Штрафбат для Ангела-Хранителя. Часть первая

Увлёкшись созерцанием своего ранения, он не заметил, что она, отвернувшись от него, распахнув свою шинель и расстегнув у себя спереди гимнастёрку, задрала вверх тёмную армейскую майку, стала что-то делать. Видимо у неё это не очень получалось – она болезненно стонала, сопела и явно нервничала. Она обернулась, и поймав его полный удивления взгляд, поморщившись, объяснила:

– Не мешай, отвернись, я сейчас, вот только пулю вытащу.

– Пулю?!

– Да, пулю, вот она тут торчит.

Многое он повидал на фронте, но чтобы человек, смертельно раненый, с пробитым лёгким, был способен оказать помощь другому раненому, да ещё и пулю сам себе из груди вытаскивал – это был уже перебор. В такое не верилось в принципе. Он с трудом приподнялся, сел, переместился поближе к ней, и решительно недоумевая, тронул её за плечо:

– Дай-ка посмотрю.

– Не смотри, я стесняюсь! – она сделала попытку отодвинуться от него.

– Дура, я же помочь хочу!

– Не смотри, я сказала! – крикнула она ему сердито, – сама справлюсь!

Лейтенант, конечно, слышал про врачей-кудесников, ставивших на ноги смертельно раненых бойцов, но эта девочка на такого чудо-доктора явно не была похожа. Повернувшись к нему спиной, она что-то там тянула, ковыряла и при этом плакала от боли. Он взял её за плечи и мягко, но решительно повернул лицом к себе:

– Дай посмотрю.

Увидев то, что она скрывала от него, он невольно сглотнул: её окровавленная майка была поднята под самую шею, а из девичьей груди, на пару сантиметров ниже соска торчал окровавленный носик немецкой пули калибра 7,92мм. Вся грудь и живот были залиты кровью.

– Не вытаскивается, подлая! – с плачем сказала она, – пальцы скользят! Попробуй ты, они у тебя сильнее будут – крепче ухватишь!

Как во сне, он молча ухватил небольшой высовывающийся из раны кончик пули и потянул – пуля, скользкая, как кусочек мыла, тут же выскользнула из пальцев. Из ранки, по окружности пули, набухали и скатывались вниз, на мягкий девичий живот, крупные капли крови. Он ещё раз попробовал, и ещё. Тот же результат – пуля, скользкая от крови, каждый раз выскальзывала из пальцев. Она, сжав зубы, зажмурив от боли глаза и стиснув кулачки, тихонько и жалобно скулила.

Не чувствуя холода от растаявшего под ним снега, весь вспотев, он остановился, вытер пот со лба и прохрипел:

– Скользит, сволочь!

– Зубами тяни! – с надрывом простонала она. Лейтенант нерешительно посмотрел на неё. Широко распахнув глаза, в которых плескалась боль, она с негодованием крикнула:

– Ну же! Тяни! Олух царя небесного!

Он молча наклонился, коснулся лицом её тела, упёрся кончиком носа в её грудь, зажал пулю зубами, и крепко стиснув челюсти, потянул…

Девичья плоть вытянулась, как резиновая, как будто не желая отпускать кусочек металла. Девушка запрокинула голову и пронзительно закричала от боли. От неожиданности он разжал зубы и отпустил пулю. Девушка вдруг с внезапной яростью ударила его по голове и крикнула:

– Тяни до конца, дурак!

Сглотнув, он облизнул солёные от её крови губы, левой рукой крепко обхватил её за талию, правой решительно взял за правую грудь, обхватив место с торчащей пулей. Надавил сверху указательным пальцем, вывернув вверх нижнюю часть груди, откуда торчал носик пули. Выдохнул, притянул к себе, молча наклонился, снова схватил кончик пули зубами, сжал зубы, крепко зажмурился, затаив дыхание, и сильно рванул головой назад, отталкиваясь от её тела руками и опрокидываясь на спину.

