Эпос трикстеров – 1. Велес и проклятые боги

Жена ворсы поклонилась и протянула чашу медведю. Медведь слегка засмущался, но встал на задние лапы, а передними взял чашу и пробасил:

– Благодарю, хозяюшка. Мир вашему дому и процветание.

Затем он в один присест вылакал мёд, облизав чашу внутри языком.

Ворса усмехнулся, глядя на эту картину, и бросил, проходя к детям:

– Не стесняйся, Волосатый. Проходи к столу. Перекусим.

– Волосатый? – резко обернулась к мужу хозяйка.

– А что?

– Хм… Ты что же, дорогой? Не узнал, кого привёл в дом?

– В смысле? Ты что? Волосатого не узнаёшь? Это же он, – ответил хозяин.

Но тут же, будто спохватившись, уже неуверенно добавил:

– Только почему-то разговаривать научился…

– Эх, ворса, ворса, – сокрушённо покачала головой хозяйка, – погубит когда-нибудь тебя твоя беспечность. Где ж ты видел медведей, говорящих по-человечески? Было у меня нынче видение, что придёт к нам в дом один из Великих в зверином обличии. И что должен ты, ворса, оказать ему помощь всю, что в твоих силах, ибо трижды сей Великий спасёт тебя. Причём дважды это должно случиться ещё при моей жизни. И вот что же я вижу? Стоит в моём доме медведь, говорящий по-человечьи. Учёный и учтивый. А ты говоришь, будто спас он тебя.

Хозяйка обернулась к медведю и, улыбнувшись, произнесла:

– Проходи к столу, о, Великий! Прости мужа моего неразумного. Не признал он тебя.

Немая сцена.

Ворса, который добрался до скамьи и успел на неё приземлиться, теперь пытался встать, но почему-то застыл в полусогнутом состоянии. Видимо, он не мог решить, что ему делать. То ли вытянуться в струнку перед богом, посетившим его дом, то ли скрыть своё прежнее неведение и остаться сидеть. Эта борьба мыслей зафиксировалась на его лице в виде открытого рта и расширенных в изумлении глаз.

У медведя от неожиданности услышанного подкосились ноги, и он сел на пол, разинув рот и по-прежнему держа в лапах золотую чашу.

Хозяйка, в полупоклоне, слегка повернув на бок голову, загадочно глядела на медведя.

Завершали картину пять разинутых ртов и пять пар горящих глаз, с восторгом глядевших на странного гостя.

Вдоволь насладившись произведённым эффектом, хозяйка вдруг всплеснула руками:

– Да что ж у порога-то стоять? Проходи, гостюшка, проходи к столу!

Она ловко забрала у медведя чашу и словно веретено завертелась между очагом и обеденным столом.

Медведь на лавку садиться не стал. Он просто сел у стола, положив передние лапы на скатерть. Рост у Волосатого был такой, что его макушка была вровень с макушкой сидящего за столом лешего. Ворса, кстати, решил всё-таки не вставать. Когда медведь устраивался у стола, леший негромко сказал:

– Прости, Великий, не узнал…

Волосатый склонил голову, пристально рассматривая свои лапы и пробормотал:

– Не переживай. Я этого тоже не знал.

Затем он пристально взглянул прямо в глаза ворсы и всё также в полголоса произнёс:

– Поговорить надо. Ты мне поможешь?

Леший стал совсем бледным и торжественно-серьёзным:

– Моя жена в предсказаниях никогда не ошибается. Я твой должник. И я весь твой.

– Всё так и будет. Но сначала давайте пообедаем, – прошуршал у них над головами слегка насмешливый шёпот хозяйки.

А на столе тем временем появилось большое глиняное блюдо с нарезанным ломтями мясом, кувшины ягодным взваром, плошки с мёдом, ягодами ежевики и ячменные лепёшки.

* * *

Трапеза подходила к концу. Волосатый со смаком пережёвывал последнюю лепёшку. Ни покойный шаман, ни, тем более, медведь никогда не ели такого лакомства. В родном племени шамана если и пекли лепёшки, то из желудей или орехов. Дикие злаки на лесных берегах Ушны и Оки и тогда были редким явлением. А выращивать ячмень и пшеницу неолитические охотники в этих краях научиться ещё не успели.

Ребятишки насытившись начали валять дурака, переговариваться, толкаться. Мать посоветовала им погулять во дворе. Волосатый думал, что они выйдут на улицу через дверь, в которую он вошёл вместе с ворсой. Но ребятишки направились туда, откуда появилась жена лешего.

