bannerbanner
Oris Maari: Ara Avalantis
Oris Maari: Ara Avalantis

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
13 из 17

+ – Мы можем сделать твои глаза чёрными как ночь, мы можем наполнить их собой, только позволь и мы сделаем тебя незаметной в ночи. +


+ – Тьма, не трогай моего серебра, оно священно. +


Мы бежали по полю, было темно, небо заволокли тучи. Ночь не была тихой, её разрывал колокольный звон и крики со стороны города, кажется, кричали простые жители, дурное знамение породило панику. Поле закончилось, и начались деревянные хижины, более крепкие и богатые, чем дома в деревне Мыколы, но всё же уже не каменные строения. Здесь тоже люди не спали, на центральной площади посёлка собрались мужчины и женщины, яростно споря и размахивая факелами. Ярик держался тени и нас никто не заметил. Как оказалось, он бежал к конюшне. На бегу посохом размозжив голову сторожевого пса, который только-только собирался залаять (сила удара была чудовищной). Ярик с треском выбил дверь и вывел двух лошадей. На треск тоже никто не отреагировал, конюшня была далеко от центра, где стоял гвалт, и одни перекрикивали других, а сторожевой пес не успел предупредить селян о краже.


– Верхом ездить умеешь? Если да – тогда за мной. Если нет – садись на мою лошадь, поедем вместе.


Я оторопела, и уставилась на необычное создание расширенными глазами.


– Н-н-нет, ни когда не видела даже, – я слегка замялась, – как на неё з-залезть?


Ярик действовал грубо и жёстко. Он просто резко оторвал меня от земли и усадил на лошадь, а затем запрыгнул сам. Вторая кобыла осталась стоять на месте, а мы двинулись вперед, обдуваемые холодным ветром. Я сидела ближе к шее лошади, Ярик сидел за мной, как бы полуобнимая меня сзади. Руками он держал поводья, а на дорогу смотрел из-за моего плеча.


– Если ты первый раз на лошади – лучше так. Нам нужно быть максимально быстрыми и если бы ты сидела сзади – могла бы упасть. Так неудобно, зато надежно, – голос его был напряжен и сосредоточен, он вглядывался в темноту, ведя лошадь по извилистой тропинке и непонятно как ориентируясь в округе.


– Я могу применить зелье, чтобы видеть в темноте?


– Применяй всё что есть, всё необходимое, что посчитаешь нужным. Вообще какие-то запреты мои можешь забыть, – да, было очень неудобно так сидеть, но это мелочи, – я эм, вообще, такое создание вижу впервые, – я осторожно погладила лошадь по шее.


Ярик начал применять разные химически штуки. Он глотал пузырьки один за другим, некоторые жидкости даже слегка светились. Когда он закончил от его тела исходил ощутимый жар, как от близкого костра, а сердце билось с чудовищной скоростью. Изменился и голос, он стал более густым и басовитым.


– Моя задача – доставить тебя в безопасное место. Ближайшее такое – Леснячее, деревушка, сгоревшая в прошлом году. Новые жители там так и не появились, в народе считается дурным местом, естественно поверья о призраках, но для нас главное – там найдется хоть какая-то крыша над головой, и там нет людей. А уж затем можно будет подумать, что делать дальше. Возражения есть?


Моё сердце билось в синхронии с сердцем Ярика, и это было непривычно, сложно сконцентрироваться и дышать. Я прижала ладони к груди, будто пытаясь руками приостановить сердцебиение.


– Поехали в эту деревушку, ни каких возражений нет, – я задумалась, – Ярик, зови меня просто Лионесса.


– Как скажешь, Лионесса.


