Встреча в пути

Изо всех сил я старалась внешне выглядеть спокойно. Руки меня не слушались, я совершала неловкие движения, у меня всё падало со столика.

Виктор на лету поймал мою упавшую чайную ложку и улыбнулся, посмотрев на меня. Его улыбка обожгла меня, лишив дара речи.

Широкая, по детски доверчивая, осветившая некрасивое лицо.

Убрав со стола, я схватила свою книжку по астрологии и уставилась в нее.

Виктор не стал отвлекать меня от чтения и начал смотреть в окно. Из-за книги я не видела его лица, в поле моего зрения были только его длинные ноги в черных носках.

На его ноги я и смотрела мимо книги, размышляя о своем странном состоянии.

Мне было уютно и радостно рядом с этим, практически незнакомым человеком. Он не отличался красотой, тогда как меня привлекают красивые лица. Его поведение было естественным и простым. Его речь была искренней.

Мне ничего не было известно о нем, кроме имени, но у меня было странное ощущение единства с ним. Душевный комфорт обволакивал меня теплым покрывалом и превращал наше купе в странную капсулу, в отдельный микромир, защищенный от внешнего мирозданья.

Словно у нас было одно энергетическое поле на двоих.

Я – закрытая личность, склонная к уединению. В свое личное пространство впускаю неохотно. Мне почти всегда мешают люди, находящиеся близко от меня.

Тем более, я никогда не стремлюсь увеличить круг своих знакомств.

А с тех пор, как мне перевалило за сорок, я стараюсь этот круг сузить.

Поэтому путешествия, сопряженные с необходимостью терпеть чужое присутствие, мучительны для меня.

Любыми путями я стараюсь ограничить общение с соседями по купе, хотя не всегда это удается.

Сейчас же я пребывала в таком гармоничном пространстве, что не хотелось думать о том, что скоро поезд прибудет на конечную станцию, и мы с Виктором затеряемся в необъятном мире.

Я не знала, испытывает ли он что-нибудь похожее по отношению ко мне.

По крайней мере, он не задавал мне никаких личных вопросов. Сверху над столиком звучало вагонное радио.

«Встреча в пути, на перекрестках судеб…» узнала я голос знаменитой певицы Пугачёвой.

Виктор встал и повернул ролик в сторону усиления звука. Мы слушали слова песни и молчали.

На остановке в наше купе никого не подсадили.

– Не волнуйтесь! Мы поедем одни до конечной! – сказал Виктор, поняв мой беспокойный взгляд в сторону двери купе.

Я пожала плечами, будто мне всё равно. Может, этот мужчина может читать мои мысли? Больше всего мне не хотелось, чтобы к нам в купе зашел кто-то третий и нарушил мое странное светлое состояние.

– Только начало марта, а в тайге почти нет снега…ранняя весна в этом году, – тихо сказал Виктор, когда поезд снова двинулся в путь, и за окном поплыла зеленая сибирская тайга.

Я поняла, что он хочет продолжать общение со мной и намекает об этом в деликатной форме.

И наша беседа снова потекла, как по маслу. Будто мы долгое время знали друг друга, но расстались и встретились после разлуки. Встретились, скучали и не можем наговориться.

Мы долго проговорили о таежных красотах, о том, что наша сибирская тайга невозвратно гибнет от рук «черных лесорубов» и безответственности руководства лесопромышленного комплекса.

Разговор коснулся городов, где мы родились, и Виктор рассказал немного о своей семье.

Он родился и живет в Братске. Его отец по происхождению литовец.

Приехал в Братск из Вильнюса по комсомольской путевке и женился на сибирячке. Виктор женат на женщине много моложе его. Детей нет.

Я слушала его неторопливую речь с упоением.

Все время пыталась придать своему лицу выражение спокойной строгости, но звуки его голоса вырывали меня из реальности, подхватывали и возносили куду-то вверх, где вихрем кружили и укутывали теплым коконом…

Это было странное состояние безвременья, будто я встретилась с родным человеком через сто, нет, даже тысячу лет, но всю эту тысячу лет я думала только о нем.

Откуда-то послышался голос проводника: «Пассажиры, подъезжаем к конечной станции!»

Я с трудом вышла из своего эйфорийного состояния и стала собираться на выход.

