Убийца шута

Я заключил руку Чейда в свои ладони. Посмотрел на его осунувшееся лицо, на губы, чуть подрагивавшие с каждым вздохом. Сосредоточился на нем и снова потянулся к нему с помощью Силы. Моя мысленная хватка была нетвердой, скользила, как будто я пытался схватить стеклянный шар намыленными руками. Я стиснул зубы и сделал то, что он всегда порицал. Я отыскал его при помощи Дара, сосредоточился на животной жизни, на ее токе сквозь тело, а потом вонзил в него Силу, как иглу.

Я начал со списка имен:

Чивэл. Верити. Шрюд. Фаллстар. Видящий. Баррич. Кетриккен.

Я назвал каждого, кто был нам дорог, надеясь хотя бы на судорогу в знак ответа. Ничего не произошло. Под конец я упомянул леди Тайм, лорда Голдена и Проныру.

Потерпев неудачу со списком, я открыл глаза. В комнате вокруг меня было тихо. Король Дьютифул по-прежнему сидел по другую сторону кровати. В окне позади него солнце клонилось к закату.

– Я отослал всех, – тихонько проговорил он.

– У меня ничего не вышло.

– Я знаю. Я слушал.

Воспользовавшись тем, что мы остались наедине, я присмотрелся к своему королю. Они с Неттл были почти одного возраста, и между ними существовало определенное сходство, заметное для сведущего человека. У обоих были темные кудрявые волосы, типичные для Видящих. У нее был прямой нос и решительный рот, как и у него. Но Дьютифул вымахал выше меня, в то время как Неттл была лишь чуть-чуть выше матери. Дьютифул сейчас сидел, сложив руки пирамидкой и кончиками пальцев касаясь рта, взгляд у него был мрачный. Мой король. Третий Видящий король, которому я служил.

Дьютифул встал, со стоном размял спину. Его собака, подражая хозяину, встала и потянулась, низко припав на передние лапы. Он прошел к двери, открыл ее и сказал:

– Еды, пожалуйста. И миску воды для Гонца. И немного хорошего бренди. Две чашки. Передайте матушке, что пока наши действия не возымели успеха. – Он закрыл дверь и повернулся ко мне. – Что? Почему ты улыбаешься?

– Каким же ты стал королем, Дьютифул! Верити бы гордился тобой. Он тоже мог сказать «пожалуйста» слуге, занимающему самое низкое положение, без намека на иронию. Итак. Мы не разговаривали много месяцев. Как тебе корона?

Вместо ответа он ее снял и тряхнул головой. Положил на прикроватный столик Чейда и сказал:

– Иногда кажется тяжелой. Даже эта, а официальная, которую я должен надевать, когда рассматриваю споры, еще хуже. Но кто-то должен ее носить.

Я знал, что он говорит не о весе как таковом.

– А твоя королева и принцы?

– С ними все хорошо. – Он вздохнул. – Она скучает по дому и той свободе, что была у нее, когда она еще не стала королевой Шести Герцогств, а оставалась нарческой. Теперь вот снова отправилась с мальчиками навестить материнский дом. Знаю, это в традиции ее народа, материнская линия имеет главенствующее значение. Но моя мать и Чейд оба считают, что я безумец, раз позволяю так часто рисковать обоими сыновьями в море. – Он печально улыбнулся. – Однако мне по-прежнему тяжело отказывать жене, когда она чего-то желает. И, как она отметила, они в той же степени ее сыновья, как и мои. После того как Проспер прошлой зимой неудачно упал с лошади во время охоты, она сравнила то, что я с ними делаю, с тем, как берет их с собой в путешествие по воде. И она переживает, что так и не родила дочь для своего материнского дома. А ведь мне в каком-то смысле легче из-за того, что у нас только сыновья. Если мне не придется решать, где моя дочь будет расти, я сочту это благословением. Но она волнуется, что вот уже четыре года не беременеет. Вот такие дела.

– Она еще молода, – уверенно сказал я. – Тебе сколько, чуть за тридцать? А она еще моложе. У вас есть время.

– Но у нее было два выкидыша… – Он умолк и уставился на тень в углу. Пес у его ног заскулил и посмотрел на меня с укоризной. Дьютифул наклонился и погладил его. На минуту мы все затихли. Потом, явно меняя тему разговора, король кивком указал на Чейда. – Он тонет, Фитц. Что нам теперь делать?

