Высота одиночества. Все за мечту

И сейчас она, независимая и гордая, сидела в его свитере…

Девушка протяжно выдохнула и потянулась. Случайно задела одно из писем, веером лежащих на краю столика, и смахнула на пол. Подобрала и внимательно посмотрела на ровные буквы. У Богославской, в отличие от Рины, был красивый почерк. Да что уж, она красива целиком – от кончиков ногтей до мягкого голоса. Очаровательная, женственная, все, за что бы ни бралась, получалось у Аллы великолепно.

Зато у Ринаты все всегда через одно место. Она не способна выразить чувства в строчках, излив переживания на бумагу, и даже вслух сказать ничего толкового не может. Не умеет. Вернув письмо к остальным, Рина взяла всю стопку и положила в коробку. Накрыла крышкой и поставила рядом – на диван.

– До окончания разминки остается минута.

За тысячи километров отсюда, в Стране восходящего солнца, спортсмены начали потихоньку покидать лед. Рината пошарила под яркими декоративными подушками и, достав телефон, проверила, нет ли пропущенных звонков. Ни одного.

Япония, Фукуока, декабрь 2013 года

Богославская стояла в сторонке от основной тусовки на банкете, устроенном по поводу окончания соревнований в финале серии Гран-при, где ее ученики заняли лишь четвертое место, уступив второй паре сборной, – Ольге Максаковой и Ивану Устинову. Слова, сказанные Анной после проката, перекатывались, звучали отголосками затихшей бури. И самое печальное, что винить ее Алла не могла, попросту не имела права. Какими бы резкими ни были обвинения, в них присутствовала значительная доля справедливости.

Алла осмотрелась и взглядом выцепила Аню из общей массы. Фигуристка в коротком темно-бордовом платье с круглым вырезом и россыпью блесток по подолу, будто бы и не расстраивалась. Стояла в окружении довольных ее вниманием ребят, громко смеялась и пила шампанское. Однако Богославская понимала: веселье – напускное. Аня подавлена, огорчена и тяжело переживала поражение. В интернате при школе эта девочка, приехавшая из городка на Урале, появилась, когда ей только-только исполнилось восемь лет, и с тех пор упорно шла к титулу чемпионки мира. Трудный характер давал знать о себе еще в детстве, а с возрастом она и вовсе стала капризной, завистливой и эгоистичной. Но имелись у спортсменки и положительные черты, например, целеустремленность и огромная сила воли. Алла помнила и в тайне восхищалась тем, как в сложный пубертатный период Титона старательно следила за весом, не позволяя себе лишнего куска, и уходила позже сверстников из тренажерного зала, поскольку боялась потерять форму.

Но сейчас Титова копила злобу: на Аллу, на Матвея и даже на Ринату. Винить в личных поражениях других людей ей куда проще, да и Богославская чувствовала за собой определенную неправоту…

Алла поднесла к губам бокал с красным вином и сделала небольшой глоток. К горлу подступила тошнота. Решив, что не стоит употреблять алкоголь на голодный желудок, она неспешно дошла до стола с закусками, поставила вино на пустой поднос и взяла канапе с сыром и крупной зеленой виноградиной.

– Отлично выглядишь.

К ней приблизился Бердников. Оценивающе осматривая Аллу, задержался на тонких запястьях, а после перевел взгляд на лицо.

– Ты тоже неплохо, – ответила Алла и сделала попытку уйти, но Владимир удержал ее, обхватив за талию. Она напряженно выдохнула и шагнула назад. – Чего ты хочешь?

– Поговорить, – убрав руку, улыбнулся Владимир.

– Незачем мне с тобой разговаривать. Я хочу, чтобы ты оставил в покое и меня, и моих спортсменов.

В пристальном взгляде Бердникова читалось раздражение. Алла схватила бокал и, залпом осушив, вернула обратно. Молча махнула рукой и направилась прочь.

– Ты даже минуту побыть рядом со мной не можешь? – бросил вдогонку Бердников.

Алла медленно повернулась. Будто не веря собственным ушам, тряхнула головой. Длинные серебряные серьги с фианитами качнулись в такт. Перекинув через плечо волосы, собранные в высокий хвост, Богославская провела рукой по светлым прядям и подняла на Владимира глаза.

– А что изменится, Владимир Николаевич? Разве можно за минуту переписать годы страданий, на которые ты обрек меня и дочь? Меня тошнит от тебя, Бердников! Знаешь, каждый раз, когда мне кажется, что стало чуть-чуть легче, я вспоминаю тот вечер за несколько недель до Олимпийских игр в Ванкувере. Вот именно тогда ты умер для меня, Бердников, навсегда!

