Клариса. По ту сторону холста

– Третий – это я, – решилась я подать голос и аккуратно высунула голову из-за спин братьев. Полностью вылезать мне не хотелось. Ну, вот как так-то? Почему «их сиятельство» весь такой красивый, а у меня лицо все в грязи, волосы растрепались, а про платье я вообще молчу. Что я им только не вытирала.

– Вы взяли с собой на поиски ребенка? Вы двое совсем совесть потеряли? – вдруг зло, и тихо проговорил «их сиятельство».

– Я не ребенок! – Моему возмущению не было придела. – Я взрослая и самостоятельная! И вполне способна отвечать за свои поступки! – Решительно вышла вперед из-за спин братьев.

И только потом увидела, как Арчибальд закатывает глаза и закрывает лицо рукой. А этот «их сиятельство» стал почему-то еще злее. А его речь вдруг превратилась в шипение змеи. И стала еще тише. Но так как все, по-моему, забыли, как дышать, его прекрасно было слышно.

– Вы взяли с собой в собор, где собирались использовать нелицензированные химические вещества, подвергнуться аресту полиции и быть помещенными в тюрьму молодую неску, обладающую магическими способностями? Я ничего не упустил?

Вопрос был, по всей видимости, риторический, потому что отвечать на него явно братья не собирались. Они там, по-моему, языки себе откусили. Пришлось вмешаться. А то этот «сиятельный» скоро такими темпами ядом начнет плеваться.

– Это я настояла на своем присутствии. Мы подумали, что может понадобиться моя помощь в опознании сворки. Ну, когда мы её найдем. И потом мы же её нашли? Разве нет? – а про себя добавила, что поговорку «Победителей не судят» тут не знают. Судя по выражению лица «сиятельного», я снова сказала что-то не то.

– То есть вы применяли нелицензированную магию на уникальной створке алтаря? Я правильно понимаю, неска? – Его глаза стали просто двумя кубиками льда в стакане холодной воды. Глаза были голубыми, почти прозрачными, в сочетании с посеребренными волосами на молодом лице смотрелось страшно красиво. Именно так. Страшно и красиво. Жуть какая. Кажется, я погорячилась, выскакивая из-за спины братьев. Но отступать было поздно.

– Я не обладаю сильным магическим потенциалом. Моя магия признана неопасной и была много раз применима, без каких-либо вредных последствий для картин. – И я постаралась задрать голову так же высоко как сбежавший полицейский. Но он был в форме и при фуражке, а я маленькая и грязная. Так что получилось, по-моему, не очень.

И тут к моему огромному облегчению вмешался Арчибальд.

– Ваше Сиятельство, моя подопечная не обладает сильным магическим потенциалом. И ей уже исполнилось девятнадцать лет. Она преодолела порог принятия решений. Так что по закону имеет право на некоторую свободу.

– И вот это я тоже хотел бы уточнить? Ты, собственно, знал, где она у тебя ходит? Арчи, почему, магию огня мне в печень, ты не в курсе, что она ночует на полу в соборе в компании двух малолетних хулиганов?! – Слава Богу Вседержителю, он перестал шипеть и заговорил, как все нормальные люди, ну, то есть маги.

По-моему, это хороший признак, так как братья отмерли и запихнули меня снова себе за спины. А я была этому ужасно рада. Как-то совсем не хочется попадать под раздачу этому «сиятельному». И Арчибальд тоже отмер, отбросил куда-то «Ваше Сиятельство» и перешёл даже на слегка повышенный тон.

– Рихард, ты думаешь, я бы позволил, если бы знал, огненный шар мне в глотку?! Я три дня не вылезал, по твоей просьбе между прочим, из болота Ванингена. Как я, по-твоему, мог узнать, что они затеяли? И уж тем более помешать?

– Арчи, какого огненного таракана, ты вообще оставил её с ними?! – Продолжал возмущаться «сиятельный». Вот все же ему объяснили?

– Рихард, ты меня слышишь вообще?! Или только себя?! Ты не на совете магов! – громко и четко проговорил Арчибальд. А потом продолжил уже тише и примиряюще. – Я понимаю, ты вымотан, а тут это как снег на голову, но давай мы успокоимся и все решим?

И это подействовало, потому что «сиятельный» вдруг оперся на перила, окружавшие балкончик перед дверью, и посмотрел на нас. В его взгляде больше не было снега вперемешку с чем-то жутким.