Нас прервал стук в дверь. На этот раз я поднялся и отправился открывать. Вошел паж, неся поднос с едой. За ним еще трое, один нес графин теплой воды, тазик и полотенца, другой – бренди и чашки. Последней, немного пыхтя от натуги под тяжестью столика, вошла девочка. Дьютифул и я молча ждали, пока нам подготовят трапезу и воду для умывания. Пажи построились, дружно поклонились и подождали благодарностей Дьютифула, прежде чем уйти. Когда дверь закрылась, я взмахом руки указал на столик. Гонец уже был у своей миски и шумно лакал.

– Поедим. Попьем. И попробуем опять, – сказал я королю.

Так мы и сделали.

Глубокой ночью, при свете свечей, я намочил тряпицу и увлажнил губы Чейда. Теперь я чувствовал себя так, словно совершал бдение у смертного одра. Я давно забросил поиски отдельного слова и просто завел с ним длинный разговор обо всем, что помнил с той поры, когда он учил меня быть убийцей. Меня постепенно унесло с рассказа о том, как он учил меня смешивать яды, к нашей сумасбродной поездке к Кузнице. Я прочитал наизусть несколько учебных стишков о целительных свойствах растений. Я вспомнил наши ссоры, а еще минуты, когда мы были наиболее близки, все еще надеясь, что случайное слово окажется ключом. Ничего не сработало. Дьютифул бодрствовал вместе со мной. Другие появлялись и исчезали на протяжении ночи, входя и выходя из комнаты, точно тени, движущиеся вместе с прохождением солнца. Олух посидел с нами немного, бестолково предлагая слова, которые мы уже опробовали. Неттл наведалась в старый кабинет Чейда и перерыла свитки и другие предметы на его столе. Принесла их нам, чтобы изучить. Ни один не дал зацепки. Напрасные часы сдирали с нас надежду, как пропитанную гноем повязку с незаживающей раны. Мой робкий оптимизм сменился желанием, чтобы все закончилось.

– Названия растений мы пробовали?

– Да. Помнишь?

– Нет, – признался Дьютифул. – Я слишком устал. Не могу думать о том, что мы попробовали, а чего не попробовали.

Я положил руку Чейда на медленно вздымавшуюся и опускавшуюся грудь старика и перешел к столику, где в беспорядке громоздились предметы с его рабочего стола. Наполовину сгоревшие свечи озаряли свиток о том, как вложить сообщение в камень с помощью Силы, свиток об изготовлении сыра и старый пергамент о предсказании будущего по изображению в миске с водой. Вдобавок к этому имелся брусок камня памяти, чистый от каких-либо воспоминаний или сообщений, сломанное лезвие ножа и винный бокал с засушенными цветами в нем. Дьютифул встал и присоединился ко мне.

– Сломанное лезвие? – спросил он.

Я покачал головой:

– Пустяки. Он всегда спешил, пытаясь открыть что-нибудь при помощи ножа. – Я ткнул брусок камня памяти. – Откуда это? С Аслевджала?

Дьютифул кивнул:

– За последние пять лет он совершил несколько путешествий туда. Его в высшей степени интересовало все, что ты ему рассказал о цитадели Кебала Робреда и Элдерлингах, которые ее создали и жили там много веков назад. Никто из нас не одобрял его поисков приключений, но ты же знаешь Чейда. Ему не нужно ничье согласие, кроме собственного. Потом он внезапно перестал туда ездить. Подозреваю, что-то случилось, он испугался и вспомнил о здравомыслии, но никогда об этом не говорил. Наверное, гордость не позволяла ему признаться, ведь тогда кто-то из нас мог бы сказать: «Мы же тебя предупреждали». Во время одного из путешествий на остров он нашел комнату с разбросанными брусками камня памяти и привез обратно небольшой мешок с образцами оттуда. В некоторых нашлись воспоминания, в основном поэзия и песни. Другие оказались пусты.

– И недавно он что-то поместил в один из них и послал тебе.

– Да.

Я уставился на Дьютифула. Он медленно выпрямился, испытывая смятение пополам с облегчением.

– Ох! Так это и есть ключ, верно?

– Ты помнишь, о чем там говорилось?

– Безусловно. – Он подошел к кровати Чейда, присел и взял его за руку, чтобы легче установить связь посредством Силы. Произнес вслух: – Где фиалка на платье у леди цветет, мудрый старый паук ловушку плетет.

Мы оба улыбались. Но когда улыбка на лице Дьютифула поблекла, я спросил его:

– Что не так?

– Никакого ответа. Он все так же невидим для моей Силы.

