Встреча в пути

Тот, кто любит, всегда слаб и беспомощен. Всегда зависим от предмета своей любви. Любящий страдает паническими атаками, впадает в истерику от одной мысли, что тот, кого он любит, уйдет, уедет, заболеет, умрёт, либо исчезнет каким-либо способом из его жизни.

Тогда вместе с ним уйдет сам смысл жизни. Никакой зависимости я не хотела.

Оказалось, что это не так уж трудно. Жить без любви.

Ты можешь смотреть щемящие сериалы про любовь, слушать рассказы подруг о безответной любви, читать захватывающие саги про любовь.

Но ты выключаешь телевизор, провожаешь подругу, закрываешь страницу и чувствуешь себя в покое и безопасности.

Потому что, всё это происходит не с тобой.

Встретив Леонида, мужчину, который был в меня влюблён, я поразмыслила и подумала, что мой кавалер вполне подходит для замужества. Он смотрел на меня такими восхищенными глазами, словно видел во мне что-то необыкновенное. Леонид не предъявлял ко мне никаких требований и мало говорил о себе. Ему была интересна я.

Нельзя сказать, чтобы я стала безгранично доверять Леониду. Но все же ему удалось вытащить, хотя бы чуть-чуть, мою пугливую душу из толстостенной раковины, в которой она пребывала. Так осторожная улитка, убедившись в безопасности, высовывает свое нежное тельце из твёрдой ракушки.

Во мне всегда жил подспудный страх оказаться не такой, как все. В детстве мама почти никогда не хвалила меня в присутствии других. А если и говорила обо мне, то с оттенком сожаления и легкой грусти. Как о ребёнке, с которым что-то не так. Который по воле судьбы родился ущербным и не дотягивает до остальных. А мне так хотелось быть такой, как все. Мне хотелось, чтобы мама восхищалась мной. Так как делали это мамы других детей.

Чтобы быть, как все, я решила выйти замуж.

– Ничего, ничего, главное, что Лёня тебя любит. Это даже хорошо, что ты не испытываешь к нему глубоких чувств. От них только беды. Он постарше тебя, будешь, как у Христа за пазухой! Не надо забывать, насколько слабое у тебя сердце! Ты не вынесешь, если муж тебя бросит! – вздыхая, говорила моя мама.

На пятом курсе института мне исполнилось 22 года. Возраст, когда наступает пора обзавестись семьей. Мама всё чаще рассказывала о девушках, которые благополучно нашли себе мужа. И снова в ее голосе я слышала тот оттенок грусти. Он исчез только после нашей свадьбы.

Леонид, который был старше меня на семь лет, оказался хорошим мужем. Собственно, сравнивать мне было не с кем. Он достаточно хорошо относился ко мне. Мне казалось это достаточным основанием для вступления в брак.

С Леонидом мы никогда не говорили о чувствах. Он не спрашивал меня, люблю ли я его, а я втайне была довольна, что он не задаёт мне вопроса, на который у меня нет положительного ответа. Было ощущение, что Леонид заранее знает, каков будет ответ. Он предпочитал жить в неведении, чем в роли отвергнутого мужчины.

Рождение Луки перевернуло мою душу. Всю свою нерастраченную нежность я перенесла на сына. Иногда я ловила ревнивый взгляд Леонида, взирающего на меня, воркующую со своим ненаглядным ребёнком.

Когда Лука подрос, я заранее стала готовить себя к тому, что однажды появится женщина и Лука уйдет к ней. Это было непросто.

– Дочку рожаем для себя, сына – для невестки! Не забывай об этом! – повторяла мама.

Мне не следует привязываться даже к сыну, внушала я себе. Когда Лука вырос и уехал учиться в другой город, мне казалось, что я восприняла разлуку с ним относительно спокойно.

Относительно спокойно, пока однажды, Лука не позвонил с течение недели. Я стала звонить сама и трубку никто не брал.

Тогда я, как раненая птица, полетела в Иркутск. Мой начальник отказался дать мне кратковременный отпуск и грозил увольнением.

Но я уехала.

Мне было безразлично всё. Меня пугало только одно: вдруг с моим сыном случилась беда. Тогда всё обошлось. Наш Лука влип в неприятную историю.

Леонид подарил сыну подержанную иномарку с той целью, что он научится навыкам качественной езды по иркутским дорогам.

