Герцог де Гарнье

– Не нужно было так с мамой, – тихо сказала Элен.

– Неужели вы считаете, что я такой безразличный человек, что смог бы стоять и смотреть, как она издевается над вами?

– Вы добрый и совсем не безразличный…

Мариэль нежно прижал к себе девушку и поцеловал её раненую руку.

Глава 4

Прощальный подарок

Почти в течение месяца Мариэль навещал Элен, каждый день спрашивал, не болит ли рука. Она отвечала, что всё хорошо и, смеясь, говорила, что очень забавно умывать лицо одной рукой и держать столовые приборы в левой руке, а не в правой, как она привыкла. Хоть Элен и смеялась, рассказывая всё это, но Мариэль знал, что на самом деле скрывается под её улыбкой: боль и беспомощность.

Больше всех была расстроена Рози, что Элен сильно порезала себе руку и ничего не может делать. «Ну, всё! – думала она, – не получу я на свой день рождения обещанный торт…» Но предположения Рози не оправдались, так как раны у Элен немного зажили через месяц. И когда в день своего рождения Рози открывала гостям дверь, то увидела, что Элен принесла с собой большую коробку, а когда её раскрыли, то удивлению маленькой девочки не было конца – в коробке стоял большой красивый торт, украшенный розочками из крема, орехами и шоколадом. Долго же смеялись Мариэль и Элен, наблюдая за тем, как Рози быстро уплетала его, а потом, усевшись в кресло и держа в руках, наверное, седьмой по счету кусок, хотела его откусить, но не донесла до открытого рта, а только сказала: «Не могу больше!» – и отложила этот кусок на тарелку. Брат просто умирал со смеху после этой сценки, жалея, что всего этого не видели отец и мать.

Несмотря на то, что день рождения Мариэля отмечался только семнадцатого апреля, он тоже получил подарок от Элен. Это был тот самый платок, который он ещё месяц назад видел наполовину вышитым. Впоследствии, Мариэль всегда носил его с собой и никогда с ним не расставался.

Однажды утром, в последнюю субботу сентября, Луиза поехала с детьми на прогулку, а заодно она решила сделать некоторые покупки.

Когда они, сидя в экипаже, проезжали по улицам, то в витрине того самого ателье на улице Фуэнсери Мариэль увидел красивое платье бирюзового цвета. Ему захотелось подарить Элен это платье, так как он вспомнил, что в день рождения Рози на Элен было хоть и шелковое, но простенькое, серенькое платье – «старания» госпожи де ла Роуз.

Вернувшись домой, Мариэль взял все деньги, которые у него были, оседлал лошадь и галопом помчался по улицам, чуть ли не сбивая с ног прохожих. Мариэль торопился, так как ателье вот-вот должно было закрыться. Когда он открывал двери, весь запыхавшийся и мокрый, портной сказал:

– Ещё десять минут, молодой человек, и мы бы закрылись. Ну-с, я к вашим услугам. Чем ещё могу быть вам полезен?

– Я бы хотел купить вон то платье, на витрине.

– Хм… не знаю, что на это скажет моя дочь. Она сшила его не для продажи, а для привлечения клиентов в наше ателье.

– Но я вас очень прошу продать его мне… Я заплачу любые деньги за этот наряд… Я хочу подарить это платье одной замечательной девушке…

При этом Мариэль слегка покраснел, а портной догадался, что к чему. Он улыбнулся и позвал свою дочь-модистку:

– Мелен, выйди-ка на минутку. Без тебя вопрос не решить.

Из противоположной двери вышла полная молодая женщина и с любопытством посмотрела на юношу, который с умоляющим взглядом смотрел на неё.

– Я очень прошу вас продать мне то платье, которое у вас на витрине.… Пожалуйста… – начал Мариэль, но запнулся. Он боялся, что модистка не согласится выполнить его просьбу.

Отец и дочь переглянулись, и Мелен сказала:

– Хорошо, молодой человек, я продам его вам, но вы точно уверены, что это платье подойдёт той, для кого вы его хотите приобрести?

– Да… – ответил юноша. – Вы однажды видели эту девушку, помните, две недели назад я приходил вместе с нею, и она покупала у вас ленты и ещё она сделала комплимент вашей работе.

– Ах! Так это то милое дитя! Помню, помню… Да, думаю, платье будет как раз ей впору. И раз так обстоят дела, и вы так просите, я согласна выполнить вашу просьбу.

– Спасибо!

