Туманы янтарного берега

Лев утверждал, что поспешность в данной ситуации могла только навредить и проекту, который они обслуживали, и самим себе. Но реальность, как это часто бывает, оказалась изобретательней всех произведённых расчётов.

Вскоре случилось что-то такое, чего никто не мог предвидеть. Группа захвата госнаркоконтроля появилась таки на складе, но к этому моменту, все те вещества, наличие которых могли лечь в доказательственную базу, были заблаговременно перепрятаны. Лев проявил завидную предусмотрительность, прозорливость и оперативность. Не поставив никого из своих коллег в известность, он воспользовался сторонней помощью, чтобы перевести груз на нейтральную территорию. Прошедшие обыски смогли выявить только незначительные нарушения правил оприходования ряда фармацевтических товаров, но этого едва хватало на постановление о привлечении исследовательского центра к административной ответственности. Но ещё до того как об этом стало известно, Михаил пережил тяжелейший стресс, обернувшийся микроинфарктом. Двое других сотрудников продали всё своё имущество практически за бесценок и уехали заграницу, без намерения возвращаться в Россию. А Лев, выждав ещё немного, как и вся широкая общественность, получил сообщение из СМИ о взрыве в доме Максимилиана, при котором погиб сам учёный, его супруга и несколько сотрудников следственных органов, которые долгое время шли по следу Кирилла Генриковича и его последователей. Елизавета Лурия, ещё один участник всей этой запутанной истории, была найдена хладнокровно убитой на квартире человека, с которым её связывали не вполне понятные отношения.

Теперь, все, кто имел хоть какое-то отношение к деятельности проекта «нейросинтез», либо были мертвы, либо с пеной у рта отрицали всякую свою причастность к чему либо. Это позволило Льву продать то, что он успел спрятать. Разумеется, ряд последующих сделок был не вполне легален, и преимущество здесь было на стороне покупателей, в качестве которых выступили несколько местных фармацевтических компаний. За уникальный товар они заплатили Льву сущие копейки, но с точки зрения обывателя, использующего деньги для своих индивидуальных нужд, это был огромный гонорар. Какое-то время Льву пришлось повозиться с тем, чтобы вывести полученные средства на счета таких банков, которые могли позволить себе теневое банковское обслуживание клиентов. Это было рискованно и не сулило особых накопительных бонусов, поскольку такие банки, принимая средства на счёт, не предоставляли своему клиенту высоких процентов, полагая, что тем и без того стоит радоваться, что они могут защитить свой капитал от российских силовых структур.

Хуже всего, в этот период времени, приходилось Михаилу. Оставаясь в больничной койке, он тратил свои собственные средства, чтобы его по дольше не выписывали и чтобы его лечащий врач постоянно продлевал ему показания к «полному покою», таким образом, он сводил на минимум перспективы встречи со следователями. Однако, в тоже самое время, он понимал, что Лев заметал следы своей махинации. В общем, когда Михаил смог, наконец, выйти за порог своей больничной палаты, он обнаружил что Льва и след простыл. Мужчина уже продал своё жильё, машину, снял все накопления с официальных счетов. На телефонные звонки он не отвечал, да и вообще перестал пользоваться услугами своего мобильного оператора. Разумеется, Михаил не мог подать заявление на Льва, ведь в таковом пришлось бы указать основание, а «горе-стратег» напротив, старался сделать всё, чтобы минимизировать свои контакты с правоохранителями. В такой ситуации Михаилу не оставалось ничего другого, кроме как засыпать электронную почту Льва письмами. Но даже в текстах таких писем мужчина не мог выражаться прямо. Вместо этого Михаил использовал косвенную речь, метафоры, завуалированные фразы. Разумеется, если бы следственные органы заинтересовались Михаилом в рамках расследуемого дела, то при проверке отправляемой им корреспонденции, они бы безо всякого труда поняли, о чём идёт речь. Ведь по мере того как Михаил терял самообладание, его фразы становились всё более прозрачными. Но следствие, очевидно, было занято другими делами, или же смотрело в другую сторону. Лев, тем не менее, взял за правило пользоваться VPN-серверами, и другими анонимайзерами при работе в сети, руководствуясь принципом что «бог бережёт только бережённого»