Удивило медведя и то, что здесь ни у кого нет имён. Ворса – просто ворса, его жена – просто жена или хозяюшка. А детишек вообще пронумеровали. Их звали: Медводдза (по-русски это значит – первый, самый старший, серьёзный тип лет пятнадцати), Мэд (второй, шустрый пацан лет двенадцати), Коймэд (третий, похож на второго, всего на год младше), Нёльэд (четвёртый) и Витэд (пятый). Последние два были карапузами лет трёх-четырёх. Поразмыслив, Волосатый сделал вывод, что имена им и не нужны. Шаманы считали, будто человек, знающий подлинное имя объекта, имеет власть над этим объектом. Так к чему рисковать? Да и зачем как-то называться, если здесь в избушке всего один взрослый ворса, всего одна его жена? А дети и номерами обойдутся. Заодно счёту обучатся.

– Так что же всё-таки, дорогой мой муж, у тебя сегодня произошло?– строго спросила хозяйка ворсу.

Леший, словно пойманный на шалости мальчишка, вперил взгляд в стол, тоскливо крутя пальцем деревянную ложку.

– Я, это… Ну… На вакулей нарвался, – наконец-то выдохнул он.

– На петле перед впадением в Йоку?

По-фински «йока» – это река. У народа морт язык был похожий. Вероятно, много позже с приходом славянского языка слово потеряло букву «й», превратившись в личное название реки – Ока.

– Да, – кивнул ворса.

– Но ты же знал, что после того как Ушна весной косогор подмыла и десяток стволов в Йоку унесла, вакули тебе отомстить обещали за то, что наши коряги им реку засоряют. Так какой же демон тебя туда потащил? – прошипела хозяйка.

Ворса покраснел, как мальчишка, застуканный учителем во время списывания задачки у соседа.

– Видишь ли… – начал он, пытаясь оттянуть неприятный момент истины, – зима скоро… Берлогу закроем. Ходить по лесу, как прежде уже не буду… Вот я и подумал… Как бы хорошо было зимою… рыбкой подкормиться. Ну, и решил слегка разжиться. Только увлёкся и не заметил, как вакули подкрались. Подманил я славную стерлядочку, вытащил… Оборачиваюсь, а за спиной стоит целая толпа пучеглазых. И к лесу не пробиться…

– Так ты там рыбу ловил? – брови хозяйки изогнулись в букву S. Один глаз насмешливо прищурился, другой наоборот изумлённо распахнулся во всю ширину. Правый уголок рта полез кверху.

– Ну, да…– простодушно развёл руками леший.

Красавица хозяйка звонко рассмеялась.

– Хи-хи-хи… Ой, я не могу! Хо-хо-хо! Ой, помогите! Ворса-рыбак! Ха-ха-ха! Ну, надо же учудил! Рыбки захотелось!

Леший, радуясь столь простому завершению семейной сцены, часто моргал глазами и улыбался от уха до уха.

– Ну, чё? На самом деле рыбки хотелось. Эх, какая стерлядка была… – мечтательно закончил он.

– Радуйся, что жив остался, – отсмеявшись, наконец, произнесла жена. – Рыбки ему захотелось! А ты представь, если б водяные у тебя в лесу загонную охоту устроили? Ты бы такое стерпел? Да ведь для них нет худшего оскорбления, чем твоя рыбалка! – эти слова хозяйка пыталась произнести с максимальной строгостью, но на слове «оскорбления» в её груди вновь забулькали остатки смеха, и с трудом договорив, она просто махнула рукой в сторону ворсы. Мол, как дитё малое! Что говори, что нет – об стену горох. Одни проказы на уме.

– Вот я и говорю, – пошёл в атаку леший, почувствовав, что гроза прошла стороной. – Содрали бы с меня сегодня шкуру пучеглазые, если бы не мой спаситель. Но я до сих пор не могу понять, как мой знакомый Волосатый превратился в Великого?

Тут ворса с женою дружно обернулись в сторону медведя.

Медведь развёл лапами:

– Сам понять не могу.

А после он рассказал всё, что помнил о событиях последних двух суток.

* * *

– М-да… – вздохнул леший, выслушав рассказ. – Значит ты у нас не Волосатый. Ты у нас – новорожденный бог. Как же тебя звать?

– Ну, может быть, так и звать? Волосатый. Чем плохо? – предложил медведь.

– Нет, – деловито сказала хозяйка. – Это слишком не серьёзно для бога. И длинно. Может быть, просто Волос?

– Хм… Неплохо. Пусть так и будет, – согласился бог.

– Я думаю, Волос, скоро зима…– начал ворса. – Даже для богов это тяжёлое время. Идти тебе некуда. И ещё многое нужно узнать о своих новых возможностях. Не то в беду попадёшь. Я, конечно, плохой учитель для богов. Но кое-что в магии смыслю. Оставайся Волос до весны с нами. Жильё у нас большое, места всем хватит. Чую, мужик ты хороший. Поладим.

Медведь посмотрел на хозяйку. Та, молча, кивнула, подтверждая слова мужа.

– Ну, что ж тут скажешь? Останусь, тем более, что мне тебя ещё раз спасти надо, если твоя хозяюшка никогда в гадании не ошибается, – согласился Волос.

– Погоди, Денисыч, – остановил рассказчика юркин отец. – До меня только сейчас дошло. Так это чё выходит? Вся эта история творится у нас вот тут? Ока, Ушна…

Дядя Коля отрицательно замотал головой:

– Нет. Эта история только начинается и не у нас тут, а у них там – возле нынешнего Мурома. А до него отсюда несколько часов езды на автобусе.

– А этот народ морт? Он финно-угорский?

– А ты что хотел? 4000 лет назад в этих местах русских найти? С томиками стихов Пушкина в обнимку? – усмехнулся дядя Коля. – Жили здесь племена, говорившие на языке финно-угорской группы. Так тех языков вокруг до сих пор как собак нерезаных. Те же коми, к примеру. Или мордва, или марийцы. Удмурты, карелы, вепсы, саамы. Эстонцы, наконец.

– Получается, наши предки-славяне их отсюда выгнали? Выходит это их исконная земля, а мы, вроде как завоеватели?– поинтересовался Серёга.

– Нельзя о таких вещах так примитивно рассуждать. Всё гораздо сложнее было. 4000 лет назад здесь говорили на языке финно-угорской группы. А 5000 лет назад? А 3000 лет назад? Народы менялись, языки у них менялись. По-славянки здесь заговорили только в VII веке. Тогда от того древнего народа морт даже воспоминаний не осталось. И славяне тут точно ни при чём. Хотя, возможно, кровь морт до сих пор в жилах местных жителей течёт. Но об этом мы ещё успеем поговорить. Сейчас я вам расскажу вещи более глобальные.

Николай Денисович вздохнул, уставился взглядом в центр стола. Хотел было что-то сказать, но передумал. Молча взял бутылку «Столичной», булькнул в хрустальную стопку Аникину-старшему, затем себе. Выпрямил спину. Взял стопарик в левую руку, правой широко перекрестился и со словами «Прости, Господи, грехи мои вольные и невольные» опрокинул содержимое в рот. Проглотил, сморщился и, не глядя на ошарашенных комсомольцев, буркнул классическое:

– Ключница водку делала…

– Вот как в тебе это совмещается? – изумился Аникин-старший.

– Чего совмещается-то?

– Ну, вот это всё? – развёл руками Аникин. – Красным командиром был, в Войну советскую власть отстаивал, кровь за неё проливал, а сам в Бога веришь. И при этом нам про языческих богов рассказываешь, будто они и в самом деле существовали. Как это у тебя совмещается?

– Я ещё в НКВД служил и в 37-м году в расследовании заговора Тухачевского участвовал, – бросил в ответ дядя Коля. – И поделом ему. Альтернативой тогда был полный бардак в стране и поражение в Великой Отечественной. Что касается советской власти… Действия её лидеров я принципиально с детства не оцениваю и не комментирую.

– Это почему? – поинтересовался Дмитрий Юрьевич.

– Не хочу заниматься антисоветской пропагандой, – язвительно заявил дядя Коля.

Пацаны фыркнули, а Аникин-старший застыл с открытым ртом в состоянии лёгкого шока.

– Я на Войне за Россию воевал, за своё Отечество, за землю родную. Чтобы народ наш дальше жил. Это в первую очередь. И только потом за советскую власть, коль уж она на Руси властью была. Оно ведь, понимаешь ли… Когда советскую власть устанавливали, меня никто не спрашивал. Может, и хотели, но не могли. Вон, паспорт мой посмотри. По нему я 24 декабря 1917 года родился. Так что всё было сделано без меня. Не мне это ломать. И с Богом также. Ты спрашиваешь, почему я в него верю? Нет! Это ты мне ответь, почему ты в него не веришь? Неужели ты не видишь, в каком продуманном и упорядоченном мире мы живём? Ты ж физику в институте учил. Знаешь, что такое константы. Чуть-чуть измени заряд электрона, и нет больше материи. А он не меняется. Во всей Вселенной одинаковый! И представь, сколько нужно случайностей нагромоздить, чтобы из простейшей материи создать нашу Землю с её очень специфическими, узко заточенными под существование белковых тел, климатическим условиями. А чтобы эта материя сама себя осознавать смогла, сколько всего совпасть должно? Одно небольшое отклонение в этой истории, и трындец! Мы бы с вами здесь не болтали. И это всё создано без единого плана и без мирового разума? Вы, ребята смеётесь или издеваетесь?