Мариэль благодарно посмотрел на модистку и поклонился в знак почтения. Заплатив нужную сумму, он снова оседлал свою лошадь и вернулся домой.

В этот день он не знал, какую роль в его судьбе сыграет это великолепное платье бирюзового цвета…

Завтра он увидит Элен снова. Они договорились о поездке на берег моря. Так как добираться нужно было больше часа, то такие поездки случались редко. А в этот раз так получилось, что отец уехал по делам, а мама осталась с сестрою дома.

Рано утром Мариэль ждал девушку у ворот; когда она вышла, он протянул ей картонку, перевязанную алой лентой, и сказал:

– Элен, я хочу подарить это вам…

– Что это? – с улыбкою спросила девушка.

– Прежде чем вы взглянете на подарок, я бы хотел вас попросить выполнить одну мою просьбу.

– Я вас внимательно слушаю.

– Оденьте это… Я вас подожду.

Элен развязала ленту и открыла картонку. Там оказалось великолепное дорогое платье. Когда она поближе к нему присмотрелась, то вспомнила, где она его видела.

– Спасибо… я даже не знаю, как вас отблагодарить. Оно просто замечательное! Но как… как вам удалось его купить? – удивилась она. – Госпожа Мелен его никому бы не продала.

– Я просто сказал, что оно для вас – и она не стала возражать.

Девушка вернулась в свою комнату и вышла оттуда через несколько минут. Элен была прекрасна в новом платье. Она шла по дорожке, а нежный атлас переливался на солнце, лишь только она делала лёгкое движение. Очарованный, Мариэль даже не смог ничего сказать. Он лишь подал ей руку и помог сесть в экипаж.

Всю дорогу юноша почти молчал. Он слушал её; слушал её голос; как она с восхищением о чём-то говорила. Ему не хотелось её перебивать – пусть говорит, пусть её голос будет той вечной благодатью, тем вечным спокойствием, которое не покинет его душу.

На берегу моря они тоже говорили мало. Элен с восхищением смотрела на гладь воды и слушала чаек, пролетавших вдалеке. А он всё это время смотрел лишь на неё.

Вдруг порыв ветра сорвал шляпку с головы девушки и унес ввысь. Мариэль едва успел её поймать.

Он держал в руках шляпку Элен, но не спешил вернуть девушке. Он сейчас любовался её развивающимися по ветру локонами волос.

– Мариэль…

Она позвала его, и это словно пробудило его то сна.

Когда он возвращал ей головной убор, то невзначай коснулся её щеки.

– Элен… – тихо сказал он, глядя ей в глаза и взяв за руки, – я не знаю, как вы сейчас воспримете мои слова, но знайте, что они искренни… Элен я люблю вас. Люблю, как никого больше не буду любить и сделаю всё, чтобы вы никогда больше не страдали…

Он наклонился и поцеловал девушку. Он был счастлив, потому что его чувства не остались безответны.

В семь вечера он был дома. Его сейчас переполняли самые светлые чувства. Расставаясь с Элен у ворот её дома, он был уверен, что увидит её завтра. И хотя он в глубине души чувствовал, что скоро настанет момент расставания, он пообещал самому себе, что непременно вернётся и заберёт Элен с собою в Лондон.

Возвратившись в свою комнату, он сел на подоконник у распахнутого настежь окна и стал смотреть в сторону дома девушки.

Вдруг в дверь постучали. Вошла Луиза.

– Мариэль, собирай вещи.

– Что? Разве мы уезжаем?

– Да. Отцу удалось продать дом, он только что вернулся и уже успел купить билеты на пароход. Завтра рано утром мы должны быть в порту. А ещё пришла телеграмма от тётушки Флоренцы… она плохо себя чувствует, – при этом лицо Луизы стало очень грустным, – ещё одна причина для срочности. Я не переживу, если она умрёт…

– Но…

– Мариэль, поторопись, осталось не так много времени. Мы отплываем в пять утра. Ты собирайся, а я пока схожу к Андреа и попрощаюсь. И помоги, пожалуйста, Жаннет сложить фарфор.

Вся эта неожиданность и спешка, свалившиеся на голову бедного юноши, поставили его в ступор. Сейчас он ощутил, как его хрустальный замок мечты дал трещину и с каждой секундой разрушался с молниеносной силой. Словно в полузабытьи он стал ходить по комнате, не понимая, что происходит. Этот скорый отъезд как снег на голову ему свалился. Но время шло, нужно было выполнять просьбу матери, да ещё ко всему собрать свои вещи.