Лев, просматривая историю новостных сообщений, касавшихся его ситуации, с каждым днём обнаруживал, что пресса утратила всякий интерес к делу. В обозримых перспективах мужчина видел только один единственный выход. Ему придётся уезжать за границу, и пробовать обустроить свою жизнь на чужбине. К счастью, Льву не грозили проблемы языкового барьера, если речь шла о странах где использовался английский или немецкий языки. Тот капитал, которым он теперь располагал, мог позволить ему приобрести вполне приличное жильё в центральной Европе. Но он прекрасно понимал, что в силу валютной разницы, его капитал очень сильно уменьшался в стоимости при переводе на Евро, и это, в свою очередь, означало, что после переезда, ему пришлось бы полностью менять свой образ жизни.

Единственное, что в некотором роде приносило Льву облегчение, было осознание того, что его образ жизни, бездетного холостяка, не связанного семейными обязательствами, позволял ему определённую мобильность.

Оставляя наиболее волнительные вопросы «на потом», мужчина переключал своё внимание на другие вопросы, которые хоть и не были такими насущными, но приковывали к себе его внимание не в меньшей степени.

Льва интересовала история места, в котором ему предстояло провести ближайшие несколько месяцев, и ради того, чтобы заполнить каверны своих, довольно посредственных в этом вопросе знаний, мужчина принялся отыскивать исторические и культурологические статьи, касающиеся села Янтарное.

С поиском информации не было никаких проблем. Очень быстро Лев узнал о истории коренного народа, обитавшего на территории современного города. Затем был более интересный исторический период, связанный с активным влиянием ливонского ордена. Затем Лев углубился в период так называемой прусской юрисдикции. Фактически, то что называется «посёлок Янтарный», существует с тысяча девятьсот сорок шестого года, и является результатом политики Советского союза в послевоенный период. Однако, в двадцатом веке роль янтаря уже не представлялась достаточно существенной, чтобы извлекать из этого достаточную выгоду. Из-за специфики экономических отношений в СССР, вся калининградская область испытывала определённые трудности, существуя главным образом на остатках инфраструктуры еще того периода, когда Калининград носил гордое название Кёнигсберг – «королевская гора» Этот величественный город просуществовал с тысяча семьсот семьдесят третьего года по тысяча девятьсот сорок шестой. В этот период Кёнигсберг являлся административным центром восточной Пруссии.

Сегодня подобные темы предпочитают не поднимать, полагая, что их «измусоливание» вызовет больше противоречий, в то время как страна нуждается в «консолидирующем факторе» К сожалению, и Лев всегда понимал это, «политическая консолидация» всегда имеет очень мало общего с правдой.

Ещё в первой половине двадцатого века, в тысяча девятьсот девятнадцатом году в Кёнигсберге был открыт один из первых во всей Европе аэропортов, получивших название Девау. Этот авиаузел связал Пруссию, Прибалтику и Москву, положив начало полноценному международному сообщению.

Сама культура Пруссии предрасполагала развитие, неразрывно связанное с милитаризмом, и соответственно – с укреплением собственной государственности. Играющий мускулами город расширялся вплоть до Второй мировой войны, дополняя к собственным архитектурным сооружениям и элементам передовой на тот момент инфраструктуры оборонительные кольца из каменных стен.

Примечательным Лев находил ту самообеспеченность, не только в экономическом, но и в культурном плане, которую проявлял Кёнигсберг. Так, например, выпускники знаменитой на весь мир Кёнигсбергской академии художеств самостоятельно разрабатывали и реализовывали художественные, архитектурные композиции, делавшие город индивидуальным.

Судьба, тем не менее, часто бывает не благосклонна к тем, кто склонен проявлять выдающиеся черты своего характера. На их долю судьба склонна выбрасывать наиболее изощрённые испытания, и вопреки распространённому христианскому принципу о том, что всевышний никогда не посылает испытания сложнее, чем «испытуемый» может вынести, к Кёнигсбергу были безжалостны как «бог», так и судьба.

