Встреча в пути

Катя осталась с сыном Прохором, сохранив с бывшим мужем добрые отношения.

Залюбленный матерью, Прохор рос капризным, грубоватым и своенравным. Ростом он вышел в отца. На мой взгляд, характером тоже.

Когда Антон Чепурин, бывало, шел по коридорам нашего медицинского института, он был виден издалека. Его рост достигал одного метра девяносто два сантиметра. Антон улыбался каждой встречной студентке и заигрывал со всеми приглянувшимися ему девушками при удобном случае.

В пятнадцать лет мальчуган Прохор Чепурин вымахал под метр восемьдесят. Длинный, нескладный, с нервным подвижным лицом и светлыми, как у отца, глазами.

Катя всё время жалела сына, называла его бедным Прошенькой и прощала ему его грубости.

– Да, конечно, у Проши несносный характер. Но надо понимать, Прошенька растет без отца. Кроме того, у него слабое здоровье и он необыкновенно чувствителен! – утверждала Катя.

Я смотрела на рослого наглого подростка и не видела ничего из того, о чем говорила Катюша. Прохор ел за двоих, плохо учился, огрызался с учителями и имел склонность к азартным компьютерным играм.

Просьбы матери сходить в магазин за хлебом, либо убрать за собой грязную посуду, Прохор игнорировал, делая вид, что ничего вокруг не слышит.

Но Катя вместо того, чтобы дать подзатыльник обнаглевшему отпрыску, вздыхала, шла в магазин сама и мыла тарелки, придя с тяжелой смены из поликлиники.

Удивительно было устроено ее материнское зрение. Она каким-то странным образом усматривала в крепком дерзком пацане с нахальной ухмылкой хлипкое болезненное создание, которому грозят все напасти мира.

– Бедный мой мальчик! Ты испортишь зрение! – приговаривала Катюша, подтирая с пола пятна от расплескавшегося кофе.

Прохор, скривив лицо, поднимал свои длинные ноги, чтобы мать могла ползком заползти под его письменный стол и вымыть там пол.

Одно бедное спасаемое существо было ухожено.

Теперь наступила моя очередь.

– Пойдем прогуляемся! Тебе важно побыть на свежем воздухе! – сказала Катя, закончив с уборкой. Она стала одевать пальто.

– Ма, ты куда? А пожрать сварила? – донеслось из детской.

– Прошенька, на плите котлеты с вермишелью! Поешь сыночек, пока теплые! – отозвалась Катя заботливым голосом. Мы вышли из подъезда.

– Это наваждение. И оно непременно пройдет! У тебя прекрасный муж, у вас прекрасный сын, все будет хорошо. Просто мы, женщины, так устроены, нас однажды настигает душевный кризис. Это с каждой может случиться…Время, только время должно пройти… – твердым голосом говорила Катя, ведя меня под руку по улицам города, как тяжелобольную.

Я держалась за Катину руку, тащилась следом и смотрела вниз, под ноги.

Не видела зеленых листьев и не замечала цветущих хризантем на клумбах, о которых толковала мне подруга.

Звонить или не звонить?

После очередной планерки начальник окликнул меня : «Аэлита Михайловна, останьтесь!»

Я села возле его огромного стола. Олег Владимирович покрутил свою шариковую авторучку в руках и уставился на меня.

Когда-то мы звали друг друга по имени и вместе засиживались до ночи в студенческих компаниях. Олег Капитонов тогда звался Олежкой и жил на нашем этаже, в медицинском общежитии.

Вообще-то, мест в студенческих общежитиях всегда не хватало даже для иногородних. А иркутянам места совсем не предоставлялись.

Однако для Олега ректор сделал исключение.

Несмотря на то, что родители Олега жили в большой четырехкомнатной квартире в Университетском микрорайоне, их сын проживал в одноместной комнате на лестничной площадке нашего общежития.

Одноместка, хотя и крошечная – мечта любого студента. Конечно, мы втайне завидовали Олегу.

Говорили, что ректор нашего института является близким другом Владимира Ивановича Капитонова, отца Олега.

В любом случае, Олег вызывал интерес у многих девушек. Он был хорошо сложен, имел приятные тонкие черты лица и густые вьющиеся волосы.

Несколько раз Капитонов приглашал меня в свою комнату и показывал свои технические новинки. Письменный стол Олега был завален деталями от радиоприемников, какими-то мелкими гвоздиками, шайбами, отвёртками и паяльниками.