Пока Мариэль со всем управился, стрелка часов была на отметке полночь.

«Не успел!» – с досадой подумал он, посмотрев из окна гостиной на окна спальни Элен, в которых давно не было света.

Он вернулся в свою комнату, написал небольшое письмо, положил его в конверт и, открыв дверь в коридор, посмотрел, где его родители. Он оказались в гостиной. Дверь туда была открыта и выходила как раз на ступеньки.

– Дети, наверное, уже спят, – послышался голос Луизы.

– Может, лучше разбудить их? – спросил Жан.

– Не нужно: они устали. Пусть хоть часок отдохнут. Ах, бедный Мариэль, он даже не успел попрощаться с Элен…

– Что поделаешь, может, когда-нибудь они снова встретятся. И всё будет хорошо.

– Пойду посмотреть, как он там…

Мариэль, как только услышал, что мать направляется в сторону его комнаты, тихо прикрыл дверь и мигом плюхнулся на кровать. И когда Луиза вошла в спальню сына, то застала его мирно спящим, но стоило её шагам затихнуть в коридоре, как он тут же вскочил, не думая и на минуту засыпать.

Выбрался он из дому другим путём: с помощью веревки, привязанной к перилам балкона его комнаты. Когда он очутился на земле, он стал тихими шагами направляться к дому девушки.

Одним прыжком он очутился у дверей балкона Элен; потом открыл одну половинку двери и тихо вошёл в комнату. Она спала и, как показалось Мариэлю, улыбалась во сне. Он осторожно положил конверт на тумбочку и на мгновение остановил взгляд на девушке.

– До свидания, моя милая Элен, – шёпотом проговорил он. – Я обещаю, что вернусь и заберу тебя, где бы я ни был, куда бы меня ни занесла судьба. Я люблю тебя… – Он наклонился к её лицу и нежно поцеловал. – До свиданья, милая… – со слезами проговорил он и ушёл…

Утром Элен проснулась и, открыв глаза, увидела на тумбочке рядом с кроватью запечатанный конверт.

– Что это? – беря его в руки, сказала она. – Она раскрыла его и начала читать:

«Милая, Элен, извини, что не попрощался с тобой, так как отец сообщил об отъезде внезапно, буквально за несколько часов до отплытия парохода.

Я не говорю тебе «прощай», я скажу тебе «до свидания». Жди меня, так как где бы я ни был, я вернусь за тобой, даже если за это мне придётся отдать половину своей жизни.

Мариэль.»

Когда Элен дочитывала письмо, то слёзы застилали ей глаза, всё вдруг стало мрачным и невесёлым. Она посмотрела на своё бирюзовое платье, но оно показалось ей чёрным, и даже розы в вазе тоже из красных стали чёрными и вялыми. Она упала на кровать и зарыдала.

– Мариэль!..

А в это время на палубе теплохода стоял юноша. Ветер развивал его чёрные кудри и полы тёмного плаща. Он стоял… и плакал, вглядываясь туда, где давно за горизонтом скрылся берег Франции.

– Что с ним? – задавали пассажиры один другому вопрос. А если кто из них отваживался спросить это у молодого человека, то тот ничего не отвечал, а только шевелил губами, словно шептал чьё-то имя…

ЧАСТЬ 2

Глава 1

Пять лет спустя. Париж

…Шёлковое сердце никогда не будет любить…

Был один из многих летних вечеров. Солнце ещё не зашло за горизонт, а июльская жара нехотя покидала улицы Парижа. Но даже сейчас было гораздо прохладнее, чем днём, и те, у кого были балконы, наслаждались медленно вступавшей в свои владения прохладой.

Улицы почти пустовали. Уставшие за день лавочники сидели в полудрёме около своего товара, и, казалось, им уже было всё равно, купят ли у них что-то или нет.

Иногда слышалось, как стучат закрывавшиеся на ночь ставни или цокот копыт по мостовой, когда проезжала двуколка или экипаж.

В это время по авеню Селвез торопливо шла красивая девушка лет двадцати; даже невзрачная одежда, которую многие бы назвали «немодной», не портила её красоты. В руках она несла тубус и коробку с принадлежностями для рисования. Она шла, ни на кого не обращая внимания, и остановилась на пару секунд лишь затем, чтобы купить свежий номер газеты у пробегавшего мимо мальчишки.

На ходу просматривая новый выпуск, она остановилась взглядом на одной из статей, красовавшейся на первой странице, и гласившей: «Парижский дон Жуан устраивает бал».

– Снова этот человек! В каждой газете о нём пишут две недели, да ещё и на первой странице. Сколько чести персоне, которая только и делает, что встревает в неприятности и не отличается благонравным поведением, – проговорила девушка и, свернув газету в трубочку, продолжила свой путь, пока не дошла до дома номер девять, около которого остановилась.

Когда-то этот небольшой домик принадлежал её покойной бабушке. Три года назад бабушка Мари умерла, и дом перешёл к отцу, а теперь он принадлежал ей по праву наследства.

Вставив ключ в замочную скважину, она хотела открыть дверь, но та оказалась незапертой.

«Наверное, Лили уже вернулась из Нанта», – подумала она, войдя в небольшую плохо освещённую прихожую. Она положила свои вещи на стул и стала переобуваться.

– Лили, это ты? – позвала она, надевая домашние туфли. – Когда ты вернулась?

На лестнице показалась невысокая пышная женская фигура.

– Элен, как я рада тебя видеть! Я вчера приехала! – защебетала подруга, быстро спускаясь вниз.

Это была девушка одних лет с хозяйкой дома, с необычайно густыми светлыми волосами, круглолицая, с ярким румянцем на щеках; её серые глаза смотрели с задоринкой; казалось, этот человек не знал, что такое уныние. Она была полной противоположностью хозяйке дома. Та выглядела бледной и до смерти измученной, словно какая-то мысль угнетала её на протяжении многих лет; словно было что-то, что убивало в ней жизнь с каждым днём. От её улыбки оставалась лишь тень, а сердце давно забыло, что такое счастье.

Лили обняла свою подругу и радостно сказала:

– У меня есть для тебя сюрприз!

– Какой же? – с печальной улыбкою спросила Элен.

– Ты знаешь, кто приехал в Париж?

– В Париж приезжает много людей… это очередная примадонна? Или знаменитость?.. Лили, – устало добавила она, – у меня сегодня был тяжёлый день, и я немного выбилась из сил. Не обижайся, но мне сейчас решительно всё равно, кто этот человек…

– Бу-бу-бу! – дружелюбно передразнила Лили Д’Эрнонвиль. – Не угадала!

Элен прошла в свою комнату, а подруга последовала за нею; усевшись напротив, за столиком, она продолжила, разворачивая какую-то газету, которую она до сих пор держала в руках свернутой:

– Герцог де Гарнье! Смотри!

Элен, лишь мельком взглянув на статью на той странице, которую держала открытой подруга, ответила:

– А, он… Хм, меньше всего на свете я бы хотела общаться именно с ним.

Лили сделала удивленное выражение лица, не понимая, отчего так взъелась на герцога Элен, хотя его совсем не знает.

– Да… – продолжила пару минут спустя де ла Роуз, – он две недели в Париже и успел столько всего натворить, что хватило бы на десятерых таких, как он. В каждой газете писали о его выходках. Персоны, подобные ему, мне неприятны.

– Но тогда как же это?

С этими словами Лили вытащила из ридикюля приглашение и протянула его Элен. Пробежав глазами по тексту, написанному с обратной стороны красивой открытки, она, словно продолжая свою мысль, добавила:

– …боюсь, что тебе придётся ехать туда одной.

– Ну, уж нет! – вскакивая со своего места, запротестовала Лили, топнув ножкой. – Во-первых, моя дорогая, я не поеду туда одна – нас обеих пригласили; во-вторых, Антонио де Гарнье не такой уж ужасный, как его описали наши многоуважаемые газетчики. Как ты можешь судить о человеке лишь по газетным статьям?

– Я сужу о нём не только по газетным статьям. От руки герцога умер невинный человек неделю назад, а суд его оправдал. Такие люди, как де Гарнье, привыкли к тому, что всё продается и покупается за деньги, они беспринципны и жестоки, им всё сходит с рук… а это неправильно. Такие люди рано или поздно будут наказаны за свою жестокость и отсутствие милосердия.

– Возможно, герцог не идеал, никто не идеал, но Элен, нельзя же всю жизнь ждать Мариэля? От него нет ни одного известия более пяти лет… он не вернётся, я уверена в этом…

Лили поняла, что совершила оплошность, упомянув это имя. На глазах Элен заблестели слёзы.