– У меня совет магов требует ответа, почему действия полиции не привели ни к чему за три года. А какие-то подростки умудрились разыскать святыню, не выходя из собора. Журналисты беснуют, что полиция посадила в тюрьму героев. Арчи, и что мне теперь с ними делать? – как-то устало спросил он.

– Выплати им награду за возращение створки. Предварительно вычти все затраты на ремонт, штраф за разрушение органа, штраф за осквернение могилы, ну и еще какой-нибудь штраф. Лучше два. И отпусти. Совет ты и сам знаешь, как успокоить. А журналистам скажи… Про то, что глупцам везет? – спокойно сказал мой опекун.

– А что с неской? – Он поискал меня взглядом. Нашел и усмехнулся.

– Ну, скажешь, что она приходится им сестрой. С Васом я поговорю. Оформим удочерение задним числом. Из награды за створку выделим ей деньги на лицензию. Оформим быстро. И никто не узнает про нелицензионную магию. Про осквернение могилы журналисты и не в курсе. Им удалось увидеть только орган. Если твои будут молчать, то… – Он выразительно приподнял брови.

– У тебя как-то всё просто. Ладно. Забирай этих. И решай по-быстрому вопросы с лицензией и удочерением. Я понимаю, что ты занят. Я сам в этом виноват, но воспитаннице нужно уделять больше твоего времени. И с лицензией ты зря затянул. Жду отчета от тебя в самое ближайшее время. А с журналистами общайся сам. Полицию и местную власть я беру на себя. За дело. – С этими словами он вылетел из камеры, так же стремительно, как и вошел в нее.

А вот Арчибальд вдруг опустился на пол возле выхода из камеры, прислонился спиной к стене и прикрыл глаза. Я решила, что самое страшное закончилось и, поднявшись по ступенькам, опустилась рядом с опекуном. Все равно платье выкидывать.

– Арчи? Все так плохо? – робко поинтересовалась я.

– Все как раз обошлось. Я боялся, что будет хуже. У Рика сестра погибла при выбросе нестабильной магии. Он обычно очень сурово относится к нелицензированной магии. Так что считай, что все закончилось просто прекрасно. Да и вообще я думал, вы тут еще дня два просидите. Просто повезло, что Рик был недалеко, и мы успели вмешаться, – он устало потер лицо.

– А кто это вообще был? – снова спросила я.

Но за Арчи ответил Себ:

– Его сиятельство, герцог Рихард де Алеманьа, глава совета магов округа Лютеции, и член совета Двенадцати Мудрейших.

– Ух. Готова поспорить ты еще не все титулы перечислил? А что такое совет Двенадцати Мудрейших? – спросила я.

– Н-да. Наверное, и не все. Ну, вот в нашей области власть у Совета магов. И возглавляет его как раз герцог Рихард де Алеманьа, а Двенадцати Мудрейших – это мировой совет таких вот глав, – пояснил мне Габби.

Они подошли к нам, и теперь возвышались над сидящими на полу мной и Арчи.

– А что еще в вашем мире двенадцать? – решила уточнить я.

– Двенадцать? Ну не знаю. А тебе зачем? – Спросил Себ.

– Арчи? Ты очень расстроишься, когда узнаешь, что я не только увидела Яна и Губерта ван Эйра, но и говорила с ними. Ну, то есть это они со мной говорили. Вернее только Губерт. Он кашлял, а потом…

– Ты нам про это не говорила! – завопил Гарри.

– Так. Стоп. Помогите встать Кларисе, – сказал, поднимаясь с пола, Арчи.

Эти два оболтуса наклонились, чтобы помочь мне подняться практически одновременно и как итог – стукнулись головами. И пока они потирали шишки, я спокойно встала с пола сама и посмотрела на Арчи.

– Сейчас мы выйдем отсюда, и вы в сопровождении двоих полицейских отправитесь на вокзал. Там сядете в поезд до столицы. Я отправил магического вестника вашему отцу. Он вас встретит на вокзале. И все трое немедленно домой! После все обсудим. Выполнять! – и двинулся прочь из камеры.

Мы поспешили за ним. Я вот ничего там не забывала. В сопровождении полицейских мы прибыли на вокзал. Как были грязные, загрузились в вагон. Но там нас хотя бы покормили. А утром мы были в Лютеции, где на вокзале нас ждал рассерженный, как тысяча потревоженных ос, мэтр. Ох и досталось же нам. Мэтр ругался, как портовый грузчик, напрочь забыв, что я юная неска. Братьев лишили карманных денег на два месяца. Они, кстати, сильно приуныли. Не о каком вознаграждении за найденный шедевр можно было и не мечтать. А мне объявили, что с прошлой недели я его дочь. Приемная. И вести себя следует соответственно. А завтра я отправляюсь на получение лицензии вместе с ним в совет магов.