Само собой, амбициозный Лука вообразил себя крутым водителем и лихо скользил на поворотах областных магистралей. Салон его «Мазды» был полон визжащих от восторга девчонок.

Собственно, эти девчонки в коротеньких шортиках и маечках, дерзко демонстрирующих их белоснежные животики и были теми, перед которыми ему хотелось хвастануть своим искусством рискованного вождения.

Однажды его дешёвенькая машина имела наглость поцарапать дорогую машину одного из высокопоставленных чиновников области. Охранники чиновника схватили Луку, заперли в металлический гараж и заставили бесплатно работать до тех пор, пока владелец поцарапанной машины не посчитает нужным выпустить его на свободу.

Мне потребовалось время, чтобы разобраться в этой ситуации и вызволить сына из своеобразного рабства, куда он попал по причине своей молодой бесшабашности и самоуверенности.

Обычно все проблемы в нашей семье лежали на плечах мужа. Но в это время Леонид находился за границей. Его направили в Египет для строительства гидроэлектростанции в составе советской технической бригады.

Недельное нахождение в роли чернорабочего пошло на пользу Луке, охладив его пыл. Мне выдали его на руки, голодного и несчастного паренька, от амбиций которого не осталось и следа.

Выдали после того, как я оплатила все его долги, опустошив свой накопительный счет.

И тогда уже не оставалось вопроса: можно ли жить без любви. Нет, если у тебя есть ребенок. Неважно, какого возраста этот ребенок.

Если он у тебя есть, твое сердце всегда будет обливаться кровью от одной мысли потерять его. Что бы он ни совершил, каким бы он не был по своим человеческим качествам, твоя душа всегда будет стремиться к нему и трепетать за него.

Итак, мне не удавалось жить, совсем не потревожив своего сердца.

Но я всегда считала, что у меня есть одна ахиллесова пята – мой сын.

Никто больше.

Были, конечно, стихийные увлечения, не оставившие в моей душе глубокого следа. В одной из командировок в Иркутск, мы оказались соседями по смежным комнатам в одном общежитии с Анатолием Званцевым.

Когда-то, ещё во время поступления в медицинский институт, мы, юные абитуриенты жили с Толиком в одном студенческом общежитии. После лекций на подготовительных курсах мы гуляли с Толиком по набережной Ангары и пару раз целовались на лестничной площадке. Толик был мил, застенчив и трогательно краснел, увидев меня.

Встретившись через пятнадцать лет, случайно в общей кухне общежития, с голубоглазым красавцем огромного роста, широкоплечим и модно одетым, я с удивлением узнала в нём того тоненького юношу – абитуриента.

И самоконтроль дал сбой. Страсть затопила наши сердца.

Званцев умел так воздействовать на женское сознание, что оно отключалось совершенно.

– Я всегда помнил о тебе, моя милая Литка! Я никогда не переставал любить тебя! Я готов отдать жизнь за твой мезинчик, моя драгоценная женщина! – говорил Анатолий своим бархатным низким голосом.

Он целовал мои руки, плечи, шею и я впадала в глубокий транс. Это была невероятная волшебная эйфория.

Только через пару недель я начала приходить в себя. И с ужасом подумала, что начинаю привязываться к Анатолию. Но стоило мне вслух произнести несколько слов об этом, как Анатолий засмеялся и ласково попросил не портить счастливые минуты встреч грустными размышлениями о будущем. Потому что будущее у нас было разным.

– Тебе со мной хорошо? – спрашивал Анатолий и смотрел на меня своими умопомрачительными глазами.

– Да,– отвечала я, зомбированная этим волшебным взглядом.

– Так наслаждайся! Представь, что мы с тобой поженились бы тогда в юности. Теперь, вполне возможно, мы надоели бы друг другу и разбежались в глубокой обиде, как это часто случается! А так между нами только радость и безмятежное удовольствие! И воспоминания останутся в душе только светлые! – восклицал Анатолий, покрывая мое лицо нежными поцелуями.

Анатолий был женат на дочери главного врача больницы, в которой он работал. Именно благодаря протекции своего влиятельного тестя, Анатолий прошел обучение и уезжал в Красноярск работать по своей любимой специальности: нейрохирургия. Там его ждала беременная жена в собственной квартире в центре города.

Через день я должна была уезжать домой. Анатолий уезжал первым.