+ – Тьма, что случилось в мире, это Гнев Владыки, или что-то другое? +


+ – Да, он самый, мы чувствуем, как рыдают статуи и как мечутся в агонии ужаса светлые души, как им страшно, как они терзаются мыслями о собственных маленьких грехах перед лицом разгневанного Владыки. Началось… мы в восторге. +


+ – Ох, мне б твой восторг. У меня ни копья, ни навыка боя, и круга теперь нет. Но да, кто ж говорил, что будет легко. Ну, Владыка! Устроил тут, так устроил…+


+ – Мы можем стать твоим оружием, если позволишь. Мы забавляемся сидя на твоем плече, но мы способны на большее, мы можем стать смертоносными для твоих врагов, мы можем стать копьём, пронзающим сердца, только позволь, прими нас в свои руки, пусть руки пропитаются нами, станут нами, и мы станем твоим оружием. +


+ – Нет, Тьма, ни какого влияния. Мне нужно моё оружие, и моя Сила. +


+ – Мы чувствуем недоверие, мы удивлены. Разве мы сделали что-то, чтобы заслужить недоверие? Мы лишь предложили помощь, нечто более эффективное, чем самая хорошая палка с лезвиями. Мы в замешательстве. Наше предложение эффективно, почему Хранитель отказывается? +


+ – Палкой с лезвиями управляю Я, лично Я. Это не недоверие, это перестраховка. Я всё ещё намерена принести Равновесие. Сама принести, своими руками. +


Тьма замолчала. То ли обиделась, то ли просто решила, что диалог завершен. Ярик вел лошадь по всё более густому лесу и наконец, когда лошади стало тяжело продираться сквозь кусты, мы достигли пункта назначения. Сначала я не поняла, почему мы остановились, кромешная тьма не позволяла увидеть что-то кроме собственных рук, но затем Ярик взболтал какую-то пузатую колбу и жидкость в ней начала светиться тусклым зеленым светом. Её приходилось часто потряхивать, чтобы свечение продолжалось, но в этой темноте и такой химический фонарик сгодится. Сам Ярик впрочем, кажется, отлично всё видел. Он легко спрыгнул с лошади, помог мне слезть и уверенно пошёл куда-то в темноту, велев ждать около лошади с колбой в руках. Её свет делал всё вокруг каким-то особенно могильным и призрачным.


Стало как-то не по себе, было до дрожи неуютно, а Ярика отпускать туда одного вообще не хотелось… В груди нарастал ком негодования, будто почву из-под ног выбили. Грусть вперемешку с яростью и гневом, и не пониманием, куда двигаться дальше. Я подняла глаза к небу: – «Равновесие, вызываю к тебе всем своим существом, ответь, дай знак, мне очень нужна твоя Поддержка и Помощь. Этот мир нуждается в тебе, как никогда». Из темноты раздался оглушительно громкий и противный металлический скрип, затем ещё раз. Лошадь тревожно шевелила ушами и издавала смешные фыркающие звуки, поворачивая вытянутую морду в сторону звука из темноты. Наступила тишина, но внезапный треск и грохот заставили спину покрыться мурашками. Химический огонек в колбе был предательски тусклым и освещал разве что густую траву вокруг, да встревоженную лошадь. Хотелось побежать к Ярику, но было темно, вокруг меня был свет, но его было мало, чтоб быть уверенной, кричать было тоже опасно, раздирающее чувство. Всё тело трясло, сильно, и от холода, и от нахлынувших смешанных чувств…


Темнота сжалилась и отступила, впереди засиял ровный и куда более яркий жёлтый свет. Это возвращался Ярик, продираясь через куски заборов и кустарники, держа в вытянутой руке ручной фонарь со свечой за грязной стеклянной дверцей.


– Я осмотрел деревню, почти всё сгорело дотла, но нам повезло, осталось то, что, кажется, было коровником. Там достаточно прочная крыша, а ещё я нашел фонарь и немного свечей, пригодятся. Пока можно расслабиться, мы заночуем здесь. Возражения есть?


В жёлтом свете фонаря тусклый свет химической жидкости в колбе казался совсем затерявшимся, и стоило перестать её трясти – облегчённо погас.


– Возражений нет, – я выдохнула, и ещё раз посмотрела на небо, абсолютно чёрное.


