Король-Лебедь

Людвиг любил красную обивку кресел и богатые бордовые с золотыми кистями занавески на дверях и в ложах. Любил тяжелый занавес Мюнхенской оперы и то, как по нему пробегала едва уловимая дрожь.

Но в этот памятный день, 2 февраля 1861 года, Людвиг был поражен до глубины души неповторимой вагнеровской музыкой, которая то вовлекала его в свои пучины, втягивая и порабощая, так что принц терял сам себя, не в силах отличить мир реальности от мира, открывавшегося ему со сцены. Наконец он перестал сопротивляться, позволяя божественным аккордам пронизывать себя насквозь. Когда опера закончилась, околдованный Людвиг не смог сразу подняться на ноги, настолько сильным оказалось впечатление от музыки.

О том, что великий композитор, в чьем гении Людвиг сразу же уверился, был беден, принцу сообщил его дед, когда на обратном пути они все устроились в экипаже. Услышав ужасное признание, прекрасные глаза принца увлажнились слезами.

– О, почему я не король, почему я не богат?! – шептал он, рассеянно следя за узорами, оставляемыми дождливыми каплями на стекле экипажа. – Я бросил бы все свое золото к ногам этого бога – Вагнера, который открыл мне сейчас целый мир! Я бы приблизил его к себе, окружив заботой и вниманием, с тем чтобы ничто, никакие тяжелые думы или неприятности не помешали ему творить музыку, я бы…

Внезапно он отер слезы и, отвернувшись от окна, встретился взглядом с давно следившим за ним дедом.

– Клянусь и присягаю, что, когда я стану королем Баварии, первое, что я сделаю, я повелю отыскать маэстро Рихарда Вагнера и подарю ему роскошный дворец и театр, который будет только его театром. Я так сделаю, потому что это мой святой долг, я должен сделать все возможное, чтобы на моей родине каждый человек имел возможность слышать эти божественные звуки и приобщаться к высокому!

В этот же приезд в Мюнхен Людвиг должен был вступить в орден Святого Георгия, сделавшись рыцарем.

Ему было всего шестнадцать лет. Нежный и мечтательный юноша. Несмотря на то что дед обещал, что за ним заедут после завтрака, Людвиг решил поститься сутки. Кроме того, ночь перед посвящением он намеревался провести в молитвах и медитации, которой научил его дед.

Впечатлительный, как и все Виттельсбахи, Людвиг ждал своего часа в дедовой библиотеке, вспоминая сцену за сценой прекрасный спектакль, в его ушах все еще звучала музыка Вагнера, а перед ним лежали либретто опер, которые наследник престола купил для себя в театре.

Начав ночь с молитв, он невольно обратился в своей душе сначала к гению композитора, а затем к рыцарям и королям прошлого, которых и собрал вокруг себя в эту значимую для него ночь.

Выдвинув на середину зала стол и расставив вокруг него стулья, силой своего воображения Людвиг сначала рассортировал на нем великолепные блюда, напитки, украсив все это цветами. В ночь перед своим посвящением в рыцари он желал говорить со своими легендарными предками, которые должны были радоваться вместе с ним.

– Я читал, что в XII веке пфальцграфу Оттону фон Виттельсбаху[13] Фридрих Барбаросса[14] присвоил титул герцога Баварского, – величаво устроившись на дедовском кресле, изрек Людвиг, окуная свои слова в ночь, от которой он желал получить ответ. Но ночь молчала, поэтому Людвиг продолжил: – Я хотел бы предложить первому герцогу Баварскому Оттону фон Виттельсбаху этот скромный ужин, устраиваемый находящимся на искусе кандидатом, перед тем как тот сделается рыцарем.

Юноша закрыл глаза, слушая, как по дорогам сновидения на его зов устремился всадник в кожаных доспехах с металлическими нашивками и в алом, подбитом черным мехом плаще.

– В истории нашего рода я прочел, что в 1422 году Иоганн фон Виттельсбах[15] пригласил в Мюнхен живописца Ван Эйка[16], так что я благодарен моему предку за этот выбор и великолепному художнику – за выполненную им работу. Поэтому силой, дарованной мне жизнями предков, я вызываю герцога Иоганна фон Виттельсбаха и художника Ван Эйка. Располагайтесь, господа. – Людвиг вздохнул. Ему нравилась идея пира перед посвящением, и хоть сам он с рассвета не вкусил хлебной крошки и не выпил и глотка воды, он чувствовал во рту вкус изысканных блюд, и его голова кружилась от выпитого шампанского.