На иркутском вокзале мои знакомые передали со мной три больших сумки, заверив, что меня встретят на перроне и сразу же их заберут. С моими двумя сумками моя поклажа составила уже пять мест.

Поглядев в заиндевевшее окно, я не увидела никаких людей, пришедших за сумками.

Поэтому попыталась решить арифметическую задачу – как лучше вынести пять сумок ,имея в наличии всего две руки.

Время было ночное. Зная криминогенную ситуацию в нашем городе, у меня были опасения, что вынесенные первыми и оставленные на перроне две сумки могут исчезнуть, пока я хожу за остальными.

Ругая себя за свою доброту, я выставляла свои бесчисленные сумки вдоль прохода по вагону, чтобы удобнее было бегать за ними.

Виктор молчал, наблюдая за мной. Но выходить не спешил.

Когда я взяла первые две сумки, он ловко подхватил остальные три своими мощными ручищами и вышел вперед меня из вагона.

Некоторое время мы молчаливо шли к зданию вокзала, протискиваясь сквозь толпу пассажиров.

– Вас кто-нибудь встречает? – спросил Виктор, обернувшись ко мне.

Я громко ответила, что муж обещал приехать за мной. Однако у вокзала не видно нашей машины.

Тут встречная машина ослепила меня фарами и я потеряла Виктора из виду.

Толпа людей, подъезжающие и уезжающие машины, все смешалось в слабом свете привокзального фонаря и на миг меня обуял ужас.

Я поняла, что чужие сумки, которые мне доверили мои знакомые, находятся сейчас в руках практически незнакомого человека, а этого человека я потеряла из вида.

Страшные картины о том, как я буду объяснять потерю вещей, пронеслись в моей голове.

Теперь я была готова приписать Виктору все негативные качества, несмотря на совсем недавнюю упоенность им.

Мотаясь по вокзальной площади, я проклинала себя за потерю бдительности.

Как будто услышав мои малодушные мысли, Виктор окликнул меня справа: «Аэлита! Я здесь!»

Он стоял в стороне возле блестящего в темноте автомобиля, мои сумки в целости и сохранности стояли у его ног.

Прежняя подозрительность моментально была вытеснена угрызениями совести.Я с благодарностью подошла к нему.

– Где ваша машина? Я сам поставлю ваши вещи, – спокойно спросил Виктор.

Оглядевшись, я убедилась, что нашей машины у вокзала по- прежнему нет.

– Хорошо. Не волнуйтесь!Мой друг довезет вас до дома, скажите ему свой адрес! – успокоил меня Виктор.

Мы уселись в автомобиль его друга по имени Женя. Мое сердце снова затрепетало от радости, что Виктор еще десять минут будет рядом.

Но стоило мне об этом подумать, как я увидела нашу иномарку, поворачивающую в сторону вокзала.

– А вот и мой муж, видите эту белую машину? – грустно проговорила я, удивившись этой грусти.

Сказать точнее, я была разочарована столь скорым появлением своего мужа.

Виктор быстро вышел и стал загружать сумки в багажник нашей машины. Я с ужасом поняла, что никогда его не увижу.

«Может он спросит мой телефон?» – пронеслась спасительная мысль. Я подошла поблагодарить его и попрощаться.

Мы попрощались.

Но он не уходил, молчал, смотрел на меня.

При свете фар я тоже глядела на него во все глаза, пытаясь запомнить. Огромный рост, лысая крупная голова без шапки, несмотря на мороз, спокойный добрый взгляд серо-голубых глаз, почти черных в этой ночи.

Казалось, ему тоже не хочется расставаться…Мы стояли напротив друг друга, опершись на дверцы машин.

« Ну же, спроси телефон?!!!» – билось в моем разгоряченном мозгу. Но он вежливо помог мне сесть в машину к мужу и ушел.

По дороге муж рассказывал мне домашние новости, радостно поглядывая на меня. Машина скользила по почерневшей от весенних оттепелей дороге, а меня в этой машине не было.

Точнее, здесь присутствовало только мое физическое тело. А сама я тем временем ехала где-то там, в блестящем черном автомобиле.

Рядом с высоким лысым мужчиной в потёртой дубленке и вдыхала запах его кожи.

Что со мной?

Наутро после приезда, мне позвонили с работы и попросили срочно выйти на смену. Необходимо было подготовить доклад по льготному лекарственному обеспечению.