С помощью Ярика я пробралась вглубь сгоревшей деревни. На краю освещенного пространства можно было видеть покосившиеся остовы домов или внезапно встретить среди кустарников участки земли, засыпанные пеплом. Лошадь Ярик привязал к металлическому шесту, у подножия которого лежал на боку проржавевший колокол. Видимо в пожаре сгорело то, что удерживало колокол на шесте. Внутри продолговатого коровника было сыро и пахло гнилой древесиной. Ярик вновь оставил меня стоять на месте, но теперь уже с более-менее нормальным фонарем, а сам начал обустраивать стоянку. Откуда-то приволок два дырявых мешка и набил их листвой и травой, соорудив неплохие лежанки, притащил ветки и доски от какой-то мебели, несколько камней и вот уже готово место для костра. Пламя охотно накинулось на древесину, я наконец села на мягкий мешок от которого пахло свежесорванной травой и посмотрела на разгорающийся костер. Это было почти уютно. В свете костра стало заметно, как выпитые зелья повлияли на Ярика. Мышцы бугрились и ходили ходуном, словно он постоянно танцевал танец живота всем своим телом, жгуты мышц пульсировали даже на шее. Голыми руками он выпрямил какой-то кусок металла, словно это был пластилин и приспособил его для поправления деревяшек в огне. А глаза по размерам стали, чуть ли ни в два раза больше привычных и непонятно было, действительно ли это так или только, кажется.


Тепло костра и запахи сделали своё дело, я успокоилась, как ни странно здесь было куда больше свободы. Я и забыла уже этот вкус. В монастыре я была, как будто закрыта от дыхания природы и самого мира. Сейчас меня расстраивало лишь собственное бессилие, слабость и растерянность. Я встала и подошла к Ярику.


– У тебя есть небольшой и острый нож? Пусть ритуал я пока не могу провести, но небольшую молитву вполне.


Ярик замялся.


– К сожалению нет. Когда я был инквизитором-карателем, мог брать не только необходимое, что предписано, но и всё, что сочту нужным, в том числе клинок и нож. Но после того, как я стал твоим Посохом, мне с новым облачением соответственно статусу, выдали более церемониальный набор инструментов и ни ножа, ни клинка среди них не было.


Он подкинул деревяшку в огонь и тяжело вздохнув, уставился на языки разгорающегося пламени.


– Ладно, и без ножа сделаю, – я присела рядом, – многое изменится, когда ты увидишь высшие сферы Равновесия, только бы найти теперь где-нибудь серебряный круг. Без круга не выйдет ни чего, это как, ключ и замок, я пока что всего лишь – ключ, – я улыбнулась, потом поднялась и подошла к костру, опустилась на колени, и стала петь, старалась петь тихо, не в полный голос. Звуки – это коды, руками я сплетала коды мира, обращённые к сферам Равновесия, как меня учили. После того, как молитва закончилась, я нащупала тонкую прядку волос и резко дёрнула, было больно, но нужно что-то отдать огню, он проведёт коды в мир, закрепит их. А дальше, необходимо просто наблюдать и видеть.


Я замерла в ожидании эффекта, но, кажется, всё оставалось по-прежнему, абсолютно ничего не произошло. Ярик заинтересовано наблюдающий за моими действиями, почему-то стал заглядывать мне в лицо.


– Это были интересные движения, я таких не видел, но что они тебе дали, кроме повышенной яркости глаз?


Я проморгалась, но всё равно не чувствовала в себе никаких изменений, а вот Ярик со стороны явно видел, и поняв по моему поведению, что я не ощущаю того же, запоздало пояснил.


– Ты когда делала движения руками – начала нарастать яркость сияния твоих глаз и сейчас они у тебя горят в несколько раз ярче, чем прежде, наверное, даже могут посоперничать в яркости с костром. Выйди из коровника на секунду и в темноте, я уверен, ты сама увидишь отблески этого серебряного света на предметах, настолько он яркий. Тебе это удобно, это не больно? Может… может я могу чем-то помочь?


Я улыбнулась. Значит вот он и знак, отклик мира изнутри наружу.