Я быстро пересек комнату, сел и взял Чейда за руку. Сосредоточился на нем и использовал голос и Силу одновременно:

Где фиалка на платье у леди цветет, мудрый старый паук ловушку плетет.

Ничего не произошло. Рука Чейда безвольно лежала в моей.

– Может, он слишком слаб, чтобы ответить, – предположил Дьютифул.

– Тише.

Я выпрямился и надолго умолк. «Фиалка на платье у леди… Фиалка на платье у леди…» Было в этом что-то, что-то давно забытое. Потом я вспомнил. Статуя в Женском саду. В дальнем углу, под густой сенью сливового дерева. Там, где тени были густыми и холодными даже в разгар лета, стояло изваяние Эды. Богиня сидела, небрежно сложив руки на коленях. Она была там уже давно. Я припомнил маленькие папоротники, проросшие в мшистых складках ее платья. И да, у нее на коленях были фиалки.

– Мне нужен факел. Я знаю, где он спрятал ключ. Я пойду в Женский сад, к статуе Эды.

Чейд внезапно судорожно втянул воздух. На миг я испугался, что это его последний вздох. Потом Дьютифул, оживившись, проговорил:

– Вот и ключ! Старый паук – это Чейд. Эда, в Женском саду.

Когда он произнес имя богини, как будто разошлись тяжелые шторы и Чейд открылся Силе. Дьютифул отправил магический призыв Неттл, Олуху и Стеди, но не стал ждать, пока прибудет остаток королевского круга.

– Ему хватит сил? – резко спросил я, отлично зная, что принудительное исцеление безжалостно выжигает резервы человеческого тела. Сама магия не исцеляет; она всего лишь вынуждает тело ускорить процесс.

– Мы можем позволить, чтобы остаток его сил был медленно поглощен умиранием, или можем сжечь все, пытаясь его исцелить. Что бы ты предпочел на месте Чейда?

Я стиснул зубы и не ответил. Я не знал. Но зато знал, что Чейд и Дьютифул однажды приняли это решение за меня и его последствия все еще сказывались на мне: мое тело рьяно восстанавливалось после любого ущерба, хотел я того или нет. Но разумеется, я могу сделать так, чтобы Чейда не постигла подобная участь: я пойму, когда остановить исцеление. Я пообещал это себе и отказался гадать, что выбрал бы сам Чейд.

Я установил с Дьютифулом крепкую магическую связь, и мы вместе окунулись в Чейда. Я смутно осознавал, что Неттл пришла и присоединилась к нам, а потом появился Олух, растерянный спросонок, но покорный зову, и наконец Стеди влился и прибавил свою Силу к нашим совместным усилиям.

Я был ведущим. Я не был среди них самым могущественным мастером Силы. Им был Олух, чей природный талант прятался за внешностью простофили. За ним шел Стеди, кладезь мощи для мастера Силы, пусть даже сам он не мог проникнуть внутрь и использовать ее по своему усмотрению. Дьютифул был лучше обучен различным видам использования Силы, чем я, а Неттл, моя дочь, владела ею с бо́льшим искусством. Но я вел, опираясь на опыт прожитых лет и дорогой ценой полученные знания об устройстве человеческого тела. Сам Чейд обучил меня этим вещам, пусть и не как лекаря, но как ученика убийцы – ведь убийце необходимо знать, где прижать палец, чтобы человек задохнулся, или где вонзить нож так, чтобы с каждым ударом сердца из раны извергался фонтан крови.

Но, несмотря на все это, я не мог «заглянуть» внутрь тела Чейда при помощи Силы. Скорее я прислушался к его телу и почувствовал, где оно пыталось исправить себя. Я наделил эти попытки силой и целью и воспользовался своими знаниями, чтобы применить их там, где нужда была наиболее серьезной. Боль – не всегда лучший указатель ущерба. Сильная боль может обмануть разум, который решит, что она возникла там, где повреждения сильнее всего. И потому, связанные с Чейдом посредством Силы, мы плыли против течения его боли и страха, чтобы увидеть скрытое повреждение внутри его черепа – место, где раньше кровь текла свободно, а теперь ей что-то препятствовало, и она собралась там ядовитым пузырем.

За мной стояла совокупная сила умелого круга, чего я раньше никогда не испытывал. Это было опьяняющее чувство. Я привлек их внимание к тому, что хотел исправить, и они объединили усилия, чтобы убедить тело Чейда сосредоточить там свою энергию. Это было так просто… Передо мной, точно роскошный гобелен, развернулись безграничные возможности, искушая. Что я мог сделать! Я мог переделать человека, вернуть ему молодость! Но тело Чейда не принадлежало мне, чтобы я мог распоряжаться его богатством. У нас Силы хватало с запасом для такого дела, но не у Чейда. И потому, когда я почувствовал, что мы одолжили его телу столько своей магии, сколько оно могло использовать и действенным образом перенаправить, я отвел круг назад, выгнал из плоти Чейда, словно они были стайкой цыплят, забредшей в запретный сад.

Я открыл глаза и увидел темную комнату и встревоженные лица, озаренные свечами. По лицу Стеди текли струйки пота, и воротник его рубашки промок. Он дышал, точно гонец, который только что доставил сообщение по эстафете. Неттл подпирала подбородок обеими руками, растопыренными пальцами обхватив щеки. Олух разинул рот, а мой король покрылся потом с ног до головы. Я моргнул и почувствовал далекий барабанный бой приближающейся головной боли. Я улыбнулся всем тем, кто помогал мне.

– Мы сделали, что могли. Теперь надо оставить его в покое и позволить телу восстановиться не спеша. – Я медленно поднялся. – Идите. Идите и сейчас же отдохните. Ступайте же. Здесь теперь нам нечего делать. – Я выгнал их из комнаты, не обращая внимания на то, как неохотно они уходили.

Стеди теперь опирался на руку сестры.

– Покорми его, – шепнул я, когда они проходили мимо, и моя дочь кивнула.

– Ага, – от всего сердца согласился Олух и последовал за ними.

Только Дьютифул осмелился воспротивиться мне и снова сел рядом с кроватью Чейда. Пес зевнул и упал на пол у ног короля. Я покачал головой, глядя на них, сел на свое место и, забыв отданные кругу приказы, потянулся к сознанию Чейда:

Чейд?

Что случилось? Что случилось со мной? – Его разум был растерян и блуждал в потемках.

Ты упал и ударился головой. Потерял сознание. И поскольку ты запечатал себя от Силы, нам пришлось попотеть, чтобы добраться до тебя и исцелить.

Я ощутил его мгновенную панику. Он потянулся к своему телу, как человек, который охлопывает карманы, чтобы убедиться, что его не ограбил какой-нибудь воришка. Я знал, что он обнаружил следы, оставленные нами, и что они обширны.

Я очень ослабел. Я почти умер, верно? Дай воды, пожалуйста. Почему вы позволили мне уйти так глубоко?

От его укора я на миг разозлился, но сказал себе, что сейчас не время для обид. Поднес чашку к губам Чейда, одновременно приподняв ему голову. Не открывая глаз, он слабо коснулся губами края чашки и шумно всосал воду. Я снова наполнил чашку, и на этот раз он пил медленнее. Когда Чейд отвернулся от нее, давая понять, что выпил достаточно, я поставил чашку на столик и спросил:

– Почему ты повел себя так бестолково? Даже не сообщил никому из нас, что запечатал себя от воздействия Силы. И зачем вообще ты это сделал?

Он был все еще слишком слаб, чтобы ответить вслух. Я снова взял его за руку, и его мысли коснулись моих:

Защищал короля. Я знаю слишком много его секретов. Слишком много секретов Видящих. Не могу оставлять такую щель в доспехах. Все круги следует запечатать.

Тогда как мы сможем общаться друг с другом?

Защита действует только во сне. Бодрствуя, я бы почувствовал, кто ко мне тянется.

Ты не спал. Ты был без сознания и нуждался в нас.

Маловероятно. Просто… немного не повезло. И даже если так… ты пришел. Ты разгадал загадку.

Его мысли таяли. Я знал, как он устал. Мое собственное тело взывало ко мне об отдыхе. Магия Силы – тяжелый труд. Такой же выматывающий, как охота. Или бой. Это и был бой, верно? Вторжение в личные владения Чейда…

Я вздрогнул и проснулся. Я все еще держал руку Чейда в своей, но теперь он погрузился в глубокий сон. Дьютифул, распростершись в своем кресле по другую сторону кровати, тихонько похрапывал. Его пес поднял голову и на миг уставился на меня, а потом снова опустил ее на передние лапы. Мы все были без сил. При свете догорающих огарков свечей я изучил изнуренное лицо Чейда. Он выглядел так, словно постился много дней. Лицо так исхудало, что были видны кости черепа. Рука, которую я все еще держал, была связкой костей в мешке из кожи. Он будет жить, но ему придется много дней восстанавливать свое тело и силы. Завтра им овладеет ненасытный голод.