Мы целовались у вагона, как сумасшедшие. Поезд тронулся, Анатолий ловко запрыгнул на свисающую ступеньку.

Он махал мне рукой и радостно смеялся. Мы не обменялись своими адресами, чтобы наш бурный роман оборвался здесь, на перроне.

Назавтра я проснулась и подумала об Анатолии, как о персонаже сказочного красивого сна. Званцев не оставил ни одного негативного воспоминания. Цветы, комплименты, обжигающие слова, улыбки… Анатолий был щедр, добр, красив, как сказочный принц. Как известно, сказка долгой не бывает.

А за окном наступал суровый рассвет.

Я всегда умела отличить реальность от фантазий. Считала, что эмоции, как арабских скакунов надо держать в жесткой узде.

Почему же я не могу заставить себя просто забыть этого сероглазого мужчину, случайно встретившегося мне на пути? Ведь я могла ехать в другом вагоне того поезда? Ведь он мог войти в другое купе этого вагона?

Да, это просто случайность! Неужели я не справлюсь с этим наваждением? Конечно, справлюсь. Надо только разочароваться в этом Викторе.

Надо только заставить свой мозг правильно формировать свои мысли.

Наступил август. За окном поплыли серые рваные облака, по утрам стало прохладно. Отопление в квартирах еще не включили.

Я лежала, завернувшись в шерстяной плед. Включала телевизор, смотрела на экран и видела Виктора во всех персонажах и героях сериалов. Похожих на него оказалось множество и множество. Я призывала на помощь логику и самоанализ.

На свете миллионы мужчин высокого роста, лысых и некрасивых. Нет ничего примечательного в этом Викторе. Мой муж Леонид пониже ростом, но намного симпатичнее.

Наконец, в моей жизни много такого, о чем стоит поразмышлять. Не стоит терять время на бредовые фантазии о том, кого ты не знала последние сорок пять лет. И все же…

В полушариях моего мозга воцарилась странная новая субстанция, мешающая мне сосредоточиться на повседневных делах.

Ее сигналы сбивали с толку и мои мысли, прежде рассудительные и спокойные, теперь окрасились напряженными вибрациями и сводились к одной: позвонить или не позвонить?

Наконец, в пятницу, когда муж Леонид ушел на работу, я взяла телефонный аппарат дрожащей рукой. Забралась с ногами на диван, подвернув концы пледа.

И набрала заветный номер.

– Конечно, я помню вас, я еще помог вам донести сумки… – сказал Виктор своим спокойным голосом с легкой хрипотцой.

Это был, действительно, он. Это был его голос, который слышался и мерещился мне отовсюду. Басовые нотки, рокочущие, проникающие в душу.

И он вспомнил меня…

– У меня скоро будет командировка в ваш город, я взгляну на эти ключи. Может, они действительно, мои. Хотя никаких ключей я вроде не терял…– задумчиво ответил он, выслушав мою словесную абракадабру про потерянную связку ключей.

Мне сложно было контролировать себя. Хотелось слышать его голос снова и снова, но усилием воли я остановила себя, вежливо попрощалась и сообщила адрес своей работы, куда бы он мог заехать.

Едва снова обретя его, я страшно боялась потерять и разорвать эту хрупкую ниточку нашего знакомства. Боялась показаться навязчивой.

В понедельник я вышла на работу, поразив своим внешним видом буквально всех коллег. На мне была нарядная бежевая блузка, наутюженная и заколотая красивой брошью. Лицо сияло не только от тщательно наложенного макияжа, но и от неконтролируемой улыбки, которую я не могла убрать с лица, сколько бы ни старалась.

– Подумать только, что делает с женщиной всего пара недель больничного! – не могла удержаться от язвительного комментария Галина Петровна, наш главный маркетолог, а по совместительству, «главная интриганка» департамента.

Остальные, остолбенев, наблюдали, как я не просто стремительно хожу, нет, летаю по нашим длиннющим коридорам.

Ведь они, наверняка, ожидали меня, чтобы посочувствовать, расспросить про мое физическое состояние и узнать результаты последних анализов крови.

Но моя сияющая улыбка и радостные глаза явно говорили о неуместности подобных вопросов.

Послав воздушный поцелуй ошеломленному юристу Денису Петровичу, я забрала у него папку с приказами.

Напевая « Жить без любви быть может, просто…», пошла к себе в кабинет.

Все трудные рабочие вопросы, так досаждавшие мне раньше, вмиг были решены.