– Эта молитва направлена к Равновесию этого мира, оно тут было, давно правда, и я не понимаю, что с ним случилось, – я осмотрелась вокруг, ни чего необычного, – яркость глаз, значит, стала больше. Я верю, что со стороны это заметнее, и это тоже знак, маленький отклик, мне нужен был хоть какой-то отклик, потому что я в растерянности. Не ожидала, что Гнев Владыки будет таким скорым, – я задумалась, глядя на пламя костра, – тебе самому-то не больно от всей этой химии? Она мощно влияет на тело, моё сердце это чувствует, да и внешне весьма заметно.


– Боль есть, но она… приятная, побудительная, подгоняющая, хочется что-то делать, тело полно энергии, его распирает. Сейчас это то, что нужно. Тебя нужно накормить, а значит нужно найти еду и сделать это быстро. Оставайся здесь у костра и постарайся не уснуть в ближайшие 15 минут. Если что-то заметишь, какую-то малейшую опасность – громко кричи. Поесть тебе необходимо, даже если ты от стресса не голодна, телу нужны силы, потому что завтра нас ждет дорога.


Я ощутила, просто ощутила, что не стоит ему уходить. Это, как холодком повеяло.


– Ярик не нужно, не уходи, это опять, это из предчувствия, холодок опасности. Меня такое ещё ни разу не подводило.


Ярик посмотрел на меня с некоторым сомнением, но покорно склонил голову. Мы сидели у костра в тишине, которую нарушал только его треск и шелест ветра.


– Ярик… там в коридоре, перед тем как мы сбежали, я слышала, как одни инквизиторы пытались защитить меня от других. Был звук боя, посох об посох. Что с ними будет? Их убьют?


– Не думаю, они выполняли свой долг, оберегая покой Пророка. Формально, пока коллегия мастеров монастыря не вынесла официальный вердикт о том, что ты еретичка, ты остаешься Пророком Владыки, а значит, они продолжали действовать, как подобает. Это скорее атаковавшие нарушили процедуру и действовали неверно. Поэтому защитников, скорее всего, арестуют, помаринуют в застенках, может быть лишат званий и отправят в дальние монастыри в диких землях, с глаз подальше, в руки каких-нибудь строгих мастеров, насаждающих дисциплину и молитву. И жизнь их пройдет в мирной обстановке бесконечного богослужения. Со временем они привыкнут, начнут ценить это, потому что когда ничто не отвлекает от богослужения, ты становишься как бы ближе к Владыке. Кто-то из них даже будет счастлив.


Это хорошо. Внутри что-то расслабилось, навалилась усталость. Ярик это заметил, хотя я ещё даже зевать не начала.


– Ложись и спокойно спи, если хочешь, я буду на страже.


Я осмотрелась вокруг, да, усталость была, но хотела ли я спать, наверное, телесно да, но не разумом…


– Расскажи о своей самой сильной боли в жизни, – я присела поближе, – состояние сейчас такое, вроде физически вымотана, а расслабиться окончательно не выходит, потому вряд ли усну, слишком много мыслей в голове.


– Потеря отца, – Ярик ответил сразу, даже без раздумий, – я уже говорил тебе, что отец погиб от козней шабаша тёмных магов. Он был пастухом, обычное хозяйство, козья шерсть и козье молоко. Однажды он пошёл пасти коз, а я не пошёл с ним, потому что хотел поиграть с мальчишками из моей деревни. Его не было дольше обычного, а когда начало темнеть я пошёл к старосте, рассказал, что отец не вернулся ко времени, поднялись поиски, думали, может волки… Естественно на поиски меня не взяли. И естественно, я пошёл тайком, прячась в сумерках. Его нашли на кострище, сожженного и расчлененного. Его кровью были написаны мерзкие символы на стволах деревьев, а фрагменты его тела, его органы лежали в начертанных квадратах, как еда на блюде. Тех, кто это сделал уже и след остыл. Я тогда не заплакал, не закричал, не бросился к нему, просто стоял в тени деревьев и смотрел, как взрослые боязливо обыскивают местность и не решаются забрать тело. Тогда я понял, что хочу стать инквизитором. Я горел местью и будучи деревенским мальчишкой – знал, что только инквизитор в сияющих одеждах может покарать тех, кто отнял у меня отца. Так и началась моя… карьера, когда я утром отправился в ближайший монастырь.