Оказавшись между «молотом и наковальней», ещё до окончания тысяча девятьсот сорок четвёртого года Кёнигсберг уже был сильно разрушен под бесчисленными бомбовыми ударами королевских ВВС Великобритании, которые проводили карательную операцию «Возмездие». При этом, памятуя о пережитом унижении и собственной трусости в ходе океанских боестолкновений, Великобритания отважно бомбардировала центр Кёнигсберга, лишённый военных объектов, и соответственно средств противо-воздушной обороны. Результатом такой тактики стала гибель сотен тысяч мирных жителей Кёнигсберга, большинство которых не имели никакого отношения к НСДП.

Помимо людских жертв, пострадали объекты инфраструктуры и культурного наследия, восстановление которых в будущем оказалось за пределами интереса «победителей».

До самой зимы тысяча девятьсот сорок пятого года, гарнизон обескровленного Кёнигсберга находился под командованием Отто Ляша, однако как сам город-крепость, так и его гарнизоны были окружены до самой весны. Лишь пятого апреля того же года начался штурм Кёнигсберга.

Взятие Кёнигсберга в сложившихся обстоятельствах, имело больше символическое значение, нежели стратегическое. И как это часто бывает, российский менталитет главнокомандующих превыше всего ценит «символ», нежели собственного солдата. Маршал СССР Василевский Александр Михайлович решил ради достижения «символической цели» пойти на «материальные потери», разменивая в качестве «валюты» за которую покупалась победа, жизни личного состава. Этот маршал впервые применил тактику пехотного наступления до окончания артиллеристской подготовки.

Знания Льва относительно отечественной «военной премудрости» позволяли ему практически безошибочно предположить, в чём заключался гениальный план маршала.

Дело в том, что оборонявшиеся, под тяжёлым огнём советской артиллерии, занимали пассивное положение в ожидании окончания залпов, и подхода пехотной атаки. Однако маршал Василевский погнал солдат красной армии в атаку ещё задолго до того, как стихли залпы собственной артиллерии. Это позволило пехоте достичь укреплений противника ещё до того, как те успели поднять головы, но минимум одна тысяча и двести советских военнослужащих погибли под собственным огнём в период продвижения к укреплению противника. Разумеется, что эта цифра была многократно занижена, ведь численность оборонявших Кёнигсберг бойцов едва насчитывалось четыреста человек. Уже тридцатого сентября того же года, в захваченном городе был заложен памятник памяти тем бойцам, которых убил их собственный командующий. Но в общей истерии после Мая сорок пятого, это обстоятельство уже не имело никакого значения. Факт оставался фактом, десятого апреля тысяча девятьсот сорок пятого года над Кёнигсбергом было поднято красное знамя, что ознаменовало конец Кёнигсберга и начало «особого пути» города Калининграда и прилегающих к нему муниципальных образований.

Лев отыскал цифры, согласно которым, после передачи Кёнигсберга в советскую юрисдикцию, на территории города-крепости оставалось приблизительно двадцать тысяч человек немецкого населения из трёхсот семидесяти тысяч, проживавших в городе до войны.

Лев понимал, что любые цифры, касались ли они мёртвых или живых, врагов или союзников, постоянно занижались. Советская статистика не отличалась объективностью, будучи политизированной и не имея квалифицированных кадров. Поэтому, когда он прочитал, что в период между сорок седьмым и пятидесятым годами всё оставшееся в Кёнигсберге немецкое население было выдворено в Германию, у него на лице невольно появилась саркастическая ухмылка. Он понимал, что если это и было правдой, то нигде не уточнялось, в какую германию эти люди были депортированы, в цивилизованное ФРГ, находившееся в зоне американской оккупации или в ГДР, превращённую в советскую трудовую колонию, где царила полнейшая разруха, а люди продолжали умирать от голода.

Не менее прискорбно сложилась судьба культурного и исторического наследия Кёнигсберга, ведь оказавшись под юрисдикцией СССР, наука надолго покинула некогда величественный город. В тысяча девятьсот шестьдесят девятом году, некий Николай Коновалов, в должности секретаря областного комитета КПСС распорядился взорвать центральный замок Кёнигсберга, на тот момент уже Калининграда, вопреки множеству протестов, которые громко звучали из-за границы, и беззвучно резонировали в умах жителей некогда великого города.

