Клариса. По ту сторону холста

Олла Дез

Клариса. По ту сторону холста

Пролог. «Демон сидящий»

…Я пишу Демона, то есть не то чтобы монументального Демона, которого я напишу ещё со временем, а «демоническое» – полуобнажённая, крылатая, молодая уныло-задумчивая фигура сидит, обняв колена, на фоне заката и смотрит на цветущую поляну, с которой ей протягиваются ветви, гнущиеся под цветами.

Михаил Врубель. 22 мая 1890 года

Море было прекрасно. Оно шумело и набрасывалось на скалы, в вечном стремлении стереть их с лица земли, отодвинуть, побороть. Но скалы продолжали стоять огромным черным монолитом, не обращая никакого внимание на суету у своего подножья.

Так и двум магам, стоящим на вершине скал, до волн не было никакого дела. Два седых старца с гневом и ненавистью смотрели друг на друга. Им не было нужды перекрикивать шум волн. Они прекрасно слышали друг друга. Их непримиримая вражда длилась слишком долго. Слишком велик был путь ненависти, который они прошли. И как итог, эта дорога длиною в жизнь утомила обоих. Но не один из них не хотел сдавать своих позиций.

– Ты никогда не сможешь победить! Мы должны закончить это здесь и сейчас. Откажись от своих безумных планов, пока не свершилось необратимое, – но в голосе мага не было былого задора и уверенности.

– Правда на моей стороне. Нельзя разделять людей. У всех должны быть равные возможности, – устало отвечал другой, в глубине души понимая всю бессмысленность давнего спора.

– Если все будут обладать магическим потенциалом, у аристократии и правящей верхушки не будет контроля над толпой, – в который раз приводя этот аргумент, не согласился маг.

– А ты не думал, что это надуманный контроль? Что власть должна быть честной, справедливой, и заботиться должна обо всех, а не только о себе. Тогда и возмущенной толпы не будет. И если это произойдет, власть задумается. – Ветер трепал седые волосы, развивал полы длинных мантий, но маги были слишком увлечены, и даже надвигающаяся с моря буря не привлекала их внимания.

– Все равно тогда будет деление на сильных и слабых магов. Ты ничего не изменишь, дав простолюдинам магию! – продолжал настаивать на своем первый маг.

– Я уравняю шансы каждого на что-то лучшее. И не забывай про продолжительность жизни. Она увеличится благодаря магии на пятьдесят, а у кого-то и семьдесят лет! Продлит молодость и юность, самую чудесную пору нашей жизни! Разве это не прекрасно? – А буря все ближе, все выше волны.

– Ты так наивен. Сколько тебе уже лет, а продолжаешь верить в сказки. Если человек ничего из себя не представляет, то какое значение имеет, сколько времени он ходит по этой земле? Сотню лет? Две сотни? Это не важно, если они наполнены пустотой и никчемностью! – Волны с грохотом разбивались на мельчайшие брызги и снова бессильно возвращались в родную стихию.

– Не будет пустоты. Будет смысл и желание жить. И творить тоже. А главное – любить. Любить всё вокруг. Любить природу, детей, женщину рядом, дело, которым занимаешься. Любить и творить – это ли не прекрасно? – Буря медленно и уверенно надвигалась на скалу, где стояли маги.

– И что будет, если ты осуществишь свой отчаянный проект? Хаос. Анархия. Они не справятся с хлынувшей на них магией. Их никто не учил. И вместо твоей всеобщей любви будет смерть и разрушение! – И вот уже буря над скалой.

– Нет. Мои расчеты верны. И все кто сейчас не обладает магией, получит её в незначительном количестве. А вот дети, которые родятся в следующем поколении, будут обладать магией в полном объеме. Среди них будут и сильные маги, с которыми придется считаться. – Порывы ветра смогли бы смести любого со скалы, но только не двух старых магов.

– А если ты ошибся в своих расчетах, старый упрямец? Что тогда? – молния ударила рядом, и почти сразу громовой раскат прогрохотал над головами.

– Риск, безусловно, есть, но я готов пойти на него для дальнейшего процветания нашего мира. – И снова молния расчертила огнем небосвод.

– Нет. Прости, старый враг. Я не могу этого допустить. Я пожертвую своей магией и до конца отведенного мне срока останусь простым человеком, но я пресеку твою проклятую богом идею!