Олег с восторгом рассказывал о том, что он сам соорудил радио, которое ловит голоса запрещенных радиостанций Лондона и Нью-Йорка.

Но я была совершенно равнодушна к его техническим изыскам и подавляла зевоту, слушая про паяльники, разъёмы и микросхемы.

Дедушка Олега жил в частном доме, на улице Трилиссера. В дедовском гараже Олег устроил нелегальную радиостанцию и рассказывал нам, что думают о Советском Союзе англичане, американцы и французы.

Я слушала Олега с удивлением и ужасом. Мы выросли с твёрдым убеждением, что нам повезло родиться в самой лучшей стране мира. Представить, что жители других стран испытывают к нам сострадание, было свыше моих сил.

Я сочла Олега «малость чокнутым» на своих технических изобретениях и стала сторониться его.

Однако Лена Протасова, студентка с третьей группы нашего курса однажды сказала нам, что просто мечтает заполучить Олега Капитонова в мужья.

Лена жила в четырехместной комнате нашего общежития, этажом ниже. Она дружила с моей соседкой по комнате, Надей Ефремовой. Они были бывшими одноклассницами и вместе приехали из Бодайбинского района.

Потому почти каждый вечер Лена забегала к нам и часами валялась на кровати Нади, рассказывая последние новости с курса.

– Девчонки, вы – дуры! Живете по соседству с таким сокровищем, а толку нет! Олег, конечно, не красавец, но перспективный мужик! У него куча влиятельных родственников в Иркутске. Наверняка, он будет работать в областной больнице, а не поедет в дремучую Тувинскую республику или на север Читинской области! Соображаете? А его любовь к технике, она с годами пройдет. Моя мама так говорит! – заявила Ленка.

Про ее пробивную мамочку мы все были наслышаны.

После того, как отец Лены, служивший в охране Бодайбинского рудника на севере области, погиб при выполнении взрывных работ, мать Лены добилась, чтобы ей и дочери погибшего выделили квартиру в Краснодаре.

Им выделили двухкомнатную квартиру в новом доме, в самом центре Краснодара. Ленка гордилась тем, что имеет жилплощадь на юге.

– Спорим на ящик шампанского, что Олег Капитонов женится на мне! – сказала однажды Ленка.

Мы посмотрели на тощую, невзрачную Ленку и на наших лицах отразилось сомнение. Однако мы ударили по рукам.

Было интересно увидеть сам процесс соблазнения Капитонова.

Через некоторое время, я стала видеть Лену Протасову в комнате Олега. Она делала страшно заинтересованный вид, разглядывая хитросплетения микросхем, поглаживала своими короткими пальчиками корпус радиоприемника и неустанно восхищалась умом Олега.

Через полгода, Ленка по секрету сообщила нам, что беременна.

Ее плоское веснушчатое личико торжествующе выпячивалось, как знамя победы. Как ей удалось склонить Олега, озабоченного только своими микросхемами к теме телесных взаимоотношений, непонятно.

Вряд ли близорукая, плосколицая Ленка была предметом мечтаний Олега, однако, беременность служила в наше советское время мощным орудием принуждения к вступлению в брак.

Стоило Ленке, которая, ко всему прочему, была дочерью военнослужащего, погибшего при исполнении воинского долга, написать письменную жалобу в ректорат института, как тут же студента Капитонова исключили бы из числа студентов за аморальное поведение.

Вскоре мы всей компанией гуляли на свадьбе Капитоновых.

Нашей компании пришлось сброситься по пять рублей и купить ящик шампанского торжествующей Ленке. Мрачный Олег держал за руку свою невесту, сияющую от счастья. А через пару месяцев Ленка поселилась в доме родителей Олега, в самом центре Иркутска.

Она закончила институт с нами, не прибегая к академическому отпуску. С уходом за ребёнком помогали две бабушки.

Причем, почти всегда Ленка была недовольна своими добровольными няньками. Она вела себя как королева, подарившая миру долгожданного наследника престола.

Мама Лены, как всегда, оказалась права.

Олег Капитонов сразу после института был назначен заместителем главного врача городской больницы, а впоследствии стал главным врачом. Он активно участвовал во всех врачебных конференциях, проводил различные конкурсы профессионального мастерства. Его фамилия часто мелькала в «Медицинском вестнике», печатном издании нашего института.