– Ну, Элен, не плачь. – Она обняла её. – Не пошло и дня, как ты не заплакала… Тебе стоит забыть его…

– Не говори так! Я буду ждать Мариэля, несмотря ни на что! Слышишь, буду ждать, – вырываясь из объятий подруги, крикнула Элен и упала на диван, закрыв лицо руками.

«Всегда она такая печальная, – печально подумала Лили, с тех пор, как я с ней познакомилась, она всегда такая. Бедняжка!.. Кто он был этот Мариэль, что она так любила его и любит до сих пор, не в силах забыть?… Нет, решительно надо что-то делать с её вечно плохим настроением!»

– Так, Элен! Всё, прекращай! – открывая шкаф и вытягивая из него гору платьев, начала Лили. – Вот тебе твоё бирюзовое платье. Оно совершенно новое: ты его только раз надела на мой день рождения. Удивительное это платье. Хоть и подарили тебе его пять лет назад – ещё больше удивления у меня вызывает то, что оно до сих пор на тебе идеально сидит – но оно и сейчас очень модное! Я бы сама его с удовольствием надела.

– Я не хочу его надевать, и я не пойду туда, Лили. Не пойду!

– А я говорю, пойдёшь! – топнув ногой, ответила та. – Силой затащу, если сама не захочешь.

– Лили, прошу тебя, оставь меня в покое.

– Ты, любезнейшая, и так находилась в покое в течение трёх лет, что мы здесь живём. Хватит покоя! На-до-е-ло! Надоело!

– Я тишины хочу… – находя причину за причиной, лишь бы не идти, говорила Элен.

– И тишины тоже хватит!

– Я всё равно туда не пойду.

– Ах, так! Тогда я буду кричать и не перестану до тех пор, пока ты не согласишься. – Лили начала так громко и пронзительно визжать, что Элен, которой не помогали даже пальцы, затыкавшие уши, не выдержала и решила уступить Лили.

– Ну, хорошо, хорошо!.. Я пойду, только прекрати этот визг, тут словно поросёнка режут.

– Ага! – торжествуя, сказала Лили, – я ловлю тебя на слове.… Попробуй только передумать!

Ровно в девять, за полчаса до вечера, который устраивал герцог де Гарнье, Лили, принаряженная, надушенная лучшими парфюмами Франции, ждала Элен у дверей дома.

– Скоро она там?.. Боже! – закрывая глаза и представляя лицо герцога, шептала она, – какой же он божественно красивый!

Вышла Элен. Она закрыла двери и подошла к Лили.

– Элен! – воскликнула в ужасе Лили, посмотрев на серенькое и простенькое платье девушки. – Что ты надела на себя?

– Платье, – спокойно ответила Элен.

– Какое ужасное!

– Лили, я иду на этот вечер не ради того, чтобы понравиться герцогу де Гарнье, – она как-то особенно, с некоторой ненавистью произнесла это имя, давно чувствуя неприязнь к этому человеку. Ещё сегодня утром было тяжело даже предположить, что ей придётся идти в гости к персоне, которую она меньше всего на свете хотела бы видеть.

– Ну, хвала Богу, хоть причёску приличную сделала.

Они сели в экипаж и ровно через двадцать минут он остановился на Елисейских Полях у высоких красивых ворот, ведущих к трёхэтажному дому. Девушки вышли из кареты. Лакей любезно открыл перед ними калитку, всю обвитую белыми розами.

Неприятное предчувствие не покидало сердце Элен, а когда она переступила порог дома, то и вовсе вздрогнула. Она не могла понять, что с нею происходит, так как подобного до сих пор не случалось. Ей вдруг стало не хватать воздуха.

– Лили… – слабеющим голосом прошептала она, – ты иди, я тебя догоню, я посижу в саду около фонтана… мне нехорошо.

Д’Эрнонвиль взглянула на свою спутницу и пришла в ужас: та стала ещё бледнее обычного и, казалось, вот-вот упадёт в обморок. Она помогла добраться Элен до скамьи и хотела с нею остаться, но Элен настояла на том, чтобы Лили шла в гостиную, пообещав, что никуда не уйдёт.

Элен осталась одна. Она не могла понять, что с нею происходит. Ей было не по себе. Она чувствовала, что не должна была приходить в этот дом, но почему, трудно было объяснить.

Элен встала и сделала несколько шагов вдоль дорожки вглубь сада.

