
Полная версия
Юность. Автобиография… почти. Книга третья. Цикл «Додекаэдр. Серебряный аддон»
– Ыгы, – послышалось из ящика.
Перепаяв все, что было можно, он получил обещанный «полтос» и, довольный, скрылся за дверью. «Никакой культуры у людей нет. Что взбредет в голову, то и делают. Даже «До свидания» не сказал. Хам!»
Ровно в два я завел все имеющиеся в квартире будильники. Как оказалось, никакой из них не показывал точное время, а отставал ровно на час. Сговорились они, что ли?
Выйдя из дома почти в три, я подумал:
«Все-таки хорошо, что Саня додумался зайти ко мне, иначе я бы точно опоздал. Странно, однако, получается: все часы отставали ровно на час, абсолютно все! Вчера же все было нормально, и я сам их лично проверял, а сегодня целый час пропустили. Вот приду с выступления, обязательно с этим разберусь!»
Проходя мимо дома Колошиных, мой взор «нечаянно» скользнул по их окну. «Занавески что ли сняли?» Да, похоже, так оно и было. Сколько раз я здесь не проходил, еще никогда не видел такого запустелого окна в маленькой комнате. Обычно там висела маленькая, примерно в половину окна, а то и меньше, тюль с геометрическим орнаментом.
Но любоваться всей этой ерундой мне было некогда, и я, прибавив шаг, поспешил на остановку. Добрался на удивление спокойно, как ни странно, без происшествий и достаточно быстро, чего давно не было.
У здания Профсоюзов собрались все, кроме Вероники.
– Видимо, опять спит! – услышал я голос Сергея Дмитриевича, который заулыбался и отвернулся в сторону.
– Вы ее не знаете, она не спит! – вступилась за подружку Микробывая, покосившись на Тужуркину, которая знала все про свою одноклассницу, но предпочла промолчать.
– Конечно, не спит – четвертый час уже! – ответил мужчина, решив продолжить дискуссию.
– Может, у нее срочное дело какое…
– Ишь ты! Заступница нашлась. Какое может быть дело, когда намечено выступление? Если не можете, так сразу и говорите, а то, что мы потом будем делать? Искать замену или отказываться от выступления?
Девочка покраснела и замолчала.
В этом году Вероника, по-видимому, не была столь активна, как в прошлом, а предпочитала по большей части проводить свободное время в свое удовольствие. Да, цирк большой, но хороших участников, как всегда, как не было, так и нет. Наши «старички», то есть все эти двенадцать человек, конечно, могут сделать великолепное представление, но есть, как всегда, но! Злобонервный как ни набивается гастролировать по городу, ничего у него не получается – все время тянет к ларькам с булочками, потому и опаздывает минут на тридцать. Виталий Денисов вообще лентяй – сколько ни ходит, ничем полезным не занимается – сидит да с другими ребятами «языком чешет». Подчечуйкина? Когда-то она стояла на цилиндре, а теперь только мячами кидает, но хочет быть артисткой цирка. Про Микробную я пока мало что знаю, но от Оли она далеко не отстала. Ксения Скалкина? Возможно, из нее и выйдет что-нибудь впечатляющее, но не сейчас. Вероника? Вероника… она думает только о себе, и ее совершенно не интересуют цирковые дела. Ведь какой ей интерес до нас, когда рядом ошивается любимый парень? С ним каши не сваришь… да и не только каши, но и супа или борща… Куда спешат?
И на кого нам остается надеяться? На Мерзлякову, которая практически никогда не ходит на репетицию? На Тужуркину, которая не хочет совершенствоваться в новых жанрах? Или Иннокентия, который ас только в клоунских репризах?
В списке остаются только два человека: Евгения Фоменкова и Анастасия Конарейкина. Только на них можно всегда положиться. Только они способны прийти в любую погоду и «вытянуть» представление. Любовь Васильевна верит в них и искренне надеется, что они не бросят это дело как минимум года три-четыре. Нужно же найти достойную замену из всех тех малышей, которые сейчас пришли в коллектив.
Надежда… Руководители верят во всех и надеются, что все эти девять человек пересмотрят свое отношение к цирку и полюбят его всем сердцем, как это сделали Любовь Васильевна и Сергей Дмитриевич.
Я… Я, безусловно, могу добиться многого, но об этом нужно было думать раньше, намного раньше. Ни возраст, ни рост не остановишь. Я и так в коллективе самый старший, а когда распадется эта девятка, что делать мне? Уходить или оставаться? Если оставаться, то как долго? Мне не раз приходили эти мысли, но я старался не думать о будущем. Там все слишком плохо, хотя я может, как всегда, преувеличиваю.
Наконец, прибежала запыхавшаяся Вероника.
– Я не опоздала? – немного отдышавшись, произнесла она.
– Еще бы минут пять и мы начали без тебя, – укоризненно покачала головой женщина, отчего девочка потупила свой взор.
– Интересно, а где ты была? – поинтересовался мужчина.
– Да прилегла в двенадцать. Думала на часок, а тут… – она развела руками.
Сергей Дмитриевич посмотрел на Микробную и усмехнулся.
Как всегда, с опозданием, в шестнадцать-десять, началось представление, посвященное какому-то празднику, явно недавно придуманному. Народу собралось человек двести. Сидели даже на балкончике.
– Вот бы их всех к нам на выступление! – шепнула Аня на ухо Свете, расчесывая волосы.
Неужели расческу не забыла захватить?
Насмотревшись достаточно на публику и переодев костюм, я вышел из гримерной, обвешанной зеркалами и с роялем посередине. На стуле, сразу же за дверью, сидела Женя и держалась за голову. Я сел рядом, благо их оказалось много.
– Что случилось?
Девочка косо посмотрела на меня и не ответила. «Э-э-эх, заразила тут всех Вероника! Ни у кого ничего узнать нельзя».
– Так что же все-таки стряслось?
– Не видишь, голова болит!
– Вижу.
– А чего лезешь?
– Так ведь у вас не поймешь, что у кого болит и когда это все пройдет.
Женя мрачно улыбнулась и откинула голову к стене.
– Слушай, у меня как раз есть таблетки от головной боли. Так, чисто случайно прихватил. Я стал рыться по карманам и достал пластину с розовыми пилюлями.
– Вот, хорошее средство…
Повертев его в руках, я добавил:
– Пардон, это от запора.
На лице девочки проскользнула еле заметная улыбка, а я, зашвырнув пластину за стоящий рядом шкаф, полез в другой карман.
– Нашел! Вот это… это… «От поноса», – прочитал я. – Странно, вроде ничего подобного не клал. Откуда вся эта переносная аптека?
Эти таблетки полетели вслед за первыми, и только с третьего раза мне удалось найти то, что я так усердно искал.
– Па-ра-це-та-мол.
Евгения, как и предполагалось, отказалась от них, но теперь выглядела более веселой, уверенной в себе и не такой бледной, как в начале. И почему все говорят, что совершить доброе дело у меня не допросишься? Да плохо меня знают, вот и весь ответ! Жалость – редкое качество человека и если бы оно проявлялось у всех людей, то миру не было бы конца. А так… «Все разные, – как говорил наш учитель по литературе. – У всех разные качества, разная внешность. Двух одинаковых людей не найдешь никогда! Они могут быть, но одни на миллион… миллиард…»
– Вот закончится выступление, пойдешь домой, «примешь ванну, выпьешь чашечку кофе», таблеточку может, скушаешь свою собственную, – и я швырнул куда подальше и эту пластину. – Главное тебе сегодня не совершить какой-либо ошибки на выступлении и не забыть свой номер. Вот ты представь…
– Чем вы это тут швыряетесь? – спросила Любовь Васильевна.
– Да ничем, сидим вот, разговариваем…
– Сидите? А по-моему, вы спите!
– Что? Спим? Это мы-то?
– Ну, ты, я вижу, пока еще нет, но вот Женя уже готова.
Я вскинул брови и медленно повернул голову вправо. Действительно! Девочка спала, удобно положив голову на мое плечо. «Ничего себе, почему раньше не почувствовал? Видимо разговором увлекся». Я посмотрел на ее безмятежное, спокойное лицо, почесал затылок и подумал: «Будить ее или не будить? Вот в чем вопрос…» Решив, что для нее будет лучше, если поспит, я еще раз взглянул на нее, улыбнувшись, покачал головой и, стараясь не шевелиться, остался сидеть.
Мне вспомнились слова Вероники, произнесенные в прошлом году:
– Он хороший только тогда, когда спит зубами к стенке!