– Ну, это спорный вопрос, – попытался замять тему и перевести стрелки Дмитрий Юрьевич. – А вот как у тебя языческие боги с верой в Христа совмещаются?

– А ты с чего взял, что христианство отрицает существование языческих богов? – удивился Николай Денисович.

– Так это… – Аникин-старший даже растерялся – Сказано же в Библии: «…да не будет у тебя других богов пред лицом Моим».

– Ты сам-то понял, что сказал? – поинтересовался Власов. – Бог запрещает Моисею молиться другим богам. Но он же не отрицает их существования! Вот, к примеру, во время казней египетских Господь говорит евреям: «А Я в сию самую ночь пройду по земле Египетской и поражу всякого первенца в земле Египетской, от человека до скота, и над всеми богами Египетскими произведу суд» (Исх. 12:12) . Представляешь, над всеми богами египетскими суд произведёт. А до этого волхвы и жрецы египетские соревновались с Аароном и Моисеем в чудесах. То посохи в змей превратят, то воду в кровь. А чьи это жрецы? Разве не египетских богов? И вот вывел Господь евреев из Египта, обещает отдать им землю плодородную и при этом предупреждает о тамошних жителях: «…не заключай союза ни с ними, ни с богами их» (Исх. 23:32) Союз с их языческими богами. Каково? Тут ведь суть-то какая? «Господь есть Бог великий и Царь великий над всеми богами» (Пс.94:3). «Ибо все боги народов ничто, а Господь небеса сотворил» (1Пар.16:26). Ну, а отсюда рекомендации: «Так говорите им: боги, которые не сотворили неба и земли, исчезнут с земли и из-под небес» (Иер.10:11). Я специально не считал, но Ветхом завете точно наберётся больше двух десятков упоминаний о языческих богах, как о реальных сущностях, независимых, так сказать, от нашего сознания. Ну, и на закуску немного космогонии…

* * *

Надёжно отделены друг от друга миры живых и мёртвых. Только человеческая душа может преодолеть этот путь. Но долог он и труден. А в конце его стоят строгие недремлющие стражи границы. Они пропускают в мир мёртвых только чистые души.

Человеческая душа – сгусток магической энергии и в тоже время её генератор. Но во избежание беды заключена она в почти непроницаемую защитную оболочку, через которую просачиваются лишь самые слабые токи волшебства, позволяющие одним чувствовать сверхъестественное, а другим вкладывать магическую силу в свои пожелания и молитвы, обращённые к высшим силам. Когда-то один из людей смог порвать оболочку своей души и воспользоваться текущей через прореху магией. Так появились те, кто смог творить колдовство. Так свершилось Человеческое Грехопадение. Ибо волшба, колдовство, магия – это способ подчинения окружающего мира без согласия и даже против воли Бога. Человек, используя колдовство, ставит себя в центр мира, провозглашая себя равным Богу, сотворившему Вселенную. А это уже ни что иное, как самый страшный из грехов – гордыня. А страшна она тем, что уводит Человека от Творца, разрушает изначальную их связь, лишает людей покровительства Божия.

И вскоре забыл Человек о существовании Всевышнего. Но жить в тоскливом душевном одиночестве он не мог. Слишком мал Человек сам по себе, слишком зависим от изменчивых сил природы. И тогда создал он себе Идола. Суррогатного бога, над которым мог бы властвовать при помощи всё той же магии. И поклонился Человек Идолу.

Стали люди делать божков и молиться им. Обычные куски глины, камня или дерева, становясь объектами поклонения, начинали впитывать в себя магию людей, насыщались ею, приобретали силу

Люди молили у них помощи, но помощи, конечно не было. Была обычная удача, которая выпадает порою и без всяких молитв. Провалы чередовались с успехами, которые как бы подтверждали необходимость магических действий. Но порою черная полоса жизни чересчур затягивалась. Божок не помогал. Тогда его просто выкидывали. На улицу выбрасывали сгустки магии. Вот тогда-то из таких божков и сформировалась некая сущность. Её не увидеть глазами. Её не почувствовать кожей. Её может узреть только отделённая от тела душа.

Поначалу сущность была совершенно безмозглой. Единственной её потребностью было поглощение магии. Она не могла навредить живому человеку. Тело было для неё непреодолимой преградой. Тогда она, поселившись на путях, ведущих в мир мёртвых, стала перехватывать зазевавшиеся души усопших, поглощая их, становясь от этого всё больше. И чем сильнее была в магическом плане душа, тем более лакомой она становилась для безымянного монстра.

Постепенно сущность заимела нечто, напоминающее разум. Холодный, злобный и голодный разум маньяка. Она осознала, что некоторые из душ, пропитанных магией, настолько сильны, что она не может их переварить. Тогда у неё родился план. Перехватывая эти души, она не пыталась поглотить их, а наоборот усиливала и отправляла на землю. Там они становились богами. Мольбы людей, их вера делали богов ещё более могучими. Люди питали их своей магией. Молитвы, то есть та самая энергия, которая изначально предназначались для Всевышнего теперь «кормила» богов нового поколения.

 Эти боги носились по земле, свершали какие-то дела, выбрасывая при этом в космос миллионы магических «Джоулей». Сущность купалась в потоках энергии, словно алкоголик в ванне шампанского. Но в конечном итоге боги надоедали людям, и их ждала участь древних божков. Они гибли в боях или оказывались в мусорной яме истории, слабея без веры своих адептов настолько, что сущность могла поглотить их.

Однако и этого ей было мало. Она жаждала большего…

Последние слова дядя Коля произнёс почти змеиным шипением. И замолчал. Хитро прищурившись, он наслаждался произведённым на слушателей эффектом. Но в следующее мгновение все усилия рассказчика были напрочь смазаны природным катаклизмом. Крупная капля дождя плюхнулась на дощатый стол прямо перед носом дяди Коли. Власов недовольно надул щёки и задумчиво посмотрел на небо.

– Вот ведь почти каждый год 9 мая дождь бывает. Если не с утра, то к вечеру – непременно, – прокомментировал он увиденный пейзаж из громоздящихся туч. – Ну, молодёжь, кастрюльки-миски – в зубы и бегом в хату. Там продолжим…

Глава 2. Волос. Ученик лешего

* * *

Изба у Власова была вполне стандартная для Центральной России. Отапливаемый сруб (три окна – на улицу, одно – во двор), сени (они же мост), двор с «удобствами» и… Вот двор, пожалуй, стандартным не был, поскольку помимо «домика глубокой задумчивости» и поленицы нарубленных дров мог похвастаться курятником на полтора десятка птиц, загончиком на четырёх свинок и хлевом для десятка овец да дойных коз с парой же козликов. К сеням с левой стороны была пристроена просторная терраса. За террасой – сарай с клетками на полсотни кроликов. А за ним (после входа на двор) ещё одна сараюшка с небольшим бассейном для нутрий. Большое хозяйство развёл Николай Денисович. И как он только с этим управлялся?

В терраске стоял стол с парой широких лавок по бокам и парой стульев у торцов.

– Вот сюда и приземлимся, – указал на него дядя Коля. – В дом не попрёмся. Заставлять вас разуваться не охота, а грязь после вас мыть ещё меньше хочется.

Сам рассказчик устроился на дальнем конце стола на стуле. Аникин старший – на лавке по левую руку от него, Ванька с Серёгой – по правую, а Юрка занял «кресло» оппозиции. Как все угнездились, рассказчик продолжил.

За три недели после появления Волоса в лесном доме дел было переделано немерено. К зиме готовились. Провизией запасались. Кто его знает, какой у богов зимой аппетит? Детишки с ворсиной женой каждый день притаскивали огромное количество грибов и орехов. Надрали на болоте несколько здоровых коробов клюквы. Может быть, и рановато было, но позже будет некогда. Ворса и Волос заготовили несколько бочек солёного мяса, закоптили дюжину оленьих и лосиных туш. Натаскали из самых дальних уголков леса целую гору валежника, чтобы лес был чище и дрова зимой не кончились. А однажды обнаглели настолько, что полезли к реке и наловили там две бочки стерляди. Водяные то ли не узнали об этом, то ли решили не связываться.