– Я бы хотел призвать сюда из бездны или рая моего предка Максимилиана Иосифа Первого[17], который стал первым баварским королем, получив корону от Наполеона Первого[18], с присоединением к Баварии части Тироля. Я приглашаю моего прадеда Максимилиана Иосифа Первого не только потому, что начиная с него мои предки носили корону Баварии, которая в один из дней будет возложена и на мою голову, а потому, что король Максимилиан Иосиф Первый был страстным любителем живописи и скульптуры, примеру которого хочу следовать и я. Прошу вас, король, почтить присутствием мой скромный ужин. Выражаю почтение и преклонение перед вами. Потому что именно вы, ваше величество, приобретали прекрасные мраморные статуи и картины для нашей галереи, без которых я не представляю своей жизни.

Я бы желал пригласить сюда и моего деда, магистра ордена Святого Георгия, которого я люблю всей душой и перед которым я предстану завтра на посвящении, но боюсь, что ему будет сложно пировать с нами всю ночь, а затем заниматься обязанностями, возложенными на него орденом. Тем не менее я хотел бы перед всем собранием высказать, как я благодарен моему деду за то, что он построил многие великолепные здания, украсившие Мюнхен в греческом и итальянском стилях.

Я не приглашаю на эту вечерю ни моего отца, Максимилиана Второго, ни дядю Оттона, бывшего короля Греции[19], и никого из живущих родственников.

Разместив родственников, Людвиг встретил прибывших в роскошных каретах, на лошадях и прилетевших по воздуху на волшебных повозках, запряженных лебедями любимых героев легенд.

Теперь, когда все гости были в сборе и король заоблачной страны Грааль сел по левую руку от Людвига, а прекрасная Эльза по правую, Людвиг сбросил с себя маску шестнадцатилетнего подростка, преобразившись в Лоэнгрина.

В эту ночь он был остроумен и очарователен. Он пел и громко декламировал стихи, его прекрасная невеста была образцом изящества и красоты. То и дело Людвиг-Лоэнгрин замечал, как тот или иной рыцарь застывал на месте, пораженный ее красотой, грацией и благородством.

И Людвиг-Лоэнгрин хотел было скрестить шпаги с кем-то из гостей или вызвать на рыцарский поединок любого из желающих оспорить его право жениться на прекрасной владычице Брабана, но вовремя одумался. Его Эльза не могла изменить ему, так как ложь и сомнения были несвойственны ее чистой душе.

Целуя пальчики прекрасной невесты, Людвиг-Лоэнгрин еще раз попросил ее руки и получил восторженное согласие. Принц был готов немедленно отправляться вместе с Эльзой в главный собор внеземного царства Грааля, но старый король Максимилиан Иосиф Первый опередил его, назначив день венчания, которое должно было состояться после рыцарского посвящения и восшествия Людвига на престол.

Принц и его юная возлюбленная были готовы разрыдаться, ведь никто не знает, когда король Максимилиан Иосиф Второй – отец Людвига оставит этот мир, освободив трон для старшего сына, а значит, свадьба может оказаться отложенной на многие годы.

Встревоженный подобной перспективой, принц попытался возразить прадеду, умоляя изменить решение и назначить более определенную дату.

На что Максимилиан Иосиф Первый похлопал наследника Баварии по плечу, сообщив, что тот вступит на престол в возрасте восемнадцати с половиной лет, а следовательно, ждать остается чуть больше двух лет.

Поняв, что с предками спорить бесполезно, Людвиг был вынужден смириться, признав, что два года – это, в сущности, не такой огромный срок. И два года он и его прелестная невеста как-нибудь выдержат. На самом деле еще больше, чем появление в библиотеке столь высокого собрания и назначения даты собственной свадьбы с девушкой, которую Людвиг знал лишь по старинным легендам, взволновало его известие о смерти отца.

Правда, прадед не сказал напрямую, что отец умрет, дед Людвига в свое время отрекся от престола в пользу сына. Но принц прекрасно знал своего отца и понимал, что тот не отречется от престола добровольно, а значит, через два с половиной года отца не станет.

Он хотел было спросить о других своих родственниках, выяснить, как сложится его судьба и когда он встретит Эльзу в жизни, но мысль о смерти короля так захватила его, что Людвиг, сам не ожидая от себя такого, разрыдался.

Он оплакивал отца, которого все еще, несмотря ни на что, любил. Странно, Людвиг и не знал, что любит этого человека. Отца семейства, который изредка наведывался пообщаться со своей семьей и не позволял проявлять мельчайшие движения души. Человека, который боялся как огня того, что жена или дети могут любить его или нуждаться в нем. Человека, который на самом деле остро нуждался в любви и от любви бежал. Людвиг любил его, прощая и отпуская заранее.

Орден Святого Георгия

Когда горизонт посветлел и призрачные гости покинули библиотеку, Людвиг был готов к посвящению, к жизни и к смерти.

За одну ночь он сделался обладателем откровения, которое жгло его сердце, делая юного принца старше.

Он умылся и, не завтракая, дождался в своей комнате присланных за ним дедом господ, имен которых он не знал.

Ожидая, что за ним явятся одетые в традиционные орденские плащи рыцари, Людвиг был несколько разочарован, увидев перед собой двух военных, один из которых был в чине капитана, а другой – лейтенанта. Они сели в коляску деда и тронулись в путь.

По дороге, желая произвести приятное впечатление на принца, его спутники рассказывали анекдоты, над которыми сами же и смеялись. Людвигу было не до смеха. Он отвернулся к окну, пытаясь представить себе, будто скачет на коне или хотя бы находится в королевской карете, везущей его в собор или во дворец, занимаемый орденом.

Вскоре экипаж остановился около здания в греческом стиле с колоннами, рядом с которым размещалось кафе «Шоколадница» и табачная лавка. Капитан первым вышел на улицу; поднявшись по ступенькам крыльца, позвонил в дверь. Ему открыли, и вскоре вся компания оказалась в полутемной передней.

Встречающий их швейцар был одет в обыкновенную ливрею, какие часто можно заметить на швейцарах, работающих в богатых домах и даже гостиницах. И снова ничего хоть сколько-нибудь говорящего о том, что здесь собираются рыцари.

Ни лат, ни плащей, знамя с эмблемой святого Георгия на стене. Люди в вицмундирах, светских фраках. Несколько женщин, одетых по последней моде. Все они стояли какое-то время молча, выжидая какого-то знака. Наконец лакей открыл двери зала, в котором, по всей видимости, и должно было состояться посвящение.

Вошли десять человек. Остальные продолжали чинно стоять, ожидая своей очереди. Не зная, как себя следует вести в подобной ситуации, Людвиг старался делать то же, что делали и остальные. То есть ничего не делал.

На полу стояли две китайские вазы с искусственными цветами в них, от нечего делать Людвиг принялся было изучать нарисованных на одной из ваз шаловливых птичек, но тут пригласили его.

Оправив безупречный костюм, принц прошел в зал, вздернул подбородок и выпрямил спину, словно на параде.

Его уже ждали. Вошедшие первыми десять рыцарей стояли полукругом. На небольшом подиуме, немного напомнившем Людвигу сцену, возвышался дед принца. Старик единственный из всех участников этого странного действия был одет в полотняные белые одеяния, точно такие, в каких обычно изображаются пастухи, пришедшие поглядеть на новорожденного Иисуса, на рождественских картинках.

Людвиг улыбнулся и бесстрашно занял указанное ему место.

Нет! Решительно, после ночи пира и получения тайных знаний судьба решила посмеяться над принцем. Зал не был убран свечами, да и вообще это был не церковный, а вполне светский зал с портретами важных господ, вазами с цветами и бюстами знаменитых философов.

Было светло от огромных, занавешенных легкими маркизами окон. С тоской Людвиг попытался упереться взглядом в стену, но тут же обнаружил пятно и отвернулся.

Дед начал читать заготовленную речь, Людвиг рассеянно слушал его, понимая, что все его возвышенное настроение рассыпается на мелкие частицы.

«Какие рыцари? Какие посвящения? Все обман и пустая трата времени. Все давным-давно утрачено, исчезло, испарилось, – сетовал про себя принц. – Разве так посвящали в рыцари в давние времена?! Нет даже меча – какой позор! И это они называют посвящением в рыцари!»