Причем здесь это? Видимо, она до сих пор на меня за что-то обижается. Вот только за что? Ну не за посылку с тараканами, которую я подложил ей под дверь восьмого ноября. Дела эти давно минувших дней. Теперь я этим не занимаюсь, теперь я… шнурки завязываю! А почему бы, собственно говоря, и нет? Вот Вы представьте! Возвратятся они со сцены в гримерную усталые, злые, каждый готов друг другу вцепиться из-за той или иной оплошности. Станут одеваться, а тут раз… обувь вся связана – и настроение поднимется, все заулыбаются и друг друга братьями-сестрами будут считать, пока другое выступление не придет.
Где-то минут через сорок пять нас предупредили, что скоро наш выход, буквально через номер-два. Волей-неволей пришлось будить Женю, да и Мерзлякова что-то стала коситься в нашу сторону.
Открыв глаза, девочка пристально на меня посмотрела, о чем-то долго подумала, хлопая глазами, и, спокойным голосом спросила:
– Я спала?
– А разве ты по себе этого не чувствуешь? У меня рука чуть не «отсохла» тебя поддерживать.
– И долго я тут сидела?
– Да с час, не больше.
– Целый час? Бог ты мой! Как это могло так быть?
– Кстати, голова не болит?
Она удивилась. Видимо не ожидала, что я, ко всему прочему, могу интересоваться чьим-либо здоровьем и самочувствием, кроме своего собственного. Ох, как же им еще долго нужно разбираться в людях, хотя пятнадцать лет – тоже возраст и за это время можно было и узнать кое-что, так, «ради спортивного любопытства».
– Немного… Но мне уже лучше.
Евгения не знала, что спросить у меня, но я чувствовал, что она хотела задать вопрос, вот только какой?
– Нужно готовиться к выступлению.
Е-мое, не могла придумать что-нибудь еще…
Не скажу, что это было чересчур впечатляющее представление, так как ото всех танцевальных и хоровых ансамблей уже делалось порядком скучновато. Мы, как всегда, внесли разнообразие и немного расшевелили зрителей. Блестяще исполненному «Акробатическому дуэту» аплодировали больше и дольше всех. Пожалуй, сильнее, чем жонглерам, которые показали свое мастерство лишь через полчаса после дуэта. Нет, это же надо было так программу растянуть! Организаторы что, хотели, чтобы в зрительном зале все спали? Там и так это прослеживалось в каждом ряду: то кто-то зевнет, то глаза минут на пять-десять закроет. Кошмар!
Выбрались мы оттуда почти в шесть. Мне так и не удалось проверить свои предположения, а оставаться ну никак не хотелось. И как они только смотрят все это? Да что там говорить, если уж за кулисами кое-кто проспал почти весь концерт, то обо всем остальном я промолчу.
На улице накрапывал мелкий дождик, но ветра, такого как утром, не было. Черные тучи медленно расползались в стороны, обнажая куски голубого неба, через которые кое-где проглядывало солнце. Лужи заполнили все дороги и разлились в небольшие ручьи, благодаря чему пройти без резиновых сапог стало практически невозможно. У всех же наших были легкопромокаемые кроссовки и туфли, в которых также никуда не уйдешь.
– Ну вот, неделя гастролей подошла к концу, – сказала Любовь Васильевна. – У нас осталось всего два выступления на следующей неделе: в понедельник – во второй школе и во вторник – здесь же, если кто забыл. Завтра генеральная репетиция, хотя у нас и так каждый день генеральная. Быть всем несмотря ни на что! Особенно, это касается тебя, Вероника: ты у нас и так в последнее время стала отлынивать от занятий и выступлений. То у тебя одно, то другое. На каждый день сотни причин найдутся: то живот болит, то в ухе стреляет… Продолжать можно до бесконечности.
– А как только Новый год приходит, так все «хороши», – подключился в разговор Сергей Дмитриевич. – Всем хочется сесть за сладкий цирковой стол, да еще получить какой-нибудь подарок за хорошие и частые выступления. Вы только не думайте, что звание профессионального цирка нам дали пожизненно! Нет! Достаточно кому-нибудь одному из администрации города прийти на нашу репетицию и посмотреть на то, чем вы там занимаетесь, он сразу же несколько изменит наше название, всего-навсего сократив на одно слово.
– Ладно, закончим на сегодня об этом. Завтра все равно придется возвращаться к начатой теме. Вас тут только девять, а говорить нужно в присутствии всего коллектива… Значит, завтра к одиннадцати! Занимаемся как по субботам. Надеюсь, никто ничего не перепутает.