Насколько Лев уже успел узнать, «воз» оставался и ныне там, поскольку уже в нынешнем Калининграде до сих пор не принято окончательного решения по поводу судьбы исторического наследия города. Как это происходит уже в современной России, все те вопросы, которые требуют бюджетных средств и не обещают прямых дивидендов в краткосрочной перспективе, остаются на уровне несостоявшихся «референдумов»

Лев встал из-за стола, судя по времени, он довольно долго читал различные статьи. Его не удивляло то, насколько легко он мог забывать о времени, погружаясь с головой в изучение интересующих его вопросов. Расхаживая по гостиной, меря пол широкими шагами, Лев поймал себя на мысли, что он уже очень давно не позволял себе вот так вот взять и погрузиться в то, что было ему по-настоящему интересно. Все последние годы, что он работал на исследовательский центр, его свободное время приносилось в жертву только тех вопросов, которые составляли интересы других людей. Разумеется, работая в рамках узкой группы специалистов над заданием, которое им ставил Кирилл Генрикович, не исключала своих открытий и ценного опыта. Но только теперь, когда позади оставались «начальники» и «дэд-лайны», Лев понимал значения новомодного термина «freefall»

Было довольно поздно, но в то же самое врем, мужчина мог позволить себе подниматься в любое, сколь бы то не было позднее время. Будучи не вполне уверен, хочется ли ему спать, Лев отошёл на кухню, чтобы вскипятить немного воды для зелёного чая.

Окунув чайный пакетик в горячую воду, мужчина дождался, пока вода окрасится в характерный светло-зелёный оттенок, свидетельствующий о должной степени готовности напитка.

Вернувшись в гостиную, Лев уже машинально подошёл к окну, смотрящему на берег и поставил свою кружку на подоконник.

Снаружи окончательно стемнело, но из-за отступивших облаков обнажилась луна, которая теперь висела в небе большущим бледным кругом, и при её созерцании, Лев словно ощущал какими-то до селе неизвестными ему чувствами особые характеристики луны.

– Какие только могут быть особенности у этого камня, покрытого миллиардами тонн пыли? – спросил самого себя мужчина, то и дело отпивая уже начавший остывать чай.

Размышляя над заданным самому же себе вопросом, Лев пришёл к выводу, что у той луны, которая обитала на местном небосводе, всё-таки имелись свои собственные черты. Или из-за её близости, или в силу не перестававшего шуметь моря, местная луна обретала ощутимые безмолвие и неподвижность.

Внезапно, Лев отбросил в сторону свои отстранённые мысли. В бледном свете луны, который падая на каменистый берег, отражался от его поверхности, мужчина заметил одинокую фигуру. Кто-то находился на старом волнорезе, как раз там, куда днём ему довелось сходить, в поисках неизвестного мальчишки, не весть откуда объявившегося на берегу.

Присмотревшись на столько, на сколько это позволяло специфическое, лунное освещение, Лев пришёл к выводу, что там, на вершине старинной бетонной конструкции стоял тот-же самый человек, которого он видел прошлым днём. Лев вновь заставил себя поверить, что это мог быть только ребёнок. Но если в предыдущий раз таинственная фигурка проследовала вдоль берега, явно занятая собственными делами, а потом словно исчезла, то теперь, кто бы это ни был, он стоял на вершине старого волнореза и судя по всему смотрел прямо на дом Льва.

Это осознание внезапно заставило сердце мужчины сжаться, ему сделалось неприятно, что кто-то вот так пялится на его дом, ночью, невзирая ни на нормы приличия, ни на здравый смысл.

У мужчины в голове образовался целый рой мыслей, большинство из которых были совершенно абсурдными.

– Кто мог отпустить своего ребёнка в такой час одного на берег? – спрашивал себя Лев – Или у него нет родителей, беспризорный?

В какой-то момент мужчина почувствовал, что даже с такого приличного расстояния, он не может долго фокусировать взгляд на фигурке, которая стояла неподвижно.