Я взяла Ярика за руку, как ни странно, ладонь не была такой шершавой, как раньше. Или мне так показалось.


– Смерть родного и близкого, это самое ужасное, а такая смерть, – я ощутила… ощутила это, и по щекам покатились слёзы, холодные и густые, – я тоже потеряла того, в ком души не чаяла.


Я хотела рассказать, ему хотела. Я никому не рассказывала о своей самой страшной боли.


– Кроме старшей сестры, у меня была ещё и младшенькая, Метонейя. Она была, вот да, она действительно была Чудом. Светлым лучиком, таким добрым, никогда, ни на что не злилась, всегда улыбалась, у неё была особая связь с миром, она умела исцелять. Это магия самой Жизни, её дар. Как-то нас с ней отправили на Расальхаг, на отдых, мы часто отдыхали вместе. В полёте, – я покачала головой, – в замкнутом месте, мы были в замкнутом месте, которое могло передвигаться из одной точки в другую по космическому океану, словно птица по воздуху, там, – я указала вверх, – так вот, это замкнутое место захватили бандиты, очень злые, очень. Они взяли всех нас в заложники, многих, кто плакал и не успокаивался, они просто убили, я прятала сестрёнку от этого, и видела ужас в её глазах, мне тогда было десять лет, ей восемь. Я мало что могла ещё, только училась азам разной магии, а технологии они как-то взяли под контроль, ни чего не работало, ни с кем не связаться. Нас заметили, не сразу, но заметили. Наша особенность, красота, такие, как мы странный и удивительный Дар Создателей – миру, многим мирам. Хотя этим бандитам было всё равно, они вряд ли знали кто мы, иначе бы и близко не подошли, – я замерла, сердце колотилось, в горле стоял противный ком, – сестрёнка была во много раз красивее меня, особенно выделялись её большие фиолетовые глаза, они притягивали внимание к себе. Когда обстановка накалилась, видимо бандитам не давали желаемого, два мужика схватили нас и уволокли далеко, в конец помещения, я чувствовала опасность, я просила, всю дорогу просила не причинять вреда сестрёнке, умоляла не отнимать её жизнь, но… они жестокие, их сердца мертвы, выжжены, им наш плач казался забавой, – руки сжались, – в общем, они сделали куда хуже чем просто убийство, они… они изнасиловали мою сестру у меня на глазах. По очереди… двое, их было двое, они… – сердце, казалось, вот-вот лопнет, руки все были в серебряных слезах, густых и холодных, но я уже не могла остановиться, – я до сих пор иногда вижу во снах это, слышу её крик, её плач, чувствую эту режущую и раздирающую боль, – я просто ревела какое-то время, потом собралась с силам и продолжила дрожащим голосом, – п-после того, к-как они сделали всё, ч-что хотели, они бросили её, к-как куклу к моим ногам, она была ещё в сознании, я держала её за руку забирая её боль, чувствуя, как её душа п-покидает тело, и… ни чего… не могла сделать. Тогда я ещё не умела останавливать своё сердце силой воли, если бы могла, я бы это сделала не задумываясь. Я бы… ушла с ней вместе…


Я долго ещё рыдала, высвобождая то, что томилось в грудной клетке годами.


– Я… не помню, как меня спасли, помню только, как держала её руку. Потом очнулась в центре реабилитации и восстановления. Год… я не произносила ни слова целый год, я вообще не помню особо этого года, он словно призрак в моей жизни. Ни родители, ни старшая сестра не знают, что я видела, как всё было, я просто не смогла, не смогла бы и сейчас им рассказать это. Хотя, наверное, они догадывались.


Я чувствовала, как будто острый камень, который я носила все восемь лет в груди, рассеялся, как будто что-то освободилось и покинуло меня. Ярик весь рассказ смотрел на меня немигающим взглядом, как сова, внимательно слушая. Когда наступила тишина, он дернулся было ко мне, судя по движению руки чтобы приобнять, но остановился и сделал вид, что тянулся к деревяшке для костра.


– Видимо в твоем мире Тьмы тоже хватает. И как ты справляешься с тем… с тем, что сидит у тебя на плече? Я вижу этот мерзкий комок иногда и… мне очень хочется его выжечь, но я не позволяю себе реагировать на него. А тебе ведь не менее больно, даже больше, я ведь 40 лет прожил, старая боль притупляется, а ты молода, для тебя это было совсем недавно. Тёмные твоего мира надругались над твоей сестрёнкой и убили её, а ты сидишь с Тьмой на плече и пытаешься привносить в мир почти победившего Света, Равновесие. Как тебе хватает выдержки не выжигать малейшие проявления Тьмы? Мой огонь жажды мести уняли только лекции мудрых наставников в монастыре, но на это потребовались годы.


Я долго молчала. Не знаю, сколько по времени. Нужно было выровняться, войти в центр покоя.


– Видишь ли, Зло, оно в самих людях. Тьма и Свет, это как Выбор. Душа делает выбор, человек принимает то или иное решение, это решение откладывает на него отпечаток. Таких отпечатков ооочень, много. Очень. Одни ужасные, другие яркие и прекрасные. Имея ужасный опыт, человек может расти, он может долго совершать что-то плохое, не понимая этого, но видя противоположность, он учится. Месть – это чёрное пламя, месть позволяет сохранить рассудок, не упасть в безумие, не рассыпаться внутри на части. Месть исходит из внутренней Тьмы, но только душа решает, что с этим делать. Она может свершить месть, и обрести временный покой, Тьма даёт это. А может обрести понимание, что месть не даёт ни чего, и это осознание что-то поменяет со временем внутри, возможно так человек сможет вернуться к Свету. Но что было бы без Тьмы? Ничего, ни какой Жизни вовсе. Да, жизнь полна боли, иногда кажется, что боли в ней гораздо больше, чем чего-то приятного, хорошего, доброго, преображающего и созидательного… Но Тьма необходима как альтернатива, как то, что можно выбрать кроме света, прикоснуться, ощутить разницу и вернуться к Свету осознанно, а не потому что у тебя нет выбора, – я уставилась на Ярика широко раскрытыми глазами, – я горела местью, яростью, гневом, знаю, о чём говорю, но… я вышла из этого пламени в прощение. Это был тяжёлый путь, очень тяжёлый. Прощение позволяет отдать свершённый Выбор другого существа на Высший Суд. Ни одно деяние не истаивает, за каждое душа несёт ответственность в первую очередь перед самой собой же. После прощения, наступило время принятия боли, принятия того, что не исправишь, это было ещё больнее, обжигающе, выжигающе даже. Затем… я застряла, потому что следующий шаг, это Освобождение. Отпустить, и боль, и ситуацию, и душу сестрёнки в иной мир, в сам Поток Жизни. И… только сейчас я чувствую, что я делаю это, через любовь, через этот яркий свет. Через свет, который подарил мне ты, – я уставилась прямо в глаза Ярика, – и в этом совсем другая Сила. Ярик, я не за зло борюсь, я борюсь за Равновесие Сил, за Души, за Жизнь. Я не могу жить за всех, у каждого свой Выбор, свой Путь, я могу лишь позволить самой сути Жизни продолжаться. Или ты считаешь, что лучше отдать победу Владыке, и весь этот мир отдать силе уничтожения? Пусть даже и по средствам светлой стороны, итог всё равно один. Исчезновение в Пустоте.


Он тоже долго молчал. Задумчивое лицо, взгляд в огонь.