И маг, протянув руки к сходящим с ума небесам, призывая древнюю, беснующуюся магию. Его оппонент с нарастающим ужасом наблюдал за разверзнутыми над ними небесами. И вот в нависающих тяжелых тучах, образовалась воронка, в которую вихрем понеслась магия, льющаяся из пальцев мага. Вспыхнувшая молния озарила золотую чашу, инкрустированную самоцветами, в самом центре воронки.

– Мой магический Грааль! – закричал второй маг и упал на колени, не выдержав развернувшейся перед ним картины.

А воронка вращалась все сильнее, и вот уже чаша внутри нее заполнилась магией до предела. Страшный грохот потряс скалу, казалось, до основания, но находящиеся на ней маги остались невредимы. Воронка замедлила свое движение, и вот вспышка магического огня озарила пространство, а чаша растворилась в этом свете.

– Я не смог его уничтожить. Он слишком силен. Слишком большое количество магов пожертвовали свою магию на его создание. Но я сумел его спрятать так, что ни один человек в этом мире не сможет его отыскать – устало опустился радом с давним врагом на скалу уже не маг, а просто старый человек.

– Не один человек из этого мира? Так ты сказал, мой дорогой враг? – А буря между тем не закончилась, она всего лишь утихла, но не на много. Маг встал и продолжил, – Я пожертвую свою магию и жизнь, но теперь Грааль будет воплощаться в стихах, картинах, сказках, легендах. Люди и сами не будут этого понимать, но они проложат дорогу к его местонахождению. И будут приходить в наш мир переселенцы из других миров. И кто-то из них сумеет разгадать шифр, может через сотни лет. Однажды этот кто-то найдёт этот пусть, и свой в том числе. Я оставляю это пророчество на земле. Слова сказаны. Их не уничтожить.

И снова небеса взбунтовались и закипели, и вновь воронка вытягивала магию из рук старого волшебника. Но на этот раз вместе с магией уходила и жизнь. И вот уже бездыханный труп упал на скалу, тучи рассеялись и солнце осветило все вокруг. И сгорбленную фигуру старика, рыдающего над трупом своего врага. Или быть может все же друга?

Наконец старик вытер мантией слезы и встал. Ему нужно вернуться. Поведать о случившемся Совету магов. Или умолчать о содеянном? Оставить ли распоряжения на будущее. Или предать всё забвению?

В конце концов, что может сделать один человек?

Глава 1. «Девочка с персиками»

Поди, разбери, где счастье, где несчастье.

Валентин Серов

Проходя по залам провинциального музея, я думала, что только меня могло так угораздить. Я приехала на дачу к школьной подруге, с которой не виделась довольно давно. В школе мы неплохо ладили, но потом как водится, наши пути разошлись. И тут эта жара. Лето побило многолетние температурные рекорды. Пожары полыхали, фонтаны не спасали, поливальные машины не справлялись. И тут школьная подруга приглашает к себе на выходные, на дачу. Речка, шашлык, поболтать о старых друзьях и школьных годах. Казалось так заманчиво. Но на деле все вышло совсем не так. Этот женат, трое детишек, эта за мужем уже третий раз. Тот умер. Этот спился. Я знала, что именно так, скорее всего и произойдет. Но почему то наивно думала, что мы обсудим веселые моменты из детства, юности. Вспомним учителей с легким налетом грусти. Выпускной. И снова, на какое-то время перенесемся в пору не отягощенного проблемами детства. Но это не получилось.

К концу субботы я думала, что хуже уже быть не может. Но выяснилось, что это мы еще просто мою скромную персону не обсуждали. А что с образованием не сложилось? Ах, мама болела. А что замуж не вышла? не звал никто? А что с зарплатой? Гроши? У тебя и кошка имеется? Клара, а почему ты не худеешь-то?

Кошки у меня не было. А все остальное действительно было так. Я не была ущербной или,как меня пытались выставить, глупой, необразованной, толстухой. Да, я работала в магазине, но была окружена прекрасными людьми, готовыми помочь, одолжить денег. Может, мне просто везло на таких людей. И я была счастлива в окружении друзей, коллег и любимых книг. У меня не получилось с личной жизнью. Возможно, в этом действительно моя вина. И у меня и правда, лишний вес. Но я так люблю вместе с любимой вкусняшкой, посидеть перед телевизором с каким-нибудь интересным фильмом. Или взяв вазочку мороженного, углубиться в новый роман.

