Череда многоточий. Итог за 5 лет

Возвращаемся к тревожным людям. Вкратце сюжет (без спойлеров): после неудачного ограбления банка в провинциальном шведском городке грабитель захватывает в соседнем доме заложников – клиентов, пришедших на просмотр выставленной на продажу квартиры. При этом оказывается, что истории грабителя и заложников переплетены самым причудливым образом. Но сюжет – всего лишь обрамление для детального описания судеб тех самых тревожных людей. Хотя и повороты сюжета весьма увлекательны и неожиданны.

А судьбы каждого из персонажей ох как непросты, наглядная демонстрация того, что «общество катится к чертовой матери в эпоху кофе без кофеина, безглютенового хлеба и безалкогольного пива».

Практически у каждого из действующих лиц есть в прошлом вполне себе размеренная жизнь, как говорит автор, «работать и оплачивать счета, пользоваться зубной нитью и вовремя приходить на встречи, стоять в очередях и заполнять бланки, вставлять вилки в розетки и собирать мебель, менять летнюю резину и вовремя заряжать телефон, выключать кофеварку и записывать детей на занятия в бассейн». И главное при этом – казаться счастливым, благополучным и прочее. Но это мирное обывательское существование ломается подчистую, когда в жизни каждого из них происходят личные драмы и трагедии. И вот здесь мы как раз и подходим к тому, что внешняя модель шведского «общества всеобщего благоденствия» оказывается не такой уж благостной. Не зря в Скандинавии самый высокий в Европе уровень самоубийств.

И неважно, что происходит – разорение после краха Lehman Brothers или измена любимого человека («пока ты сидишь в туалете, твоя вторая половина листает Тиндер – свайп вправо, свайп влево, – и находит родственную душу»). Уровень стресса и депрессии зашкаливает. Люди просто не понимают, как с этим справляться. Но при этом нужно делать вид, что счастлив, поддерживать образ в соцсетях. «В конце концов тебе становится невыносимо больно только от того, что кожа обтягивает ребра, что невозможно опустить плечи, что всю жизнь ходишь по стеночке, до боли сжав кулаки, в страхе, что тебя кто-то заметит». Страх, тревога, подавленность – каждый находит выход в своем, кто-то следит за знаменитостями в соцсетях, «она тратит все свое свободное время на то, чтобы сокрушаться, что неприятные ей знаменитости в очередной раз не потерпели фиаско», и испытывать бурную радость, от того, что они таки разводятся. Или в бесконечной покупке, переделке и перепродаже квартир. Каждый из персонажей по-своему надломлен, у каждого – свои личные кошмары, старательно упрятываемые за ширму внешнего благополучия. «Люди месяцами испытывают боль, им тяжело дышать, они ходят к врачам, думая, будто проблемы – с легкими. А все потому, что им трудно признать: внутри что-то… треснуло. Что это душевная боль, жидкий свинец в крови, невыносимая тяжесть сдавила грудь.»

Иногда от этой невыносимой тяжести люди идут на отчаянные поступки – то же ограбление банка или совсем крайние меры. В книге одно состоявшееся и одно предотвращенное самоубийство. И здесь надо сказать еще об одном полноценном персонаже книги – это мост, который виден из той самой квартиры и на котором происходили те самые зловещие события. Если хотите, своего рода символ – насколько ты отчаялся? Встань на мосту и подумай: прыгнешь? Или все-таки подождешь? Не самый простой выбор, учитывая те обстоятельства, в которые наших героев загнала жизнь.

Но как раз ситуация с неудавшимся ограблением и нелепым «захватом заложников» становится для героев книги неким переломным моментом. Здесь есть место и пресловутому «стокгольмскому синдрому», и преодолению семейных кризисов через окончательное выяснение отношений, и переосмыслению жизни. Но при этом, конечно, автор прав – герои ведут себя как полные идиоты, как грабители с заложником, так и пара полицейских, отец и сын, у которых своих заморочек в отношениях хватает. Надо отдать должное автору – все это описывается без занудства и морализаторства, динамично и с юмором. Параллельно автор очень удачно простебывает все стереотипы серьезных фильмов и книг о захватах заложников. Все происходит в высшей степени парадоксально – клиентка анализирует своего психотерапевта, в разгар действия появляется человек в маске кролика (привет, «Квартет И»), грабитель то исчезает, то появляется, и так далее.

Мне кажется вполне логичным, что во всем этом бедламе единственным разумным человеком становится старушка Эстель. Что-то в ней есть из того, старого мира, мира до веганов и безглютенового хлеба. Не хочу давать спойлеров, но именно Эстель сыграет решающую роль в разрешении этих кризисов.

И еще один очень важный аспект – постоянные ссылки на «стокгольмцев», на столичных жителей и их стиль жизни. Их недобрым словом поминают и полицейские («сейчас стокгольмских пришлют»), и сами участники драмы с заложниками. И ведь согласитесь, наверное, в любой стране есть такое отношение к столичным жителям, их повадкам и стилю жизни. Вот как об этом говорит автор: «Стокгольм – не столько город, сколько выражение для обозначения всех тех, кто действует нам на нервы и не дает жить спокойной счастливой жизнью. Тех, кто считает себя лучше, чем мы. Банкиров, которые не дают кредиты; психологов, которые задают вопросы, вместо того чтобы прописать снотворное; покупателей, которым достается приглянувшаяся нам квартира; и кроликов, которые уводят наших жен. Всех тех, кто нас не замечает, не понимает, и тех, кому мы безразличны. Стокгольмец у каждого свой, и даже у настоящих стокгольмцев есть свои собственные – «те, что живут в Нью-Йорке», или «политики из Брюсселя», или другие идиоты откуда угодно еще, где люди думают, будто они еще лучше стокгольмцев.» Знакомо, правда?

Наверное, все-таки для того, чтобы что-то в жизни изменилось к лучшему, действительно разок надо побыть идиотом. Так или иначе, ко всем персонажам драмы проникаешься безусловной симпатией. Они ведь хорошие люди, просто оказавшиеся в весьма драматичных жизненных обстоятельствах. И, может быть, не так уж и плохо быть идиотом:

«Правда в том, что это история обо всем на свете, но главным образом об идиотах. Мы делаем все, что можем. Пытаемся научиться быть взрослыми, любить друг друга и вставлять флешку в разъем правильной стороной. Ищем, за что зацепиться, за что бороться, на что надеяться. Изо всех сил стараемся научить детей плавать. Это нас объединяет, и все равно мы остаемся чужими, мы никогда не знаем, как отзовутся в других наши поступки, как твоя жизнь отзовется в моей. Мы спешим по своим делам, в тесном потоке, не замечая, как задеваем друг друга полами своих пальто и тотчас расходимся в разные стороны. Я не знаю, кто ты, мы друг другу чужие.»

Можно совершать идиотские поступки, но все равно в конце концов быть человеком. Книга Фредрика Бакмана как раз об этом. Настоятельно рекомендую прочитать.

Медленный человек с закрытым сердцем

«Я есть, однако никого не интересует, кто я есть. Мои друзья от меня отрекаются, как от утраченной памяти. Я один печалюсь о своих бедах»

Джон Клэр

Дж. М. Кутзее, «Медленный человек»

Итак, перед нами роман Джона Максвелла Кутзее, южноафриканского писателя бурского происхождения, первого писателя, дважды удостоившегося Букера, и Нобелевского лауреата. Но, наверное, не его регалии стали причиной моего интереса. Тем более что Нобелевка себя в определенной мере скомпрометировала, раздавая премии одиозным личностям вроде Алексиевич. Дело в том, что в свое время в моей радиопрограмме заведующая Центральной библиотекой Оксана Исаева рассказывала об одной из книг Кутзее – «Жизнь и время Михаэля К.», с тех пор я хотел познакомиться с творчеством этого автора.

Надо сказать, знакомство удалось. Роман «Медленный человек» был издан в 2005 году. Как в свое время сказал сам Кутзее, «у меня нет желания доказывать какие-то идеи. Я лишь тот, кто стремится к свободе». И «Медленный человек» тоже о свободе и о выборе.

Кратко история (без спойлеров): Действие романа происходит в городе Аделаида, что в Австралии. Пол Реймент, вполне себе преуспевающий человек, живущий, как он сам говорит, «фривольно» и быстро, попадает в аварию, в результате которой ему ампутируют ногу. И вот – жизнь вдруг становится медленной. Пол нанимает сиделку Марияну, иммигрантку из Хорватии и понимает, что начинает испытывать к ней нечто большее, чем просто благодарность за уход и помощь.