Она пронзительно и с надрывом вскрикнула. Открыв глаза, и выплюнув в снег окровавленную пулю, тяжело дыша, он сел и посмотрел на девушку. Она лежала, опрокинувшись на спину в снег, и тяжело дышала. То, что увидел лейтенант потом, никак не укладывалось ни в какие рамки: сначала из раны на её груди перестала идти кровь, а потом и сама рана, прямо на глазах, стала сужаться, затягиваться, и наконец, совсем исчезла – на её месте опять было невредимое тело! Только небольшой светлый рубец напоминал о полученной ране. Девушка с трудом села, смотря как будто сквозь него, несколько раз моргнула, с трудом сфокусировала взгляд на лейтенанте. Закрыла глаза, глубоко и судорожно вздохнула, посмотрела на него исподлобья, загребла рукой сбоку чистый снег, стала оттирать кровь со своей груди и живота.

Сказала сердито:

– Отвернись, не смотри. Я стесняюсь.

– Ни хрена ж себе….. – только и смог пробормотать в ответ Чудилин. Он во все глаза пялился на её голую девичью грудь, не веря своим глазам, – ведь ты же была ранена, тебя пуля пробила насквозь?!

– Я сказала, не смотри! И, пожалуйста, сзади ототри тоже, я там сама не могу, – жалобно попросила она, и задрала на спине окровавленные гимнастёрку с майкой. Спина была тоже вся в крови, но пулевого отверстия не было и там!!! О полученном ранении напоминал только небольшой светлый шрамик.

Андрей помотал головой, не веря своим глазам. Пуля – вот она, валяется в метре от него, кровь – тоже на месте, ею всё забрызгано вокруг, пропитана вся её одежда и спереди и сзади. У него самого всё лицо и руки испачканы в её крови! Глаза только что видели сквозное ранение у неё на теле! А сейчас рана, причём, смертельная, куда-то бесследно исчезла! Более того, он сам лично видел, что она была. Только что. А потом пропала. Прямо у него на глазах!

Вспомнилась сказка про Кощея Бессмертного….

– Ты что бессмертная, что ли? – выпалил он, потому что только эта фраза и пришла на ум.

– Можешь считать, что да, – она опустила вниз майку, заправила её под край юбки, – в каком-то смысле, – добавила она, застёгивая пуговки своей гимнастёрки.

– В каком же это смысле? Как так? Почему? – удивлению лейтенанта не было предела.

– Потому что я – твой Ангел-хранитель, – всё ещё морщась от боли, устало ответила она ему.

– Ангел-хранитель? Мой?! Шутишь? – Чудилину всё происходящее казалось каким-то розыгрышем, – сказки! Разве такое бывает?

– Бывает и не такое, – она посмотрела на него в упор, – то, что ты видел – одно из доказательств того, что я Ангел, и я здесь – меня ты тоже видишь. Ты меня трогал руками, слышал мой голос… Что тебе ещё надо, чтобы ты поверил в то, что я реально существую?

Чудилин с крайней степенью недоверия посмотрел на неё – он был убеждённым атеистом, и все подобные разговоры про Бога, ангелов и чертей неизменно отметал в сторону, считая их пережитком старины и наследием царского режима. От попыток переубедить его он всегда отшучивался остроумной (как ему казалось) фразой: «Я лётчик, летаю выше облаков, и не видел там ни вашего Боженьку, сидящего на облаке, ни ваших ангелочков с крыльями. Ничего там такого нет!»

А тут вдруг – бац! Нате вам! Сидит перед ним это худосочное «чудо» с детским личиком в простреленной насквозь окровавленной шинели, и вместо того, чтобы, получив смертельное ранение, лежать замертво, и смотреть стекленеющими глазами в хмурое небо, оно, это «чудо», живее всех живых! Мало того, «чудо» изрекает немыслимые вещи, и…

«Лопни мои глаза! Я сам видел, как сквозное ранение затянулось прямо на глазах» – стучалась в голове очевидная мысль.