Нужно ли меня за это осуждать или судить? Я так не думаю. Моя жизнь и не вписывается в рекламный ролик с идеальной фигурой, тремя детьми и мужем миллионером, но это моя жизнь. И она такая, какая есть. И она, в конце концов, еще не закончилась. И ведь никто не знает, что там за поворотом?

От подруги я в итоге сбежала. Разыграла срочный звонок и сбежала. Мне хотелось вызвать такси, но с деньгами было не очень, и я пошла на остановку. Там выяснилось, что нужный мне автобус будет только через два часа. И вот я очутилась одна в душном, провинциальном, краеведческом музее. Я всегда любила музеи. Пока был жив папа, он всегда меня таскал еще маленькую на выставки и вернисажи, которые проходили в городе. А потом мама старалась всячески поддержать эту традицию. «Лучше не, но зато съездить в другой город на экскурсию», – всегда говорила мне она. И я всегда любила картины. Они меня завораживали.

И вот я стою перед ничем не примечательным пейзажем. Неизвестный художник. Пейзаж отображал виды вокруг города. На переднем плане деревянный мостик, пруд, в котором плавают белые лебеди. Просто идиллия. На картине нет ни изюминки, ни содержания. А плавающие в пруди лебеди будто списаны с коробки конфет.

Я была во всем зале одна. Несмотря на воскресный день, народу не было. Лето, жара, хочется купаться, а не по музеям ходить. Смотрители музея, продав мне билет, посмотрели, да и отпустили с миром. Не похожа я на разрушительницу витрин или вандала с кислотой. И вот я стою ни пред чем не примечательной картиной и чувствую что-то странное. Мне ужасно хочется до нее дотронуться, просто до зуда в ладонях. Раньше я никогда не испытывала подобного, и прекрасно знаю, что делать это нельзя.

Что все манипуляции нужно проводить в перчатках. А вот таким, как я – лучше вообще не прикасаться. Что недаром все достаточно ценные полотна находятся под стеклом. Но вот почему-то ужасно хочется. Хочется? Перехочется!

Я развернулась и пошла в следующий зал. Побродив по ним, я поняла, что время на исходе. Нужно уходить, иначе опоздаю на автобус. И вот, отправляясь на выход, я опять прохожу мимо притягивающего, словно магнитом, полотна. Да что ж такое-то! Я воровато оглядываюсь. Чувствую себя просто мальчишкой, который тыкает в глаза и клюв бронзовой птице в музее в одноименной книге. Но они там клад искали, и у них клюв открывался. А что может открыться у картины? Почему я не могу удержаться?

Я аккуратно, подушечками пальцев, провела по раме. Обычной резной раме, какая бывает у сотни картин. А потом медленно и завороженно прикоснулась к картине. Я коснулась деревянного мостика с изогнутыми перилами, а потом меня стала неудержимо манить вода, и я дотронулась до этой манящей водной глубины.

У меня закружилась голова. Наверное, жара. От нахлынувших ощущений я зажмурилась. На меня вдруг подул холодный ветер, как из распахнутого зимой окна. Морозный и жгучий. Я пила его и мне даже показалось, что я куда-то лечу, растворяюсь в этом холоде. После летней, одуряющей жары этот холод не показался мне могильным и страшным. Наоборот. Я приняла его с восторгом. Страха не было, только удовольствие и наслаждение. Я покрепче зажмурила глаза и продолжала наслаждаться холодными иголочками снега. Иголочки впивались в меня, делая меня легкой, почти невесомой.

А дальше произошло то что, наверное, следовало ожидать. Заорала сирена.

Ну а что я хотела? Грязными руками, еще, и липкими от жары, я дотронулась до произведения искусства девятнадцатого века. Сейчас будет штраф, полиция, акт. Хорошо еще, если порчу имущества не приплетут. Главное, чтобы не попытку кражи. А то, как в той считалочке, в честь которой меня и назвали:

«Карл у Клары украл кораллы, а Клара у Карла украла лорнет».

Чистой воды хулиганство с их стороны. Ну, зачем Карлу кораллы? А Кларе лорнет? Тоже наверняка не нужен. Так. Надо набираться мужества и открыть глаза.

Ой. А, где это я? Ничего похожего на музей, в котором я была минуту назад. Да. Я была в музее. Но это совершенно другой музей. Картины на стенах так же висели, были и диванчики, и стулья, расставленные для желающих присесть, и даже в углу стояла пожилая дама с лорнетом, направленным в мою сторону. Ну вот, Клара. Ты хотела лорнет? Прими и распишись. Только вот это была не старушка в очках. А была там высокая статная дама, в длинном платье и с лорнетом на длинной ручке. На мой взгляд, ручка была даже слишком длинной. Мозг, наверное, отказывается принимать общую картину, и цепляется за эту ручку. Я перевела испуганный взгляд с дамы на высокого мужчину, обнимающего белокурую девушку. На девушке также было длинное платье в пол, а мужчина был одет в нечто напоминающее сюртук? Или это удлинённый пиджак? Или это вообще фрак? Как это назвать? И где я? Они все трое смотрели на меня с удивлением и легким опасением.

А я наконец перевела взгляд на собственные ноги. Почему на ноги? Потому что только сейчас почувствовала, что они мокрые. Да, мокрые. И стою я почему-то в луже на деревянном полу… узор на паркете красивый. И откуда лужа? С меня натекла. А почему я мокрая? И почему я такая худая? Мокрый сарафан как-то очень подозрительно меня обтягивал. И ноги в босоножках тоже болтались. А еще бретелька так и норовила сползти.

Я похудела? Я взглянула на свои руки и снова поразилась. Несколько лет назад меня покусала собака. Как итог – огромный шрам. Его не было. Они длинными мокрыми прядями свисали с плеч. С них тоже ручейком бежала вода. У меня же короткая стрижка?

Между тем сирена продолжала надрываться, послышался топот. К нам бежали какие-то люди в незнакомой мне форме. Еще мужчины в их странных фраках. Они вежливо оттеснили пожилую даму и мужчину с девушкой из залы и дружно уставились на меня. А я что? Я ничего. Я мимо проходила. И тут один из них что-то сказал на незнакомом мне языке, показывая куда-то за мою спину. Вот смотрела же много фильмов и знаю, что это отвлекающий маневр. Но все равно обернулась. Но это был не маневр.

За моей спиной висела картина. Она была даже чем-то похожа на ту, что я тогда так неосмотрительно коснулась… Общее было только то, что это тоже был пейзаж. И на нем была вода. И сейчас этой воды было явно недостаточно. Так как кое-где берег был обнажен, а трава росла заметно выше. И еще мне, наверное, показалось, но вода слегка волновалась… Как будто в нее бросили камешек, и волны разошлись в разные стороны. Но, наверное, это просто оптический прием такой? Это же картина. Все остальное на ней было неподвижно. И деревья стояли замерев. И облака по небу не плыли. Да и вода с каждым мгновением, что я на нее смотрела все меньше и меньше двигалась. И вот уже она тоже застыла. Наверное, показалось. И я снова перевела взгляд на окружавших меня мужчин. Они близко ко мне не подходили. Окружили полукругом и смотрели настороженно. Между собой переговаривались на незнакомом мне языке. Но когда я решилась сделать шаг из лужи, они решительно протянули вперед руки в понятном на всех языках останавливающем жесте. Раз я такая страшная, постою еще в луже.

Наконец вопившая сирена смолкла, и в нашу сторону решительно зашагал пожилой мужчина. От него исходила такая сила и мощь, что совсем не вязалось с его абсолютно седыми волосами и морщинистым лицом. Мужчина решительно шагал по коридору, за его спиной тоже шли какие-то люди. Войдя в зал, в котором я стояла, он двинулся к нам. Он мне напомнил пирата. Но только вот доброго пирата. Хотя таких, наверное, не бывает. Но пусть будет исключением. Полукруг из людей дрогнул и расступился, давая ему дорогу. Он подошел ко мне на расстоянии метра и стал молча рассматривать. Такую всю красивую, мокрую, в облепившем меня сарафане и в луже. Красота неземная. Это я еще свое лицо не видела.

Видно что-то такое отразилось в моих глазах, потому что мужчина вдруг улыбнулся и, протянув руку, ласково коснулся моей головы. А дальше я поплыла, поплыла и кажется, уснула.

Проснулась я, лежа, судя по всему, на больничной койке. Это явно была больница. Я осмотрела себя. На мне была длинная до пят рубашка, и я была укрыта самым обычным одеялом. Ни тебе волшебных летающих предметов, ни магического кристалла в поле видимости не было. Обидно как-то. Я явно попала в другой мир, мое тело изменилось, мир – тоже, а летающих предметов нет. Но как бы там ни было, нужно вставать и осваиваться. Язык изучать, выяснять вообще, где я. Я тут насовсем или меня вернут? Стандартный набор вопросов попаданок.

Но ноги с кровати я спустить не успела. В палату вошла женщина. Наверное, это все-таки палата. Белые стены и потолок. Кровать и тумбочка. Больше и нет ничего. Мне еще очень хочется в это верить. И еще хочется верить, что я тут не навсегда. Женщина поставила на стол стакан с какой-то жидкостью и жестом приказала мне выпить. Выпила. А смысл ругаться и отказываться? Мало ли, какие у них другие способы это в меня влить имеются. Женщину явно обрадовала моя реакция и она, кивнув, вышла. А на меня накатила сонливость. Куда-то идти, выяснять что-то желание пропало. И я, укутавшись совсем в не магическое одеяло, снова уснула.

Когда снова проснулась, на улице был день. В окошко светило солнце. Я собиралась встать, когда опять вошла та же женщина. Она, ни слова не говоря, отвела меня в ванну. Вполне себе стандартную ванну. И вот опять никакой магии. Наверное, она мне привиделась тогда на картине. А может все это вообще мне привиделось из-за жары? Может это просто солнечный удар? Прямо по темечку?

Женщина проводила меня назад в палату, все так же молча. Потом быстро вернулась, протянув мне платье. Оно было длинное, достаточно простое. И полностью закрытое. Она помогла мне с тесемками и так же молча велела следовать за ней. Мы шли по длинному коридору, без окон и дверей. И с каждой минутой я начинала бояться все сильнее. Это здание, где я находилась, все больше и больше напоминало мне психиатрическую больницу, как её показывают в ужастиках. Где я?

Но вот мы зашли в кабинет, где меня встретили двое. Один был тот самый почтенный мужчина, что тогда усыпил меня в музее. Другого человека я видела в первый раз. Он был с небольшой бородкой и в очках. Они жестом указали мне на кресло, в которое я и опустилась.

– Дитя мое, порадуйте старика. Скажите, что вы меня понимаете? – глубоким баритоном произнес мужчина из музея. Вот язык у меня не поворачивается стариком его назвать.

По всей видимости, мой облегченный выдох они заметили. Потому что я радостно улыбнулась и кивнула. Не лингвист я совсем. Плохо у меня с языками. Или у них со мной. Но изучать их для меня долго и муторно.

– Славно. Может, вы представитесь? Смелее. Вы уже бьете все рекорды по спокойствию и выдержке. Есть вероятность, что и языковой барьер быстрее одолели.

– Кла… Клар-и-са… –У меня вышло, что-то не понятное. Почему-то язык не хотел выговаривать звуки. Я опять испугалась и сжала руками ручки кресла.

– Тихо, тихо, дорогая. Все в порядке. Это последствия магически-лингвистического воздействия. Скоро слова и мысли у вас упорядочатся, и вы сможете общаться, как раньше. А теперь давайте вы просто будете кивать. Хорошо? – снова подбодрил меня мужчина из музея. Представились бы. Я кивнула на его последний вопрос.

– Отлично. Приступим… Вас зовут Клариса? Мы правильно расслышали?

Я кивнула.

– Вы понимаете, что вы попали в другой мир?

Я снова кивнула. Выходит, не привиделось и не тепловой удар. Я действительно попала в другой мир.

– У вас в вашем мире осталось много близких? Родных? Семья? Любимый мужчина? Дети?

На каждый его вопрос я отрицательно качала головой. Родителю умерли, родственники остались, конечно, но мы не так что бы сильно близко общались, что бы те расстроились из-за моего исчезновения. А семьи и детей у меня не было.

– Вас пугает происходящее с вами?

Я покачала головой. Потом кивнула. Разумеется, пугает, но в тоже время нет, так как очень интересно, хотя и не хватает информации. Они заулыбались и переглянулись. А потом мужчина с бородкой произнес.

– Что ж, должен признать, у вас прекрасная реакция. Мозг не поврежден. Вы мыслите очень разумно. У вас в вашем мире не осталось крепких привязок. Это вселяет в нас надежду на дальнейшее сотрудничество и благоприятный исход вашего дела.

– Не пугай ребенка, Сигизмунд. Кстати, мы так и не представились девочке. Давай уже исправимся?