Когда мы заканчивали четвертый курс, Ленка пришла на лекцию, бросила папку с конспектами на стол и схватила меня за руку.

С видом заговорщика, она отвела меня в сторону и сообщила, что «выбила» для нас с Надей Ефремовой приглашения на международную встречу с немецкими молодыми коммунистами.

– Почему именно мы с Надей пойдем? Кто нас выбрал? Почему все так секретно? – спросила я.

Особыми успехами в учебе я не отличалась. В моей зачетке почти по всем предметам стояло «удовлетворительно». Меня это вполне устраивало.

У меня никогда не возникало желание лидировать и управлять. Даже в школе я старалась сидеть в среднем ряду, за спиной тех, кто впереди. Одна мысль о том, что придётся выходить к доске и стоять перед всем классом, выбивала из меня дрожь. Мне казалось, что те, кто впереди слишком ярко освещены вниманием учителя.

А я предпочитала находиться в комфортной полутени.

« Не проявляет инициативы, хотя выполняет порученное ей дело добросовестно. Сторонится участия в общих праздниках и школьных фестивалях. Стеснительна, закрыта, сдержана в эмоциях, » – было написано в моей школьной характеристике.

– Ты мозги включи? Каждая из девчонок хотела бы там оказаться, я уверена. Но всем нельзя, ни в коем случае. Олег попросил меня выбрать двух умных, воспитанных и красивых девушек. Чтобы у молодых немецких коммунистов осталось хорошее впечатление о советских медицинских специалистах. Поняла? Да, кстати, никаких импортных джинсов! Немцы решат, что у нас нет своих отечественных красивых товаров! Оденьтесь поприличнее и во все советское! – эмоционально ответила Лена.

Утром мы с Надей накрутили на волосы резиновые бигуди, подвели голубые тени на веках. Щедро поплевали в коробочки с ленинградской тушью и густым слоем накрасили ресницы.

Чтобы тушь не осыпалась с ресниц, мы слоями наносили мягкой кисточкой бежевые тени. Через полчаса мы были похожи на двух Мальвин из известного фильма про Буратино. Ресницы удлинились, были закручены как надо и выглядели пластмассовыми. Пусть немецкие коммунисты умрут от восхищения.

Надя надела светлое бежевое трикотиновое платье с короткими рукавами. Ее круглое румяное личико, карие выразительные глаза и густые короткие волосы хорошо гармонировали с кремовыми оттенками.

А я вынула из чемодана и впервые примерила новый голубой крепдешиновый сарафан с рисунком в мелкий цветочный букетик, который берегла на выпускной вечер. Чего не сделаешь ради престижа родины! Волосы гладко зачесала и забрала в высокий «конский хвост».

По совету Лены, которая сказала, что яркой помадой в Германии пользуются только дамы лёгкого поведения, мы вообще не стали красить губы помадой. Лишь слегка нанесли польский перламутровый блеск, купленный на «барахолке» по огромной цене.

Советско-германская встреча проходила в актовом зале центральной городской больницы. За столиками чинно сидели наши преподаватели.

Олег Капитонов в нарядной бледно-розовой рубашке с темно-малиновым галстуком расхаживал между столов с микрофоном и приветствовал гостей из дружественной Германии.

За соседним столиком сидело четыре человека: два молодых парня и две немолодые женщины. Одеты они были небрежно.

На женщинах были странные длинные юбки и футболки. На мужчинах старые куртки и темно-зеленые брюки из простой ткани. Это были представители немецкой делегации. Если бы Ленка нас не предупредила заранее, мы могли бы принять эту компанию за грузчиков, уставших и присевших отдохнуть за столики.

Один из немцев – светловолосый остроносый, с маленькими пронзительными глазами, обернулся в нашу сторону и впился в меня взглядом.

Я поёжилась от смущения. Женщина, сидевшая с остроносым парнем за столом, тронула его за руку и что-то тихо сказала.

Немец отвёл от меня глаза и стал слушать Олега.

Потом нам показали документальный фильм о любви к животным. Фильм был без слов. В фильме показывали девочку и ее собаку. Девочка всюду ходит со своей собачкой и кормит ее из своей тарелки, пока не видят взрослые. В конце фильма собаку убивают злые подростки, девочка плачет.

«Странный выбор репертуара…» – подумала я, когда на экране пошли титры.