«Хрень какая-то, галлюцинация. Видать, здорово меня об землю-то приложило!» – не в силах поверить в невероятное, и собираясь с мыслями, подумал лейтенант. Размышляя так, и морщась от боли в спине, с трудом поднялся.

Девушка внимательно смотрела на него, наблюдая за его реакцией на сказанное ею. Лейтенант Чудилин резкими движениями стал стряхивать со своей шинели снег напополам с грязью, и чтобы успокоиться, начал рассуждать вслух:

– Хм… Ангел… Ранить тебя, значит можно, и боль ты чувствуешь, а убить тебя нельзя? Так, что ли?

– Именно так, – кивнув, согласилась она, продолжая внимательно смотреть на него.

– Хм… – снова с сомнением хмыкнул Чудилин, с трудом разгибаясь, – мне бабушка в детстве про ангелов чего-то там рассказывала, я ещё не верил ей, смеялся. – он испытующе посмотрел на девушку, – эт что же это, неужто бабушка правду говорила?

– Выходит, что так.

– Может, и так, – он застегнул ремень, – да вот только она рассказывала мне про тех, что на небе живут, и с крылышками, – он наградил её скептическим взглядом, – а вот про таких, как ты, которые по земле шастают, она мне ничего не говорила. Ты что, здесь вроде как проездом, так что ли? И где твои крылья?!

– Балбес ты, Андрей! Я здесь не проездом! Меня сюда ПОСЛАЛИ. – Ангел в девичьем обличии укоризненно покачал головой.

И тут же обиженно-порывисто добавила:

– И крылья у меня есть! Просто ты их не видишь. Не всякому дано.

Брови лейтенанта поползли вверх:

– Послали? Кто?! И зачем?! И откуда ты знаешь, как меня зовут?

– Затем и послали – тебя от смерти спасать, – стала терпеливо объяснять девушка, – и почему твой Ангел-хранитель не должен знать твоего имени? Конечно, знаю! Я всё знаю.

– Хм… знает она… всё… послали её… А там-то, на небе, тебе не сиделось, что ли? – саркастически усмехнулся он.

– Не сиделось, – Ангел в девичьем обличии отвернулся и обиженно надул губки.

– Почему?

– Да потому! – по всему было видно, что девушка явно теряет терпение, – плохо за тобой следила, вот и отправили сюда, – и, видя ошалелый взгляд лейтенанта, с надрывом добавила: – в наказание, чтоб сама прочувствовала, каково это! Что, неужто не понятно?

– Э-э…. не совсем, – растерянно пробормотал Чудилин, в голове у него был полный кавардак.

Девушка встала, поправила волосы, нашла свою шапку, надела её на голову и продолжила свою крайне занимательную лекцию:

– У каждого человека есть свой Ангел-хранитель. Он должен хранить его на протяжении всей жизни. У кого-то получается, у кого-то не очень, – она на пару секунд замолчала и исподлобья испытующе посмотрела на лейтенанта. Он слушал её, а в голове его суетливым, запутанным клубком бегали и метались мысли.

– У меня, например, иногда вообще всё очень плохо получалось, – с виноватыми нотками в голосе продолжила она, – вот и получила наказание, – она горестно вздохнула, и пригорюнившись, сосредоточенно замолчала, опустив глаза и разглядывая что-то у себя под ногами.

Во рту стало сухо… «Она говорит, что ВСЁ знает. Всё?» Медленно, но верно, мысли в голове стали упорядочиваться, и, наконец, выстроились в довольно логичную цепочку. Но требовалось кое-что уточнить…

– Это когда ж у тебя плохо получалось-то? – сглотнув, хрипло спросил Чудилин.

– Ты ещё спрашиваешь? – она сокрушённо покачала головой, – а тот самый компрессионный перелом позвоночника, когда тебя весной сорок второго года сбили, ну, когда ты из-под опрокинувшегося при падении самолёта выкарабкивался, что, не в счёт? А контузии твои, ранения?