Таким образом, обещанный мне начальником трехдневный отдых отменялся.

« Так-то оно и лучше, активная работа всякую дурь выгонит из головы! » – рассуждала я, собираясь в департамент.

Все дни проходили в плотных заботах, разборе жалоб, совещаниях и конференциях. Приказы и дополнения к ним сыпались к нам, как из рога изобилия. Областное управление здравоохранения все время было на проводе, факс у секретаря разогревался от выползающей из его недр непрерывной бумажной ленты, плывущей к нам со всякими распоряжениями.

В ответ мы выстраивались в очередь и посылали кипы листов с готовыми отчетами о проведенных мероприятиях.

В редкие минуты перерывов я забегала в комнату статистиков, самую большую из всех кабинетов, где мы пили чай. Задумав перекусить, приходилось жевать очень быстро, поскольку через минуту мог заглянуть секретарь и вызвать к телефону.

А так как с набитым ртом говорить невежливо, то я обычно ограничивалась чашкой зелёного чая. При этом аппетита у меня не было, он странным образом пропал, а вместо него появилась рассеянность и задумчивость.

Коллеги часто окликали меня во время чаепития .

– А, что? Что ты сказала? – переспрашивала я, словно опускаясь на землю.

Голоса коллег грубо врывались в мой поток сознания, разгоняя мечтательный туман, плотной завесой стоящий в моих мыслях.

– Тебе надо пройти обследование у эндокринолога, ты похудела и стал виден болезненный блеск глаз! Похоже, начинается весеннее обострение твоего тереотоксикоза! – изрек Владимир Евгеньевич, заместитель по лечебной части.

Сам он был по врачебной специализации кардиологом, но многолетнее отсутствие практики лишило его врачебной интуиции. Моя болезнь была скорее по его сердечной специальности.

Еще мной, без сомнения, заинтересовались бы психотерапевты.

Бессонница, мучившая меня эти три месяца, проваливание сознания в какую-то другую реальность, где я бесконечно ехала в вагоне и бесконечно разговаривала с сероглазым незнакомцем, совершенно меня опустошали.

Иногда ночью, я немного забывшись сном, вдруг просыпалась и явственно ощущала, что рядом со мной лежит Виктор. Я даже слышала его дыхание.

Я открывала глаза и видела спокойно спящего мужа. Мне пришла в голову мысль, не произношу ли я вслух имя Виктор, отчего мне стало не по себе.

Как найти определение этим чувствам? Что происходит со мной?

Отчего двенадцать часов, проведенных с человеком, стали так важны для меня?

Невозможность увидеться с ним не давала мне покоя.

В мое сердце заползла иссушающая тоска. Как будто я заразилась инфекционной лихорадкой непонятного происхождения, возбудитель которой еще не изучен наукой.

Мне мучительно хотелось снова увидеть Виктора.

Мне казалось, что увидев его еще раз и узнав о нем больше, я разочаруюсь в нем и навсегда исцелюсь от него.

Каждый раз, вспоминая картину нашего расставания возле машины, я видела одну и ту же картину: световой пучок света, исходящий от автомобильных фар, фигуру Виктора, стоящую напротив меня, его бездонные глаза…

Смотрю в окно на пыльную дорогу,

Машины, люди, город в суете.

А я вчера опять просила Бога,

Чтоб твои тропы привели ко мне.

Чтоб твой и мой пути соединились

На перекрестке жизни и судьбы,

И взгляды, словно молнии скрестились,

И за спиной сгорели все мосты.

Свою мечту твержу, как заклинанье,

Закрыв глаза, увижу, будто явь:

Твой нежный взгляд, горячее признанье

А всё, что было – серая зола.

Но у судьбы моей свое теченье,

Она сурово смотрит с высоты.

Огонь страстей заменит на терпенье,

Изменит цвет у розовой мечты.

Сама расставит знаки препинанья,

Заменит восклицанье на вопрос.

Сотрёт, как ластиком цветок желанья

Напишет «грозы» вместо милых «грёз».

Я получу сполна, что заслужила,

Протестовать и спорить не могу,

Приму, что есть. Сама о том просила

И за урок судьбу благодарю.

Однажды в состоянии, промежуточном между сном и явью я увидела даже номер автомобиля, который был выхвачен фарами из темноты и, видимо, остался в моем сознании. Три цифры: 492.Как три заветных карты в «Пиковой даме» Пушкина.

Номер автомобиля, принадлежащего его другу Евгению. Это было все, что я знала о Викторе.

Странно, что я вспомнила этот номер. Совсем не имела привычки смотреть на автомобильные номера.

В одну из таких бессонных ночей внезапно меня осенило: я вспомнила, что одна из моих бывших одноклассниц, Гульнара Верхозина работает в городском управлении внутренних органов.

Мы встретились с ней на ее рабочем месте.

– Да, не густо информации… Вернее сказать, ее почти нет. Номер машины и чёрные носки… Впервые слышу о волшебном воздействии черных носков на женскую душу. Но я попробую что-нибудь сделать для тебя! – скептически произнесла Гуля, выслушав мой спутанный рассказ про Виктора.

Решив, что я увлеклась по причине общеизвестного кризиса среднего возраста, Гульнара из женской солидарности взялась мне помочь.

Хотя рассудительная Гульнара с трудом понимала, как серьезная замужняя женщина, возраст которой стремится к полувековому юбилею, может влюбиться в случайного попутчика.

Через три дня она позвонила и назначила мне встречу.

Гульнара с отцом жила в частном секторе на окраине города. Их дом из красного кирпича был виден издалека. Я вошла в ее калитку и увидела троих маленьких мальчиков, бегающих по ограде за чёрным щенком.

Отец Гульнары, Фарид Арбиев, грузный высокий мужчина с черными усами, сидел на высоком крыльце и прикрикивал на пацанов: «Ну-ка, бусурманы, перестаньте гонять собаку!».

Мальчики взвизгивали, и щенок с облегчением забегал в деревянную будку.

– У тебя целый детский сад! – воскликнула я, когда вышла Гуля и пригласила меня в дом.

– Мадинка бросила детей и укатила к своему дружку, в Боханский район, на ферму. Абдулла привез их сюда! А куда их девать? – ответила Гуля с неудовольствием.

– Восточная женщина бросила троих детей ради любовника? Это возможно? – удивилась я.

– Миф о покорности и терпимости восточной женщины сильно преувеличен! Как и миф о невероятно загадочном русском мужчине с его патриотизмом! Кроме того, мой брат сам виноват. Бывало, он колотил Мадинку в припадке ревности. Да и сам не отличался невинностью. Встречался тайком с русской девушкой, а Мадинка узнала…Короче, все, как у всех. Наши семьи – не исключение! – говорила Гуля, наливая мне крепкого горячего чая в красивую керамическую кружку.

Гуля знала, о чем она говорит. Она уже побывала замужем за русским парнем Вадимом Верхозиным.

Гульнара не любит вспоминать это время. Возможно, ее душевная рана, вызванная этим неудачным браком, так и не затянулась.

Ее мать Анна Арбиева умерла от кровотечения во время тяжелых родов, закончившихся смертью близнецов, двух мальчиков, когда Гуле исполнилось три года.

Девочка росла с отцом и старшим братом Абдуллой в далеком селе близ Ташкента. В начале семидесятых, их семья приехала в Ново – Зиминск и пустила здесь свои корни. Повзрослевшая черноволосая стройная Гульнара обращала на себя внимание соседских пареньков.

Но Фарид мечтал, что его дочь получит высшее образование и создаст семью с выходцем из далекого Кавказа. Отец хотел, чтобы законы мусульманского мира сохранились в семьях его детей.

Образование Гульнара получила, но вопреки желанию отца вышла замуж русского парня, кучерявого и разбитного красавца Вадима Верхозина. Они встретились там, где обычно случаются встречи – на узкой улочке солнечным апрельским утром. Увидели друг друга и не прошли мимо. Все, как в знаменитом булгаковском романе «Мастер и Маргарита».

Вадим не смог пройти мимо огромных черных глаз и косы до пояса, змеей сверкающей в солнечном свете.

А Гуля не смогла отвести глаз от белозубой улыбки лукавого говорливого Вадима.

Но в браке Гуля была недолго. Волшебство их взаимной любви растаяло, столкнувшись с грубыми жизненными реалиями. Через четыре года Вадим ушел от нее к Марте, девице немецкого происхождения.

Марта Вельмут была подругой Гульнары.

Ее родители, этнические немцы, депортированные в Казахстан во время сталинских репрессий, из Крыма, готовились переехать в Германию. Дочь они позвали с собой.