Видимо, чтобы гости совсем не впали в уныние, Олег распорядился включить музыку. Остроносый немец резко метнулся к нашему столику и галантно пригласил меня на танец. Во время танца он жадно смотрел на мои плечи, бесцеремонно разглядывал грудь. Его рука сжимала мою талию. Я покраснела от стеснения.

– Курт! Я зовут Курт! Какое твое имя? – повторял немец, страстно поедая меня глазами. Я наблюдала встревоженные взгляды моих преподавателей, наблюдающих за нами. Валентина Александровна Пашкова, декан факультета фармакогнозии, осуждающе вздохнула.

Я посмотрела на немца и не осмелилась назвать свое имя.

– Этот белобрысый немец явно положил на тебя глаз! Если ты разозлишь немецкого коммуниста, разразится международный скандал! – шепнула мне Нина, когда танец закончился и Курт привел меня к нашему столику.

Мы прыснули от смеха, но я снова наткнулась на холодный взгляд Пашковой и мгновенно сделала серьёзное лицо. Встреча встречей, а впереди у меня экзамен по фармакогнозии.

Во время перерыва, немецкая делегация удалилась для осмотра больницы. Затем Олег объявил игру.

Все разбиваются на пары и танцуют на определенном кругу, который становится все меньше и меньше. В конце концов, танцующей паре нужно умудриться станцевать на листе ватмана площадью меньше квадратного метра.

Курт в один момент оказался возле меня. Мы стали танцевать. Когда круг уменьшился, Курт ловко подхватил меня на руки, крепко прижал к груди и принялся отплясывать на бумажном кружке вместе со мной.

От столь близкого соседства с чужим мужчиной меня бросило в пот. В конкурсе мы с Куртом победили.

Немцы дружно аплодировали и радостно приветствовали Курта. Мой партнер по танцу галантно подвел меня к нашему столику и чмокнул в щеку. Пашкова потемнела от возмущения. Я быстро вытерла щеку носовым платком.

Затем Олег стал произносить прощальную речь. Немецкую делегацию выстроили напротив нашей, на площади перед больницей.

Вдруг Курт вырвался из своего ряда, подбежал ко мне и вручил красивую красную авторучку, которую он снял с кармана своей куртки.

Ко мне быстро подбежала немка, выхватила из моих рук подарок и вернула Курта в строй. Он сверкнул в мою сторону прощальным взглядом голубых глаз. Нас с Надей громко позвали внутрь помещения больницы.

– Раскатова! Никаких подарков принимать нельзя! С ума сошла? Кругом представители КГБ! Меня уволят из-за тебя! – горячился Капитонов.

Его лоб взмок от проступившего пота. Под мышками розовой рубашки появились темные пятна.

– А мне что нужно было сделать? Швырнуть эту авторучку немцу в морду? – крикнула я, пылая от возмущения. Не склонная к скандальным выпадам, я была сильно напряжена от интенсивного внимания Курта и выплеснула это напряжение на Олега.

Олег ахнул, закрыл рот ладонью и с испугом огляделся по сторонам. К его счастью, в фойе никого не было.

– Ладно! Идите, идите! Сейчас будет обед и обсуждение встречи! – торопливо сказал Олег и поспешил к преподавателям, ждавшим его на улице.

– Ну, уж нет! С меня обсуждений хватит! – ответила я. Схватив Надю за руку, быстро пошла в сторону автобусной остановки.

На следующий день к нам в комнату ввалилась запыхавшаяся Ленка Капитонова. Она принесла кусок копчёной сёмги, бутылку красного грузинского вина и буженину.

– Это вам Олег закуску послал со вчерашнего банкета. Вы же с Нинкой отказались присутствовать, а там еда была прямо с обкомовского буфета. Угощайтесь, дуры, пока я добрая есть у вас! Ой, Литка! Ой, не могу! Олег рассказал, какой фурор ты произвела на встрече! Этот Курт чуть не украл тебя! У него дикий темперамент, кстати, совсем не свойственный немецкой нации. Его с трудом затолкали в автобус, так рвался за тобой! А ты, Литка, девка опасная, оказывается! Тихоня с виду, а как растравила немецкую душу! Хотя, если вспомнить Федьку-конюха… Короче, ведьмака ты ещё та, Литка! Хорошо, что Олег теперь не живет в вашем общежитии! Я бы нынче умирала от ревности! – громко орала Ленка, разливая вино по бокалам.

