ни ветерка, ни шепоточка. Надо же, думаю, эка меня пробрало. А на самом-то деле я уже скумекал, что к чему, и не сомневался, что это лесной дух. Господь, значит, услышал меня и вот послал на выручку дух, который может все, потому что Божий. Он говорить разными голосами может и воплощаться во что угодно. Это мы, люди, зовем его лесным, а я думаю так, как сейчас вам сказал. Вернулся домой, и на сердце двуяко: знаю, что против отца могу до конца идти, за любовь постоять, а с другой стороны – страшно. Что, если никогда боле их не увижу? Но и предать любимую не мог, – дед Гриша в порыве чувств потянул ворот рубашки и осекся. – Не мог, – сказал тихим голосом.

– А с отцом вы еще раз не пробовали поговорить? – спросил Ярослав.

– Говорил, – кивнул старик, – просил его передумать, а он смеялся. И тогда я обнял мать, его, братьев-сестер и ушел из дома. Даже корки хлеба не взял, решил: будь что будет. Отец растерянный, до сих пор взгляд его помню, а мать слезы вытирала, но молчала. Убежал я в лес. Прибыл на обговоренное место и сделал все, как говорил мне голос. – Старик резко замолчал, открыл рот и стал часто дышать.

– Что случилось? – заволновались ребята.

– С сердцем плохо? – предположила Даша.

Ярослав встревоженно смотрел на старика, затем схватил его за запястье, нащупал пульс.

– Апчхи! – чихнул дед.

Ребята дружно засмеялись.

– Эка проняло. – Улыбаясь, он вытер нос. – Ну, а далее земля под ногами задрожала, поднялся ветер, вокруг все закружилось, в глазах потемнело. И все. – Рубанул ладонью по воздуху.