– Весь совет? – перепугалась я.

– Нет. Тебя примут три мага. Ты покажешь им свою магию. Они удостоверятся в ее полезности, уникальности и безопасности и отпустят. Не бойся. Я и Арчи будем рядом, – успокоил мэтр.

– Уникальности? – вдруг осознала я.

– Да, Клари. А что тут удивительного? – пожал плечами мэтр.

– Я подумала, что может быть есть такое же заклинание, как у меня? Я же магию не изучала. Вдруг есть?

– Нет, Клари. Такого заклинания нет. И не было в нашем мире до появления тебя. Подлинность картин мы определяем по старинке, тремя способами. История. Химия. Мнение. Ничего не менялось уже давно, – продолжил объяснения мэтр, немного успокаиваясь и отвлекаясь от наших прегрешений.

Утром, одев свое лучшее платье, я в сопровождении мэтра Липринора и влетевшего в дверь Арчибальда отправилась получать лицензию. Все оказалось не так страшно. Арчи предоставил свидетельства и документы, подтверждающие мой магический уровень. Но оказалось, что три мага и так все прекрасно видели. Они были не рядовыми, а достаточно сильными, с большим резервом. Я продемонстрировала свою способность. Меня подробно расспросили обо всем и отпустили. Оказалось, что с ними уже побеседовали предварительно, и они были в курсе всех событий и происшествий.

А вот когда мы вернулись, нас стали ругать по новой. Теперь уже на два голоса. Потому что к мэтру присоединился уставший Арчи. Когда им это надоело они, наконец-то выслушали подробный отчет от братьев. Что, почему, какая химия и еще много всего. И вот уже потом все уставились на меня в выжидании.

И я начала рассказывать про то, что сказал мне Губерт ван Эйр. Потому как было ужасно интересно. Что за двенадцать? При чем тут лимон? И какой такой путь я начала?

Глава 6. «Сон рыцаря»

«Здесь покоится великий Рафаэль,

при жизни которого природа боялась быть побеждённой,

а после его смерти она боялась умереть»

Эпитафия на гробнице Рафаэля Санти в Пантеоне Рима.

– Все это очень странно, – задумчиво произнес Арчи, после моего рассказа. – А он так и сказал? Их двенадцать?

– Да. Больше ничего не добавил. А что приходит к вам на ум при слове «двенадцать»? – спросила я.

– Первое, что приходит в голову – это Совет Мудрейших. Там как раз двенадцать магов, – задумчиво произнес мэтр.

– Вы думаете, он имел в виду это? – с сомнением покачал головой Габби.

– Да, вот и я сомневаюсь, – поддержал брата Себ.

– Клари, а что приходит тебе на ум? Может это из твоего мира? – вдруг вмешалась эмакум Альма.

Она тоже присоединилась к нам в гостиной. И старательно подливала всем чай и угощала плюшками.

– На самом деле, много всего. У нас двенадцать апостолов. Есть двенадцать рыцарей Круглого стола, их число правда может меняться, но у некоторых авторов их двенадцать. Еще у нас в суде двенадцать присяжных заседателей. И двенадцать месяцев в году. Также поэма, очень известная, «Двенадцать» называется, – стала перечислять я.

Я бы так и не вспомнила всё сразу, но с тех пор, как прозвучало это слово, оно крутилось у меня в голове, и волей-неволей много всего пришло на ум.

– Так. Из всего этого можно выделить следующее: религия, рыцарство, законодательство, искусство, времяисчисление, – сделал выводы Арчи.

– По-прежнему не понятно, что из всего этого относится к нам? – заметил Габби.

– А у вас не так? – Я ведь по-прежнему многое не знала об этом мире.

– Ну, что-то похожее есть и у нас. Искусство однозначно совпадает. Времяисчисление – тоже. Правда, месяцев у нас одиннадцать, но зато двенадцать часов на часах, – отметил Мэтр.

– Еще закон. У нас же двенадцать магов в совете? – радостно подхватил Гарри.

–Да, и я встречала упоминания о двенадцати святых мучениках. Так что религия тоже участвует, – поддержала эмакум Альма.