За спиной у Пола – разрушенный брак, который никогда не был искренним и исполненным любви. И тут он начинает понимать, что вроде бы вот оно, настоящее чувство, но … «Мужчина и женщина за запертыми дверями в теплый полдень. Они вполне могли бы заниматься сексом. Но тут ничего подобного. Это всего лишь медицинский уход.»

Надо сказать, что Пол – человек, проживший всю жизнь практически без сильных эмоций. ««Фривольный» – неплохое слово, чтобы подвести итоги: каким он был до этого происшествия, а возможно, и сейчас таким остается. В течение своей жизни он не сделал ничего особенно дурного, но и хорошего не сделал. Если не осталось никого, кто мог бы объявить приговор по поводу такой жизни, если Великий Судия над всеми отказался от вынесения приговоров и удалился, чтобы заняться своими ногтями, он объявит приговор сам: упущенный шанс.» И тут вдруг его охватывает, как ему кажется, истинное чувство, и кроме того, неистовый альтруизм, навязчивое желание помочь Марияне и ее семье. Но иной помощи, кроме финансовой, он представить себе не может, что, естественно, вызывает отторжение Марияны и ее мужа, рабочего на автозаводе. Мирослав был популярен в Хорватии, но сейчас вынужден трудиться на конвейере, ибо его былые заслуги никого не интересуют. Но так или иначе семья Йокичей пользуется расположением Пола. Нет, сценарий оскароносных «Паразитов» Пон Чжун Хо здесь ни при чем. Скорее здесь срабатывает idee fixe Пола о том, что он обязательно должен помочь, как бы коряво он эту помощь ни предлагал. А делать он это действительно не умеет – опыта же не было. И кроме того, Марияна не случайно называет его бытующим в Хорватии определением – «человек с закрытым сердцем». Да, Пол пытается открыть сердце, но он просто не знает, что с этим делать и как обращаться со своим чувством.

Кутзее добавляет к этому еще и этнический элемент. Естественно, будучи буром, он не мог не сделать отцом Пола голландца. Мама главного героя – француженка. И все переживания Пола Кутзее пытается представить в том числе и как борьбу его кровей, голландского рационализма и французской эмоциональности. Здесь, как мне кажется, он немного попадает в плен стереотипов: пресловутая французская легкость и эмоциональность – не более чем миф. Тем не менее, эта мысль красной нитью проходит через всю книгу.

Важно и то, что главным хобби Пола является коллекционирование старых фотографий. Йокичи пытаются его уверить, что эта старая, застывшая жизнь не может быть никому интересной, но Пол упорно стоит на своем, любовно разглядывая старые снимки. Наверное, и он внутри – застывший, холодный, как глянец старых «белковых» фотографий, вымоченных в серебре.

Отдельно, конечно, стоит сказать об еще одной главной героине романа – Элизабет Костелло. Именно её странное появление превращает роман из бытописания в фантасмагорию с глубоким смыслом. Кто она? Писательница, которой Пол явился в порыве вдохновения как герой ее романа? Представительница загробного мира – может быть, Пол уже умер? Просто сердобольная пожилая женщина, нашедшая Пола и пытающаяся ему помочь по мере сил? Хотя, надо сказать, и у неё помощь не очень получается, Пол категорически все её попытки отвергает. Но Элизабет всё-таки несёт этот крест до конца. Пожалуй, она самый яркий и хорошо выписанный персонаж романа. Так же, как и Пол, несущая в себе нерастраченную любовь.

«Медленный человек» – книга не столько о свободе, наверное, сколько о том, насколько мы себя сковываем, насколько мы не умеем по-настоящему чувствовать и насколько мы упускаем все те шансы, которые подкидывает нам жизнь.

И поэтому не упустите ваш шанс, прочитайте книгу Джона Кутзее, не пожалеете.

Фото Ambady Sasi / pixabay.com / лицензия СС0

Бусидо дворецкого

«Достоинство» в дворецком – то же, что в женщине красота, и поэтому бессмысленно пытаться в нем разобраться

Стивенс

Кадзуо Исигуро, «Остаток дня»

Третий роман «английского японца» вышел в 1989 году. Роман получил Букера и был признан «самым английским романом столетия». Что на самом деле интересно, потому что Исигуро действительно написал очень английский по духу роман, будучи японцем. Обратную ситуацию представить практически невозможно, в Японии тот же англичанин всегда будет «гайдзином», чужаком и вряд ли сможет написать «самый японский роман столетия».

Главный герой романа, от лица которого ведется повествование – как сейчас принято говорить, олдскульный дворецкий Стивенс, потомственный butler, служивший в разных домах, но большую часть жизни посвятивший служению «истинному джентльмену», аристократу лорду Дарлингтону в его поместье Дарлингтон-холл. После смерти лорда Дарлингтона поместье покупает богатый американец, мистер Фаррадей, и вместе с домом к нему «по наследству» переходит и Стивенс. Вообще достаточно типичная ситуация и для теперешней Англии, только вместо американцев, как правило – арабы, китайцы и русские, которые хотят, чтобы всё было «по-английски».

Конечно, Стивенс понимает, что новый хозяин – не чета старому, «в конце-то концов он американский джентльмен и часто ведет себя не так, как английский». Стивенсу явно не импонируют американские манеры мистера Фаррадея, но, естественно, он – дворецкий, его призвание – служить.

И вот в один прекрасный день мистер Фаррадей решает дать Стивенсу отпуск и предлагает тому отправиться в путешествие на хозяйском автомобиле. Стивенс решает посвятить поездку встрече с бывшей главной экономкой Дарлингтон-холла мисс Кентон (теперь миссис Бенн), которая живет на западе, в Корнуолле с целью попробовать уговорить ее вернуться в Дарлингтон-холл. Ну, и попутно осмотреть попавшиеся на пути достопримечательности, включая собор в Солсбери (привет Петрову с Башировым, highly likely).

Вот, собственно, и весь сюжет, но главное место в повествовании занимают рассуждения Стивенса о том, каким должен быть «великий дворецкий» и его воспоминания о службе лорду Дарлингтону.

«Великий дворецкий», по мысли Стивенса и по идее неофициального профсоюза дворецких, общества Хейса, обязательно должен служить «истинным леди и джентльменам» в «выдающемся» доме. «Следует руководствоваться концепцией «истинных леди и джентльменов», доказывало Общество, в противном случае «нам грозит скатывание до уровня большевистской России». При этом «дома дельцов, или «нуворишей», Общество не рассматривает как «выдающиеся». И конечно, он должен быть англичанином: «… настоящие дворецкие встречаются только в Англии. В других странах существует лишь мужская прислуга, каким именем ее там ни называй. Европейцы не могут быть дворецкими, ибо, в отличие от англичан, по самому своему складу не способны обуздывать душевные переживания.»

В этом, надо сказать, наш герой преуспел – Стивенс педант и зануда, каких поискать, начисто лишенный чувства юмора и нормальных человеческих эмоций. Исполняет он свои обязанности с истинным рвением и прилежанием, что особенно видно в сцене важной встречи в Дарлингтон-холле, когда на первом плане – обслуживание гостей и приказ хозяина обсудить вопросы полового воспитания с юным Реджи Кардиналом, а отнюдь не состояние больного отца Стивенса. «Надлежащая организованность и предусмотрительность – качества, составляющие саму суть нашей профессии», – говорит Стивенс.

В частности, Стивенс никак не может привыкнуть к шуткам мистера Фаррадея, но со старательностью пытается научиться шутить. Но и к этому Стивенс подходит с присущим ему занудством: «Я потратил немало сил и времени на развитие навыка именно по этой части. Другими словами, я стремился включить этот навык в арсенал моего профессионального мастерства.» Увы, без особого успеха.

Кстати, символично, что подробно описываемая важная встреча происходит в 1923 году и на ней обсуждается облегчение судьбы проигравшей I мировую войну Германии, снижение репараций и другие уступки. А тем временем в Мюнхене – уже пивной путч, и ефрейтор Шикльгрубер поднимает голову.

Вообще Стивенс как истинный преданный дворецкий всячески идеализирует своего хозяина, увлеченного внешнеполитическими интригами. «Каждый из нас в глубине души мечтал внести и свою скромную лепту в созидание лучшего мира и понимал, что с профессиональной точки зрения самый надежный способ добиться этого – служить великим людям современности, тем, кому вверена судьба цивилизации.» И все время пытается выгородить его, оправдываясь за частые визиты «достойного мистера Риббентропа», за контакты с «чернорубашечниками» Мосли и, видимо, симпатии к наци. Надо напомнить, что такие симпатии не были редкостью в довоенной Англии, и ими грешили даже члены королевской семьи.

И на этом фоне явным антагонистом Стивенса выступает мисс Кентон, главная экономка Дарлингтон-холла. Не хочу давать явных спойлеров, но ее эмоциональность, человечность и живость – откровенная противоположность сухости, черствости и занудству главного героя.

Особо надо отметить и своего рода снобизм Стивенса. Англия ведь до недавнего времени была очень стратифицированным обществом, и деление на классы было, а кое-где и остается, весьма жестким. И здесь Стивенс – категорический сторонник этой сегрегации, простолюдины не должны участвовать в принятии важных для страны решений, сие есть удел «истинных джентльменов». И только таким и надлежит служить: «Отдельные представители нашей профессии считают в конечном итоге малосущественным, какому именно хозяину служить; по их мнению, распространенный в нашем поколении вид идеализма, то есть убеждение, что дворецкие должны стремиться служить тем великим людям, кто работает на благо человечества, – всего лишь высокопарная болтовня, далекая от реальной жизни. Примечательно, что лица, высказывающиеся в этом скептическом духе, неизменно оказываются самыми заурядными в профессиональном отношении; это те, кто понимает: им самим не дано дослужиться до видного положения, и поэтому стремится низвести других до своего уровня.»

Хотя роман и английский, но все-таки японский элемент здесь присутствует. Ведь все убеждения Стивенса – это своего рода бусидо, кодекс, сродни самурайскому: «Ибо в реальной жизни критическое отношение к хозяину и образцовая служба просто несовместимы. «Этот хозяин олицетворяет все, что я считаю благородным и достойным восхищения. Отныне я всего себя отдаю ему в услужение». Наш единственный выбор – полностью передоверить свою судьбу тем выдающимся джентльменам, кто, пребывая у ступицы всемирного колеса, берет нас в услуженье». Ну, чем не отношения самурая и его сёгуна?

И тем не менее, описания английских городков, характеров и манер главных и второстепенных героев – чисто английские, выполненные виртуозно и мастерски.

Посему настоятельно рекомендую прочитать роман Кадзуо Исигуро, особенно записным англофилам, к каковым я отношу и себя.

Фото Vic Padilla / pixabay.com / Лицензия СС0

Горемыки против торгашей

Как сказано в должностных обязанностях, я должен быть незаметным в приемлемой степени, это мне подходит. Мне не следует выпячивать себя на первый план.

Главный герой «Ресторана «Хиллс»

Эго организует защиты против распада эго-организации.

Дональд Вудс Винникотт

Матиас Фалдбаккен «Ресторан Хиллс»

Итак, перед нами роман «северного Уэльбека» (Себастьян Виттрок, газета «Политикен»). Главный герой романа, от лица которого ведется повествование – пожилой официант, работающий в одном из старейших ресторанов Осло, «Хиллс» (будем называть его «Официант», ибо имя его так и не появляется в романе).

Небольшое лирическое отступление: как-то в маленьком городке Бад-Райхенхалле на юге Баварии я увидел вывеску: «Семейная аптека Мюллеров, с 1783 года». Вот это один из неотъемлемых атрибутов той самой старой доброй Европы – семейные заведения с богатой историей.

От лица Официанта и описываются события, происходящие в ресторане в течение нескольких дней. Описание интерьеров ресторана, его зала, кухни, подвалов требует отдельного упоминания, все это рассказано с чувством гордости, достоинства и доскональности, вплоть до открыток и наклеек: «Качество даров существенно разнится. Шарж Финна Граффа, изображающий Владимира Путина в образе лемура, касается, чисто физически, посредственной видовой открытки Киппенбергера.» Здесь Официант пытается еще и выглядеть экспертом в живописи, хотя и ошибается иногда, например, Столтенберг (художник, не путать с главой НАТО) никогда не писал портрета Элизы Тведе.

