Сколько ты стоишь?

А принцесса Елена с детской наивностью думала, что всё будет хорошо.

Её брат наивным не был. И дураком тоже. Елена считала его трусом – не совсем справедливо. Анри был очень осторожным человеком – из тех, что не ступают на тонкий лёд, хорошенько не подготовившись, не узнав окружной дороги и, на всякий случай, не научившись плавать. Принцу Силии действительно не хватало того огня, который ярко горел в его сестре – что, кстати, отражалось и в его характере, и во внешности. Если Елена лицом пошла в красавицу-мать, то Анри был весь в отца. Худощавый, если не сказать, щуплый – половина Эрика – высокий, с тёмными волосами, которые он по тогдашней моде носил до плеч, с носом острым, как у хищной птицы, и тёмно-карими, почти чёрными глазами. Надень он чёрную мантию и отправься ночью на кладбище, его бы приняли за князя мух, не иначе. Может быть, поэтому Анри никогда не носил чёрное, отдавая предпочтение светлым цветам: кремовому и тёплому коричневому. Они ему странным образом шли.

Характер его наверняка сформировался под влиянием отца. Его Величество рано стал воспитывать наследника, а, как я слышала, король Силии был человеком прямым, как железный прут, и таким же несгибаемым. Он считал, что принцу с детства нужно познать все прелести жизни, под коими любящий отец понимал скучные собрания Великого совета и слишком уж живые, а подчас и жестокие собрания совета Малого. За это время на короля покушались пять раз, и все – на глазах юного принца. Ничего удивительного, что Анри вырос осторожным: отец каждый из тех пяти раз подробно объяснял ему, как и почему избежал смерти.

Анри ни с кем предпочитал не ссориться, и это сыграло ему на руку. Зная, что корона отца висит на волоске, первым делом юный принц бросился к церковникам, заверяя их в своей непоколебимой вере и преданности Богу. А также пожертвовал два из трёх своих замков под монастыри. Елена, узнав об этом, снова обозвала его трусом и сравнила с собакой, которая бежит от волка, поджав хвост.

Я бы скорее сравнила Анри с лисом, который знает, когда и в какую щель забиться, чтобы выйти сухим из воды. Но меня никто не спрашивал.

Впрочем, несмотря на свою хитрость (или трусость – с какой стороны посмотреть), Анри не был чёрствым человеком. Я видела в его сердце жалость. Не избыток, который заставляет идти в монастырь и заниматься благотворительностью. А именно то количество жалости, которое позволяет стоять и смотреть, как у тебя на глазах совершается несправедливость, ненавидеть её за это, но ничего не делать, чтобы ей помешать.

Нет, Анри был не таким уж простым человеком. Может быть, не настолько интересным, как его сестра – для демона, опять же. Силийским принцем заинтересовались бы скорее ангелы, те любят вести порочную душу к свету. Анри, сложись обстоятельства в эту сторону, мог бы стать праведником. Очень осторожным праведником.

– Сэлла? – принц заметил меня и окинул полным недоверия взглядом. – Что ты здесь делаешь?

Я присела в реверансе.

– Мне стало душно, Ваше Высочество.

Анри молча отодвинулся, дав мне место у окна. Я, старательно не встречаясь с ним взглядом, подошла и вдохнула свежий, пахнущий грозой воздух.

Какое-то время мы молчали, потом принц, искоса поглядывая на меня, поинтересовался:

– Тебе нравится служить моей сестре, Сэлла?

– Да, Ваше Высочество.

– Почему?

Я смотрела, как ветер гонит по посеревшему небу чёрную, пухнущую дождём тучу.

– Её Высочество очень добра.

Принц улыбнулся.

– Ты лжёшь, Сэлла.

Я позволила себе короткую улыбку, не отрывая взгляда от тучи.

– Знаешь, милая Сэлла, я ведь нигде не нашёл упоминания о семье Велани. Ни в дворянских книгах, ни в джентри, ни даже в купечестве.

Ну конечно – семью Велани придумала Елена, чтобы оправдать моё присутствие рядом с собой. Обедневший, но благородный род сумел пристроить родственницу к Её Высочеству. Какая удача, теперь у принцессы есть ручная «собачка»… Так должны были считать все в обществе. Так многие и считали. Многие, но не все.

– Возможно, Вашему Высочеству стоило посмотреть иностранные архивы. Моя семья родом с востока, – что, кстати, было абсолютной правдой. Города, где я когда-то родилась, давным-давно нет, да и не стал бы никто отмечать мой день рождения в архиве. Однако весьма известный в ту пору художник изобразил мой портрет на стене гробницы Императора, чьей фавориткой я была. Он ещё и подписал, для потомков, моё настоящее имя…

Анри усмехнулся, не поверив мне, но долгое время молчал.

– Посмотри на меня, Сэлла, – и, когда я повернулась, добавил: – В глаза. Я считаю опасными людей, которые не смотрят мне в глаза.

Я подняла на него взгляд, и принц отпрянул от неожиданности. Он не был волшебником, но умел смотреть, а разглядеть потусторонний огонь в глазах демона не так уж и сложно.

– Кто ты? – тихо выдохнул Анри, и я позволила себе улыбнуться по-настоящему.

– Бедная родственница захудалого рода, Ваше Высочество. И компаньонка вашей сестры.

Он покачал головой и тоже улыбнулся – почти как я.

– Я не знаю, кто ты, и ты абсолютно точно лжёшь. Но моя сестра играет с огнём.

– Вы остановите её, Ваше Высочество? – с интересом спросила я.

Он тихо рассмеялся.

– Нет, зачем? Она сама будет виновата, если обожжётся, – и словно невзначай приложил руку к груди, где под одеждой у него висел освещённый в обители серебряный крест. Если бы я дотронулась до него, он обжёг бы мне руку до кости.

– Сэлла, Анри? – раздался голос Елены. – Что вы здесь делаете? – и, не дожидаясь ответа, принцесса затараторила: – Ох, брат, я же тебя ищу – пойдём, передай отцу вышитые мною перчатки, они обязательно ему понравятся, они принесут ему удачу…

Она увела брата в свою спальню, а я осталась стоять у окна, глядя на тучу до тех пор, пока она не закрыла собой всё небо и не извергла на землю ливень с градом – несчастливое предзнаменование, если верить крестьянским приметам.

– Ты думаешь, это всё игра? – шипел на Елену Анри, когда я проскользнула в примыкающий к спальне будуар. – Ты хвостом покрутила – и довольна? Ты хоть понимаешь, что это может для нас значить?

– Ну так просвети слабую глупую женщину, брат, – елейным голосом попросила Елена.

– Это ты слабая? – выдохнул Анри. – Ты глупая?! О нет, сестра, ты можешь дурить кого угодно: отца, фрейлин, мою свиту, если тебе так нравится – но ты сделала всё это специально, я знаю. А ты – ты знаешь, что перед генеральным сражением отец собирается устроить ритуальный поединок с твоим Эриком?

Какое-то время в комнате царила звенящая тишина, потом Елена – очень спокойно – произнесла:

– Эрик его убьёт.

– Скажи это отцу! – выплюнул Анри.

На какое-то время снова повисла тишина, которую опять прервала Елена.

– Анри, но ведь это же хорошо. Даже… замечательно. Ты станешь королём, я буду наследницей, пока ты не женишься…

На мгновение мне стало интересно, решится ли она в таком случае убить брата, чтобы самой стать королевой – и без всякой свадьбы?

– Размечталась! Я стану королём по милости твоего любовника, – прошипел Анри. – А ты, Елена, станешь его наложницей. Знаешь, как в южных гаремах.

– Неправда!

– А ты, сестрёнка, подумай: зачем ему несговорчивая жена, тем более, королева, когда он так силён и может выбрать любую? Ты ему даже не выгодна. Он может взять тебя силой, а мне, как брату и королю побеждённой страны, придётся это снести. И ни на какие выгодные союзы и пошлины на вейстерской границе можно будет не рассчитывать. Ты понимаешь, что это значит? У тебя больше не будет денег на каринские шелка и вельский бархат. Будешь в нашу силийскую шерсть одеваться, как крестьянка – или в вейстерскую парчу, как любовница. Видишь, сестра, до чего ты докатилась? Это твоя вина, только тво…

Раздался звук пощёчины, потом шипение принцессы:

– Не смей со мной так говорить, трус! Эрик любит меня и сделает всё, что я ему прикажу!

– Иногда я задумываюсь, сестра: ты действительно так наивна или просто умело притворяешься? – бросил Анри и мгновения спустя вышел из спальни, кажется, даже не заметив меня.

Елена осталась, но не рыдать в подушку, как сделали бы многие леди на её месте – а ходить от двери к окну и яростно, жестоко улыбаться. Я буквально видела, как мысли проносятся в её голове – один план за другим, принцесса копается в них с довольным видом человека, занимающегося любимым делом.

– Ты действительно не будешь жалеть отца, если он умрёт? – спросила я её той ночью. Из любопытства – люди не перестают меня удивлять. Их церковь объявляет, что семья важна почти так же, как и Бог – и они предают и ту, и другого, даже не моргнув глазом.

– Когда он умрёт, – спокойно поправила Елена. – Жалеть? Конечно, нет. Когда это вещь жалела своего продавца?

На моей памяти было несколько таких случаев, ещё во времена легализированного рабовладения, но я как обычно промолчала.

– Эрик убьёт его и приедет сюда, – произнесла Елена, вглядываясь в сумрак над моим плечом. – И тогда я ему устрою!

Я невольно принюхалась: не несёт ли от неё серой? Такие речи нормальны для младшего демона – глупого чертёнка.

Нет, Елена всё ещё была человеком. Семнадцатилетней девчонкой, уверенной, что с ней никогда ничего ужасного случиться не может. Она же контролирует ситуацию. Она же может всё.

И я тоже порой задавалась вопросом: наивность это или притворство?

Через пять дней Эрик, загнав силийского короля к стенам его же столицы, милостиво согласился и на сражение, и на ритуальный поединок. К тому времени силийская армия уже не превосходила числом вейстерскую.

– Если бы я умела держать меч, я бы сама отправилась сражаться! – воскликнула вечером, за ночь до сражения, фрейлина принцессы Миранда.

Её поддержали, и Елена тоже улыбнулась, благосклонно кивая. А потом фыркала, оставшись наедине со мной:

– Сражаться? Она что, дурочка? И пасть смертью храбрых идиотов? Посмотри, Сэл, эти курицы даже не знают, что для них хорошо! Что ими движет? Как называется это глупое желание отдать жизнь за якобы великие идеалы, так, чтобы остальные потом тобой восхищались, а?

– Это называется патриотизм, принцесса.

Елена снова фыркнула, как рассерженная кошка.

– Совершеннейшая глупость.

Да, патриотизм, как и альтруизм, были ей чужды. Зато любопытство с эгоизмом – совсем напротив.

Король Эрик, коварно напав ночью вместо утра (как вообще-то они договаривались с силийским королём), уничтожил почти всю силийскую армию – зато король получил своё генеральное сражение. И ритуальный поединок состоялся, утром, когда уже стало понятно, что Силия проиграла.

Я разбудила Елену и, пересказав ей последние новости, спросила, не хочет ли она посмотреть на поединок.

Елена хотела. Мы сели у зеркала, которое я принесла ей из Кании, где этот предмет интерьера не был роскошью. Я стукнула ногтем по стеклу, и, когда рябь улеглась, мы увидели Эрика в белых матовых доспехах и отца Елены, напоминающего медведя, в два раза крупнее вейстерского короля – в чёрных доспехах. Поединок уже был в разгаре, короли кружили по небольшой площадке, солдаты – в основном вейстерцы – подбадривали. Эта дуэль не была красивым представлением: доспехи в ту эпоху ещё были слишком тяжёлыми, а люди в них – слишком неповоротливыми, чтобы поединок сделался зрелищным. Никакой грации, акробатики, плавности. Только скрежет металла и мечи, которыми рыцари орудуют, почти как бойцы – дубинками во времена моей молодости.

Елена наблюдала с горящими глазами, как девочка, которая смотрит невероятно интересное представление. И, когда Эрик перерезал её отцу сначала сухожилие на левой ноге, а потом (король Силии очень символично упал на колени) отсёк ему голову, принцесса только задержала дыхание. И улыбнулась.

Тем более удивительно мне было тем же утром увидеть её в церкви не во время обязательной молитвы. Стоя у алтаря на коленях, смиренно опустив голову, принцесса горячо молилась – но не о душе своего отца, милосердии завоевателя к себе, брату или стране. Она страстно шептала: «Пусть будет по-моему, пожалуйста, пусть всё будет по-моему!»

В тот день в школе приспустили флаги, и все – от учениц до учителей – надели траур. Забавно, но даже в чёрных глухих одеждах Елена смотрелась, как сбежавшая с шабаша ведьма – с её-то рыжими непослушными волосами и личиком лисёнка. Она позволила утешить себя фидельскому графу – тот теперь был её телохранителем и уж конечно никто не удивлялся, видя их вместе.

А Елена дурила ему голову строками из Святого писания и своими притворными слезами. Я лично видела, как она закапывает в глаза луковые капли с примесью белладонны. Уж конечно она образцово рыдала после таких экзекуций.

В общем, тот день для принцессы удался, кроме разве что вечера – его испортила директриса. Тоже в трауре, как обычно строгая и холодная, она явилась к принцессе в спальню и, глядя, как Елена всхлипывает у портрета отца, выплюнула: «Гореть тебе в аду!»

– Что это с ней? – удивилась принцесса, когда директриса ушла.

Я пожала плечами, не став говорить, что сын герцогини погиб этой ночью – как и сотни силийских солдат. И всё из-за того, что их принцесса очень хотела быть свободной и независимой. Елена бы не поняла горя их сестёр, жён или матерей. «Отец же им платил», – сказала она мне однажды в ответ на подобный комментарий. Принцесса была уверена, что всё в жизни продаётся и покупается – и у всего, соответственно, есть цена. Для меня её юношеский цинизм был смешон.

Бог ли прислушался к Елене, или она и впрямь хорошо изучила Эрика за все годы их «дружбы» – но вейстерский король действительно явился в школу к своей принцессе.

К тому времени силийский гарнизон, охранявший благородных учениц, ничтоже сумняшеся дезертировал в полном составе. Остался только десяток фидельцев – и то благодаря их капитану, тому самому благородному графу, чьим обществом наслаждалась Елена. «Уходите, – думала я, глядя, как граф мечется по двору, отдавая распоряжения по обороне. – Она вам добром за это не отплатит». Но фиделец, как марионетка, продолжал делать то, что определила для него Елена. И, когда Эрик с небольшим отрядом гвардейцев подошёл к воротам школы, фидельский рыцарь без страха и упрёка встретил его с мечом в руке.

– Глупец, – пробормотала Елена, вместе со мной стоя на открытой галерее и наблюдая за разворачивающейся сценой. – Сэлла, ну посмотри – и эти идиоты решают судьбы таких, как я. Разве это справедливо?

А справедливо, что этот юный и благородный рыцарь теперь лежит в крови, пронзённый мечом твоего любовника?

Но я, конечно же, молчала. Какое мне дело до людей?

– Ну теперь я ему устрою! – повторила Елена, глядя, как Эрик на белом жеребце въезжает во двор. – Вот увидишь, Сэлла, сейчас я ему такое устрою!

У неё в глазах буквально светилось: «Явился! Я тебя ещё вчера ждала!» Эрик действительно не очень-то торопился – победу одержал уже две недели как, а от столицы до школы всего-то два дня пути.

– Принцесса Елена. – Я осталась стоять на галерее, но даже оттуда видела, как засияли глаза Эрика, когда он увидел свою возлюбленную.

Во дворе собралась уже изрядная толпа – слуг, в основном. Свита Елены, другие ученицы, учителя или присоединились ко мне в галерее, или смотрели из окон. Зрители – как Елена и хотела. Пришли даже священники из местной церквушки – пять монахинь, одна из которых, кстати, была младшей сестрой настоятельницы святой обители в предместье столицы.

Ни на кого не обращая внимания – и меньше всего на Эрика – простоволосая, с текущими по лицу слезами (луковый капли помогли), в небрежно накинутой на плечи чёрной, как ночь, бархатной накидке, без украшений, Елена прошла к телу фидельского графа (остальные девять рыцарей-фидельцев тоже лежали рядом, и по крайней мере один ещё был жив, но кого это сейчас волновало?). Подошла, опустилась на колени, пачкая в крови бархатные домашние туфельки. И, молитвенно сложив руки, замерла.

– Елена? – в полной тишине недоумённо позвал Эрик. – Собирайся, мы уезжаем. Эй, кто-нибудь – приготовьте вещи принцессы.

В этот момент Елена обернулась – яростная, просто воплощение праведного гнева. И, хорошо поставленным, глубоким голосом выкрикнула:

– Убийца!

Эрик дёрнул щекой. Капитан его гвардейцев сжал поводья своего коня, неуверенно глянул на сюзерена.

– Елена…

– Ты. Убил. Моего рыцаря. Ты убил моих подданных. Ты убил моего отца! – Елена выпрямилась, встала и сделала несколько шагов Эрику навстречу. Рывком скинула накидку, оставшись в одной простой сорочке, белоснежной, как подвенечное платье. – Меня ты тоже убьёшь?!