Играя желваками, Чудилин напряжённо молчал. Покусав свою пухлую нижнюю губку, Ангел продолжил безжалостно обвинять самого себя:

– А сколько по моему недогляду досталось тебе в детстве? – и загибая пальчики на левой руке, она принялась складывать свои промахи: – в пять лет – сотрясение мозга, в семь лет – ты сломал руку, в одиннадцать попал в больницу с воспалением лёгких, в двенадцать чуть было не разбил себе голову, с размаху ударившись виском об бетонную тумбу, в тринадцать – упал с дерева, и три месяца после этого провалялся в больнице, – пальцы на левой руке у неё кончились, и на перешла на правую: – в четырнадцать – упал с велосипеда, да так, что после этого у тебя три недели голова болела, и это не считая вывихнутой руки… – у неё из глаз по щекам бежали тоненькие мокрые дорожки.

– А когда эта самая война началась, так тут я вообще перестала справляться… – она всхлипнула, – знаешь, сколько ты по госпиталям валялся?

Потемнев лицом, Чудилин упорно молчал, громко сопя и играя желваками.

– А я знаю… С точностью до дня! – со слезами выкрикнула она, – 384 дня! Больше года! А провоевал ты чуть больше месяца весной сорок второго, и четыре месяца в конце того же года, – она виновато замолчала, – а всё я, дура дурацкая… – она трагически взмахнула руками, – тоже мне, Ангел-хранитель называется! И ничего-то у меня толком не получается… – горестно подытожила она, и тяжело вздохнув, повесила голову.

Горькая правда о причине всех несчастий, случавшихся с ним последнее время (да что там говорить, всю жизнь!), внезапно раскрылась перед лейтенантом Андреем Чудилиным. Он всё понял. Все эти маленькие и большие беды в его жизни имели, оказывается, исключительно простое объяснение.

Причина была одна: нерадивый Ангел-хранитель, неумеха, «двоечник».

И эта причина с мокрыми от слёз глазами и с поникшими плечами стояла сейчас перед ним и виновато шмыргала покрасневшим сопливым носом. Явно не по росту шинель висела мешком на маленьком, худеньком теле. Ростом девчушка явно не вышла – метра полтора, не выше. И весу… дай Бог, чтоб кило сорок набралось, да и то, вряд ли…

Чудилин же стоял и молчал, не зная, как реагировать на внезапно обрушившуюся на него правду.

Девушка в очередной раз шмыгнула носом, зябко передёрнула плечами, и удручённо продолжила свой рассказ:

– Мне даден срок – один месяц. Его я должна провести рядом с тобой, вынося все тяготы, и охраняя при этом твою жизнь. И находясь при этом в человеческом теле, – она подняла на него заплаканные глаза, – правда, мне оставлена возможность заживлять раны в своём теле, даже смертельные. Ты это только что видел, – она судорожно вздохнула, – ну, и немного облегчать страдания тебе, вроде того, что я могу остановить кровь из твоей раны.

Ошарашенный такими подробностями из жизни ангелов, он какое-то время переваривал полученную информацию. А потом задал уточняющий вопрос:

– А если тебе снарядом твою дурную башку оторвёт, неужели новая вырастет? – сжимая кулаки, зловеще спросил Чудилин.

У неё задрожали, запрыгали губы, но она молча проглотила оскорбление, и вымученно улыбнулась:

– Нет, не вырастет. Просто моя миссия закончится раньше срока.

– И что потом? – не унимался лейтенант.

Девушку такое обилие вопросов стало явно утомлять:

– Ну чего ты ко мне пристал: что? Почему? – она отвернулась от него и посмотрела вдаль, – не знаю я! Мне не говорили! Сказали: срок – месяц. И всё.

Чудилин стоял, сжимая и разжимая кулаки, и еле сдерживался, чтобы не разбушеваться. Девушка, как будто почувствовав нарастающий «девятый вал», опасливо отступила на пару шагов. Наконец, его прорвало, и на этот раз он разошёлся не на шутку:

– Да ты…! Ты…! – он тыкал в её сторону пальцем и никак не мог подобрать нужных слов, на языке вертелись только непечатности, – Знаешь что?!… Я…! Бля…! Шла бы ты!!! Откуда пришла! Или прилетела! Вали нафиг! Жил без тебя до сих пор, не тужил! Т-твою маковку!! Свалилась на голову, здрасте-пожалуста! Спасительница, бля! Сопливая! Ангел-хранитель, бля… Одно название! Там, двоечница, ни хера не справлялась, так теперь сюда припёрлась! Здесь война, дура!! Здесь ты бессильна! Понимаешь?! Вали, я сказал!

Чудилин даже толкнул её в плечо, да так, что она, оступившись, чуть было не упала назад.

– Не нужна ты мне такая! – кричал он на неё в сердцах. – Проживу и без тебя!!! Давай, маши крыльями своими, или в жопе пропеллер запускай! Улетай к себе на облако, или где ты там ещё обитаешь! Обойдусь без тебя!!!

И Чудилин, в сердцах рубанув рукой воздух, и подхватив с земли свой вещмешок, прихрамывая, быстро пошёл по дороге.

Маленький Ангел-хранитель горестно взмахнул руками, и путаясь в длинных полах шинели, спотыкаясь, побежал следом.

– Подожди-и-и! – всхлипывая, отчаянно завопила она.

Лейтенант, не обращая внимания на её крики, мерно и размашисто шагал к лесу.

– Да подожди же! – задыхаясь, взмолилась она.

Она, наконец, обогнала его на пару шагов, встала, как вкопанная, и оборотясь к нему лицом, ткнула обоими кулачками ему в грудь:

– Стой, дурак! Послушай, что я тебе скажу!

Он нехотя остановился и упёрся в неё жёстким взглядом:

– Ну?!

Она, задыхаясь от быстрого бега, и едва-едва переводя дух, выпалила:

– Не проживёшь… Не обойдёшься… Без меня… ты… вступил в полосу… смерти. Карма, судьба, понимаешь? Ты должен был погибнуть. Сегодня, семнадцать минут назад, в этом треклятом грузовике. Ты видел ту пулю, держал её в руках! Я тебя спасла. Но это только начало. Ты – приговорён. Таковы законы судьбы. Если суждено погибнуть, то ты погибнешь. Если всё же увернулся в этот раз от смерти, выжил, – это ничего не меняет, будет следующая попытка. Если опять сможешь обмануть судьбу и снова выживешь, будет третья, четвёртая, пятая, и так, пока не зевнёшь, и не поймаешь свою пулю или осколок. Восемь заходов сделает на тебя твоя смерть! Восемь! Она будет атаковать тебя раз за разом, пока не укокошит – карма должна быть исполнена!

– А потом? – осипло спросил Чудилин.

– Что потом?

– После восьмой попытки что будет?

– После восьмой Костлявая отступает. Но только никто не доживает до этого. Никто! Она своё дело хорошо знает… вероятность исполнения каждой попытки 99%. С каждой последующей попыткой твои шансы выжить уменьшаются в 100 раз! Первая попытка – 1%, вторая – 0,01%, третья – 0,0001% и так далее. Осознаёшь масштаб проблемы?! У тебя же по математике в школе пятёрка была!

Чудилин мрачно хмыкнул, дёрнув уголком рта:

– Ну… в конце концов… до Победы всё равно дожить не получится, а за Родину погибнуть я всегда готов.

– Да послушай меня, Андрей! За Родину погибнуть много ума не надо, за Родину пожить надо! Понимаешь?

Лейтенант стоял и зло сопел, не в силах произнести ни слова, наконец, через силу выдавил из себя:

– Эта, как её… полоса смерти, или как там… судьба погибнуть… восемь раз… это отчего, откуда? За что? В чём моя вина?