Лев то и дело отводил взгляд, то на свою кружку, то на подоконник. Таким образом, он словно восполнял растрачиваемые запасы уверенности, после чего его взгляд вновь устремлялся туда, на волнорез. Фигурка оставалась на своём месте, более того, она не двигалась, длительное время не позволяя себя совершить даже малейшее движение. Это было полным абсурдом, но в какой-то момент Лев мысленно провёл аналогию между созерцаемой фигуркой и тем, как он себе представлял полевое пугало.

– В любом случае, – заявил мужчина вслух, зная, что звук его собственного голоса часто предавал ему дополнительной уверенности в себе – нужно выяснить это и разобраться.

Накинув тонкий ветряк и выходя из дома, Лев намеривался добежать до волнореза и застать там мальчугана, который уже второй день подряд становится причиной неясного эмоционального дискомфорта.

Лев, оказавшись за порогом дома, тут же перешёл на бег, взяв направление в сторону волнореза. Однако спустя несколько секунд, он споткнулся, едва удержал равновесие, но продолжил свой путь. Теперь он старательно смотрел себе под ноги, понимая, что ночью ему не следовало, как оголтелому, носиться по каменистому пляжу.

Однако мужчина интенсивно перебирал ногами, он старался периодически смотреть туда, куда ему нужно было добраться, но поскольку ради собственной безопасности Лев был вынужден всё время смотреть под ноги и выбирать места, куда он мог бы наступать без опаски поскользнуться или оступиться, он неизбежно смещался в сторону от выбранной траектории. Наконец впереди показался волнорез, при свете луны его бетонные стены местами казались чёрными, а местами напротив, щербатая поверхность старого бетона принимала оттенок схожий с оттенком самой луны.

Одного взгляда на вершину конструкции было достаточно, чтобы Лев понял, на волнорезе никого не было. Это обстоятельство ошеломило мужчину, он испытывал удивление и негодование одновременно. Выругавшись, он сплюнул на камни, и переведя дыхание, принялся обходить волнорез, чтобы иметь возможность убедиться, что никто не прятался за конструкцией. Лев не смог отказать себе в том, чтобы влезть на волнорез. Оказавшись на верхних плитах конструкции, мужчина убедился, что здесь никого не было. Верхние плиты буквально утопали в лунном свете, так, что всё окружающее пространство за пределами конструкции казалось теперь кромешной тьмой.

Лев подошёл к самому краю волнореза и посмотрел вниз. Хотя высота стены составляла не больше двух с половиной метров, за пределами верхних плит ничего не было видно. Это обстоятельство не могло не удивлять мужчину. Подойдя к тому самому месту, где как ему казалось, он видел одинокую фигуру, мужчина посмотрел в направлении, в котором должен был располагаться его дом. Лев убедился, что с этой позиции можно было видеть контур дома и свет в окне, выходящем на берег. Но не могло быть и речи о том, чтобы различить что-то конкретное с такого расстояния и при таком освещении.

Ветер, надувавший с моря, теперь бил в спину мужчине, и ему было приятно ощущать приносимую ветром свежесть и прохладу. Однако, стоя на том же самом месте, Лев вдруг поймал себя на мысли, что ему по совершенно необъяснимой причине не хочется опускать свой взгляд туда, где была расщелина в бетонных плитах. Из расщелины доносился уже знакомый мужчине запах стоячей воду, но помимо запаха, ничего больше оттуда не исходило, казалось, что на всю свою глубину расщелина была заполнена непроницаемой тьмой.

Сделав несколько шагов в сторону, Лев всё же пересилил самого себя и посмотрел в расщелину.

– А мне, оказывается, трудно отказать своей собственной фантазии в изобретательности! – заключил вдруг Лев, осознавая как его мысли, словно высвободившись из-под контроля рационального мышления, устремились в расщелину.

Достигнув неведомого дна, там, где стояли заплесневелые воды, омывавшие поросшие толстым налётом водорослей стены, мысли нащупали неведомое дно, и что-то ещё. Это что-то ответило неясным, не воспринимаемым стандартными органами чувств, резонансом. И вот уже эти мысли, побывавшие там, и скорее всего заражённые чем-то неведомым, устремлялись обратно, прочь из расщелины. Словно стая чёрных воронов, высвобожденных из длительного заточения в тесной клети, заражённые мысли, такие же чёрные, как и оперенье воронов, вырывались наружу из расщелины. Некоторые из них сразу же устремлялись обратно в сознание того, кем они были созданы, иные – какое-то время кружили вокруг, но всё равно возвращались.