В какой-то степени сравнение с мистером Стивенсом из романа Исигуро правильно, герой Фалдбаккена столь же педантичен, старомоден и предан своей профессии. Однако мне кажется, что есть и отличия. Официант умен и саркастичен, весьма деятелен и часто выходит за рамки своих обязанностей (чего Стивенс не может себе позволить) и способен на проявление человеческих чувств.

Разумеется, Официант – профессионал, который помнит все детали, особенно в отношении постоянных клиентов. Он точно знает, что вдове Книпшильд надо подать « … сначала террин, а потом еще пару ломтей обжаренной фуагра. А к этому следует подать яблоко, да на яблоке еще и звездочку аниса … и нашпиговать его карамельной крошкой. На этикетке вина должно быть напечатано «Порту», иначе напиток не годится в качестве средства для запивания печени гуся».

Официант наблюдателен, и описания коллег и клиентов очень колоритны: метрдотель – «На лице ребенка выделяются глаз и рот. Глаза и рот могут придать лицу обворожительную прелесть, с их помощью мы общаемся, по ним можно прочитать неуверенность, радость и печаль. С возрастом же в лице все сильнее проступает собственно лицо. Глаза и рот оттесняются на задний план самим лицом. Лицо Метрдотеля представляет собой разительный пример этого «Торжества морды». Один из клиентов – «На лице у Селлерса толстая и грубая кожа Джорджа Клуни, но она более обветренная, более серая, чем у Клуни… Селлерс не то, чтобы страшненький Клуни, но у него кожа Клуни натянута на черепушку пошире.»

Фалдбаккену хорошо удаётся передать контраст между невозмутимостью Официанта и бурными событиями, происходящими в «Хиллс». Но мы видим, что и эта невозмутимость Официанта дает сбой, когда он видит загадочную «Даму-детку», как говорится, homo sum, humani nihil a me alienum puto. Но героическим усилием воли Официанту удаётся сохранить лицо и исполнять свои обязанности с прежним тщанием.

Как я уже сказал, Официант старомоден, он действительно скучает по старой доброй Европе, которой уже нет и которую захватили, по его выражению, торгаши: «Бездетная чета Дюреров наезжала на рынки и ярмарки Лейпцига и Франкфурта и предлагала самым обычным людям по сходной цене купить Богом целованные гравюры. Теперь об этом можно забыть. Теперь повсюду шаурма и замена стекол в мобильных телефонах. Бедная Европа.»

Конечно, его раздражают гаджеты: «Загорелое девичье тело, вылепленное сотнями тысяч приседаний, с миллионами подписчиков в социальных сетях – это маска торгаша. Большинство «вещей» стилизуются и подгоняются под формат экрана. Денежная купюра и экран состоят в родстве. Экран – витрина денежной купюры. Экран – витрина торгаша… Если человек каждую секунду лезет за телефоном проверить, что там нового, то он либо еще не вышел из детства, либо являет собой продажную девку – именно так, и пусть с моей стороны мещанство высказываться подобным образом».

Но при этом Официант сам не прочь полазить в Сети, посмотреть видео и новости. И, как Стивенс, он придумывает себе оправдания: ну надо же было сообщения посмотреть от друга. Вообще лояльность Стивенса сродни лояльности Официанта к постоянным клиентам: пусть они и ведут себя, в общем-то, по-свински, все равно – клиент есть клиент, непреложное правило. Главное – держать марку ресторана.

Преданность Официанта канонам своей профессии, пусть и устаревшим, похожа на его ностальгию по старым временем и вещам, что хорошо видно в его описании своей старой официантской тужурки: «Уж прочность вещей точно давно отброшена за ненужностью. Хотя есть вещи, выдерживающие испытание временем… Электроника – это неиссякаемый источник досады.»

И, конечно, одна из самых любимых моих частей книги, как старого кофемана – это ода Официанта кофе: «Кофе и автомобили каким-то неисповедимым образом заняли примерно одинаковое место в «свободной жизни Запада» пронизывают ее метафизику  в равной степени… Отказ от любой из этих вещей был бы равноценен ампутации конечности у тела социума … Кто-то сказал, что пить бескофеиновый кофе – это все равно что целоваться со своей сестрой.» Не буду больше спойлерить, поверьте, эта глава стоит того, чтобы ее перечитать.