Она отрицательно замотала головой, в глазах её стояли слёзы:

– Это не твоя, это моя вина. Не доглядела. Мои ошибки, неумение. Накопилось, раз за разом. А потом… вот так. В точку сошлось, и всё. Вот меня сюда и отправили. Как гладиатора на арену, читал же ведь про таких? Последний шанс, понимаешь? И для меня – исправить свои ошибки, и для тебя – выжить. Без меня тебе конец. Гарантированный. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра. Восемь раз смерть будет тебя на зуб пробовать. Восемь раз я должна тебя уберечь. Один раз уже смогла, осталось семь. На всё про всё мне дан срок – месяц. Так что придётся тебе потерпеть. Это не так уж и долго. А потом всё кончится, эта чёрная полоса тебя минует – ты останешься жить, и не погибнешь, и до Победы точно доживёшь.

Лейтенант стоял, чернее тучи, но молчал. Только зубы стиснул ещё крепче и засопел ещё громче, всё ещё не в силах принять тяжёлое решение.

Она стояла перед ним, опустив глаза вниз, и по грязным щекам её бежали слёзы, оставляя на них светлые дорожки. Её трясло от холода, сжатые молитвенно пальцы тряслись, зубы выбивали мелкую дробь. Она стояла и ждала, что он ей ответит…

Она подняла на него зарёванные глаза и взмолилась:

– Если себя не жалеешь, то хоть меня пожалей! Если ты мне откажешь, то я… я… мне придётся… я… – она уже почти не могла говорить, рыдания душили её. Дрожь, пронизывающая всё её тело, сбивала её с дыхания.

Чудилин исподлобья смотрел на неё, молчал, и ждал.

Она, наконец, совладала с собой, и на одном выдохе выпалила:

– Если ты меня сейчас прогонишь, то ты погибнешь, без вариантов, в ближайшие трое суток. А я… А меня, за то, что я тебя не уберегла, в наказание переведут на позорную и ужасную работу: я снова буду ангелом-хранителем, но уже не у человека. Вместо тебя мне дадут выродка.

– Выродки? Это кто такие? – всё ещё хмурясь, разлепил, наконец, губы Чудилин.

– Так у нас называют убийц, насильников, уголовников, душегубов и прочее отребье. И эти… как их… фашисты, с которыми ты сражаешься, тоже там…

Лейтенант почувствовал, как у него под шапкой зашевелились волосы…

Она дёрнула уголком рта и промолвила обречённо:

– А ты думаешь, этим… этим самым выродкам и фашистам ангел-хранитель не положен? Тоже положен! И я буду одним из них!!! – выкрикнула она с надрывом ему в лицо. – Это грязное, мерзкое и унизительное занятие – спасать от смерти этих подлых и отвратительных выползней, вообще недостойных жить на белом свете!! А вот мне придётся!!!

Слёзы опять брызнули у неё из глаз, и она с надрывом завопила:

– Да! Да!! Да!!! Я буду!!! Какого-нибудь гада-фашиста, мучителя людей, от смерти спасать!!! Чтобы ты! Его!! Не убил!!!

Она в исступлении бросилась на лейтенанта и отчаянно замолотила кулачками по его груди. Он сграбастал её обеими руками и прижал, судорожно трепыхающуюся, к себе, даже через две шинели чувствуя, как часто-часто колотится её сердце.

Она, немного успокоившись, освободилась от его объятий, оттолкнулась рукой, несколько раз судорожно всхлипнула, и размазав слезы по щекам, с дрожью в голосе, на одном дыхании выпалила:

– А я хочу спасать от смерти тебя! И я сделаю это!!

И переведя дух, добавила тихо-покорно:

– Если ты мне позволишь…

Лейтенант глубоко и судорожно вздохнул, и сделал долгий-предолгий выдох. Сдвинув на затылок шапку, вытер пот со лба, и уже по-доброму спросил:

– Ну, и что мне с тобой делать?

Она, мгновенно ощутив перемену в его настроении, улыбнулась сквозь слёзы:

– Понять. И простить. Прости меня великодушно.

Потом ухватилась обеими руками за его рукав, заглянула в глаза и с чувством попросила:

– Не гони меня, возьми с собой… Я тебе пригожусь.