Вернувшись, эти мысли порождали в породившем их сознании образы, которым не находилось никакого объяснения. Эти образы, размытые, спутанные, были непременно связаны с волнением и тревогой.

Лев на какой-т момент закрыл глаза, и увидел обрывки сцены, в которой двое совершенно неизвестных ему людей плыли в старой деревянной, вёсельной лодке по спокойной воде, окружённые густым, липким туманом. Это были мужчина и женщина, мужчина правил вёслами, женщина куталась в несколько изодранных шалей, её била крупная дрожь, она была на очень позднем сроке беременности.

Примечательным в этой сцене было и то, как мужчина смотрел на женщину напротив себя. В его взгляде читалось презрение, он не мог подолгу смотреть на женщину, не отводя взгляда, ему хотелось плеваться за борт лодки. Лев был уверен, что мужчине едва хватало сил удержаться от того, чтобы не вскочить на ноги и не размозжить женщине голову ударом весла.

Женщина продолжала дрожать, по её лицу текли слёзы, но единственным, что срывалось с её уст, было облаком пара от выдыхаемого в окружающее пространство воздуха.

Лев вновь раскрыл глаза, обнаружив, что он по-прежнему стоял на волнорезе, в том же самом месте, в нескольких шагах от расщелины. Теперь, тем не менее, всё несколько переменилось. Тьма перестала быть такой густой, а лунный свет освещал равномерно всё пространство вокруг. Прежде чем спуститься с волнореза, мужчина опустился на одно колено подле расщелины. Ему показалось, что в нескольких дюймах ниже верхнего края плиты что-то мерно покачивалось. Осторожно дотянувшись до непонятного предмета, мужчина нащупал металлическую проволоку, довольно толстую в диаметре. Вытянув предмет на поверхность, Лев обнаружил, что это была насквозь проржавевшая, старая ловушка для крабов. Такими самодельными приспособлениями ловили крабов и других прибрежных ракообразных. На противоположном конце проволоки размещалось что-то на вроде клети, куда укладывалась приманка в виде тухлого мяса. Затем вся конструкция помещалась в место, где предполагалось обитание крабов. Животное забиралось в клеть и начинало поедать тухлятину, но так как этот процесс занимал достаточно длительное время, ловец возвращался через какое-то время к своей ловушке и вытягивал клеть, изымая незадачливого краба.

Льву были знакомые подобные приспособления, хотя он никогда и не жил на море. Ему доводилось видеть такую методику охоты ещё в детстве, когда он с родителями был на Чёрном море.

– Да, – протянул мужчина, рассматривая свою находку, от которой сильно воняло тухлятиной – похоже эту вот ловушку как раз оставили здесь в тот самый период.

Мужчина уже хотел отбросить ловушку в сторону за ненадобностью, но что-то его остановило. Он улыбнулся и вернул приспособление на своё место, после чего он осторожно спустился с волнореза и вернулся в свой дом.

Оказавшись в гостиной, Лев почувствовал себя сильно уставшим. Он не вполне понимал, что послужило причиной столь внезапной перемене в самочувствии, но теперь ему казалось, будто бы он весь день «отпахал» и ему как никогда хотелось поскорей упасть на диван и заснуть.

Не найдя достаточных причин, чтобы сопротивляться этой заманчивой идее, Лев фактически свалился на диван. Уже лёжа он заметил, что форточка окна, выходящего на берег так и не была закрыта. Собираясь подняться и исправить это упущение, мужчина в последний момент передумал, предпочтя позволить остаткам морского бриза наполнять гостиную своим ароматом.

Глава 2

Феликс вёл свой автомобиль, крепко вцепившись в рулевое колесо. От напряжения в руках мужчины, пластиковая конструкция грозила деформироваться, а так как это быль так называемый «мульти-руль» на панель которого выводились многие важные функции управления органами автомобиля, поломка руля выводила из строя и всё транспортное средство целиком.