И тишина после этого грянула яростнее грома.

Все смотрели на Эрика.

– Елена, довольно, – старательно спокойным голосом произнёс, наконец, тот. – Ради всего святого, оденься. Мы уезжаем.

– И куда же? В твой белокаменный замок, о мой прекрасный принц? Где ты запрёшь меня в башне? – выплюнула Елена.

Эрик спрыгнул с коня и медленно подошёл к ней.

– Елена…

– Ты ничего не получишь! – зашипела ему в лицо принцесса. – Ты ничтожество, убийца, грешник, – она запрокинула голову, обращаясь к небу, – видит Бог – а Он всё видит! – ты будешь гореть в аду за то, что сделал! – лицо Эрика при этих словах побледнело, а потом так же стремительно покраснело, но Елена, казалось, не замечала. – Но если есть справедливость на земле, меня ты не получишь! Я лучше умру, чем стану твоей! Убийца! Убийца! Уби…

На этом месте Эрик всё-таки не выдержал и влепил ей пощёчину – наверное, хотел всего лишь заставить её замолчать. Елене только того и нужно было. Она завопила, точно её уже убивают, закричала о том, что церковь её спасёт, а под шумок больно ударила Эрика под ребро.

Назревала совершенно обычная для этих двоих драка – с тем лишь исключением, что сейчас свидетелей было куда больше. Не знаю, действительно ли Елена хотела очернить Эрика в глазах той же церкви – но, увы, вейстерский король не сразу сумел остановиться рвать на Елене сорочку, даже когда за принцессу вступились монахини.

Точку поставила директриса. Она встала перед рыдающей Еленой и спокойно приказала королю уехать за пределы школы – или «побойтесь Бога». Бога Эрик ещё боялся, да и его же рыцари смотрели на короля как-то странно (в Вейстере верхом бесчестия считается принуждение и без того слабой женщины). Так что он уехал за ворота, расквартировал солдат в домиках слуг, а сам вернулся лишь вечером, один – и натурально упал перед Еленой на колени. Совесть, очевидно мучала. У него она хотя бы была.

Елена огрела его яростным взглядом, показательно прошла мимо (а возвращалась с молитвы она, конечно же, в окружении свиты) и даже вроде бы пнула, когда Эрик попытался обнять её колени.

Никто не замечал, что она прячет победную улыбку – все лишь смотрели, с каким отчаянием король Вейстера, на коленях, глядит ей вслед.

– Ваше Величество, встаньте, прошу вас.

Эрик, казалось, меня не слышал. Мне пришлось положить ему руки на плечи, загораживая от чужих взглядов широкими юбками.

– Ваше Величество, прошу вас! Елена уже собирает вещи, она поедет с вами, если вы увезёте её в столицу, к брату.

Эрик опомнился – мои слова его словно разбудили. Он встал и, с надеждой глядя на меня, выдохнул:

– Она готова меня простить?

Бездна и все её создания, но он же не такой дурак!

– Я не знаю, Ваше Величество, – пролепетала я, не глядя ему в глаза. – Но принцесса поедет с вами в силийскую столицу. Она будет рада уехать отсюда. Вы же знаете.

Эрик кивнул, и больше ничего не сказав, ушёл. Я смотрела ему вслед, и мне хотелось кричать: «Беги от неё! Так далеко, как только сможешь».

Увы, крестьяне правы: любовь зла – и козу случается полюбить.

После произошедшего, даже если бы хотел, Эрик уже не мог отвезти Елену в Вейстер и изнасиловать. Даже его капеллан успел прислать королю предупредительное письмо, дабы не шёл его подопечный против того, что и Богу неприятно. К тому же, слухи бы среди его дворян поползли ненужные. Все же видели, как Эрик ударил принцессу. Слабую девушку – а она всего лишь была раздавлена горем после смерти отца…

Елене пришлось ещё немного задержаться в школе – брат отправил ей навстречу кортеж, чтобы принцесса прибыла в столицу как положено, а не в сопровождении солдат-завоевателей. Елена, конечно, пришла от этой идеи в восторг и принялась вовсю обсуждать со мной, что ей надеть, чтобы предстать перед королевским двором во всей красе. Жаль, что траур приходится носить, он же такой скучный…

– Елена, ты не думаешь, что тебя, возможно, не будут рады там видеть? – не выдержала я, глядя, как она перебирает платья в сундуках.

– Какая мне разница, рады они мне или нет? – фыркнула в ответ Елена. – Я их принцесса. Потерпят.

Она лукавила. Той холодности, с которой её встретил двор, она не ожидала – я поняла это по тому, что Елена уже не пыталась корчить из себя модницу. Платье, тщательно выбранное, отправилось на дно сундука – и перед братом Елена предстала в глухом «скучном» трауре. Теперь она играла праведницу – честно сказать, у неё неплохо получалось.

С Эриком она по-прежнему не разговаривала, а вейстерский король, точно придя, наконец, в себя, не обращал на неё внимания. Очень подчёркнуто не обращал – Елена бесилась, и ещё сильнее заворачивалась в свой траур, как рассерженная девчонка, только что ножкой не топала и рыдать в голос не принималась.

Хотя нет, она рыдала. Почти постоянно – но тихо, и чтобы слёзы красиво катились по лицу. А я видела, как незаметно посматривает на неё Эрик, и какая боль мелькает в его взгляде. Было видно, что король-победитель очень скоро капитулирует перед рыжей «ведьмой», обожающей играть на публику. Я не знала, хочу ли ему сочувствовать.

Вот кого мне было действительно жаль – так это Анри, теперь уже короля. На него милость Эрика не распространялась, будь он хоть тысячу раз братом его возлюбленной. Эрик уже диктовал ему весьма неприятные условия, казна была опустошена войной, а крестьяне не смогут в этом году собрать урожай. И осторожному, осмотрительному Анри приходилось как-то всё это решать.

Деньги он, впрочем, где-то находил – очень удобно, когда ты ни с кем не ссоришься, и все тебя вроде бы любят. Для короля это удобно особенно. Так что в честь Эрика и приезда Елены устроили пир, пышный и богатый, несмотря на нависший над страной призрак голода. Сотни блюд, все значимые люди столицы, вейстерские «гости», конечно же, представители духовенства…

Елена сидела по правую руку от брата, и смотреть Эрику на принцессу было неудобно, но он всё равно поглядывал – я наблюдала за ними, пока не объявился мой сосед по столу. После этого стало не до принцессы.

Вообще-то мне по рангу (я же не титулованная особа) не полагалось сидеть за одним столом с монархами. Но Елена, чётко соблюдая нашу договорённость, закатила брату скандал, чуть позже веское слово вставил Эрик, который теперь немножко меня всё-таки замечал – я же была посредником между ним и Еленой. В общем, меня посадили неподалёку от принцессы – то есть с самыми влиятельными людьми Силии и Вейстера.

И так – неприятно – получилось, что моим соседом по столу стал капеллан Анри. Увы, он не был священником по одному лишь названию. Он верил и был почти праведник, насколько это возможно для человека, близкого ко двору.

Я почувствовала его присутствие издалека. Поймала любопытный взгляд Анри – наверное, я дёрнулась слишком выразительно. Ну конечно, даже чуть соусник не уронила, хрустальную чашечку в виде лебедя. Впервые чёрт знает за какое время мне стало неловко.

Уйти не получилось – непринято уходить, пока короли обедают. Исчезать в облаке дыма под боком у праведника – верх глупости, а изображать обморок было поздно, но я попыталась.

Вместо того чтобы тактично не заметить моей якобы натуральной бледности и одышки, капеллан – брат Аргус, как его представили – принялся мне помогать. Подал воду (только что не освящённую), ладанку – в общем, я чуть не потеряла сознание уже взаправду. Пришлось быстренько сворачивать спектакль и делать вид, что мне лучше.

Я старательно не смотрела на соседа и вела себя тише мыши – а он не чувствовал во мне демона, пока. Но от его жалости было вдвойне тошно.

– Вам тяжело с принцессой, леди Сэлла?

Я закашлялась.

– Что вы, мака… кхе-кхе. – Я чуть не назвала его так, как величали жрецов в моё время. Видите, в каком смятении я находилась. – Принцесса очень добра. Если бы не она… – я запнулась, пытаясь найти слова и одновременно незаметно отодвинуться. Его присутствие жгло меня, как огонь, на котором священники убивают таких, как я.

Брат Аргус погрустнел, кинув печальный взгляд на Елену. В нём не читалось «гори в аду» – только тихая уверенность, что в ад принцесса попадёт, и да, будет там гореть.

– Её Высочество… сложный человек. Я рад, что рядом с ней есть вы, леди, – урок смирения, который она получает от вас, когда-нибудь должен пойти ей на пользу.