Вконец озадаченный такими поворотами судьбы, Чудилин, не найдясь, что ещё такого можно спросить у своей странной собеседницы, буквально свалившейся ему на голову четверть часа назад, мягко вытащил свой рукав из её цепких пальчиков, повернул её к себе боком, и стал заботливо отряхивать сзади её шинель от налипшей грязи и мокрого снега. Девушка стояла покорно, и счастливая улыбка озарила её заплаканное лицо. Было видно, что она очень замёрзла – всё её маленькое, худенькое тело сотрясалось от дрожи. Маленькие пальчики покраснели и были холодные, как ледышки.

– А простудиться и заболеть ты можешь? – примирительно спросил лейтенант.

– Могу, но от этого не умру, – ответила она, снова улыбнувшись ему и стуча зубами от холода.

– Ну, хоть это хорошо, – он вопросительно посмотрел на неё сверху вниз: – и что дальше?

– Ну как что? Пошли. – меся мокрый снег сапогами, она неуклюже двинулась по дороге в сторону леса.

Чудилин догнал её, схватил за руку:

– Да постой ты, шалапутная! Куда пошли-то?

– Ну а куда ты ехал? – она остановилась и обернулась к нему.

– Так это… – лейтенант явно растерялся, – в полк ехал… К новому месту службы, – поправился он.

– Ну, так пошли скорее. Тут же вроде недалеко осталось… – она вырвала свою руку, и опять двинулась пешком по дороге.

– Подожди, подожди! – он опять догнал её, – а ты-то куда?

Она резко остановилась, подняла лицо и серьёзно посмотрела ему в глаза:

– Ты что, не понял? Я – с тобой. Мы же обо всём с тобой уже договорились!

По всему было видно, что она решила ковать железо, пока горячо.

– Да как со мной-то? Договорились мы… о чём?! Ну ладно, не гоню я тебя, шут с тобой, всё, простил, но как я тебя в расположение части приведу? – растерялся вконец Чудилин, – ты кто такая? Что я в штабе полка скажу? Здравия желаю, лейтенант Чудилин, прибыл для прохождения дальнейшей службы, а это вот, знакомьтесь, мой ангел-хранитель? Пусть месяцок побудет рядом со мной? На смех поднимут. И извини, в карман тебя не спрятать! За пазуху, как лягушку, не положить!

– В карман и за пазуху не надо – я буду с тобой служить в этом… твоём, как его… в полку. Ты же лётчик? Лётчик, летаешь! И я с тобой буду летать! – добавила он тоном, не терпящим возражений.

– Летать? Кем? Стрелком, что ли?! Сдурела девка?! – этот дурацкий разговор опять начал доводить Чудилина уже почти до кипения.

– Никакая я тебе не девка, – резко отпарировал ему маленький Ангел, и сердито топнул ногой, – да хоть и стрелком! Да! Стрелком! Дашь мне ружьё, и буду там стрелять, куда скажешь! Или ты думаешь, ты будешь летать, а я с земли на тебя, в небо, буду смотреть? А как я тебя буду там от смерти спасать? А?! Семь раз ещё осталось, забыл?!

Свалившийся ему на голову Ангел, повинный во всех его злоключениях, и, как оказалось, имеющий к тому же и весьма зловредный характер, опять так рассердил Чудилина, что лейтенант аж задохнулся от негодования и снова перестал стеснялся в выражениях:

– Это ты с ружьём меня там спасать собралась?! Вот дура-то, а?! Так ты же ни черта не умеешь! И не знаешь!

– Сам ты дурак! – она обиженно дёрнула плечиком, – ничего, как-нибудь научишь!

Глава 3. Какие ещё

документы?

Меся ногами мёрзлую грязь, они скорым шагом шли по обочине дороги.

– У тебя хоть какие-то документы есть? – остывая, спросил лейтенант.

– Какие ещё документы? Я же Ангел…. – виновато улыбнулась девушка.

Чудилин тяжело вздохнул, и в отчаянии сплюнул: всё было совсем плохо.