Все стояли молча, потупив взгляд и размышляя о чем-то своем. От слов руководителя Вероника покраснела так, что ей на время пришлось отвернуться в сторону. «Хорошо хоть краснеть умеют, и то радует», – всегда говорил наш учитель по литературе, когда кто-то из учеников сознавался и раскаивался в том, что не прочитал то или иное заданное произведение. Подчечуйкина все время мяла в руках свою бейсболку – видимо, тоже вспоминала все свои прегрешения перед коллективом.
Разошлись быстро. Евгения, как всегда, пошла на автобус до Колхозной площади; Ольга Подчечуйкина и Анастасия Конарейкина – с руководителями (видимо было по пути), а остальные на трамвай до Поповки-Киселевки. Я же завернул в музыкальный магазин «Мелодия», который больше стал преображаться в магазин бытовых услуг. Приобретя пару кассет каких-то ди-джеев с замысловатыми кликухами, я еще несколько минут побродил по магазину, изучая плакаты недавно появившихся групп: «Свело селезенку» и «Уши врастопырку», и вышел на улицу, осматривая купленные вещи.
Дождь перестал совсем, и теперь дышалось легко и свободно. Еле проскальзывающий по деревьям ветерок навевал добрые и теплые чувства, хотя дождливая прохлада все еще сохранялась и, по-видимому, продлится еще долго.
Вдохнув полной грудью, я пошел, намереваясь попасть домой не позднее семи, но не тут-то было! Завернув за очередной поворот, я увидел Веронику и… какого-то юношу, выше ее на целую голову. Держась за руки, они направлялись к остановке, а может, и нет… Мне бы обогнать их, да идти своей дорогой, но прошлогоднее «Дело о клопах» частенько давало о себе знать, и поэтому я решил никуда не спешить и постарался разузнать, о чем они так мило беседовали.
Люблю подходить тихо и, стараясь стать незаметным, идти позади, особенно когда нас разделяют два-три человека.
– … был на представлении?
– Да. Честно скажу – жуткая скукотища… если бы не вы, точно все уснули бы. А так… вообще все получилось хорошо. Организаторы с точностью до минуты подсчитали, в каком моменте должны появиться вы и…
«Во машины поразъездились! Не слышно же из-за них ничего».
– … только выглядишь ты как-то плохо. Не заболела?
«Боже, какая сентиментальность!»
– Нет-нет, голова немного кружится.
– У тебя витамины те еще есть?
– Почти целая коробка.
– Целая коробка? Почему не пьешь?
Девочка посмотрела на соседний тротуар и пожала плечами.
– Хочешь опять заболеть? Учти, во второй раз я с тобой в больнице сидеть не буду!
«Плохо, значит, любит. Другой ради единственной и неповторимой пошел бы на все жертвы, чтобы помочь ей».
Дойдя до угла дома, они свернули вправо, а я к трамваю влево. Опоздал на каких-то секунд тридцать, не больше. Еще бы чуть-чуть и я бы ехал в обществе Тужуркиной и Мерзляковой. Повезло им на этот раз.
Домой добрался на час позже запланированного, да и как тут раньше вернуться? По дороге от конечной остановки до подъезда столько народу повстречал: бывшая учительница по алгебре Тамара Васильевна; бывшая классная руководительница Елена Павловна, Михаил, вечно интересующийся «где «Макар»; Игорек – еще один друг детства, «древнее» Артема, живущий, кстати, в одном доме с Колошиными; подруга бабушки, спрашивающая о ее здоровье и о том, когда же та все-таки придет в гости на чашечку чая, и последним попался совсем незнакомый мужик, передававший привет дедушке. Что он, с приветом, что ли?
Дома, как всегда, есть было нечего, и мне в очередной раз помогли макароны быстрого приготовления от фирмы «Души рака». И почему некоторые говорят, что они невкусные? Запив всю эту кашу яблочным соком, я решил проверить будильники. Разобрал… проверил. Или я плохой мастер, или они и в правду в норме. Что же тогда привело их к такому крупномасштабному «глюку» в один час? Все равно, что-то здесь не то.
«А может, действительно кто-то «порчу» навел? Что ж, и такое может быть. В тихом омуте не только черти водятся, но кое кто и пострашнее. Как бы это все проверить? – думал я, рыща по карманам в поисках денег. – Ага, нашел!»
Оказалось, не так густо – всего двести рублей.
– Ладно, на еду хватит, а к «порче» мы еще вернемся.
Раздался телефонный звонок.
– Вот, опять кого-то несет. Как станешь вспоминать про омут, так все тут как тут и звать даже никого не приходится. Сами лезут… Алло!
В ответ тишина. Было лишь только еле-еле слышно в отдалении чье-то спокойное дыхание. Ни треска, ни шума, ни посторонних звуков – ничего такого не было. Вот так всегда, как кто-либо нужный звонит, так и голоса из-за помех не разобрать, десять раз потом только перезванивает, а как неизвестно что… то есть кто – сразу слышимость великолепная. Вот только у этого субъекта голоса нет. А может оно безголосое?
– Вы будете со мной разговаривать, или у вас так копчик разболелся, что до голосовых связок дошел?
Где-то что-то шлепнулось и на этом все закончилось. В трубке стали слышны лишь короткие гудки.
– Обиделись что ли? Ну, так не играю, – усмехнулся я. – Требую продолжения неизвестного разговора!
Позвонили в дверь.
– Вот, – оживился я. – Когда долго просишь, все обязательно сбудется. Лучше бы я попросил кирпич свалиться на голову тому, кто перевел мои часы. В сто раз полезней было бы. Сразу два хороших дела свершилось бы: наказал бы хулигана и узнал бы его личность. Кто с повязкой на голове, того хватай и в нос бей!
За дверью оказалась группа бродячих попрошаек в количестве трех человек (всем лет так по двенадцать-тринадцать). Стоящий справа заглянул через мое плечо в коридор, осматривая окрестности.
– Одын? – спросил средний, самый высокий из всех.
Не знаю про что они, но я так понял, что он спрашивает который сейчас час.
– Да когда выходил, девять вроде было.
Малец от удивления расширил глаза и приоткрыл рот. Затем справился со всеми чувствами и пошел шпарить по заранее зазубренной программе:
– Подайте Христа ради во имя Аллаха русским братьям из бангладешской народной республики! Гадом будем, если забудем вашу доброту!
При этом он три раза сплюнул через левое плечо и со всего размаха шибанулся лбом о дверной косяк, но по его виду и не угадывалось, что он только что посадил себе шишку.
– Ты чего бьешься? Мозгов не будет…
– И хто тама? – послышалось из-за моей двери.
– Местные, – по привычке крикнул я, забыв, что дома никого нет.
– А-а-а, дызэртыры явились? – все оттуда же спросил голос, но уже мужской.
Я мысленно сплюнул в сторону, вспомнив, что как раз до прихода этих погорельцев, слушал радио и забыл его выключить. Ладно, пусть думают, что у меня и правда девять!
– Что вы говорили вам нужно?
– Так это самое… – развел руками левый мальчуган. – … То, что он сказал! – кивнул он на старшего. – В смысле нам надо то, чего у нас нет, но зато когда дадут, будет все, что мы искали!
«Действительно, левый какой-то. На иностранца чем-то смахивает». Попытавшись сообразить и представить то, чего им не хватает, я осмотрел их всех и сказал:
– Вам что, кулебяк приготовить?
Левый открыл рот так, что туда мог спокойно влезть баклажан и не один.
– Не, нам такое не нужно.
– А может вам подарить что-нибудь из одежды? К примеру, у меня есть потрясающая коллекция от знаменитого кутюрье «Дрань-Перервань». Вы в ней будете щеголять до самого банка в Гладежи…
– Нет-нет, ничего нам рваного не надо, – отпрянул назад правый, видимо самый умный из всей троицы. – Мы «мани» хотим!
– Мани? У меня нет никакой Мани. Вы ошиблись квартирой! У нас только Васи.
– Нам деньги нужны! – не выдержав, закричал средний.
– Ах, деньги! Тьфу ты, е-мое. Так бы сразу и сказали. Вот что я вам скажу – я не сбербанк для таких секьюрити, как вы. Это только «Росно» может попадать камнем в стекло или кулаком в глаз. Тут же вы такой прибыли не откопаете. Какого фикуса здесь шастают бездомные россияне, когда как раз сегодня, в центре, бесплатно раздают американские ваучеры от «МММ-Сити». Я бы сам за ними пошел, да народ у меня – пиво пьем, так что спешите, спешите… До свидания!
Уже входя в квартиру, я подумал: «Что за ахинею я им наговорил? До сих пор, наверное, около двери стоят, обдумывают сказанное». Прислушался.
– Как, оборванцы уже здесь? – спросили по радио.
На площадке послышались удаляющиеся шаги.
– Никак нет, ваше сиятельство! – ответили все там же. – Уже расстреляны.
– Да? А вон те тогда кто?
– Где?
– В окно посмотри!
…
– Не имею чести знать, я…
«Какой только бред по радио гонят. Век бы его не слушать, да иногда приходится, и скажу честно – неплохо помогает».
Заведя будильник на восемь, я вышел на балкон. Солнце медленно опускалось, оставляя после себя лишь багровую часть неба. Тучи разошлись совсем, и все подсказывало на то, что завтра будет чудесная погода.
Мои окна выходили на противоположную от подъезда сторону дома, но большое количество деревьев усложняло обзор. Однако кое-что разглядеть все же было можно: кусочек дороги, по которой время от времени проходили люди, часть крыши подстанции и угол детского садика «Калинка», в который много-много лет назад ходил я, но после двух-трех проведенных там дней резко заявил своим родителям:
– Вы что меня туда засадили? Думаете, там мне будет лучше? Ха и еще раз ха! Да вы хоть можете представить, чем там кормят? Нет? Я тоже не могу, так как нас еще не кормили. Так что забирайте меня оттуда и оставляйте у бабушки, а сами и… работать можете, если других дел у вас конечно нет.
Так я и остался у бабушки до сегодняшнего дня. Хотел было к родителям переметнуться, да у них то нельзя, это нельзя… Здесь же все по-другому: можно все, что захочешь, только в отдельно-серьезных случаях могут и по лбу настучать.
Вздохнув, я посмотрел на бегающих и весело резвящихся малышей у соседнего дома, взглянул на темнеющее небо, по которому туда-сюда за мошками летали стрижи и, зевнув, пошел спать.
«Завтра к одиннадцати! Как бы не забыть, а то мало ли кто что мне под дверь подсыплет. У нас, как всегда, возможно все. Ну, только я узнаю…
Черепушкою шурша
Слезет крыша не спеша!»
День шестой
В назначенное время зазвенел будильник, потом еще один, еще… Выключив эти тарахтелки, я позвонил по ноль-пять – в службу точного времени и мне сообщили:
– Девять часов, пятнадцать ми…
– Точно у кого-то крыша «улетит», но потом, а сейчас…
Перекусив объедками со вчерашнего ужина и тем, что нашлось в холодильнике (колбаса, вареное мясо, яйцо и другие продукты), я наспех вымыл голову и уже через час стоял на остановке.
Тут, вижу, из-за «бугра» Микробная показалась. «Бугор» – это у нас местный бар. Вы только не подумайте, что Оля из него выходила, нет, она просто живет в его стороне. Не знаю право, была она там или нет… ведь каждый день мимо ходит! Такой информацией только Вероника располагает, подруги как-никак, а спрашивать что-либо у этой вспыльчивой девчонки – Боже упаси. Подумаешь, когда-то, «псиную» таблетку принес. Сейчас другие времена.
Доехали настолько медленно, что я перепугался: «Не опоздаем ли?» Что за трамваи пошли? То дверь заклинит, то колесо отвалится, а на полпути какой-то ретивый безбилетник кондуктора из вагона выкинул. Так мы без нее и ехали (а та все за трамваем бежала и руками размахивала), пока, наконец, водитель через две остановки не заметил исчезновения «первого голоса трамвая».
За окном стояла теплая погода, и как я не сразу заметил такие перемены? Видимо, привык к дождливым дням. Сейчас, в отличие от вчерашнего, изменилось практически все: перестал лить дождь, на асфальтах полностью исчезли лужи… Веселые птицы – воробьи, голуби, вороны и галки, обрадовавшиеся лучам солнца, – выбрались из своих укромных мест и теперь вовсю порхали, где вздумается; люди моментально скинули куртки и остались в легких футболках и таких же брюках и трико. «Один я, как идиот, джинсы напялил!» Посмотрел по сторонам. «А, нет, вон еще Микробная в таких же».
В одиннадцать пятнадцать мы подошли к шатру. Я, естественно, впереди. Оля – позади.
Для наших девчонок подходит одно определение: «Как воды в рот набрали!» Ты у них спрашиваешь, спрашиваешь, а они сидят, как Тужуркина, да в окно смотрят. И ты перед ней хоть лоб расшиби, все равно не ответит. Она даже не услышит! Философская задумчивость – это хорошо, но не круглыми же сутками сидеть и пялиться на погоду! Нужно же когда-нибудь и повеселиться, развеять свое сонное состояние: сходить на природу, на рыбалку, там… я не знаю… по магазинам, в конце концов.