* * *

Бытует мнение, что на 17 октября (по новому европейскому стилю, разумеется) лешие (да и водяные тоже) ложатся спать на зиму. Это, конечно, не так. Леший – не медведь, чтобы всю зиму дрыхнуть в берлоге. Но с этого дня и до весны ворса лесом не управляет, и из дома своего не выходит. Разве что по двору своего дома побродит.

День выдался, как обычно ветреный. Ворса слегка поколдовал, и ветер в лесу стал завывать ещё страшнее. Это, чтобы люди в лес не совались. Затем они втроём – ворса, Волос и Медводдза (пора пацана к настоящему ремеслу приучать) обошли все лесные угодья, принадлежащие лешему. Солидное такое лесное хозяйство, похожее на круг с диаметром в десяток с лишним километров. Надо было его обойти и всем медведям, барсукам, да ежам приказать спать укладываться. Тяжкий труд. До самого утра промаялись. Грязные, уставшие вернулись в дом ворсы, закрыли и торжественно запечатали до весны входную дверь, потом брякнулись спать. Дрыхли весь следующий день. Встали, поужинали, и опять – спать.

* * *

А потом началось обучение. Ворса, чтобы времени зря не тратить, решил с Волосом вместе обучать и Мэда. Время ему уже пришло. 12 лет исполнилось. Но тут Коймэд устроил скандал.

– Чем это я хуже Мэда?

Тот факт, что брат на год старше, Коймэда не убеждал. Волос подумал, что происходи всё это в его родном племени, Коймэд получил бы в результате суровый подзатыльник и угрёбся бы в дальний угол наматывать на кулак сопли, сдабривая их горючими слезами. Но ворса своих детей бить не любил. К тому же он сам не понимал, почему Коймэд не может учиться вместе с Мэдом. По своему развитию братья были практически одинаковы. Однако, если разрешить ему обучение, тут же взбухнет Мэд. Он будет возмущаться: «А почему это, папочка, меня в том году не обучали, если Коймэду можно с 11 лет?» И что ему ответишь? Тогда было принято соломоново решение. Коймэд может обучаться. Только в виде страшного исключения! А для этого он должен принести жертвы. Во-первых, он должен отдать свою любимую глиняную птичку-свистульку брату. Во-вторых, отныне он не должен считать себя ребёнком, а потому ему запрещено жаловаться родителям на Мэда (Мэду, кстати, тоже). Немного подумав, Коймэд согласился с поставленными условиями, а удовлетворённый подношением Мэд принял их с радостью. В глубине души он понимал, что учиться вместе с любимым братом будет интереснее, не говоря уже о боге-медведе.

* * *

Учёба оказалась сложной, но интересной. Они учились повелевать предметами. Двигать их, заставлять превращаться во что-то другое, временно оживать…

* * *

– А-а-а! – прелестная хозяйка дома орала стёклодробящим женским визгом уже примерно полминуты. Её глаза с ужасом смотрели на здоровую рыжую мышь, которую она держала за хвост над обеденным столом.

Вся семья, только что приступившая к обеду, смотрела на хозяйку, внимательно слушая потрясающий образец колоратурного сопрано.

Всего полминуты назад в руке у ворсиной жены был небольшой глиняный кубок с ягодным взваром, а теперь в ней болталась эта рыжая тварь. За те полминуты отчаянной «арии» хозяйка пыталась сообразить, что же произошло, и что с этим делать. Наконец она пришла к окончательному решению. Рука двинулась вверх. Несчастный грызун перелетел через плечо и понёсся прямиком в горящий очаг. Едва мышь коснулась пламени, она вновь превратилась в глиняный кубок, который, стукнувшись о полено раскололся на две половины.

– Ну, вот. Я же говорил тебе, что она заорёт, – раздался в наступившей тишине торжествующий шёпот Мэда. – А ты: «Она смелая. Она смек…»

Ложки, которые держали в руках Мэд и Коймэд, поднялись в воздух и каждая шмякнула по лбу своего хозяина. Поэтому глумливое мэдовское «смелая» превратилось в пришлёпнутое «смек». Свершив правосудие, ложки аккуратно легли на стол перед их владельцами.

– Я вас для чего учил вещи оживлять? Чтобы вы над матерью издевались? – возмущённо прошипел ворса.

– Вот это да!

– Пап, как ты это сделал?

– Сразу две ложки!

– А нас научишь? – затараторили виновники переполоха, почёсывая между делом ушибленные лбы.

Хозяйка всё ещё не отошедшая от пережитого волнения расширенными глазами смотрела куда-то в стену. Не отрывая взгляда от стены, она в полголоса произнесла: