Сочинения. Том 5

14. ᾿Αλλὰ µὴν καὶ ὡς ἐν ἑκάστῃ τῶν ἀρτηριῶν ἐστί τις δύναµις ἐκ τῆς καρδίας ἐπιρρέουσα, καθ’ ἣν διαστέλλονταί τε καὶ συστέλλονται, δέδεικται δι’ ἑτέρων. εἴπερ οὖν συνθείης ἄµφω τό τε ταύτην εἶναι τὴν κίνησιν αὐταῖς τό τε πᾶν τὸ διαστελλόµενον ἕλκειν ἐκ τῶν πλησίον εἰς ἑαυτό, θαυµαστὸν οὐδέν σοι φανεῖται τὰς ἀρτηρίας, ὅσαι µὲν εἰς τὸ δέρµα περαίνουσιν αὐτῶν, ἐπισπᾶσθαι τὸν ἔξωθεν ἀέρα διαστελλοµένας, ὅσαι δὲ κατά τι πρὸς τὰς φλέβας ἀνεστόµωνται, τὸ λεπτότατον ἐν αὐταῖς καὶ ἀτµωδέστατον ἐπισπᾶσθαι τοῦ αἵµατος, ὅσαι δ’ ἐγγὺς τῆς καρδίας εἰσίν, ἐξ αὐτῆς ἐκείνης ποιεῖσθαι τὴν ὁλκήν. ἐν γὰρ τῇ πρὸς τὸ κενούµενον ἀκολουθίᾳ τὸ κουφότατόν τε καὶ λεπτότατον ἕπεται πρῶτον τοῦ βαρυτέρου τε καὶ παχυτέρου· κουφότατον δ’ ἐστὶ καὶ λεπτότατον ἁπάντων τῶν κατὰ τὸ σῶµα πρῶτον µὲν τὸ πνεῦµα, δεύτερον δ’ ὁ ἀτµός, ἐπὶ τούτῳ δὲ τρίτον, ὅσον ἂν ἀκριβῶς ᾖ κατειργασµένον τε καὶ λελεπτυσµένον αἷµα. ταῦτ’ οὖν εἰς ἑαυτὰς ἕλκουσιν αἱ ἀρτηρίαι πανταχόθεν, αἱ µὲν εἰς τὸ δέρµα καθήκουσαι τὸν ἔξωθεν ἀέρα· πλησίον τε γὰρ αὐταῖς οὗτός ἐστι καὶ κουφότατος ἐν τοῖς µάλιστα· τῶν δ’ ἄλλων ἡ µὲν ἐπὶ τὸν τράχηλον ἐκ τῆς καρδίας ἀνιοῦσα καὶ ἡ κατὰ ῥάχιν, ἤδη δὲ καὶ ὅσαι τούτων ἐγγὺς ἐξ αὐτῆς µάλιστα τῆς καρδίας· ὅσαι δὲ καὶ τῆς καρδίας πορρωτέρω καὶ τοῦ δέρµατος, ἕλκειν ταύταις ἀναγκαῖον ἐκ τῶν φλεβῶν τὸ κουφότατον τοῦ αἵµατος· ὥστε καὶ τῶν εἰς τὴν γαστέρα τε καὶ τὰ ἔντερα καθηκουσῶν ἀρτηριῶν [ἀπὸ τῶν ἐπὶ τῇ ῥάχει πεφυκυιῶν ἁπασῶν] τὴν ὁλκὴν ἐν τῷ διαστέλλεσθαι γίγνεσθαι παρά τε τῆς καρδίας αὐτῆς καὶ τῶν παρακειµένων αὐτῇ φλεβῶν παµπόλλων οὐσῶν. οὐ γὰρ δὴ ἔκ γε τῶν ἐντέρων καὶ τῆς κοιλίας τροφὴν οὕτω παχεῖάν τε καὶ βαρεῖαν ἐν ἑαυτοῖς ἐχόντων δύνανταί τι µεταλαµβάνειν, ὅ τι καὶ ἄξιον λόγου, φθάνουσαι πληροῦσθαι τοῖς κουφοτέροις. οὐδὲ γὰρ εἰ καθεὶς αὐλίσκον εἰς ἀγγεῖον ὕδατός τε καὶ ψάµµου πλῆρες ἐπισπάσαιο τῷ στόµατι τὸν ἐκ τοῦ αὐλίσκου ἀέρα, δύναιτ’ ἂν ἀκολουθῆσαί σοι πρὸ τοῦ ὕδατος ἡ ψάµµος· ἀεὶ γὰρ ἐν τῇ πρὸς τὸ κενούµενον ἀκολουθίᾳ τὸ κουφότερον ἕπεται πρότερον.

15. Οὔκουν χρὴ θαυµάζειν, εἰ παντελῶς ὀλίγον ἐκ τῆς κοιλίας, ὅσον ἂν ἀκριβῶς ᾖ κατειργασµένον, εἰς τὰς ἀρτηρίας παραγίγνεται φθανούσας πληροῦσθαι τῶν κουφοτέρων, ἀλλ’ ἐκεῖνο γιγνώσκειν, ὡς δύ’ ἐστὸν ὁλκῆς εἴδη, τὸ µὲν τῇ πρὸς τὸ κενούµενον ἀκολουθίᾳ, τὸ δ’ οἰκειότητι ποιότητος γιγνόµενον· ἑτέρως µὲν γὰρ εἰς τὰς φύσας ὁ ἀήρ, ἑτέρως δ’ ὁ σίδηρος ὑπὸ τῆς ἡρακλείας ἐπισπᾶται λίθου· καὶ ὡς ἡ µὲν πρὸς τὸ κενούµενον ἀκολουθία τὸ κουφότερον ἕλκει πρότερον, ἡ δὲ κατὰ τὴν τῆς ποιότητος οἰκειότητα πολλάκις, εἰ οὕτως ἔτυχε, τὸ βαρύτερον, ἂν τῇ φύσει συγγενέστερον ὑπάρχῃ. καὶ τοίνυν καὶ ταῖς ἀρτηρίαις τε καὶ τῇ καρδίᾳ, ὡς µὲν κοίλοις τε καὶ διαστέλλεσθαι δυναµένοις ὀργάνοις, ἀεὶ τὸ κουφότερον ἀκολουθεῖ πρότερον, ὡς δὲ τρέφεσθαι δεοµένοις, εἰς αὐτοὺς τοὺς χιτῶνας, οἳ δὴ τὰ σώµατα τῶν ὀργάνων εἰσίν, ἕλκεται τὸ οἰκεῖον. ὅσον ἂν οὖν εἰς τὴν κοιλότητα διαστελλοµένων αὐτῶν αἵµατος µεταληφθῇ, τούτου τὸ οἰκειότατόν τε καὶ µάλιστα τρέφειν δυνάµενον οἱ χιτῶνες αὐτοὶ τῶν ἀγγείων ἐπισπῶνται. τοῦ δ’ ἐκ τῶν φλεβῶν εἰς τὰς ἀρτηρίας µεταλαµβάνεσθαί τι πρὸς τοῖς εἰρηµένοις ἱκανὸν καὶ τοῦτό γε τεκµήριον. εἰ πολλὰς καὶ µεγάλας ἀρτηρίας διατεµὼν ἀποκτεῖναι τὸ ζῷον [δι’ ἐκείνων] βουληθείης, εὑρήσεις αὐτοῦ τὰς φλέβας ὁµοίως ταῖς ἀρτηρίαις ἐκκενουµένας, οὐκ ἂν τούτου ποτὲ γενοµένου χωρὶς τῶν πρὸς ἀλλήλας αὐταῖς ἀναστοµώσεων. ὡσαύτως δὲ καὶ κατ’ αὐτὴν τὴν καρδίαν ἐκ τῆς δεξιᾶς κοιλίας εἰς τὴν ἀριστερὰν ἕλκεται τὸ λεπτότατον ἔχοντός τινα τρήµατα τοῦ µέσου διαφράγµατος αὐτῶν, ἃ µέχρι µὲν πλείστου δυνατόν ἐστιν ἰδεῖν, οἷον βοθύνους τινὰς ἐξ εὐρυτέρου στόµατος ἀεὶ καὶ µᾶλλον εἰς στενότερον προϊόντας. οὐ µὴν αὐτά γε τὰ ἔσχατα πέρατα δυνατὸν ἔτι θεάσασθαι διά τε σµικρότητα καὶ ὅτι τεθνεῶτος ἤδη τοῦ ζῴου κατέψυκταί τε καὶ πεπύκνωται πάντα. ἀλλ’ ὁ λόγος κἀνταῦθα πρῶτον µὲν ἐκ τοῦ µηδὲν ὑπὸ τῆς φύσεως γίγνεσθαι µάτην ὁρµώµενος ἐξευρίσκει τὰς ἀναστοµώσεις ταύτας τῶν κοιλιῶν τῆς καρδίας· οὐ γὰρ δὴ εἰκῇ γε καὶ ὡς ἔτυχεν οἱ ἐς στενὸν οὕτω τελευτῶντες ἐγένοντο βόθυνοι· δεύτερον δὲ κἀκ τοῦ δυοῖν ὄντοιν στοµάτοιν ἐν τῇ δεξιᾷ τῆς καρδίας κοιλίᾳ τοῦ µὲν εἰσάγοντος τὸ αἷµα, τοῦ δ’ ἐξάγοντος πολὺ µεῖζον εἶναι τὸ εἰσάγον. ὡς γὰρ οὐ παντὸς τοῦ αἵµατος, ὅσον ἡ κοίλη φλὲψ δίδωσι τῇ καρδίᾳ, πάλιν ἐξ ἐκείνης ἐκπεµποµένου τῷ πνεύµονι, µείζων ἐστὶν ἡ ἀπὸ τῆς κοίλης εἰς αὐτὴν ἔµφυσις τῆς ἐµφυοµένης εἰς τὸν πνεύµονα φλεβός. οὐδὲ γὰρ τοῦτ’ ἔστιν εἰπεῖν, ὡς ἐδαπανήθη τι τοῦ αἵµατος εἰς τὴν αὐτοῦ τοῦ σώµατος τῆς καρδίας θρέψιν. ἑτέρα γάρ ἐστι φλὲψ ἡ εἰς ἐκεῖνο κατασχιζοµένη µήτε τὴν γένεσιν ἐκ τῆς καρδίας αὐτῆς µήτε τὴν τοῦ αἵµατος ἔχουσα µετάληψιν. εἰ δὲ καὶ δαπανᾶταί τι, ἀλλ’ οὐ τοσοῦτόν γε µείων ἐστὶν ἡ εἰς τὸν πνεύµονα φλὲψ ἄγουσα τῆς εἰς τὴν καρδίαν ἐµφυοµένης, ὅσον εἰκὸς εἰς τὴν τροφὴν ἀνηλῶσθαι τῆς καρδίας, ἀλλὰ πλέον πολλῷ. δῆλον οὖν, ὡς εἰς τὴν ἀριστεράν τι µεταλαµβάνεται κοιλίαν. καὶ γὰρ οὖν καὶ τῶν κατ’ ἐκείνην ἀγγείων δυοῖν ὄντων ἔλαττόν ἐστι πολλῷ τὸ ἐκ τοῦ πνεύµονος εἰς αὐτὴν εἰσάγον τὸ πνεῦµα τῆς ἐκφυοµένης ἀρτηρίας τῆς µεγάλης, ἀφ’ ἧς αἱ κατὰ τὸ σῶµα σύµπασαι πεφύκασιν, ὡς ἂν µὴ µόνον ἐκ τοῦ πνεύµονος πνεῦµα µεταλαµβανούσης αὐτῆς, ἀλλὰ κἀκ τῆς δεξιᾶς κοιλίας αἷµα διὰ τῶν εἰρηµένων ἀναστοµώσεων. ὅτι δ’ ἄµεινον ἦν τοῖς τοῦ σώµατος µορίοις τοῖς µὲν ὑπὸ καθαροῦ καὶ λεπτοῦ καὶ ἀτµώδους αἵµατος τρέφεσθαι, τοῖς δ’ ὑπὸ παχέος καὶ θολεροῦ καὶ ὡς οὐδ’ ἐνταῦθά τι παρεώραται τῇ φύσει, τῆς περὶ χρείας µορίων πραγµατείας ἐστίν, ὥστ’ οὐ χρὴ νῦν ὑπὲρ τούτων ἔτι λέγειν, ἀλλ’ ὑποµνήσαντας, ὡς δύο ἐστὸν ὁλκῆς εἴδη, τῶν µὲν εὐρείαις ὁδοῖς ἐν τῷ διαστέλλεσθαι τῇ πρὸς τὸ κενούµενον ἀκολουθίᾳ τὴν ἕλξιν ποιουµένων, τῶν δ’ οἰκειότητι ποιότητος, ἐφεξῆς λέγειν, ὡς τὰ µὲν πρότερα καὶ πόρρωθεν ἕλκειν τι δύναται, τὰ δὲ δεύτερα ἐκ τῶν ἐγγυτάτω µόνων. αὐλίσκον µὲν γὰρ ὅτι µήκιστον εἰς ὕδωρ ἔνεστι καθέντα ῥᾳδίως ἀνασπᾶν εἰς τὸ στόµα δι’ αὐτοῦ τὸ ὑγρόν· οὐ µὴν εἴ γ’ ἐπὶ πλέον ἀπαγάγοις τῆς ἡρακλείας λίθου τὸν σίδηρον ἢ τοὺς πυροὺς τοῦ κεραµίουλοῖς ὀχετοῖς µικροῖς ἀπὸ τοῦ µεγάλου τετµηµένοις εἰς ἕκαστον µέρος τοῦ κήπου τὴν ἐπίρρυσιν τοῦ ὕδατος ἐπιτεχνᾶσθαι· καὶ τηλικαῦτά γε τὰ µεταξὺ διαστήµατα τούτων τῶν µικρῶν ὀχετῶν ποιοῦσιν, ἡλίκα µάλιστα νοµίζουσιν ἀρκεῖν εἰς τὸ ἱκανῶς ἀπολαύειν ἕλκοντα τῆς ἑκατέρωθεν αὐτοῖς ἐπιρρεούσης ὑγρότητος. οὕτως οὖν ἔχει κἀν τοῖς τῶν ζῴων σώµασιν. ὀχετοὶ πολλοὶ κατὰ πάντα τὰ µέλη διεσπαρµένοι παράγουσιν αὐτοῖς αἷµα καθάπερ ἐν κήποις ὑδρείαν τινά. καὶ τούτων τῶν ὀχετῶν τὰ µεταξὺ διαστήµατα θαυµαστῶς ὑπὸ τῆς φύσεως εὐθὺς ἐξ ἀρχῆς διατέτακται πρὸς τὸ µήτ’ ἐνδεῶς χορηγεῖσθαι τοῖς µεταξὺ µορίοις ἕλκουσιν εἰς ἑαυτὰ τὸ αἷµα µήτε κατακλύζεσθαί ποτ’ αὐτὰ πλήθει περιττῆς ὑγρότητος ἀκαίρως ἐπιρρεούσης. ὁ γὰρ δὴ τρόπος τῆς θρέψεως αὐτῶν τοιόσδε τίς ἐστι. τοῦ συνεχοῦς ἑαυτῷ σώµατος, οἷόνπερ τὸ ἁπλοῦν ἀγγεῖον ᾿Ερασίστρατος ὑποτίθεται, τὰ µὲν ἐπιπολῆς µέρη πρῶτα τῆς ὁµιλούσης ἀπολαύει τροφῆς· ἐκ δὲ τούτων αὖ µεταλαµβάνει κατὰ τὸ συνεχὲς ἕλκοντα τὰ τούτων ἑξῆς, εἶτ’ ἐξ ἐκείνων αὖθις ἕτερα καὶ τοῦτ’ οὐ παύεται γιγνόµενον, ἄχρις ἂν εἰς ἅπαντ’ αὐτοῦ διαδοθῇ τὰ µόρια τῆς τρεφούσης οὐσίας ἡ ποιότης. ὅσα δὲ τῶν µορίων ἐπὶ πλέον ἀλλοιουµένου δεῖται τοῦ µέλλοντος αὐτὰ θρέψειν χυµοῦ, τούτοις ὥσπερ τι ταµιεῖον ἡ φύσις παρεσκεύασεν ἤτοι κοιλίας ἢ σήραγγας ἤ τι ταῖς σήραγξιν ἀνάλογον. αἱ µὲν γὰρ σάρκες αἵ τε τῶν σπλάγχνων ἁπάντων αἵ τε τῶν µυῶν ἐξ αἵµατος αὐτοῦ τρέφονται βραχεῖαν ἀλλοίωσιν δεξαµένου. τὰ δ’ ὀστᾶ παµπόλλης ἐν τῷ µεταξὺ δεῖται τῆς µεταβολῆς, ἵνα τραφῇ, καὶ ἔστιν οἷόνπερ τὸ αἷµα ταῖς σαρξί, τοιοῦτος ὁ µυελὸς τοῖς ὀστοῖς ἐν µὲν τοῖς µικροῖς τε καὶ ἀκοιλίοις κατὰ τὰς σήραγγας αὐτῶν διεσπαρµένος, ἐν δὲ τοῖς µείζοσί τε καὶ κοιλίας ἔχουσιν ἐν ἐκείναις ἠθροισµένος. ὡς γὰρ καὶ διὰ τοῦ πρώτου γράµµατος ἐδείκνυτο, τοῖς µὲν ὁµοίαν ἔχουσι τὴν οὐσίαν εἰς ἄλληλα µεταβάλλειν ἐγχωρεῖ, τοῖς δὲ πάµπολυ διεστῶσιν ἀµήχανον ἀλλήλοις ὁµοιωθῆναι χωρὶς τῶν ἐν µέσῳ µεταβολῶν. τοιοῦτόν τι καὶ τοῖς χόνδροις ἐστὶ τὸ περικεχυµένον µυξῶδες καὶ τοῖς συνδέσµοις καὶ τοῖς ὑµέσι καὶ τοῖς νεύροις τὸ παρεσπαρµένον ἐν αὐτοῖς ὑγρὸν γλίσχρον· ἕκαστον γὰρ τούτων ἐξ ἰνῶν σύγκειται πολλῶν, αἵπερ ὁµοιοµερεῖς τ’ εἰσὶ καὶ ