
Полная версия
Молодость. Автобиография… почти. Книга четвертая. Цикл «Додекаэдр. Серебряный аддон»
Вошедшая преподаватель сначала ничего не поняла и посмотрела на часы – может, опаздывают? Она села за стол и открыла записную книжку. «Так, – подумала она, – кажется, студенты этой группы решили прогулять мой предмет. А вот это зря. Я не потерплю этого! Они хотят неприятностей, они их получат. Первый семинар за семестр, а они решили балду гонять. Все, напишу докладную, а что с ними церемониться? Все, попали под горячую руку! Все…» Преподаватель мельком взглянула в зеркало, но потом надолго задержала не нем взгляд. Что-то было не так: лицо опухло, пошло какое-то раздражение в виде пятен и появилась синеватость.
– Так, – начала она, – и это все? А где остальные?
– Ой, а вы знаете, – ответила одна студентка, – у нас в группе вирус. Все болеют!
– Оспа!
– У всех заражение пошло: лицо опухает, раздражение в виде пятен появляется, синеватость… прямо как у вас!
Преподаватель еще раз посмотрела в зеркальце, и стало ясно, что она занервничала, потом вскочила с места, собрала вещи и устремилась к выходу.
– Извините, семинара не будет, я вспомнила, что нужно ребенка отвезти туда…
Она выбежала из аудитории и закрыла за собой дверь.
– Ребенка? Какого ребенка? У не же ведь его нет… Или есть?
День больших денег
Я шел… просто гулял по городу. Зимний день был на редкость теплым. Людей мало, да и те, кто попадался, спешили по своим делам: на работу, домой, в гости… В общем, в два часа дня, как всегда, оживление.
По дороге встретил одного знакомого – мы с ним жили на одном этаже, а совсем недавно он переехал куда-то поближе к своему институту. Он, так же, как и я, просто шатался и не знал, чем занять свой досуг. Вместе мы протопали километров пять, разговаривая на всевозможные темы: об учебе, о квартире, о его новой подруге, новом дворнике нашего подъезда – Ивановиче и старом сантехнике Петровиче. Затем закрутили диспут на тему предстоящих праздников и закончили наглыми ремонтниками, которые никогда не закрывают за собой канализационные люки. И вдруг оказались на том самом месте, где вчера одни рабочие «искали клад», выкапывая антикварные проржавевшие трубы. Сегодня же новые трубы все еще торчали из-под снега, но создавалась иллюзия того, что местность здесь ровная, без ям и рвов. Ха, как бы не так!
В нескольких метрах от этого толпилась большая группа людей – мужчин и женщин. Чуть в стороне и так же в нескольких метрах, но уже с другой стороны от занесенной снегом ямы, располагался детский сад. Рядом с невысоким заборчиком стояла какая-то женщина и покуривала сигарету.
– О, гляди, наши преподы деньги получают! – толкнул меня в бок приятель.
– Где? – я сначала не понял, про кого он говорит, так как был занят рассматриванием двух дерущихся девчонок, находящихся на другом углу сада.
Наконец, сообразив о ком он говорит, я мимолетно осмотрел мерзнущую толпу людей, а потом взгляд упал на ту самую женщину, которая курила сигарету. Другому прохожему могло показаться, что кругом все так, как и должно быть: толпа стоит, снег идет, женщина покурила и направилась занимать очередь… Все нормально, все прекрасно и жизнь хороша, когда идешь не спеша. Вот если бы та женщина догадалась обойти эту яму, а не чесать напрямик, то я бы не обратил на это внимание, но она-то не знала, что здесь глубокая яма, просто ямища, а я прекрасно знал. Но не кричать же мне через всю улицу, пугая прохожих и дерущихся девчонок, поэтому я просто закрыл глаза и отвернулся. Когда же я их открыл, то этой женщины уже не было, а стоящая толпа людей совершенно на это не отреагировала и продолжала общаться, не обращая внимания ни на кого вокруг них.
Вот и думай после этого: «Куда люди пропадают?», а вроде город как город, не захолустная деревенька с маньяками рабочими – трубоукладчиками.
Экзаменационная мишура
Юноша шел отвечать смело и уверенно. Он знал все, ну или почти все. Не дойдя до стола преподавателя, он как-то сник и, шлепнувшись на стул, старался ничем не выдать своего присутствия.
– Так, какой вопрос? – спросила преподаватель.
– Искусство древнего Египта.
– Прошу!
– В раннем царстве формируется первый тип захоронения – мастаба. Это прямоугольное здание со слегка наклоненными к центру стенами из камня. В плане – базилика, а ближе к западному концу, базилику под прямым углом пересекал трансепт – такой попередчетый сквозняковый коридор.
– Какая базилика? Какой сквозняковый?
– Как какой, чтобы воздух свободно проходил. А чтобы нависшие фронтоны не раздавили под тяжестью стены и не разрушили периптер, входящий в состав диптера, то там располагались распоры – такие группы вооруженных сил, которым глубоко было до всех параллельно и, причем в разные стороны.
– Ты что несешь? Может, ты заболел? Ты вообще сегодня спал?
– Спал, но это не относится к моему вопросу.
– А голова не…
– Не, до крыши я еще не дошел. Там же что главное было?
– Что?
– Да архитектурный декор там слабый был. Вот из-за этой слабости все фронтоны и падали штабелями.
– Да ты про Египет можешь рассказать?
– А я о чем? У них там канон сформировался, а какой канон?
– Какой?
– Да ратондо! В смысле круглый в плане канон и из-за этого человека изображали с головы до ног в профиль, а туловище и один глаз в фас – это была такая своеобразная архитектурная композиция. Там было искаженное лицо, как у летящей медузы Горгоны после застолья с греками, которые разгромили амазонок и всегда только с хрисоэлефантинной техникой. Пример: «Гермес с младенцем Аристотеля».
Преподаватель хлопнула ладонью по столу.
– Хватит о скульптуре! Рассказывай архитектуру!
– Так я и говорю. Там были мастабы, пирамиды и скальные храмы. В скальных храмах на стену главного нефа перекидывались аркбутаны; в пирамидах – контрфорсы, а в основу мастабы был заложен псевдопериптер… Да, кстати, все эти постройки отапливались ребрами-нервюрами, ну, раньше батареи нервюрами звали…
– Ладно, переходим к репродукциям. Что это?
Преподаватель показала изображение головы Сфинкса.
– Фараон.
– И какой же это фараон?
Юноша задумался, вспоминая нужный ответ:
– Это Химера, только у нее в носу кольцо должно было висеть – тогда такой модняк был, но нос кто-то отшиб и теперь эта голова не похожа на Химеру.
– Слушай, а может тебе прийти как-нибудь на следующей недельке?
– Неужели все так плохо?
Преподаватель кивнула головой. Юноша пожал плечами, встал и вышел за дверь.
– Вот знал, что фронтоны ратонду сплющат, так нет, все пытался аркбутанами поддержать. Ну, ничего, канонически посплю, архаически позавтракаю и тогда уж точно отвечу про все псевдопериптеры, которые на подиуме напоминали шахотные портики!
Но она-то не знала!
Шел зачет по режиссуре. Все азартно готовились и хаотически бегали, пытаясь наиболее удобным образом расставить декорации. Наконец, все было сделано, и первый студент направился на сцену показывать свою работу.
Оставшиеся в зале сидели тихо, как мыши перед котом, ведь им было сказано до этого: «Если будет произнесено хотя бы одно слово, то придете пересдавать еще раз!» Кому же хотелось тратить свое личное драгоценное время и приходить в другой день? Никому! Вот поэтому студенты сидели, затаив дыхание и смотрели только на сцену, где разворачивались интересные и смешные действия. Конечно, все волновались и переживали за свои работы, да это и понятно – первые как-никак.
У одной девушки так расшатались нервы, что она чуть ли не в пух разодрала свою зимнюю шапку, а вскоре та и вообще упала под кресло. Девушка нагнулась за ней, но тут в глазах появился страх, открылся рот и она с протяжным писком, в вперемешку с воем прыгнула на колени сидящему справа от нее юноше, вцепилась в него и зажмурила глаза. Юноша обалдел, и у него тоже отвисла челюсть.
Преподаватель режиссуры повернулась в ее сторону.
– Я, кажется, предупреждала!
– Но там… там собака! – еле выдавила напуганная девушка.
– Та-а-ак, кто привел собаку?
Один из студентов нагнулся под кресло и достал ее.
– Ах… Ужас какой! Предупреждать надо!
У него в руках была не собака, а сущий монстр: глаза светились зеленым, пасть открыта и оттуда показываются длинные клыки, по которым течет слюна; волосы дыбом и во все стороны, как от заряда электричества; на шее тяжелый серебряный ошейник… Встретишь такую в подворотне – сляжешь только от одного вида. Но напуганная девушка не знала, что это всего-навсего… игрушка!
– Для этюда – пояснил студент.
Вот и успей за прогрессом реалистического воспроизведения животных.
Удачный этюд
Я готовился к зачету по экономике и почти весь день провел в библиотеке, но, устраивая себе через каждые полчаса перерыв, навещал своих сокурсников, которые на малой сцене вели упорную репетицию по пересдаче режиссуры.
Первый раз я вошел к ним в два. Марина с Натальей стоят на стуле. В метре от них Виктор. Режиссер Татьяна объясняет их роли:
– Вы вдвоем – за воображаемым стеклом, моете его, а ты прогуливаешься, ждешь подругу, но ее нет. Она опаздывает. Тогда ты несколько раз смотришь на тех, кто за стеклом, а они, в то время, когда ты смотришь, застывают наподобие манекенов, причем каждый раз все в новой позе. Понятно?
Через полчаса я заглянул снова. Марина с Натальей нервничают, но стоят на стуле. В метре от них нарезает круги Виктор. Режиссер Татьяна объясняет их роли:
– Вы вдвоем – за воображаемым стеклом – моете его, а ты прогуливаешься, ждешь подругу, но ее нет. Она опаздывает. Тогда ты несколько раз смотришь на тех, кто за стеклом, а они в то время, когда ты смотришь, застывают наподобие манекенов, причем каждый раз все в новой позе. Понятно?
Прошло еще полчаса. Марина с Натальей побледнели как полотно, но продолжают стоять на стуле. В метре от них, сидя, дремлет Виктор. Режиссер Татьяна объясняет их роли:
– Вы вдвоем – за воображаемым стеклом, моете его, а ты прогуливаешься, ждешь подругу, но ее нет. Она опаздывает. Тогда ты несколько раз смотришь на тех, кто за стеклом, а они в то время, когда ты смотришь, застывают наподобие манекенов, причем каждый раз все в новой позе. Понятно?
Следующие полчаса пролетели незаметно. Я вернулся к ним снова. Марина с Натальей сидят на стуле и, откинувшись к спинке, смотрят в потолок. В метре от них, свернувшись калачиком, спит Виктор. Режиссер Татьяна объясняет их роли:
– Вы вдвоем – за воображаемым стеклом, моете его, а ты прогуливаешься, ждешь подругу, но ее нет. Она опаздывает. Тогда ты несколько раз смотришь на тех, кто за стеклом, а они в то время, когда ты смотришь, застывают наподобие манекенов, причем каждый раз все в новой позе. Понятно?
Через полчаса я вновь заглянул сюда. Марины с Натальей нет. Виктора тоже. Посреди сцены сидит привязанная к стулу Татьяна. Во рту кляп, глаза завязаны шарфом. Рядом стоит стол, на нем магнитофон, который не переставая произносит следующее:
– Вы вдвоем – за воображаемым стеклом, моете его, а ты прогуливаешься, ждешь подругу, но ее нет. Она опаздывает. Тогда ты несколько раз смотришь на тех, кто за стеклом, а они в то время, когда ты смотришь, застывают наподобие манекенов, причем каждый раз все в новой позе. Понятно?
Больше я не заходил в эту комнату.
Кто мы?
Они шли навстречу друг другу, совершенно не подозревая о том, что встретятся. Наконец, они поравнялись, на мгновение остановились, хотели было разойтись, как один из них тихо спросил:
– Вовик, ты?
Вовик, сделавший шаг вперед, остановился и, не поворачиваясь, задал свой вопрос:
– Андрей?
Андрей, не поворачиваясь, сделал шаг назад, поравнявшись с Владимиром, и встал плечо к плечу. Они с минуту напряженно вглядывались друг другу в лицо, затем заулыбались, узнав в каждом давнишних приятелей, и пожали руки.
– Слушай, Вовик, я слышал, ты в институт поступил?
– Да – став в гордую позу ответил собеседник.
– И в какой?
– В ГИИ!
Андрей с открытым ртом стал перебирать в уме различные комбинации подходящих слов для расшифровки и остановился на следующем:
– Глухонемой институт иудаизма?
Вовик поперхнулся своей жвачкой, проглотил ее, вытаращил спрятанные под шапкой глаза и, кашлянув в лицо Андрея вчерашним рассолом, произнес:
– Не знаю, как в вашем институте расшифровывается наш институт, но в нашем его частенько называют как государственное учреждение высшего профессионального и послевузовского профессионального образования, государственный институт искусств министерства культуры Российской Федерации!
– И это три твои буквы?
– Разве мало?
– Нет-нет, достаточно! Но ты объясни мне следующее: на кого ты учишься?
– О-о-о, это сложный вопрос. Но если подходить к этой проблеме объективно, то факультет у нас культуроведения; специальность – социально-культурная деятельность, специализация – культурно-досуговая деятельность, но все нас называют организаторами-постановщиками, хотя на самом деле мы вроде как относимся к режиссерам, а квалификация у нас будет – менеджер социально-культурной деятельности.
Попытавшись переварить все сказанное, Андрей наконец закрыл рот и произнес:
– А если к этому подходить необъективно?
– Все равно будет то же самое.
– Так кто вы?
– А кто же это знает? Мы как-то спросили у преподавателей, так они до сих пор думают!
Гомо сапиенс – человек разумный?
Хорошо ли ведутся семинары? Каждый ответит на это по-разному. Зададим вопрос по-другому. Хорошо ли преподаватель проводит семинар? «Каждый по-своему», – ответят практически все. А вот интересно, есть ли кто-нибудь из преподавательского коллектива, кто не соответствует своему названию «преподаватель»? Возможно, я окажусь неправ, но тем не менее считаю, что все-таки есть такие люди. По крайне мере один человек. В гуманных целях назовем просто: «Человек».
Семинарские занятия созданы для того, чтобы на них отвечали. Верно? Верно. Теперь давайте разберем некоторые ситуации с этим связанные.
Одна девушка отвечала на заданную тему. Она читала – читала то, что написала к семинару. Ее остановили и попросили не читать, а рассказывать. Она ответила, что будет подсматривать и объяснять своими словами. «Человек» отказал ей, зарубил ответ на корню, поставив неудовлетворительную оценку и усадив обратно. Эту же тему пошла отвечать другая девушка, но выслушав, «Человек» сказал, что этого мало, что она говорит не по теме, многое пропускает и вообще она лентяйка и тунеядка. Только юноша, отвечающий третьим, сумел удовлетворить все вопросы «Человека». Ему было разрешено читать! Повторяю, еще раз: именно читать, а не рассказывать, и читал он не по своим записям, а по записям той самой первой девушки, к которой отнеслись пренебрежительно и заставили почувствовать, что она здесь не имеет никакого права.
Что творит «Человек» – это его дело и только его. Все остальное его не касается…
Юноша получил хорошую оценку, и девушка затаила обиду на «Человека» надолго. Она умеет ждать и может нанести удар тогда, когда это будет больнее всего.
Однажды, «Человек» сказал:
– Выбери тему и раскрой ее, обоснуй!
Она выбрала. «Человеку» не понравилось, и он обозвал ее бездарем. Предложил свою. Но видимо в силу своих «выдающихся способностей» эта его предложенная тема «странным образом» совпала с темой, выбранной изначально девушкой.
Так что же этот «Человек» делает? Топит? У него свои правила и никто… ни один из множества не докажет ему обратное.
А она затаила обиду. Надолго.
Она умеет ждать!
Жизнь без жизни
Конфликты с преподавателями возникают достаточно часто. Многие из них разрешаются сами собой так же внезапно, как и появились. Однако некоторые из них живут долго, привлекая к себе внимание все большего числа студентов и преподавателей. Иной раз невозможно даже сказать, что послужило причиной этому, из-за чего все началось. Появляется некая неприязнь, недоброжелательность, которая накапливается с каждой лекцией и рано или поздно выплескивается наружу, причиняя боль находящимся рядом.
Студент имеет право голоса, однако многие не желают его слушать и слышать и игнорируют, останавливают на полуслове, даже не дослушав до конца. Из-за этого даже помощь других преподавателей выглядит враждебной, и зачастую, а то и всегда, ни один студент не желает поделиться тем, что у него на душе, что давно терзает его и не дает покоя.
Иногда бывают такие моменты, когда хочется многое рассказать, чтобы все стало на свои места. Однако выходит совершенно по-иному. Он знает, что произойдет, если хотя бы одно лишнее слово окажется произнесенным не в то время и не в том месте. Помощь окажется уже не нужной.
Зато потом все будут говорить, что ваше время ушло, что вы уже не имеете права оправдываться, что все останется так, как было. Но для некоторых это окажется еще хуже и уже никто не сможет понять, поговорить, помочь.
«Дальше – глубже… Мне, вдруг, захотелось окунуться в мир грез и человеческого подсознания. С этой целью я дотошно выспрашивал у друзей и товарищей про их сны! Да-да, именно сны, которые снятся практически каждую ночь, заинтересовали мое воображение и я стремился найти среди их всеобщего многообразия схожие черты и подобия.
С первым его проявлением я встретился не так давно, когда подходил Новый год, который я описал чуть выше. Не знаю, было ли это специально подброшено мне в ночное видение или же не относилось ни к чему высшему, но призадуматься над всем этим все же стоило…»
Собиратель снов
(из цикла «Собиратель снов»)
* * *
Комната. Такое чувство, что во всем доме выключили свет…
Девушка. Она сидела на кровати и смотрела в пустоту. Рядом послышалось чье-то дыхание. Она повернула голову. В метре от нее сидел юноша. «Кто это?» Она попыталась рассмотреть его лицо, но не смогла этого сделать. «Кто это? Что он здесь делает?» Ее взгляд упал на его одежду – брюки, фрак, белая рубашка, бабочка… Девушка посмотрела на себя… Вечернее платье! «Нет! Новый год уже прошел. Почему же на нас вечерние наряды?»
Юноша молчал и не шевелился. О чем он думал, не знал никто. Девушка хотела у него что-то спросить, но тот первым нарушил молчание:
– Мне пора. Пока!
Он встал и вышел. Спустя минуту послышался стук закрывающейся входной двери.
Девушка вздрогнула и будто очнулась от оцепенения. «Нет, я не должна его отпускать. Только не его!» – почему-то пронеслось у нее в голове. Она вскочила с кровати и бросилась к двери.
На город опустилась ночь. Словно ковром покрыла она все вокруг и готовила ко сну.
Юноши нигде не было видно. Хотя нет, вот мелькнул его силуэт и скрылся за углом дома. Девушка поспешила за ним, стремясь догнать, но завернув за угол, она увидела, что тот сворачивает уже за другой дом. Она не пыталась кричать. Она просто бежала, хотя сама не знала зачем. Остановить? Вернуть? Но что потом?
Многие дома, улицы, остались позади, но юноша продолжал оставаться недосягаемым.
Наконец она оказалась на остановке. Стоял унылый скучающий трамвай. Юноша, не оборачиваясь, дошел до первого вагона и вошел в него. Девушка попыталась последовать его примеру, но поняла, что опаздывает. В последнюю секунду она вскочила на подножку второго вагона, и трамвай тронулся вперед.
Расстроенная, девушка опустилась на одно из пустующих мест и посмотрела в окно.
На нем, будто составленные кем-то мозаики, красовались разнообразные узоры. Крепкий мороз скрепил их, показывая свое могущество. Они притягивали своей красотой и заставляли все больше и больше погружать в них свое сознание.
Девушка не сразу заметила, что в трамвае отсутствует свет. Она растерянно посмотрела по сторонам и поняла, что едет одна.
Внезапно трамвай остановился, медленно открылись скрипучие двери, и возник кондуктор. Нет, он не был похож на тех других, которые разъезжают в обычных вагонах. Это оказался невысокого роста мужичок с добродушной улыбкой и со скрипкой в руках. «Господи, да он же вылитый гномик!» – пронеслось в голове у девушки. Он тронул смычком струны, и… Вагон будто стал оживать. Сначала включился свет, потом словно из ниоткуда стали появляться люди. И все танцевали, веселились, завороженные чудесной игрой виртуоза. Пространство будто стало расширяться: появились большие хрустальные люстры, мраморный пол, окна превратились в зеркала, от которых отражалось все происходящее внутри. А кондуктор продолжал играть! Он становился на сиденья, чтобы казаться выше остальных и периодически кланялся появляющимся гостям.
Девушка смотрела на разворачивающееся зрелище, не понимая, что здесь происходит. Вдруг ее привлекла яркая выразительная надпись, раскинувшаяся почти на весь вагон: «Для тех, кто опоздал в новогоднюю ночь! – прочитала она. – Боже, мне же нужно выходить! Куда я заехала?»
Что-то пыталось задержать ее, не пустить, но трамвай остановился. Двери мягко открылись. Что-то ждало ее выбора.
Девушка в последний раз взглянула на скрипача, на его зеленый костюм, к которому была пришита бирка «кондуктор»; на всех здесь собравшихся, на хрустальные люстры, на свое вечернее платье. «Я могу здесь остаться. Мое платье. Я знала, куда иду, но… но…»
Она обернулась на трамвай, когда тот погасил свои огни и уныло удалялся от остановки. Во втором вагоне царила тьма.
Девушка посмотрела по сторонам.
Это был не ее город, а совершенно другой, незнакомый, но красивый. Высокие дома упирались крышами в небо и будто поддерживали его. Сердце перехватило от нахлынувшего восторга.
– Я останусь здесь. Я здесь останусь!
(из цикла «Собиратель снов»)
* * *
Он стоял и смотрел на потрескавшуюся стену, опоясывающую весь Город. «Что я здесь делаю? – пронеслось у него в голове. – Как попал? Ах да, все верно. Мне нужно сделать то, ради чего я здесь появился»
Ветерок поиграл волосами и полетел к городским воротом намереваясь миновать их и оказаться за стеной. Он исчез, растворился, будто никогда и не было. Время остановилось, пораженное этой загадкой, и юноша почувствовал приближающуюся пустоту. Она исходила из самого Города и манила, манила своей тайной.
Человек сделал первый робкий шаг, но уже на втором знал все, что будет делать дальше. Кто-то сказал ему об этом, кто-то напомнил и отошел в сторону, пристально наблюдая за подопытным, вглядываясь в него, в саму плоть.
Стальная массивная решетка на воротах была поднята до середины. Рядом не было никого, кто бы исправил этот пустяк. Юноша на секунду задержался под ней и вошел в Город.
Высокие дома обступили его и будто приняли угрожающий вид. Улицы расходились в разные стороны, но что-то подсказывало, что все они сходятся в центре Города. Юноша шел медленно, осматриваясь по сторонам, но вокруг никого не было. Вначале он удивился этому, но потом понял, что так и должно быть. Молодой человек не знал, что здесь произошло и почему они все мертвы. Однако кто-то объяснил ему. «Я убил всех этих людей?» – пронеслось в голове. Теперь он знал причину, но буквально в ту же секунду это для него стало неинтересно.
Человек все дальше и дальше удалялся от ворот и теперь мог разглядеть спрятанных людей, их тела, превратившиеся от времени в разложившиеся трупы. Они были повсюду: в подъездах, в окнах, на крыше, лежали между домами, у магазинов…
Человек скользил по всему этому взглядом, но не останавливался и не сбавлял шаг. Дорога привела его к центральной площади, хотя он знал, что, несмотря на то, на какую улицу он не придет и в какой переулок не свернет, его путь так или иначе оборвется именно здесь.
Площадь.
Она была пуста и пугающе несчастна. Посередине стоял высокий деревянный помост.
Человек поднялся по скрипучим ступенькам и развернулся к виднеющимся вдалеке воротам. Он вдохнул полной грудью и стал говорить, обращаясь к народу, к тем людям, которых убил и которые лежат по всему городу. Он знал, что они ждут, пока он выговорится. Юноша не слышал своего голоса. Его рот открывался и закрывался, но оттуда не вырывалось ни единого звука. Он был спокоен. Он знал, что рассказывает именно то, чего от него ждут.
Впереди у ворот появилось что-то серое и непонятное.
Волки. Они все ближе и ближе подходили к помосту, принюхиваясь и прислушиваясь к окружающему. И вот они уже в нескольких метрах от юноши, и склонив головы на бок, пристально вглядываются в него, с жадностью ловя каждое слово. От них отделился белый пушистый волк. Медленно поднявшись по ступенькам, он обошел несколько раз вокруг молодого человека и сел слева от него.