– С рыцарями я не в курсе. Их там все время разное количество. Были и в нашей истории круглые столы, но кто их там упомнит, сколько участвовало людей, – попивая наливку, высказался Мэтр.

– И все это ни на шаг не приближает нас к решению загадки, – протянул Себ.

– Я думаю, бессмысленно гадать. Нам нужно больше информации. Нужны сведения о Магическом Граале. Никто из нас не помнит эту очень старую легенду. Нужно раздобыть о ней сведения, – выдал Арчи итог.

– И заодно поискать картины, где ещё он отображен. Возможно, именно они и подскажут что такое двенадцать? – спросила я.

– Можно попробовать, – улыбнулся мне Мэтр.

Две недели прошли спокойно. Братья вернулись в Университет к своей учебе. Я же переехала на второй этаж. Эмакум Альма настояла. Они вдвоем с Мэтром были счастливы, что я приняла их предложение об удочерении. Я не стала уточнять, что я его и не принимала вовсе. Меня поставили перед фактом в тюремной камере. И признали уже свершившимся дело об удочерении. Арчи просто, как всегда, некогда было это со мной обсудить. А Мэтр давно настаивал. Но я была даже рада, что все так получилось. Не знаю, хватило ли у меня наглости и дерзости в противном случае его принять. Все-таки я никто в этом мире. А Мэтр – это Мэтр. И они мне все ужасно нравились. И Эмакум Альма и её дети.

Теперь я заходила в любимое кафе только за стаканчиком кофе с утра, и поболтать с Элли. Завтраками, обедами и ужинами меня теперь на убой кормила Эмакум Альма. Но я не поправлялась почему-то так стремительно, как в своем мире. Мэтр высказал предположение, что это из-за ежедневного расхода магии. Я по-прежнему ежедневно практиковалась. И теперь не только на картинах в лавке Мэтра. С тех пор, как я получила лицензию, стали приходить из соседних лавок. И даже создали список ожидания. Мэтр был очень горд. Взымал за это плату и повысил мне карманные деньги. Так теперь называлось мое жалование.

И все было тихо и спокойно, пока однажды неугомонные братцы не прискакали из общежития с важным известием. Мы идем вламываться в особняк графа Альмавитского.

Они, как всегда, на выходных уже с утра сидели за завтраком и наперегонки рассказывали матери о событиях в Университете. На этот раз они были не одни, а в компании двоих друзей. Одного я знала. Он был поэтом и ухаживал за Элли. Его звали Ги Алониренн. Он обладал слабыми магическими способностями, направленными на стихосложение. Его произведения и в самом деле мне нравились, а его магия могла их украшать. Когда он их декламировал, на стенах потолке появлялись магические изображения. Если это было воспевание женской красоты, то в комнате парили красавицы всех мастей. Если природа, то лес, море или поля. В зависимости от того, что он воспевал. Братья по секрету сказали, что он еще увлекается порнографическими стихами и даже подрабатывает ими в злачных трактирах. Но в обществе благовоспитанной нески, то есть меня, он такое не читал.

А вторым мне представили огромного рыжего детину. Оказавшимся художником Свеном Харлинсоном. Он был откуда-то с севера и приехал к нам учится. Он был просто огромен. И огненно-рыж. То место, где на лице не было небольшой рыжей бородки, украшали веснушки. А еще в моем присутствии он отчаянно краснел. И тогда он становился похож на огромную морковку. Свен почти всегда молчал и робко на меня косился. Он не достиг еще положенного двадцатидвухлетнего возраста и был несовершеннолетним по здешним законам.

После завтрака братья с самым заговорщицким видом не дали мне спустится в лавку, а потащили зачем-то в кабинет Мэтра. Сам Мэтр был уже давно за прилавком. И я собиралась к нему присоединиться, когда была весьма решительно задержана. Расположившись у Мэтра, Габби молча протянул мне папку.

– Клари, мы еле уговорили Свена тебе это показать. В прошлом году он был несколько месяцев в Лондиниуме. И в том числе побывал во многих музеях. В одном из них он сделал набросок с картины, хранящейся там. Посмотри.

Я открыла папку, и перед моими глазами предстал красивый набросок, изображающий рыцаря в доспехах, спящего под довольно тощим деревцем. А рядом с ним двух девушек. Одну в богатых одеждах, другая была одета весьма скромно. За ними простирался пейзаж. Но вот, что привлекло мое внимание – рисунок на доспехах рыцаря. Там совершенно точно проглядывалась чаша.

– Это Грааль? – спросила я у Свена. Ответить он не решился, а только кивнул и покраснел.

– Во всяком случае, очень похоже. Но рисунок Свена схематичен. Он и нарисовал то его, просто проходя мимо. Так что достоверно мы не знаем, – пояснил за друга Себ.

– Нам нужно ехать в Лондиниум? Кстати, у нас этот город называется Лондоном. А Лондиниум – это старое его название, еще со времен римлян, – задумчиво протянула я, продолжая рассматривать рисунок Свена.

– Совершенно бессмысленная информация, Клари. Давай ближе к нашему миру. У нас есть план, – заговорщицки произнес Габби.

– Видишь ли, Клари, Раффаэль да Урбино нарисовал…

– Это работа великого Рафаэля Санти? – перебила я Себа.

– Ну, да. У нас он более известен как Урбино. Не перебивай. Так вот, он нарисовал их в двух экземплярах. Один и в самом деле хранится в музее Лондиниума, а вот второй висит дома у графа Альмавитского. Эти две девушки на картине – Добродетель и Наслаждение. В классическом варианте, что висит в музее, они соперницы. И борются за внимание рыцаря. На второй картине изображены Добродетель и Любовь. И вот тут они уже не соперницы, а союзницы. И в равной степени достанутся рыцарю в награду за доблесть, – продолжил Себ.

– Всего-то и надо проникнуть в особняк графа и, пробравшись в галерею, найти картину. Ты дотронешься до нее, и мы получим следующую часть головоломки. Ерунда. – Вот у Габби все ерунда.

– А может… – Попыталась я.

– Клари. Вот сейчас не говори о том, что нужно рассказать все отцу и Арчи. Они нас не пустят. Велят сидеть дома и не совать свой нос. Они наверняка захотят договориться с графом. А это неизвестно насколько затянется, – продолжал напирать Габби, не давая мне даже договорить.

– А он дает прием завтра в своем особняке, и это идеальный вариант для нас попасть туда. Когда еще выпадет подобный шанс? Там народу будет много. Он почти полгорода пригласил. День Рождение любимой дочери. Её замуж надо выдавать, а не берет никто, –вдруг вмешался в наш спор Ги.

– Не отвлекайся. И так, что скажешь, Клари? Мы же не воровать Рафаэля идем. А проинспектировать его сохранность. Он нам еще и благодарен будет, за проверку сигнализации, – радостно возвестил еще и такую точку зрения Габби.

– Нас опять посадят в тюрьму? – обреченно спросила я.

– Не должны. Мы уже продумали варианты отступления. К тому же мы же не грабим. Со стены не снимаем. И она у него не за стеклом. Я выяснял. Все будет хорошо, вот увидишь. Так что? – не унимался Себ.

– Ладно. Давай свой план, – смирилась я с неизбежным.

И вот я стою в дурацком поварском колпаке, который надежно прячет мои волосы, ну и в остальной форме поваренка. Огромный повар то и дело покрикивает на меня, чтобы я пошевеливался (пришлось играть роль мальчишки).

Вот почему, спрашивается, меня нельзя было замаскировать под гостью, в красивом платье и в украшениях? А то я чувствую себя Золушкой, которую позвали на бал чистить котлы. Чем я и занимаюсь.

На кухне то и дело появляется кто-то из братьев. Габби изменил цвет волос на свой естественный и постригся. Он сказал, что ради такого дела ему шевелюры не жалко. Новая отрастет. За то теперь их с братом не отличишь. Они официанты на сегодняшнем вечере. По-другому попасть у нас не получалось. А вот Ги оказался приглашен в качестве поэта, и должен был читать на балу стихи. Свен ждал нас за оградой, и, если что-то пойдет не так, он тут же подгонит взятый у друга автомобиль. Который, к слову, пыхтел, сопел и грозился развалиться при первой же возможности. А его магический камень уже лет пять не подзаряжали. Так что в целом план был хороший. Провальный, правда, но хороший.

У нас было два варианта, как пробраться на второй этаж в галерею с картинами. И не один мне не нравился. Первый выпадал на то время, когда Ги будет читать свои стихи. Он обещал выбрать что-то героическое с грохотом пушек и выстрелами, чтобы максимально привлечь гостей. Мы же с Себом, именно он должен был меня забрать из кухни, пробираемся вдвоем на второй этаж. Нас не должны будут заметить из бальной залы, которая находилась на первом, потому что гости будут увлечены стихами Ги, и еще потому, что все, наверное, разом ослепнут, по какой-то неведомой мне причине. А лестница была длинной и высокой, бежать наверх по ней достаточно долго.