Марта приходила к Гуле и бесконечно рассказывала о предстоящей жизни в благополучной сытой стране.

Вадим Верхозин был очень хорош собой. Стройный черноглазый, с пышной копной темных кудрей, парень умел очаровать девушек.

Причем, он не сомневался в силе своих мужских чар и неустанно распространял их влияние на окружающих женщин.

Вадим занимался перевозкой грузов на одном речном судоходном предприятии. Темно-синий мундир капитана речного судна, облегающий его широкие плечи и подчеркивающий тонкую талию, придавал его облику дополнительное очарование.

На полненькую невзрачную Марту Вадим мало обращал внимание. В сравнении со жгучей красотой черноглазой Гульнары она явно проигрывала.

Но ее рассказы о больших пособиях для эмигрантов, о бесплатных квартирах и спокойном существовании без особых трудностей заинтересовали Вадима.

Когда заканчивалась летняя навигация, он лениво лежал на диване и предавался фантазиям. Вадиму наскучило бороздить фарватер одной и той же реки, хотелось повидать мир и показать миру себя.

Он стал внимательно приглядываться к подруге жены и пришел к выводу, что не такая уж она полненькая, как казалось вначале.

Потом решил, что у Марты вполне симпатичное круглое личико и милый маленький носик. Соблазнить девушку для Вадима было несложно.

Незамужняя Марта давно стреляла в сторону мужа подруги недвусмысленными жадными взорами.

Однажды Гуля пришла с работы домой и увидела записку от мужа, в которой он сообщал, что уходит от нее.

Вадик не нашел в себе смелости произнести эти жестокие слова, глядя в лицо жене. В записке он не сообщил, к кому именно, он уходит.

Внутренним женским чутьем, свойственным каждой женщине, Гуля поняла, к кому. Причем, Вадим немедленно сделал Марте предложение, опасаясь, что вызов на выезд из страны оформят без него.

Теперь Вадим живет во Франкфурте, Марта родила ему двоих крепких сыновей. Вадим получает пособие для нетрудоспособных, пьет баварское пиво и гуляет по немецким тротуарам с собачкой.

А Гуля вынуждена была вернуться в дом к отцу.

Гульнара вышла в соседнюю комнату и быстро вернулась, положив передо мной на стол бумажку с фамилией, именем и отчеством владельца того блестящего автомобиля, в котором уехал Виктор.

Смирнов Евгений Федорович.

– Применила всю индукцию и дедукцию, пока нашла того, кто тебе нужен! Ладно, не благодари! Мне всё про тебя понятно! – сказала Гуля и лукаво посмотрела на меня. Дрогнувшей рукой я схватила листок и спрятала в сумку.

Целую неделю я медитировала, глядя на эту бумагу часами. Я не знала, что делать дальше.

Муж Леонид за ужином спросил: «Что-то с тобой неладное происходит. Ты слушаешь, что я тебе рассказываю? Витаешь где-то… Что я только что сказал?»

– А…что? Ой, извини, Лёня! Вспомнился один служебный случай, да, впрочем, я уже забыла! Так, а что ты там сказал? – словно очнувшись, бормотала я.

Леонид обиженно умолкал. Чувство вины перед мужем накатывало на меня, как грозовая туча.

«Надо выбросить эту бумажку с номером Евгения и дело с концом! Мудрые греки говорили: есть нарыв, надо резать!» – думала я.

Но бумажка так и лежала в моей сумочке и не давала покоя.

Вспомнив все сюжеты романов писательницы Дарьи Донцовой , досадуя, что бог не одарил меня смекалкой и находчивостью, как ее героинь, я наконец пришла к мысли, что позвоню этому другу Виктора и сочиню историю о том, что нашла в купе вагона связку ключей, по видимому принадлежащих Виктору.

К моему удивлению, Евгений не особенно удивился моему звонку.

Он выслушал меня, дал мне номер домашнего телефона Виктора и отключился.

Даже не задал вопроса, откуда у меня взялся номер его телефона.

Может, решил, что мне дал его Виктор? В любом случае, первый этап операции по поиску Виктора удался.

Теперь у меня был заветный номер.

Я смотрела на него часами. В обеденный перерыв доставала из сумки и клала перед телефоном. Потом перестала доставать, потому что запомнила.

Потом испугалась, что могу понадеяться на память и перепутать цифры или забыть. Я несколько раз бралась за трубку телефонного аппарата, но так и не смогла поднять ее.

Переписала номер телефона Виктора в три разных места, чтобы случайно не потерять.

Каждый мой день начинался с вопроса, что сказать Виктору? Я догадывалась, что Евгений, скорее всего, предупредит Виктора о моем звонке и спросит про ключи, поэтому версию о потерянных ключах изменить не удастся.

Неуверенность в том, что Виктор вспомнит меня, лишала меня сил.

Ведь с момента нашей встречи прошло почти четыре месяца. Ему могли встретиться десятки разных попутчиц, разве он всех запомнит?

Я ежечасно инсценировала варианты нашего с ним разговора и каждый раз роль моя выходила нелепой и смешной.

В конце концов, я решила, что, не желая со мной разговаривать, Виктор бросит трубку и отметёт всякую надежду на дальнейшее с ним общение.

Это будет горькое, но полезное лекарство от моего странного недуга.

Между тем, мое состояние здоровья действительно ухудшилось. Я потеряла в весе почти пять килограммов, постоянно кружилась голова.

Неимоверная слабость приводила к тому, что, придя домой, я сразу же ложилась на диван и лежала, закрыв глаза. Кот Барсик взгромождался мне на голову и успокаивающе мурлыкал.

Усилия моей подруги Кати куда-нибудь вытащить меня прогуляться или пойти в пятницу в кафе, чтобы развеять грустные мысли, не приводили ни к какому результату.

Катя боролась за меня самоотверженно.

Она была верной подругой из числа тех, которых мы приобретаем в ранней молодости. Которых выбираем по наитию чистой молодой души, не обремененной практическими соображениями.

Мы дружили с Большаковой Катей с того момента, когда поступили в Иркутское фармацевтическое училище.

Оба закончили его с отличием и продолжили свое образование уже на разных факультетах. Я поступила на фармацевтический, а Катюша, следуя по стопам своих родителей – врачей, поступила на лечебный факультет.

Свою профессию я выбрала, благодаря двоюродной маминой сестре, тете Майе, которая заведовала аптекой. Зашла как-то к ней на работу и была очарована строгим порядком, дисциплиной и тишиной в аптечных помещениях. Когда рассказала об этом Кате, она очень удивилась моему выбору. Катю увлекала работа, связанная с постоянным общением с людьми и не предполагающая никакого покоя. На пятом курсе Катя вышла замуж за однокурсника Антона Чепурина.

После получения диплома семья Чепуриных приехали в Ново – Зиминск. Катя устроилась в городскую поликлинику. Антон – в службу скорой помощи.

В настоящее время Екатерина Федоровна Чепурина работала старшим участковым терапевтом в нашей районной поликлинике.

Возле её кабинета всегда сидела очередь. Когда вышло постановление о праве пациента выбирать себе лечащего врача, многие больные написали заявление главному врачу с просьбой перевести их на участок доктора Чепуриной.

Катя заканчивала смену тогда, когда из ее кабинета выходил последний пациент. Пожилая медсестра Наталья Ивановна, много лет работавшая с Катей, ворчала, ругалась, выговаривала, возмущалась.

Но доктор Чепурина не могла равнодушно пройти мимо пациента, записанного к ней на прием. Она не уставала от людей. Скорее, Катя не умела отдыхать от работы.

Своей внешностью Катя напоминала мне олененка. Высокая, худенькая, стройная. С длинной шеей и огромными карими глазами на маленьком смуглом личике.

Короткая стрижка лишь подчеркивала выразительность ее глаз.

Катя вызывала безграничное доверие, ее теплый взгляд проникал в душу, ее сочувствие было подлинным. Потому я рассказала ей о том, что меня мучило эти месяцы.

Сколько я себя помню, Катя кого-нибудь спасала. Она была рождена быть спасателем.

С раннего детства она спасала котят, пёсиков, воробышка, морских свинок, попугайчиков. Катюша всех жалела и всех понимала.

Когда ее муж Антон Чепурин, спустя всего пять лет после их свадьбы, влюбился в свою коллегу медицинскую сестру Татьяну Захватову, она простила ему измену и отпустила с миром влюбленную парочку в туманный Санкт- Петербург.

Туда, откуда Татьяна была родом и куда она увезла Антона «от греха подальше».