Спору нет, мне было далеко до суетливой и вёрткой Протасовой, однако тихоней я никогда себя не считала. Просто умела молчать, если компания не располагала к откровению.

Про случай с Федей-конюхом я предпочитала забыть совсем.

Это произошло в 1976 году. После первого курса нас, как обычно, отправили в подсобное хозяйство нашего института на уборку картошки. Жили мы в деревне Момоны, в помещении бывшей конюшни. В стойла занесли дощатые помосты и уложили поверх их ватные матрасы.

После трудового дня собирались у костра на лугу. Пели песни под гитару, смеялись, танцевали.

К нам стал наведываться светловолосый кудрявый паренек по имени Федор Ушаков. Он работал на колхозной конюшне.

Федор сидел у костра и не сводил с меня своих зелёных глаз. Студентки подсмеивались над ним.

Я делала вид, что не замечаю этого открытого обожания, хотя мне это нравилось. Какой девушке не понравится, когда на нее смотрят, как на божество.

Перед отъездом мы, как водится, раздобыли деревенского самогона и пустили кружку по кругу. Еда почти закончилась, поэтому пили без закуски. Хмель ударил мне в голову.

Я вдруг увидела новенький красный мотоцикл, на котором приехал Федор, чтобы проститься с нами.

И вспомнила, что недавно закончила курсы мотоциклистов. Сразу после окончания курсов я уехала домой на каникулы и опыта вождения не получила.

Но сквозь жидкую призму выпитого самогона мне показалось, что я с легкостью справлюсь с любым средством вождения.

– Федя, я прокачусь на твоем мотоцикле? – с вызовом спросила я, не сомневаясь в том, что Федя не сможет мне отказать.

– Через час наша электричка в Иркутск! Смотри не опоздай! – крикнула мне Нина Назарова, староста нашей группы.

Она уже садилась в автобус, который приехал за нами, чтобы отвезти на железнодорожную станцию. В автобусе лежали наши вещи.

Я небрежно махнула рукой.

Села на мотоцикл, лихо рванула вдоль по дороге. Федор сидел сзади, обхватив меня рукой за талию.

Через десять минут я врезалась в стог соломы, стоящей на колхозном поле. Мотоцикл заглох. Наступила беспросветная тьма.

Хмель мгновенно выветрился из моей головы. Я испугалась, что могу опоздать на электричку. Что тогда?

С собой не было ни денег, ни документов. Всё в автобусе.

– Федя, срочно едем назад! – крикнула я.

– Но я не знаю, что с мотоциклом! Что я могу в такой темноте увидеть? – тревожно ответил Фёдор. Он тоже переживал за меня.

И тогда я взяла у Фёдора спичечный коробок и подожгла стог соломы.

– Быстро делай мотоцикл! – скомандовала я, не обращая внимания на испуганное лицо Фёдора.

В свете огромного костра он соединил какие-то проводки и сел за руль. Мы помчались по каким-то буреломам и успели на наш автобус.

Когда я вбежала в салон автобуса, наш куратор, физрук Артем Васильевич с трудом удержался от матерных выражений в мой адрес. Девочки, увидев солому, торчавшую в моих волосах, понимающе ухмылялись.

В электричке я сидела, понурив голову.

Мне было стыдно за свое поведение.

Но стало еще хуже, когда напротив меня сел Фёдор Ушаков. Он поехал провожать меня до самого Иркутска и его восхищенные глаза горели.

– Я никогда в жизни не встречал такой девушки! Я хочу жениться на тебе! Скоро меня заберут в армию. Ты будешь меня ждать, Лита? – горячо восклицал разрумяненный Федор.

Я подавленно молчала. Дорого бы я отдала, чтобы Фёдор исчез с моих глаз. Он был живым свидетелем моего позора.

То, что его восхищало, меня тяготило.

Надо ли говорить, что я сделала все возможное, чтобы больше никогда не встречаться с Фёдором.

А мне был урок: никакого злоупотребления алкоголем, который может вызволить из плена моего сознания диких неуправляемых демонов.

После той памятной международной советско-германской встречи, Лена не повторяла попыток пригласить меня на массовые мероприятия. Может, она всерьез ревновала ко мне Олега? Не знаю.

С той поры мы с Капитоновыми не встречались.