Кипа дел, накопившаяся за период моего больничного листа, вовсе не ввела меня в шок, а даже порадовала предстоящим объемом работы.

Поскольку теперь для меня не существовало ничего негативного, что бы сравнилось с огромным позитивом ощущения счастья, приходящего от одной мысли, что скоро я увижу ЕГО!

Я могу увидеть ЕГО в любой момент, ведь он не сказал мне, когда именно приедет, не указал день и час нашей встречи. Поэтому каждый день может стать самым сладостным днем в моей жизни!

Просыпаясь, я вскакивала с кровати, как сумасшедшая, боясь, хоть на миг опоздать и пропустить момент его приезда.

Выходя из автобуса, я бежала к зданию департамента и пыталась разглядеть среди припаркованных машин какую-нибудь незнакомую, в какой, быть может, сидел Виктор и поджидал меня.

Я стала следить за своей походкой и выражением лица, ведь ОН мог наблюдать за мной со стороны и увидеть, как я ( не дай Бог!) сутулюсь и шаркаю ногами.

Поэтому я шла, выпрямив спину. Шагала легко и непринужденно.

Прошла длинная зима. Весенняя оттепель наступала на город, оставляя тёмные отметины на снегу и радуя голубыми оттенками неба.

Но Виктор не приезжал и не звонил. Моя внутренняя радость ожидания начинала меркнуть и слабеть.

«Обещал из деликатности. Это я достроила в своем воображении все остальное. Права Катюша, все пройдет…» – размышляла я, с тоской глядя на входную дверь кабинета.

Утром проснулась и сразу не стала открывать глаза.

Чтобы не потерять хрупкую нить сновидения. Мне снилось, что я иду навстречу Виктору, вижу его так близко. Он улыбается мне и жестом показывает, чтобы я шла быстрее, что он ждал меня. Но передо мной вдруг встает темный сосновый лес, страшный и непролазный. Я пытаюсь идти по тропинке и понимаю, что заблудилась.

Я лежала с закрытыми глазами и старалась выбраться из этого сказочного леса, чтобы сон не заканчивался так печально.

Но удержать сон было невозможно…

Каждый миг и весом и вечен,

Капли слёз в пелене дождя,

Эти долгие дни до встречи,

Этот длинный путь до тебя.

Немота телефонной трубки,

Тишина у входной двери.

Сто часов поместилось в сутки

И бессонница до зари.

Через пропасти и лабиринты

Пролегает твой трудный путь,

Но любовью моей движимый,

Ты не сможешь с него свернуть.

Проплывут облака неспешно

И прольют дождём на тебя,

Каждой теплой дождинкой вешней

Пожелаю тебе добра.

Красным крестиком день помечу

На листочке календаря.

Эти долгие дни до встречи,

Этот длинный путь до тебя…

Мы с моей помощницей Ириной Ивановной сидели в кабинете и обсуждали очередное распоряжение из области, как в дверь заглянула секретарь и сказала, что ко мне пришли. Обычно посетители, направленные секретарем, сами стучали и заходили ко мне на приём. Сейчас у нашей секретарши Маши был сильно заинтересованный взгляд на меня , что наводило на мысль, что старушка, пришедшая с очередной жалобой на врача, вряд ли бы вызвала у Маши такой живой интерес.

Меня словно автоматной очередью прошило, в горле разом пересохло.

Я хотела встать из-за стола, но ноги стали непослушны мне. Ирина Ивановна с недоумением наблюдала за мной, а я наблюдала, как медленно открылась дверь и на пороге, смущенно улыбаясь, появился Виктор.

Видимо, со мной творилось что-то немыслимое.

Не исключено, что я засветилась от счастья, просто в буквальном смысле. Потому что Ирина Ивановна куда-то исчезла сразу.

Впрочем, я этого уже не заметила.

Мы остались в кабинете вдвоем. Виктор сел на стул, предназначенный для посетителей и мы стали разговаривать.

Мы говорили ни о чём и обо всём сразу. О погоде, моей работе, о разбитой местной дороге и о недавних таёжных пожарах.

Но ни разу, никто не коснулся вопроса о пресловутой забытой связке ключей. Я не знала, что мне ответить, когда Виктор прямо спросит про ключи и радовалась, что он про них не спрашивает.

Незнакомая офисная обстановка, похоже, смущала Виктора, хотя за время нашей с ним беседы в кабинет не заглянула ни одна живая душа.

Это было весьма несвойственно нашему, состоящему на 80 процентов женскому коллективу, и приходилось только диву даваться, как Ирине Ивановне удавалось сдерживать мощный напор любопытных коллег.

В конце концов, когда в кабинет всё же прорвалась мощная грудь Галины Петровны, которой срочно потребовались канцелярские скрепки, Виктор предложил мне пообедать в местном ресторанчике и продолжить общение.

Отпросившись у начальника, который оторопел от моей наглой интонации, я села в машину Виктора и через полчаса мы уже сидели за уютным столиком в ресторане « Айсберг».

Нам было легко общаться. Как тогда, в вагоне поезда.

Мы разговаривали, как старинные друзья, давно не видевшие друг друга, искренне и просто. Иной раз я ловила себя на мысли, что я спокойно рассуждаю на самые сокровенные темы о личном.

Виктор, в свою очередь, без утайки отвечал на все мои вопросы о его личной жизни.

Время текло параллельно, года будто спрессовались в минуты. Мы, словно пытаясь разом наверстать упущенное время, перестали говорить о мелочах.

Стали говорить только о важных вещах. О детстве, о друзьях, о мечтах.

Вдруг Виктор спросил, глядя мне в глаза: «Аэлита, никаких ключей не было?».

Все мои репетиции ответа и заготовки речи мгновенно вылетели из головы, я даже забыла, что в моей сумочке лежит (на случай подтверждения сочиненной легенды) какая-то старая связка ключей, найденная в маминой кладовке.

Я замолчала, кровь резко ударила мне в лицо. Наверное, я стала пунцовой от смущения и неожиданности вопроса.

– Я понял! – сказал Виктор.

В его голосе не было ни возмущения, ни иронии. Я честно все ему рассказала, пытаясь говорить спокойно и не акцентировать его внимание на моих переживаниях и эмоциях. Со страхом ожидая, что он сейчас же уйдет, я смотрела на него.

Несколько минут мы молчали.

Виктор смотрел в окно, выходившее на оживленную городскую трассу, а я готова была зарыдать в голос от собственной тупости.

Мой поступок был решительно не совместим с моим зрелым возрастом и строгим внешним видом. Он был бы простителен двадцатилетней наивной простушке, пытающейся любой ценой подцепить кавалера.

В округлое зеркало, висевшее напротив меня, отражалась светловолосая женщина средних лет с гладкой строгой прической, одетая в респектабельный синий костюм. Светлая оправа очков еще более подчёркивала мою «чиновность».

Я ясно понимала несовместимость этого образа и моего поведения. Странно было то, что понимание нелепости своего вранья мне пришло только теперь.

В ресторане было тихо, играла скрипка и позвякивали приборы.

Мне стало нехорошо от душевного дискомфорта, приступ дурноты подступил к гортани. Еще только не хватало упасть перед ним в обморок, уподобившись чувствительной девице. Я хотела встать и выйти, ноги не слушались, сделавшись деревянными.

Повернувшись, Виктор снова взглянул на меня и спросил: « Ты будешь чай или кофе?» и подозвал официанта.

– Прости меня, если причинила тебе беспокойство! – выдавила я.

Он улыбнулся и ответил: « Знаешь, скажу честно. Твой поступок льстит мне. Ведь во мне нет ничего такого, что бы могло понравиться такой женщине, как ты! ».

Приятная волна тотчас накрыла меня с головой, не от его комплимента, а оттого, что он не сердится на меня.

Через час мы простились.

Виктор довез меня до здания департамента, вежливо помог мне выйти из машины и сказал: « Звони мне, если захочешь! И когда захочешь! »

Он написал на кусочке бумаги, найденной в салоне автомобиля, номер своего сотового телефона.

– Лита, через неделю наша серебряная свадьба! Ты не забыла? Мы с Климом решили, что свидетели будут присутствовать в обязательном порядке. Ведь вы были главными на нашей свадьбе. Мы ждем! – позвонила мне бывшая одноклассница Вера Багович.

Конечно, я забыла. Прошло двадцать пять лет со дня этой молодежной свадьбы.

Я тогда приехала на каникулы, окончив четвертый курс медицинского института. Хорошенькая круглолицая Верочка Птенцова встретила меня на улице и уговорила быть свидетельницей на ее свадьбе. Я удивилась, потому что никогда особо не дружила с Верочкой. Но отказываться не стала.

После месяцев утомительной учебы хотелось отдыха и веселья. Меня познакомили со скромным черноволосым пареньком с жесткими усиками над пухлыми губами. Это был Коля Кулагин, свидетель.

Свадьба получилась веселая, шумная.

С разборками между родней жениха и невесты, заплаканной невестой, разъяренным женихом, кичливыми сватовьями, спорящими, кто сколько дал денег и подарков. Всё, как полагается на деревенской свадьбе.

Хорошо, что обошлось без драк и поножовщины. За этим мы с Колей тщательно следили и вовремя уводили из помещения местного кафе раскрасневшихся пьяных парней с порванными рубахами, висящими снизу, на поясе, остатками галстука и кустиками укропа на мокрых губах.

Свадьба длилась три дня.

В конце третьего дня, Коля неожиданно сделал мне предложение.

– Верка сказала, что мы подходим друг другу! Так чё тянуть? – сказал Коля и потупил глаза.

Его аргументы в пользу нашего брака закончились. Я посмотрела на Колю, для храбрости выпившего немало рюмок и рассмеялась. Коля покраснел еще больше.

– Ты ненормальная? Колька свой дом имеет. У него «Жигули» и на сберкнижке почти десять тысяч! Тебе какой ещё жених нужен? – возмутилась Верочка, узнав, что я отказала Коле.

Но я покачала головой и укатила в Иркутск заканчивать учебу. Больше с Колей мы не виделись.

Вся в воспоминаниях, я подъезжала к дому Баговичей. Ещё издалека таксист увидел разноцветные шары, висящие на покошенном деревянном штакетнике.

Я вошла в дом по разбитому дощатому тротуару, чуть не сломав свои модные босоножки на высокой шпильке.

Столы были накрыты в большой комнате, из которой вынесли мебель.

Верочка с визгом кинулась мне навстречу, приняла мой подарок и пригласила в комнату поменьше размерами, где я могла бы пока присесть и подождать остальных гостей.

Я с трудом узнала Верочку. Полная, почти квадратная женщина с румяными щеками, ярко накрашенными губами и довольным выражением лица.

От прежней Верочки остались только ямочки, возникающие при улыбке. Подошел седой морщинистый старик, осторожно пожал мне руку.

Клим? Выглядит лет на семьдесят.

В комнате было двое детей, мальчик и девочка. Они бегали друг за другом и визжали, как реактивный двигатель.

Молодая девушка с огромным животом вяло прикрикивала на них, как видно, больше для приличия.

– Это Нюрка, дочка наша. А это двое внучат, Миранда и Акинфей! Мои сладкие, мои любимые! – пояснила Верочка и радостно обняла ребятишек.

Странные имена, подумалось мне. Но потом окинула глазами стенку, забитую дешёвыми любовными романами в бумажных переплетах и не стала задавать лишних вопросов.

Верочка убежала куда-то и вернулась вместе с коренастым пожилым мужчиной с короткой стрижкой: Узнаешь?

Я внимательно вгляделась в смуглое мужское лицо: Коля? Это был Коля Кулагин, тот самый свидетель, который однажды позвал меня замуж.

Коля кивнул мне и скромно опустил свои черные очи. Такой же молчаливый. Тут нас позвали за стол и мы приступили к трапезе.

Последовали множественные тосты, поздравления, полились воспоминания о свадьбе. Напротив меня сидел Коля и прожигал меня долгим взглядом. Рядом сидела его сожительница Дарья, грузная женщина, раза в два больше самого Коли.

Дарья хмуро оглядывала мое оливковое платье с глубоким декольте. Её клетчатая рубашка на пуговицах грозила разъехаться в районе живота, рукава впились в полное плечо. Дарья видела меня впервые, но уже ненавидела мое платье и всё, что в нём сидело. Мне показалось, что я вношу в это застолье общее напряжение.

Здесь все давно знакомы друг с другом.Только я – пришелец откуда-то из Верочкиной молодости.

Вдруг Верочка крикнула: «Башмак в вине!» Гости закричали: «Башмак в вине!» Этот тост означал, что свидетели должны целоваться.

Я с неохотой подставила щеку Колиным губам. Пришлось потянуться над столом, я подумала, что разрез моего платья распахнулся и слегка придержала его рукой.