– А что, если ты ошибаешься? Что, если победа Владыки не приведёт к исчезновению мира, что если настанет царство Света без Тьмы, без боли, без сожалений? Что, если Тьма просто играет твоим разумом, нашептывая ядовитые мысли и использует в своих интересах, убедив, что победа Владыки принесет конец мира? Да, я помню, ты говорила, что это сам Владыка сказал о пересоздании мира, но… что, если новый мир будет лучше, если это будет… светлый мир? А мы, как заблудшие и совращенные Тьмой отступники, мешаем его пришествию. Я верю тебе и иду за тобой, я смотрю в твои глаза и мне становится очень спокойно на душе, я знаю, что пойду с тобой до конца, но сомнения… сомнения есть и, кажется, ещё долгое время будут. Надеюсь, ты не будешь гневаться на меня за это.


– Я никогда не смогу ни гневаться, ни злиться, ни обижаться на того, кого люблю. Это невозможно просто, – я улыбнулась, выдохнула и зевнула, – я не по наводкам Тьмы иду, Ярик, в нашем мире есть такие технологии, такая магия, такие возможности, которые, если не увидишь их, не сможешь даже вообразить, скорее всего. Но, я своими глазами видела, что бывает с мирами, в которых происходит поглощение одного Аспекта Творения другим. Из Сфер Равновесия такие миры считаются уничтожившими самих себя, погасившими друг в друге, два противоположных Потока Изначальности. Я не ошибаюсь, это настолько чёткое чувство из знания, я бы очень хотела дать тебе его ощутить, вообще показать тебе само Равновесие. Когда это проживаешь, когда несёшь это в себе, в этом нет сомнения, сомнения у меня лишь в собственных силах. В этом мире я без своих привычных способностей, без той магии, к которой привыкла, без технологий которые очень помогали. Даже эмпатия тут слабая. Я выбрала сложный путь, но я в нём не сомневаюсь, я пойду до конца, мы пойдём вместе. Мне страшно, потому что я делаю это впервые. Я лишь прошла инициацию в своём мире, а на следующий день очнулась в лесу этого мира. Тьма не влияет на меня, Она лишь помогает, потому что это в Её интересах. Да и само серебро говорит за себя, ты ведь чувствовал его силу, может не так как я, – я немного подумала, что-то ещё рвалось быть обличённым в слова, казалось, они сейчас очень важны, – понимаешь, душа не сможет делать Выбор, если будет лишь Свет. Она утонет в свете, сольётся с ним и всё. Она не постигнет своей уникальности, своей Истинной Природы, она просто исчезнет, да – в сладком мгновении, но стоит ли оно того. Это внутреннее Солнце вспыхивает в темноте собственной вселенной не для того, чтоб просто исчезнуть. Приходя в тело, как в Храм, душа, можно сказать, создаёт мир, каждым своим маленьким решением: – посадить цветок, убить зверя, накормить нищего, подавить слабого, унизить некрасивого, поставить свою выгоду превыше чужой боли, выбрать осознанно смерть, но сохранить достоинство, защитить любимого, или даже целый мир. Эта картина отпечатывается внутри, и когда душа, когда это внутреннее Солнце покидает тело – оно видит итог всего Пути. К Душе приходит ясность, она начинает понимать ценности, которых не знала, и не узнала бы, не прожив их своей самостью. В какой-то момент она понимает, что где-то можно было поступить иначе, потому что и другому живому бывает больно. Душа всецело воспринимает, как можно было бы иначе, это порождает новый вектор движения, она входит в новый Храм, и являет новую картину. Это не миг блаженства, но этот процесс раскрывает иную красоту и Любовь, нечто невообразимое, грандиозное, что невозможно объять исходя из позиции только одной жизни, или одного деяния. Таких Жизней у души много, очень, в какой-то момент, душа постигает гармонию всего, она понимает, как всё со всем связано, она понимает это из своего опыта, и внутренний Огонь Любви становится настолько сильным, что Преображает эту Душу, Возвышает, Возносит на иной уровень самого Бытия, где ей уже не нужны прежние тела, как Храмы. Она может выбрать стать, например, Планетой или даже Звездой. Настоящей Звездой. И этому нет Предела. Я вижу в этом невероятную Драгоценность. Дар, за который стоит сражаться, пусть даже если в этот Дар и подмешан Чёрный Свет.

На страницу:
13 из 17