Второй вариант был связан со временем, когда уже когда поздним вечером запустят фейерверк в саду. Вот тогда шанс был более реален, но тогда непонятно, как нам спустится обратно. Сюжетных дыр в этих историях было много, но отступать было поздно.

Я старательно терла кастрюлю, так как мой внешний вид не внушил главному повару ни малейшего доверия, и мне было поручено только мытье посуды. Другим же поварятам даже ножи доверили.

Внезапно мне позвали:

– Эй, ты! Бесполезная мелочь, да ты. Хватай давай сковородку с плиты и вымой её тщательно. Она мне еще понадобится сегодня.

Делать было нечего и я, подбежав к раскаленной плите грязным фартуком, используя его вместо прихватки, схватила сковородку и понесла её к мойке в углу. Но мой фартук был мокрый, а сковородка жутко тяжелая, хоть и пустая. Я держала ее двумя руками, но все равно для меня этот кусок чугуна был слишком велик. К тому же мне было дико страшно, потому что она была раскалённая. И вот я почувствовала, что не дойти мне те несколько шагов, что остались. И сковородка просто выскальзывает из мокрого фартука. Я прибавила шагу. Но она все равно падала. И тогда, не знаю, с какой такой глупой мысли я решила поддержать её снизу и все-таки донести. Ну, упала бы она. Ну, был бы страшный грохот, и остатки раскаленного масла разлетелись бы по всему полу. Ну и что? Но, по-видимому, общий страх привлечь к себе внимание и подвести всех сыграл свою роль. И я схватилась за дно, поддерживая её, все-таки донося до мойки. Только вот плюхнув её в наполненную водой раковину, я с ужасом разглядывала свою руку, на которой стремительно набухал довольно большой пузырь. И только теперь пришла боль. Очень хотелось взвыть, но тем самым я бы точно себя выдала, поэтому пришлось стиснуть зубы, и сунуть руку в воду в надежде хоть немного её остудить.

И тут, подняв мокрые от слез глаза, я увидела застывшего на противоположном конце кухни Габби. В его глазах был такой ужас, что мне самой вдруг стало страшно. А он вдруг отмер и бросился ко мне. Так, сейчас он что ни будь, натворит! Надо бросать эту сковородку с посудой и бежать. Поэтому я поспешила ему на встречу, но по другому проходу между столами. И вот на середине кухни мы встретились, но между нами был стол. И я, не замедляя шага, полетела к выходу в надежде, что он сообразит и пойдет за мной. А в кухне в это время царила обычная суета большого приема. Поэтому на нас, как мне хотелось верить, никто не обратил внимания. Я вылетела из кухни и только теперь притормозила, не зная, собственно, куда мне дальше.

И тут на меня, едва не сшибив с ног, налетел Габби. И куда-то потащил. Но так как тащил он меня прямо по коридору, а он тут был один, я не возражала. Пока мы не вывалились в большой холл. И тут уже я, схватив его за рукав, утянула за огромную портьеру, свисавшую с потолка огромными складками до самого пола. Она была такая большая и тяжелая, что совершенно точно скрывала нас от посторонних глаз. И спрятавшись таким образом, я ему на самой сказала громким шепотом:

– Габби! Немедленно прекрати истерику и соберись. Если ты хоть как-нибудь нас выдашь, я куплю такую же сковородку и посажу тебя на нее, раскалив перед этим. Задница надолго запомнит.

Ну, слава Создателю. В его глазах хоть появился проблеск здравого смысла и ушла паника. Наварное он представил, как сидит на сковородке, потому что даже попытался мне улыбнуться как-то кривовато.

– Тебе очень больно, Клари? Дурацкая была идея. Прости нас. Давай все отменим и домой? Там и боль снимем, и врача вызовем. Да и у мамы лекарства на все случаи жизни есть, – зашептал он. У меня создалось впечатление, что он сейчас заплачет.

– Габби! – шепотом гаркнула я. – Ну-ка собрался. Перестань выть, как молоденькая неска. Я тебе отменю. Никому о происшествии не слова. Мы продолжим и проберемся на второй этаж! Вот прямо сейчас и начнем!

– Но должен же был Себ? – прохныкало это чудо. Вот совершенно точно знаю, что когда их вытащили из реки зимой в мороз и потом отогревали, он не ревел, а они тогда были еще маленькие. А сейчас совсем расклеился.