Я со вздохом откинулся на спинку, но спина ныла после сна в кресле. Ковры на полу комнаты выглядели толстыми и манящими. Я вытянулся возле кровати Чейда, точно верный пес. И уснул.

Я проснулся оттого, что Олух наступил мне на руку. Я подскочил, выругавшись, и чуть не выбил поднос у него из рук.

– Нельзя спать на полу! – упрекнул он меня.

Я сел, сжимая пострадавшие пальцы другой рукой. Возразить Олуху мне было нечего. С трудом поднявшись, я рухнул в знакомое кресло. Чейда уже успели немного приподнять в постели. Старик был худ как скелет, и ухмылка на его изможденном лице при виде моего неудобства выглядела жутковато. Кресло Дьютифула пустовало. Олух устраивал поднос на коленях Чейда. Я унюхал чай с печеньями и подогретым джемом. В миске на подносе были яйца всмятку с небольшим количеством масла, сдобренные солью и перцем, бок о бок с рядком толстых ломтей бекона. Мне захотелось броситься на еду и все съесть. Думаю, это отразилось на моем лице, потому что костлявая усмешка Чейда сделалась шире. Он не заговорил, но взмахом руки отпустил меня.

В былые времена я бы первым делом отправился на кухню. Мальчишкой я был любимчиком поварихи. Сделавшись юношей, а затем и молодым мужчиной, я стал есть со стражниками в их шумной и неопрятной столовой. Теперь я связался с Дьютифулом при помощи Силы и спросил, поел ли он. Меня немедленно пригласили присоединиться к нему и королеве-матери в их личных покоях. Я пошел, предвкушая еду и хорошую беседу в придачу.

Кетриккен и Дьютифул меня ждали. Кетриккен, верная традициям Горного Королевства, встала рано и уже слегка перекусила. И все же она сидела с нами за одним столом, и перед ней исходила паром чашка с прозрачным чаем. Дьютифул был столь же голоден, как и я, и устал сильней, потому что пробудился раньше, чтобы поделиться с матерью подробностями об исцелении Чейда. Прибыл маленький караван пажей с едой. Они накрыли на стол, Дьютифул отпустил их, и дверь закрылась, оставив нас в относительном уединении. Не считая утреннего приветствия, Кетриккен хранила молчание, пока мы наполняли свои тарелки, а потом и животы.

Когда мы опустошили первые блюда, Дьютифул начал говорить, иногда с набитым ртом, а я продолжал есть. Лекари навестили лорда Чейда, пока я спал. Они были в ужасе от того, как он похудел, но его аппетит и вспыльчивость убедили их в том, что он поправится. Король запретил Стеди одалживать Чейду силы, если он снова попытается запечатать себя. Дьютифул надеялся, что этого хватит для предотвращения будущих несчастных случаев. Втайне от него я подозревал, что Чейд всегда сможет отыскать способ подкупить или обмануть Олуха, чтобы тот ему помог.

Когда мы начали есть помедленнее и Кетриккен в третий раз наполнила наши чашки чаем, она тихонько проговорила:

– И опять, Фитц Чивэл, ты ответил на наш отчаянный зов. Видишь, как сильно мы по-прежнему нуждаемся в тебе. Знаю, ты теперь наслаждаешься своей спокойной жизнью, и я не стану подвергать сомнению то, что ты ее заслужил. Но я попрошу тебя подумать о том, чтобы проводить, быть может, один месяц каждого времени года здесь, в Оленьем замке, с нами. Уверена, леди Молли понравится быть ближе к Неттл и Стеди на протяжении этого времени. Свифт тоже часто бывает здесь наездами. Она, наверное, скучает по сыновьям, а я знаю, что мы бы с удовольствием приняли тебя здесь.

Это был старый разговор. Мне делали это предложение множество раз, во всевозможных формах. Нам обещали комнаты в замке, милый дом на скалах, с удивительным видом на воды внизу, уютный коттедж на краю овечьих лугов, а теперь предлагали гостить здесь четыре раза в год. Я улыбнулся им обоим. Они прочли ответ в моих глазах.

Для меня вопрос заключался не в том, где я жил. Я просто не желал каждодневной близости с политикой, без которой не обходилась жизнь любого Видящего. Дьютифул ранее высказал мнение, что прошло достаточно времени, чтобы лишь малое количество людей заметило чудесное воскрешение из мертвых Фитца Чивэла Видящего, какой бы позор в прошлом ни навлекли на меня. Я в этом сомневался. Но, даже будучи скромным помещиком Томом Баджерлоком, даже в качестве лорда Баджерлока, как они предлагали, я не хотел снова отправляться в плавание по этим водам. Их течения неизбежно утопили бы меня, увлекли прочь от Молли и затащили в политику Видящих. Дьютифул и Кетриккен это понимали так же отчетливо, как я.

И потому я лишь сказал:

– Если я вам срочно понадоблюсь, то всегда приду. Я доказывал это раз за разом. И если уж пришлось использовать монолиты, чтобы быстро добраться сюда, если будет нужда, я, вероятно, сделаю это опять. Но не думаю, что когда-нибудь снова поселюсь в замке или стану советником при троне.

Кетриккен, похоже, хотела что-то ответить, но Дьютифул тихонько сказал:

– Мама.

Это был не упрек. Может, напоминание, что по этой тропе мы уже ходили. Кетриккен посмотрела на меня и улыбнулась.

– Очень мило с вашей стороны пригласить меня, – сказал я ей. – Мне правда приятно. Если бы вы этого не сделали, я бы испугался, что теперь вы считаете меня бесполезным.

Она ответила мне улыбкой, и мы закончили трапезу. Когда мы вставали, я сказал:

– Я собираюсь навестить Чейда и, если увижу, что за него можно не беспокоиться, хочу отправиться в Ивовый Лес сегодня.

– Через камни? – спросила Кетриккен.

Я отчаянно хотел оказаться дома. Может, поэтому мысль о камнях искушала меня? Или меня манил быстрый и могучий ток Силы, скрывающийся за их резными поверхностями? Король и его мать внимательно смотрели на меня. Дьютифул негромко проговорил:

– Помни, что тебе сказал Черный Человек. Использовать монолиты слишком часто в течение недолгого времени опасно.

Я знал это и без него. Воспоминание о потерянных внутри монолита неделях заставило меня содрогнуться. Я чуть тряхнул головой, с трудом понимая, как я вообще задумался о том, чтобы использовать порталы Силы для возвращения домой.

– Могу я одолжить лошадь?

Дьютифул улыбнулся:

– Ты можешь взять себе любую лошадь в конюшне, Фитц. Ты это знаешь. Выбери хорошую, чтобы прибавить ее к своему табуну.

Я впервые услышал об этом, но не мог не оценить такой жест по достоинству.

Было уже за полдень, когда я отправился навестить старика. Чейд полулежал, опираясь на множество бархатных подушек всех оттенков зеленого. Полог его кровати был раздвинут и закреплен тяжелыми шнурами из витого шелка. Шнурок звонка поместили в пределах досягаемости больного, как и прикроватный столик с миской оранжерейных фруктов. Там были и незнакомые мне плоды и орехи – доказательство нашей оживленной торговли с новыми партнерами с юга. Волосы старика недавно расчесали и стянули в воинский хвост. Когда я впервые повстречался с Чейдом, в этом хвосте посверкивали серые пряди; теперь он ровно серебрился. Лиловый отек и синяк исчезли, оставив после себя лишь желтовато-коричневые тени. Его зеленые глаза были яркими, как полированный нефрит. Но эти признаки здоровья не могли восстановить плоть, потерянную из-за нашего принудительного исцеления. Он выглядит, подумал я, как весьма довольный жизнью скелет. Чейд читал какой-то свиток и отложил его, когда я вошел.

– Что это на тебе надето? – с любопытством спросил я.

Он окинул себя взглядом без тени неловкости.

– Кажется, это называется «ночная кофта». Подарок от джамелийской аристократки, которая прибыла вместе с торговым караваном несколько месяцев назад. – Он провел пальцами по рукаву, богато изукрашенному вышивкой. – Вообще-то, очень удобно. Она предназначена для того, чтобы согревать плечи и спину, если хочешь оставаться в постели и читать.

Я подтащил к его кровати табурет и сел:

– Похоже, у этого предмета одежды весьма узкое назначение.

– В этом он очень джамелийский. Ты знал, что они надевают особую одежду, когда молятся своему двуликому божеству? У нее нет переда или спинки, ее надевают одной стороной вперед, если о чем-то просят мужской аспект, или другой, если молятся женскому аспекту. И… – он прямее сел в постели, его лицо оживилось, как случалось каждый раз, когда он оседлывал какого-нибудь любимого конька, – если женщина ждет ребенка, она носит одну одежду, чтобы родился мальчик, и другую – чтобы родилась девочка.