– Алла… – Владимир подался было к ней, но Богославская, больше не проронив ни слова, устремилась к яркой и безликой толпе.

Москва, январь 2010 года

– Кто родители Ринаты? – без стука ворвавшись в кабинет главы Федерации, с порога задала вопрос Алла.

Владимир оторвался от компьютерного монитора и, ничем не выказывая растерянности, посмотрел на нежданную гостью. Лицо Аллы было бледным и встревоженным, всегда идеально уложенные волосы – растрепаны, пальто распахнуто, а тонкий кашемировый шарф висел на шее так, что один конец болтался где-то в районе талии, а второй едва достигал груди.

– Я не знаю, – спокойно ответил Бердников, вставая из-за стола. Мужчина пересек кабинет, закрыл дверь и, взяв Аллу под локоть, попытался усадить на диван.

Но Богославская вырвалась и, устремив на него дикий, совершенно непреклонный взгляд, повторила:

– Кто ее родители, Володя?

Бердников молчал. Смотрел на нее в упор, но говорить не мог.

– Скажи, что она не наша дочь, – голос ее, мягкий, проникающий в душу, стих. Алла сжала кулаки.

Она глядела на Бердникова, не мигая, и ждала. Но чего… она не понимала до конца. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы родной ребенок был жив, а скорбь, рука об руку идущая с ней долгие годы, осталась в прошлом, однако у огромного, не сравнимого ни с чем желания имелась и другая сторона – жестокое, расчетливое предательство.

Если ребенок жив, а Рината – трудолюбивая, ласковая, талантливая девочка, – ее дочь, значит он… человек, который сейчас стоит перед ней, мужчина, которого она любила больше жизни, сознательно лишил Аллу будущего. Сломал, поглумился над чувствами и бесстрастно, вот так же, как и сейчас, шестнадцать лет наблюдал за ее агонией.

– Ответь мне, Бердников.

– Кто тебе рассказал? – пробормотал он.

Алла неверяще покачала головой.

– Я задаю тебе прямой вопрос, а тебя интересует, кто проболтался? О ком? О Ринате? Бердников, я не дура! Она – твой ребенок. И если я – не ее мать, получается, что ты изменял мне. И врал! Пытался доказать, что моя беременность – вовсе не то, что нужно, а сам… – Богославская поджала губы и вплотную подошла к Владимиру, застывшему на месте. Взглянув на него, еле слышно попросила: – Скажи мне правду хотя бы теперь.

Но слова мало напоминали просьбу: в сознании Бердникова они прозвучали пулеметной дробью, ракетными ударами, оставляющими глубокие воронки и груды обугленной мешанины из трусости, упрямства и глупых амбиций. Он смотрел в выразительные серые глаза женщины, которую любил нежно и долго, но чувствовал себя так, будто видел перед собой палача.

Алла сделала шаг назад и, едва не оступившись, покачнулась. Положила на диван объемную коричневую сумку.

– У меня никого не было, кроме тебя, – наконец проронил он.

– Нет! – Богославская замотала головой. – Ты не мог так поступить… – из груди ее вырвался хрип. – Невозможно, Володя. Нет…

– Рината – твоя дочь, Алла, – Владимир понимал, что врать и дальше уже не имеет смысла. Минута, о которой он думал шестнадцать лет, настала.

– Нет! – еще яростнее затрясла головой Алла. Полные отчаянья глаза заволокло слезами, губы задрожали. – Нет, Бердников! Господи… – Богославская опустилась на диванчик и сжала виски ладонями.

– Алла… – Владимир подошел к ней и с трудом опустился на колени. – Мне нет прощения, знаю…

Богославская посмотрела на него с такой тоской и болью, что он, не выдержав, на мгновение зажмурился. Никакие оправдания не помогут. И должно быть, ничтожными кажутся ей его отговорки, если даже в нем они вызывают только отвращение и презрительную жалость.

– Как? – бесцветный голос стал отражением пустоты, застывшей в глазах. – Расскажи мне.

– В тот день… в день рождения Ринаты, в роддоме, где ты лежала, родился мертвый ребенок. Мальчик. Я договорился с нужными людьми, дал денег. Тогда были девяностые… И за деньги…

– Зачем? – перебила Алла, продолжая смотреть мимо него пустым, невидящим взором.

– Ты – лидер сборной – и должна была выступить на Олимпийских играх. Вернее, я считал, что события будут развиваться именно таким образом. А ребенок… Я решил, что он наверняка поставит крест на твоей спортивной карьере, Алла. Я думал, ты оправишься и снова будешь кататься.

– Ребенок… – Алла усмехнулась. – Зачем ты так со мной? С нами? Это же наша дочь, Володя! Наша!

– Алла… – он попытался взять ее за руку, но она не позволила – вырвалась и уперлась ладонями в сиденье дивана.

– Перед тем как… как отдать… ты видел ее?

– Нет.

– Неужели ты мог это сделать? – Богославская еще не вполне осознавала, не до конца верила в реальность происходящего. Но разве в такое можно поверить? В жестокость человека, которого она столько лет ни на день не переставала любить?..

Значит, золотые медали для него важнее родного ребенка?

– Что тебе еще рассказать? В какой именно момент ко мне пришла такая мысль? Вряд ли это столь важно, Алла. Я трус, который не смог посмотреть тебе в глаза и признаться, что дочь жива. Лжец, шестнадцать лет наблюдающий, как ты хранишь воспоминания о мертвом ребенке, которого ни разу не видела, – сказав, Владимир поднялся и присел на диван. – Я подлец, разрушивший и твою жизнь, и жизнь Ринаты. Впервые нашел в себе силы встретиться с девочкой спустя пять лет. А потом уже не мог оставить ее в детском доме. Хотел удочерить, но мне позволили лишь оформить опеку. И…

– Ты привел Ринату ко мне. Чтобы я присматривала за ней и с каждым годом все больше убеждалась, что она твоя дочь, – опустив голову, проговорила Алла. – С момента встречи с тобой вся жизнь полетела кувырком. Почему ты молчал раньше? Почему? – Она вскинула на него глаза.

– Я боялся.

– Чего?

– Вот этого взгляда, – признался Владимир. – Да, звучит странно, но я страшился лишиться тех крох, что теперь уже потеряны. Я бы признался тебе. Я действительно хотел, но не смог.

– Она родилась семимесячной, Володя. Крохотная. Совсем малышка. Она нуждалась во мне. Нас нельзя было разлучать. Мне следовало ее оберегать, а ты… ты заявил, что мой ребенок умер. Но не смог сказать, что он жив, – Алла резко поднялась на ноги и, глубоко вдохнув, шумно выдохнула. Повернулась к Владимиру, мрачно сидящему на диване. – Ты сегодня же выложишь Ринате правду.

– Нет.

– Что значит «нет»?! Опять испугался?

– Я расскажу ей после Олимпиады. Девочка должна выступить и…

Бердникова прервал громкий надсадный смех Аллы.

– Ты хоть слышишь себя?! Олимпиада? Володя… Какая Олимпиада?! Или даже сейчас соревнования для тебя важнее родного ребенка?! Жизнь тебя ничему не учит, Бердников! Ты сегодня же все сообщишь Ринате! – она шагнула к нему и посмотрела в упор. – Иначе я разрушу то, что у тебя еще осталось.

В лице Аллы появилась непоколебимая решимость. Она походила на подстреленную волчицу, которая из последних сил бьется за детенышей.

Этот взгляд он видел только один раз. Много-много лед назад, когда сказал ей, что необходимо сделать аборт.

– А ты подумай о ней.

– О ней я постоянно думаю!

– Для Ринаты лед – единственная страсть, Алла! И ты хочешь лишить ее золота? Ты представляешь, какая у нее подвижная психика? Думаешь, она доедет до Ванкувера, после такие новостей?

– Мы не знаем, как девочка себя поведет.

– Наверняка, – согласился Владимир. – Но я уверен, что сезон для нее завершится. Алла, давай подождем окончания Олимпийских игр, и я все ей расскажу. Обещаю.

– Сразу после окончания, – подытожила она.

– Да, – кивнул Владимир.

Алла, не взглянув на него, взяла с дивана сумку и вышла, тихо прикрыв за собой дверь кабинета. Мужчина, которого она любила много лет, оказался еще хуже, чем она могла предположить. Он, как беспощадное пламя, прошелся по ее жизни, оставляя за собой лишь обгорелые остовы радости, счастья, ее планов и мечтаний. Горькое непонимание смешалось с холодной пустотой, столь долго заполнявшей огромную часть ее души. Будь проклята Олимпиада в Лиллехаммере!

Будь прокляты все Олимпиады на свете – и медали и соревнования! Голова нещадно болела, к горлу подкатывал тошнотворный ком, но Алла упрямо выстукивала каблуками ровную дробь шагов. Чувства скручивались в душе маленькими смертоносными ураганными вихрями, те соединялись на миг, сталкивались и распадались. Сердце требовало, не медля ни минуты, рассказать Рине все без утайки, но разумом Алла понимала, что на сей раз Бердников прав. Месяц…

Всего лишь месяц…

Глава 5

Москва, декабрь 2013 года

Перелет был долгим, еда в самолете – отвратительной, но, несмотря ни на что, Игорь чувствовал: ему удалось проветрить голову. Короткий перерыв в бесконечных баталиях с Ринатой помог навести порядок в мыслях и набраться сил для дальнейших схваток. Последних, впрочем, Крылов намеревался по возможности избегать. Нравится Рине есть себя поедом – пускай. На какое-то время он оставит ее в покое, а дальше…

Дальше будет видно.

Сунув ключ в замочную скважину, провернул его и толкнул дверь. В квартире стояла тишина – такая бывает, когда никого нет. Она будто зависла повсюду, сделав воздух густым и пыльным. Неприятное предчувствие закралось в душу, обдало едва успокоившиеся нервы вспыхнувшим раздражением. И почему Игорь не подумал раньше? Бегство – лучший способ решения проблем, по крайней мере, в извращенном понимании ненормальной партнерши.

Игорь швырнул чемодан, и тот глухо стукнулся ручкой о стену. Пальто полетело на тахту, накрытую покрывалом в индийском стиле, скинутые ботинки остались возле двери. Крылов сделал несколько шагов к спальне, но замер, едва не столкнувшись с растрепанной и взбудораженной Риной. Одернув край футболки, она посмотрела на парня и нахмурилась. Губы ее сжались, крылья носа дрогнули. Раздражение Игоря еще не отступило, и теперь он выглядел так, словно его застали врасплох.

– Можешь валить обратно, – бросила Рината без особого энтузиазма и почесала бедро. – Мне и без тебя неплохо.

– Могу и свалить, – отозвался Игорь, окинул ее многозначительным взглядом, развернулся и направился к входной двери.

– Эй! – полетело ему вдогонку с отчетливым негодованием.

Через мгновение Игорь почувствовал, как в локоть впиваются тонкие, но цепкие, как когти, пальцы. Рината дернула его с такой силой, что Крылов от неожиданности покачнулся, но этого ей, очевидно, оказалось недостаточно.

– Никуда ты не пойдешь! – заявила она, толкая его ладонью в грудь.

Игорь сдался. За прошедшие три дня она, похоже, растеряла и последние крупицы чувства юмора, и остатки здравого смысла.

Глядя в полные возмущения глаза, он с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться в голос, но, когда Рината, толкнув Игоря еще раз, прижалась к нему хрупким, теплым телом, стало вовсе не до смеха. Руки его невольно опустились на ее округлые ягодицы, тонкий хлопок футболки скомкался под пальцами. От нее пахло свежестью, кофе и барбарисками, а губы, настойчивые и требовательные, так и напрашивались на непристойные поцелуи.

Отказывать себе в этом Игорь не стал. Язык скользнул в ее рот, столкнулся с ее языком, пальцы впились в нежную кожу. Протяжно и вульгарно застонав ему в губы, Рината закрыла глаза и откинула голову, настаивая на продолжении ласк. И пропади все пропадом!

Рината стала его персональной черной дырой, засасывающей волю, убеждения и прежние идеалы. Странная принцесса мрачного подземелья…

Спустив ее трусики, он позволил им упасть к тонким щиколоткам и снял с себя свитер. Рината тотчас осыпала его грудь мелкими влажными поцелуями, едва не мурлыча от удовольствия, погладила живот Игоря и занялась пряжкой ремня. Ее волосы щекотали его руки и подбородок, прикосновения губ заставляли делать глубокие, шумные вдохи. Тело Рины под ладонями Игоря было гибким и сильным, и он, желая видеть ее, едва не разодрал футболку в клочья. Оставшись обнаженной, она сделала шаг назад и улыбнулась. Зная, как он любит смотреть на нее, давала парню возможность насладиться зрелищем. Маленькая высокая грудь, тонкие руки с хрупкими запястьями и узкими кистями, невозможно длинные ноги, гладкий треугольник чувственной женственности.

Он рассматривал ее неспешно, наслаждаясь тем, что предстояло ему совершить, разогревал желание, и без того струящееся по их венам единым потоком. Руки Игоря не двигались, но ей казалось, что он ощупывает ее, изучает, трогает нагло и с полным осознанием того, что имеет на это право. На губах его появилась довольная ухмылка, но Рината не собиралась оставаться послушной добычей. Тряхнув головой, провела пальцами от шеи до груди и, словно невзначай, пропустила пятерню сквозь тяжелую волну волос. Игорь смотрел на нее неотрывно, и каждое ее движение порождало в его зрачках все новые и новые языки пламени. Она играла с огнем и знала это, и, когда он, не сдержавшись, пересек одним широким шагом разделяющее их расстояние, была готова гореть вместе с ним…

Пытаясь подняться с пола, Рината задела рукой скомканные джинсы Игоря и не сдержала смешок. От паркета тянуло холодом, но разгоряченная кровь не давала замерзнуть.

Игорь взял Рину за ладошку и потихоньку прихватил пальчики зубами, поцеловал и посмотрел девушке в глаза.

– Предлагаю перебраться в постель, – сказал он, вставая, и потянул ее за собой.

Рината выпрямилась во весь рост и, недолго думая, прижалась к его обнаженной груди.

Мечтательно вздохнула и, еще немножко пьяная от случившегося, призналась:

– Вообще-то, я соскучилась.

– Я заметил.

Игорь пригладил ее взъерошенные волосы, провел ладонью по узкой спине и тихо добавил:

– Я тоже скучал по тебе.

Держась за руки, они прошли в спальню и устроились под одеялом. Рината снова вздохнула, положила голову Игорю на плечо и принялась водить пальчиками по его телу, вырисовывая цветочки, листики, медленно закручивая вокруг сосков невидимые спиральки удовольствия. Не выдержав, он накрыл ее ладошку своей и потихоньку сжал. Желание, только-только начавшее утихать, разгоралось с новой силой, но он не хотел торопиться. Чувствовал рядом Рину и понимал: это нравится ему столь же сильно, как и то, что случилось чуть ранее.

Она приподняла голову и посмотрела ему в лицо. Игорь едва не спросил Ринату, что она сделала с письмами. Захотелось тряхнуть ее за плечи, разорвать конверты и сунуть испещренные неизвестными строчками листы ей в руки, чтобы она начала говорить об этом, но девушка молчала, и он оставил все как есть. Очертил пальцами ее брови, скулы, линию подбородка. Рината дернулась, словно прикосновения обжигали, и, пытаясь скрыть неловкость, переплела его пальцы со своими. Он знал, что любое выражение чувств пугает ее сильнее реальной опасности, и решил сделать вид, что ничего не заметил.

– Как в Японии? – спросила она, складывая руки у него на груди. Подбородок уперся в изящные кисти, волосы рассыпались черным шелком.

– Что тебя конкретно интересует? – поглаживая ее, усмехнулся Игорь.

Рината фыркнула, но хитринки в хрустале голубых глаз красноречиво свидетельствовали, что оба они думают об одном и том же.

– По-моему, ты действуешь Титовой на нервы, – ладони Игоря замерли на ее лопатках.

На лице Рины отобразилось что-то вроде удовлетворенного пренебрежения, а губы скривились в привычной улыбке.

– Я смотрела трансляцию.

Плечи Рины под его руками слегка дернулись.

– Зачем тогда спрашиваешь?

Она промолчала. Но Игорь отлично знал, почему она спрашивает. Вампиреныш… Он усмехнулся, подумав об этом, и мышцы живота напряглись. Рина приподняла бровь.

– Нравится тебе смаковать кровь соперников? – усмешка Крылова стала еще откровеннее.

Рината не обиделась. Напротив, на губах девушки появилась самодовольная ухмылка. Для полноты картины не хватало только длинных острых клыков, но Игорь был уверен – даже это не остановило бы его от того, чтобы, обхватив затылок Рины, притянуть ее к себе и с удовольствием прижаться губами к губам.

* * *

Из колонок звучало лиричное Адажио Альбинони, а двое фигуристов, рассекая гладкую поверхность льда, оживляли музыку, добавляли мелодии ярких красок красивым, выразительным катанием.

Алла пристально следила за прокатом подопечных, исполняющих произвольную программу. Рината и Игорь разомкнули руки и зашли на каскад. Толчок, три с половиной оборота в воздухе, приземление, снова вверх и очередное чистое приземление. Мелодия по-прежнему струилась, вилась, но Рина вдруг остановилась и бросилась Игорю на шею. Впервые за все время тренировок каскад получился идеально чистым. Если сольно аксель они прыгали уже уверенно и стабильно, то каскад до сих пор давался с трудом.

– Рината! Игорь! – громко окликнула молодых людей Алла. Фигуристы синхронно обернулись к ней, и Богославская, с недовольством покачав головой, продолжила: – Вы и на чемпионате России посреди произвольной программы остановитесь и будете радоваться хорошо исполненному каскаду? У нас прогон программы, а здесь что творится? – выгнув брови, спросила она.

Двое на льду ждали, когда один заступится за другого, и в итоге Алла услышала только музыкальные переливы. Выражение лица Игоря было виноватым, а Рината состроила кислую мину.

Богославская решила, что девушка скажет ей что-то грубое, язвительное, но та лишь выдохнула и, повернувшись к Игорю, проговорила:

– Давай заново без остановок.

Даже Крылов, похоже, готовился к чему-то более масштабному и разрушительному.

Парень неуверенно тряхнул головой, убрал падающие на лоб волосы и попросил:

– Алла Львовна, может, поставим трек с самого начала?

Богославская чуть заметно приподняла уголки губ и нажала на паузу. Когда пара заняла исходное положение, запустила дорожку с первой ноты. Со стороны все казалось волшебным, легким, изящным, но она знала, насколько впечатление обманчиво. В каждом мгновении – адский труд, кровь, боль и слезы. И жизнь.

Жизнь тех, кто так же, как и Алла, и ее дочь, выбрал этот путь. На сей раз каскад получился, пожалуй, еще более эффектным. После двух высоких, четких и мощных прыжков, Рина и Игорь продолжили кататься согласно постановке, и это было великолепно. Богославская увидела, как Рината улыбнулась партнеру при заходе в выброс, и удовлетворенно выдохнула.

Дочь взяла себя в руки, поставила во главу угла спорт, что сказывалось на работе. Упорства, таланта и трудолюбия им троим не занимать, а теперь сюда прибавилась и слаженность. Богославская не сомневалась, что при таком серьезном отношении к делу у Рины все получится. Она слишком амбициозна и честолюбива, чтобы сдаваться перед преградами, которые для многих являлись непреодолимыми. Как она похожа на отца…

Вспомнив о Бердникове, Алла бросила взгляд на трибуны. На верхнем ряду, укутавшись в пальто, сидел Владимир. Она не могла запретить главе Федерации посещать тренировки, но не позволяла ему спускаться к бортику и вмешиваться в рабочий процесс. Рука Богославской непроизвольно легла на живот, пальцы сжали плотную ткань пальто.

Рина и Игорь исполнили заключительное вращение и застыли в финальной позе. До чемпионата России в Сочи – считанные дни, и Алла с уверенностью могла утверждать, что пара сумеет побороться за попадание в тройку сильнейших. И вовсе не обязательно, что лишь за бронзу. После случившегося в финале Гран-при она, как следует поразмыслив, выстроила работу так, чтобы две ее ведущие пары вообще не пересекались в стенах школы. От греха подальше. Анна – достойная спортсменка и заслуживает особого внимания, но Алла знала, что должна обеспечить комфорт и Титовой, и Ипатовой.

После провала в Японии Аня тренировалась в три раза усерднее, не давая слабины ни себе, ни Матвею, что лишний раз подтверждало: Алла должна приложить максимум усилий и поставить пары в равные условия. Всем сердцем она желала дочери победы, но ирония заключалась в том, что это были личные проблемы Богославской.

С детства она верила в спортивные принципы и честную игру и отступать не намеревалась даже теперь.

– Алла Львовна, ну как? – подъехав к тренеру, поинтересовался Игорь.

За ним, тяжело дыша, подкатила Рината. Уперев руки в бока, молча взяла с борта бутылку с водой и жадно отпила. Алла перевела взгляд с дочери на Игоря.

– Если я скажу, что отлично, вы не расслабитесь? – проговорила она с улыбкой.

– И не подумаем, – подала голос Рината, вернув пластиковую бутылку на место.

– Точно, – Игорь приобнял Ринку за талию и притянул к груди. Та, даже не подумав возмущаться, прижалась к парню еще теснее. – У нас финишная прямая, Алла Львовна, расслабимся после Олимпиады, – хмыкнул Крылов.