А много лет спустя, мы узнали, что он возглавил департамент здравоохранения города Ново-Зиминска, где я работала уже несколько лет.

Прежний начальник Александр Булавин был вызван в Москву, где ему поручили руководство агенством в министерстве здравоохранения.

Но это был уже другой Олег. Олег Владимирович. Мой работодатель.

Он держался отстраненно, сдержанно, словно опасаясь фамильярности с моей стороны. Но я и не думала хлопать его по плечу и намекать на прошлое время, когда он выказывал мне свою симпатию.

Мало ли что было в наши славные молодые годы.

Я сидела в кабинете начальника напротив его стола.

Воцарилось молчание.

На стене тикали часы с логотипом фармацевтической компании «Хотек», основного поставщика медикаментов в нашей области. Олег Владимирович с трудом оторвался от монитора компьютера. Недавно представитель этой же компании «Хотек» преподнёс Капитонову подарок ко дню рождения – самую современную модель ноутбука. Олег Владимирович по прежнему обожал технику и ценил все новейшие изобретения в компьютерных технологиях.

Внешне Капитонов даже отдаленно не напоминал того худощавого темноволосого юношу, увлеченного и немного чудаковатого технаря. Теперь это был мужчина зрелых лет с презентабельной внешностью. Олег Владимирович очень следил за собой, одевался в дорогие костюмы и тонкие хлопковые рубашки пастельных тонов. Любил яркие расцветки галстуков и золотые запонки. Его продолговатое лицо располнело, округлилось. Волосы зачёсаны над высоким гладким лбом, образуя лёгкую каштановую волну. На выдающемся вперед подбородке изящно оформленная бородка. Весь его вид говорит о тщеславии и самовлюбленности.

Капитонов был врачом – неврологом по основному образованию. Но никогда не работал по своей специальности, хотя любил называть себя «простым тружеником на ниве здравоохранения». Говорили, что он участвовал в написании одной научной статьи на тему лечения воспалительных процессов в межпозвоночных дисках. Хотя трудно было представить, как удалось Олегу Владимировичу принимать участие в лечебном процессе, не сходя с начальственного кресла, но вполне возможно, что скоро успешный Капитонов получит научную степень.

Олег Владимирович ещё раз покрутил авторучку в руках, окинул меня долгим взглядом и спросил : « Аэлита Михайловна, представь, я не забыл свою врачебную практику! Ты не здорова! Мне не нужны специалисты, которые присутствуют на работе формально, а отсутствуют фактически! У тебя, похоже, проблемы со щитовидкой. Быстро к эндокринологу на прием!»

Было ясно, мои коллеги угодливо доложили начальнику, что со мной «что-то не то».

Я сама устала от своего лихорадочного состояния, не свойственного моей натуре.

Про свои вечные проблемы со щитовидной железой я тоже знала. Это у меня – наследственное.

Моя бабушка, а, впоследствии, мама состояли на диспансерном учёте с диагнозом «гипертиреоз».

Из кабинета начальника я поехала на приём в поликлинику.

Мой лечащий врач, опытный эндокринолог Осташова Лариса Давыдовна нашла у меня все признаки обострения эндокринного нарушения и выписала больничный лист на две недели.

Целыми днями я лежала на диване, обнявшись с любимым котом Барсиком, и пребывала в своих мыслях о предстоящем звонке.

Однажды, двоюродная сестра моей мамы, тетя Майя рассказала о своей подруге Кристине, умершей от любовной тоски. Кристина влюбилась в офицера морской разведки, который отплыл по приказу командования через месяц после встречи. Кристина стала худеть, чахнуть и через год умерла. Тетя Майя утверждала, что Кристина умерла именно, из-за своей несчастной любви.

Я тогда слушала тетю с изумлением. Неужели можно так тосковать по кому-либо? Никогда со мной такого не случится, думала я.

Потому что вообще не собиралась любить.

Я всегда держалась подальше от любви и того, что с ней связано. С того дня, когда меня настигла весть о том, что погиб мой отец, я решила покончить с сильными привязанностями.

Мне тогда было одиннадцать лет, я сказала себе: никогда, никогда больше я не впущу в свою жизнь эту уничтожающую тебя острую кинжальную боль потери. Боль, которая опрокидывает тебя навзничь и ты беспомощна перед ее ослепительной и одновременно мрачной улыбкой.