– Раньше не было уверенности, что нас понимают и мыслят логически. Позвольте, милая неска, представится. Профессор Сигизмунд Югнд. Специализируюсь на психических расстройствах у магов и переселенцев. В мою задачу входит оценить ваше психическое здоровье, возможность адаптации к нашему миру, кроме того, я должен убедиться, что вы безопасны для нашего мира и его обитателей.

– Меня, девочка, зовут Арчибальд Дрейм. И я твой куратор в нашем мире. Поскольку именно в мою смену ты переместилась. Я отвечаю за помощь в адаптации, предоставление необходимой информации, и я так же отвечаю за безопасность, как и мой коллега. Но уверен, что в последнем пункте проблем не будет. – Мой куратор мне определенно нравился.

– Да, милая неска. У нас сложилось твердое убеждение, что у вас достаточно крепкая психика, вы при перемещении вели себя очень разумно, в точке выхода, опять-таки, не устроили истерику, перепугав окружающих. А остались стоять и ждать помощи. И сейчас продемонстрировали чудеса выдержки и самообладания. Это действительно внушает нам определенный оптимизм. – Ну хоть кому-то это внушает оптимизм. Я пока не вижу ничего радостного.

– Да, и еще немаловажный факт. Почти все переселенцы обладают магией в той или иной степени. И, как правило, её не контролируют. Просто не умеют или не хотят, или мозг и психика не могут справиться с ней. В таком случае нам приходится принимать зачастую довольно жесткие меры. В вашем случае этой проблемы не будет. –Увидев мой удивленный взгляд, он улыбнулся.

– Не знаю, расстроит это вас или обрадует. Но у вас, неска, очень низкий магический потенциал. Я бы сказал, что его нет почти совсем. Пока вы спали, мы не только обучали вас языку, обследовали ваш организм, но и, разумеется, проверили ваши магические способности. – Все-таки этот Сигизмунд какой-то очень жёсткий. Можно как-то и помягче с девушкой. – Да, девочка. Скорее всего, тебе будет доступна только одна какая-то способность. Потому как на чтение заклинания или полноценную магию сил у тебя нет. И, предвидя дальнейшие вопросы, – на все отвечаю: нет. В нашем мире нельзя развить магию, нельзя увеличить магический потенциал, нельзя его приобрести, купить или выманить. С ним появляются в нашем мире или рождаются. И потом он неизменный. – Наверное, он все-таки старый.

– Это с одной стороны и хорошо. Сильных магов с рождения обучают, тренируют и учат контролю. У вас нет такой возможности, и вы бы просто не справились. Поэтому были бы обречены на запечатывание магии. А с вашими скромными способностями, которые и вреда человеку не причинят, у вас будет шанс на это одно заклинание. – Я вновь удивленно приподняла брови. – Вас интересует, какое?

Я интенсивно закивала. Все-таки ужасно интересно.

– Этого мы не знаем. И можем даже не узнать в ближайшее время. Оно себя проявит само, и когда – неизвестно. Но когда это случится, ваша задача – не запаниковать. Сообщить об этом своему куратору, зарегистрироваться и получить лицензию на применение, если оно будет достаточно безвредным и востребованным. – Концелярист все-таки.

И видно осознав, что я не совсем всё поняла, мой куратор счел возможным пояснить.

– Ну, вот тебе пример, девочка. Появится у тебя способность к огненному шару. В твоем случае небольшому, и особого вреда причинить не способного. И ты должна не испугаться, а поджечь им скажем чайник на плите. А если, например, ты сможешь при небольшом усилии видеть родственные связи, нечасто, опять-таки, то эта деятельность потребует лицензии. Она нужна для подтверждения наследства, установление отцовства, поиска потерянных наследников. Теперь яснее?

Я закивала. Ну, вот теперь более или менее стало яснее. А Сигизмунд продолжил.

– В течение ближайшего месяца с вами, неска Клариса, будет проделана вся необходимая в этом случае работа, и нами будет выдано заключение. По истечению месяца, вы будете отпущены из клиники под наблюдением и контролем вашего куратора. Все вещи, с которыми вы переместились, у вас изымаются. Вам будет выдана компенсация в денежном эквиваленте. Так же вам будут выделены деньги на первое время. Пока вы не устроитесь, не найдете работу, выйдете замуж, найдете содержателя или опекуна. Все варианты приемлемы. – Я снова нахмурилась, и Арчибальд Дрейм поспешил пояснить.