Он был готов расплакаться от досады или наговорить дерзостей, но природное воспитание не позволило ему скатиться до такого свинства.

«Успокойся, правнучек, – прозвучал вдруг в его голове голос первого короля Баварии. – Рыцарство – не в доспехах, не в оружии. Будь честным рыцарем, помогай слабым, защищай обиженных, заступайся за сирых и убогих. Живи по Нагорной проповеди. И твое будет царствие небесное. – Старый король рассмеялся, сквозь его величественную полупрозрачную фигуру современные рыцари казались живыми карикатурами. – Ты хотел, правнучек, чтобы за тобой прислали рыцарей в латах? Не смеши. В ваше-то время… Далеко бы они прогарцевали с копьями и мечами, до первого полицейского, пожалуй. Сам, что ли, не понимаешь. Если в душе ты рыцарь – меч при тебе, шпага, револьвер или в руках твоих пустота, – ты все равно останешься рыцарем».

«Но я же хотел, чтобы все было красивым! Возвышенным! Чтобы на всю жизнь запомнилось». – Людвиг попытался сглотнуть вставший в горле комок, подняв глаза на читающего свою речь деда, да так и застыл с открытым ртом. Зал, в котором они находились, преобразился, сделавшись огромным. Серые своды устремлялись к небу, теряясь в необозримой дали. Вокруг горело множество свечей, распятый Христос словно пытался обнять своими распростертыми руками все живое. И свечи, свечи крепились на стенах, подобно сталактитам росли из пола, каким-то непостижимым образом висели в воздухе.

Людвиг ощутил запах ладана и восточных благовоний. Голос магистра разносился по величественному собору, и ему вторили голоса невидимых певчих. Зазвучал орган. Стоящие полукругом рыцари сверкали золотом и серебром своих доспехов, с плеч их ниспадали шелковые плащи рыцарей ордена Святого Георгия.

Магистр дочитал до последней страницы и, обратившись к Людвигу, поднял меч. Юноша опустился на колени, хор запел громче, орган был почти оглушителен. Меч слегка коснулся его плеча, в этот момент прозвучал оглушительный удар грома, и Людвиг ощутил, как сквозь его тело прошла молния.

Испуганно он взглянул на магистра, пытаясь понять, заметил ли он произошедшее, и чуть не закричал. Рядом с дедом справа стояла бабушка Тереза в призрачном плаще с музыкальной шкатулкой в руках. Слева в парадном платье и с золотой короной на голове Людвигу улыбалась мама. Никогда прежде Людвиг не видел маму такой красивой и величественной, как в тот день.

Людвигу разрешили подняться, но он не смог этого сделать сам, и двое рыцарей подняли его под руки. При этом шкатулка бабушки временами заглушала собой орган.

Через несколько лет после посвящения в рыцари Людвиг с потрясающими подробностями описывал весь ритуал, отдельно останавливаясь на описании гербов, одеяния и драгоценностей присутствующих на нем особ.

Особенно понравилось деду описание короны на голове его невестки. Ведь это был именно тот призрачный венец, который видел на ней он сам. Так что магистр сделал для себя вывод, что внук унаследовал фамильную склонность Виттельсбахов к ясновидению. Попросив его между делом не распространяться о произошедшем на посвящении.

Часть вторая. Король Людвиг Второй

Бродит юная монашка

В полной форме бегуинки,

Завернувшись в плащ суровый

Из грубейшей черной саржи

С островерхим капюшоном.

Вдоль по рейнским побережьям

По дороге в край Голландский

Быстро девушка шагает

И справляется у встречных:

Где найти мне Аполлона?

В красной мантии он ходит

И поет под звуки лиры.

Он мой бог, мой милый идол!

Но никто не хочет слышать.

Кто показывает спину,

Кто плечами пожимает,

Кто вздыхает: «Ах, дитя!..»

Генрих Гейне

Королевская власть

Когда Людвигу исполнилось восемнадцать с половиной лет, то есть через два с половиной года после таинственной вечери и посвящения в рыцари, как и было предсказано, умер его отец – король Максимилиан Иосиф Второй, после которого трон унаследовал Людвиг.

Когда баварцы увидели своего нового короля, они были поражены – юный Виттельсбах был писаным красавцем под два метра ростом, с черными, густыми, вьющимися волосами и голубыми глазами мечтателя.

Он держался так естественно и грациозно, говорил такие умные и интересные вещи, так галантно ухаживал за дамами и оказывал знаки внимания прибывшим на коронацию гостям, что публика тут же окрестила его принцем из сказки.

Верный клятве, едва взойдя на престол, Людвиг произнес свой первый приказ: как можно быстрее разыскать и привести в Баварию маэстро Вагнера. Людвиг написал композитору восторженное письмо, обещав положить к ногам его гения свою страну со всеми ее богатствами и человеческими дарованиями.

«Я мечтаю, чтобы вы жили здесь и создавали свои прекрасные оперы. О постановке же можете не беспокоиться – у вас будет столько денег, сколько их потребуется. Я приглашу тех художников, певцов и музыкантов, каких вы сами укажете мне», – писал он Вагнеру.

Людвиг был счастлив. Все газеты говорили только о нем, его постоянно фотографировали, у него и у его людей брали интервью. А он неутомимо рассказывал об операх Вагнера, который в скором времени поселится в Баварии, чтобы напитать ее пищей духовной, в коей та столь нуждается.

В это счастливое для себя время Людвиг подружился с Елизаветой Австрийской, с которой долгие годы затем состоял в переписке, что, без сомнения, добавило ему популярности.

Ни одна столичная газета не выходила без сообщений о самом юном в Европе короле. Как был одет Людвиг на балу у бургомистра, что он пил и что ел в гостях у министра финансов, что написал в альбом дочери капитана жандармов. Магазины и уличные лотошники торговали портретами Людвига. Каждая девушка в стране и за рубежом считала первейшей необходимостью украсить свой стол или альбом фотографией баварского короля. Вот он в военном мундире гарцует на вороном коне, вот стоит рядом с матерью или позирует фотографу в одном из залов Мюнхенской королевской резиденции, по стенам которого расположены фрески с героическими картинами из жизни своих предков.

И конечно же каждая девушка мечтала сделаться его обожаемой супругой и королевой Баварии или хотя бы временной, но счастливой избранницей. Мария Гогенцоллернская Прусская – королева-мать настаивала на скорейшей женитьбе сына. Казалось вполне естественным, что жадный до внимания публики Людвиг сыграет на глазах многочисленных подданных свой очередной триумф – освещаемый в прессе выбор невесты, романтическую помолвку в современном или старинном стиле и, наконец, блистательную свадьбу.

Все складывалось как нельзя лучше, за спиной у сына королева возглавила комитет, целью которого был розыск подходящих кандидатур в будущие королевы Баварии.

Одной из кандидаток в невесты Людвига была четырнадцатилетняя русская великая княжна Мария[20], дочь императрицы Марии Александровны[21]. Королю показали ее портрет, и он остался доволен нежным личиком княжны. Их встреча произошла в Баварии, куда официально мать и дочь приехали на отдых. На самом деле единственно с целью знакомства с королем.

Людвиг был вежлив и обходителен с обеими дамами, так что его мать предполагала, что вскоре последует формальное предложение. Но время шло, а юный король, казалось, был более увлечен Марией Александровной, нежели ее дочерью. Умный не по годам Людвиг просто не знал, о чем разговаривать с Мари, казавшейся ему неразумной дитятей, которой впору еще в куклы играть.

Разрыв произошел неожиданно и, как казалось, не имел под собой сколько-нибудь твердой почвы. Однажды во время прогулки по парку в Мюнхене Людвиг рассказывал императрице о своей любви к операм Вагнера. На что дама простодушно ответила, что не понимает и не принимает творчество этого композитора, чьи оперы кажутся ей вульгарными, а музыка – излишне громкой.

Услышав нелестный отзыв в адрес своего любимца, Людвиг немедленно порвал все дружеские отношения с русскими дамами, не пожелав даже проститься с ними, когда мать и дочь уезжали обратно в Россию.

Были и другие претендентки в невесты, но неожиданно для всех Людвиг отклонил всех предлагаемых ему девушек, сказав, что сам уже подыскал себе невесту. Ею должна была стать его тетка герцогиня София[22], являющаяся дочерью Максимилиана-Иосифа[23], герцога Баварского, и принцессы Людовики[24], сестры Людвига Первого.

В доказательство правильности своего выбора Людвиг поставил перед членами комитета портрет герцогини Софии, выполненный кистью одного из лучших художников Мюнхена.

«Вот достойная невеста короля!» – воскликнул Людвиг, с гордостью демонстрируя собранию миловидное личико претендентки.

Смущение министров и членов комитета не знало границ, мало того что невеста приходилась жениху двоюродной теткой и была на два года старше Людвига, так ко всему прочему она и не могла похвастаться богатым приданым, была поэтессой и весьма экзальтированной личностью. Но король уперся, не желая уступать. Ведь в отличие от иноземных принцесс, портреты которых привозили Людвигу чуть ли не каждый день и о которых он не мог ничего сказать, кроме как красивы те или нет, очаровательную Софи он знал с самого детства, так как вместе с матерью и дедом они часто навещали ее в замке родителей Поссенхофен на Штарнбергском озере, что недалеко от королевского замка Берг.

Приняв решение жениться, Людвиг велел срезать все цветы королевской оранжереи, погрузить их в кареты и, прихватив с собой музыкантов, отправился в замок на Штарнбергском озере, где и сделал предложение уже извещенной срочным курьером о цели приезда короля Софи.

Прослышав о странной любви юного короля к русалкам и наядам, София подобрала зеленоватое платье и распустила свои изумительные волосы цвета меди, подколов их бриллиантовыми заколками, которые выглядели точно капли утренней росы в волосах юной и прелестной нимфы.

Нимфа – так называл ее Людвиг, еще будучи мальчиком. София действительно вполне соответствовала вкусу своего жениха. Она была романтична и мечтательна, любила охоту и прогулки верхом. Могла часами плавать по своему озеру в одинокой лодочке и завороженно смотреть на воду.

София была поэтессой. Иногда в шутку обрядив дворовых девок в костюмы амазонок, заставляла их носиться по лесу с зажженными факелами. Все эти странности пленяли юного мечтателя, который видел в своей избраннице нежную и нуждающуюся в его трогательной заботе и внимании лилию, не подозревая, что на самом деле лесная нимфа может обернуться Дианой-охотницей, много лет выслеживающей свою добычу.

А добыча, надо сказать, стоила того, чтобы за ней и погоняться. Самый молодой и красивый король делал ей предложение руки, сердца и баварского трона. София не любила Людвига, а его общество было для нее чересчур утомительным, так как король знал много стихов наизусть и любил, когда его окружение умело хорошо декламировать, петь и поддерживать разговор на темы искусства, архитектуры или истории. Поэтому для того, чтобы только беседовать с Людвигом, Софии приходилось просиживать долгие часы в библиотеке.

Все это было очень утомительным и скучным. Но она просто не могла отказаться от столь заманчивых перспектив и упустить летящую ей в руки удачу.

В честь помолвки Людвига и Софии была отчеканена медаль с бюстами жениха и невесты. С этого дня король ждал назначенной свадьбы, часто наведываясь в Поссенхофен или вывозя невесту в театры, на выставки и балы.

Свадьба должна была состояться 12 октября 1867 года – то есть в тот же день, когда венчались его дед Людвиг Второй с бабушкой Терезой. Молодой король сходил с ума от любви и страсти, все время думая, как еще можно угодить своей прекрасной невесте. В любое время дня и ночи он посылал ей дорогие подарки и букеты цветов, которые по странной прихоти Людвига и с полного согласия Софии она должна была принимать, будучи одетой в парадное платье, со сделанной прической и с безукоризненным макияжем на лице.

Это условие сделалось настоящим испытанием для Софии, которой приходилось подниматься иногда в три часа ночи, для того чтобы облачаться в парадное платье с голубой орденской лентой, уложить волосы в изящную прическу или воспользоваться дожидающимся на туалетном столике париком, припудрить щеки. После чего она чинно выходила в самый большой зал замка, где, умирая от усталости и желания спать, встречала посыльного.

Посыльный же должен был не только передать подарок и выслушать церемониальные слова благодарности, но и еще до мельчайших деталей запомнить облик принцессы, чтобы затем пересказать увиденное королю.