Сад был великолепен. Оказывается, герцог обладал незаурядным вкусом. Цветы были высажены в определённом порядке и по цвету. Идеально ухоженные клумбы, подстриженная трава, аккуратные арки, увитые вьющимися розами, прекрасные фуксии – всему была уделена забота и внимание. Ей даже как-то стало спокойнее. Этот сад немного напоминал её собственный, в Нанте.

Развернувшись, она стала возвращаться к дому, вошла в просторный холл и стала подниматься по лестнице.

Она вдруг подняла глаза и приглушённо вскрикнула. На втором этаже возле раскрытой двери спальни стоял спиной к Элен какой-то молодой человек и бесстыже целовал девушку, прижав к стене и стягивая обеими руками её платье с плеч. Потом он, продолжая её целовать, вошёл вместе с нею в открытую комнату и закрыл за собой ногою дверь.

Элен стояла с широко раскрытыми глазами и не могла понять, куда она попала. Едва успокоившись, её сердце стало биться ещё сильнее. Она нашла Лили в гостиной и дрожащим голосом сказала:

– Я не хочу здесь больше оставаться! Лили, давай уйдём отсюда!

– Да что сегодня с тобою? Я тебя вообще не узнаю… – встревожилась подруга.

– Не знаю… мне просто здесь неприятно… Лили, пожалуйста…

– Элен, но мы не можем, едва придя сюда, просто взять и уйти. Это невежливо…

У Элен не было больше сил сопротивляться, отчасти из-за того, что она чувствовала необъяснимую слабость во всём теле, а отчасти, понимая, что Лили всё равно ей не уступит. И раз она согласилась прийти сюда, то это испытание ей придётся пройти до конца. Решив, что не так уж плохо просидеть скромно в углу гостиной, совершенно незамеченной, а потом так же тихо покинуть этот бал.

В зале было полно народу. Естественно, появление Элен и Лили не привлекло ничьё внимание. Все гости были молодые люди из самых богатых семей Парижа. Элен почему-то неловко себя здесь чувствовала и, наверное, много бы отдала, лишь бы уйти отсюда.

Не прошло и пяти минут, как в гостиной появился герцог. Это был поразительно красивый молодой человек не более двадцати лет от роду. Стройный, высокий, с гордо поднятой головой. Аристократическая бледность являла контраст длинным ниже плеч чёрным волосам, несколько вьющихся прядей которых кокетливо закрывали половину лица. В его голубых глазах, казалось, никогда не таял лёд холодности и безразличия, а на красивых губах Антонио всегда играла насмешливая улыбка.

Казалось, этот человек всегда был таким, как сейчас. Словно он никогда не был ребёнком и никогда ничему не радовался искренне. От него веяло холодом. В его действиях был лишь точный расчёт, равно как и в словах. Хотя в жизни герцога, судя по всему, были вещи, к которым он испытывал крайнюю небрежность. И, несмотря на всю внешнюю дороговизну и роскошь его одежды, он мало уделял внимания тому, сколько пуговиц не застёгнуто на блузе, почему его фрак валяется сейчас на полу в спальне, а шейный платок свисает с плеча. Всё это не волновало герцога – не должно было волновать и всех остальных, по крайней мере, эти остальные делали вид, что ничего не замечают. Учитывая репутацию герцога и его образ жизни, подобные вопросы были неактуальны в кругах высшего света. Несмотря на все эти «милые недостатки», де Гарнье был желанным гостем в любом доме, особенно если в этом доме жила незамужняя девица. Впрочем, герцог никогда бы не позволил сделать за себя выбор. Это право принадлежало исключительно ему, и это право никто не смел оспаривать.

Кроме всего прочего, герцог любил выпить. Его практически невозможно было застать в трезвом состоянии. Этот день не был исключением.

В правой руке герцог де Гарнье держал лакированную трость из чёрного дерева с золотым крестообразным набалдашником очень похожим на рукоятку шпаги. Он постоянно вертел её в руках, слушая рядом идущего молодого человека. Последний, по всей видимости, был хорошим другом герцога, так как друг к другу они обращались на «ты» и называли один другого по имени. Тот, кого герцог называл Жаком, рассказывал что-то интересное и смешное, так как слушавший его громко и неприлично смеялся.

Как только Антонио вошёл, Элен сразу же узнала в нём того самого человека, которого она видела буквально несколько минут назад на втором этаже. Ей стало противно, и она отвернулась.

В стороне от того места, где она сидела, находилась небольшая группа молодых людей. Внезапно послышался разговор: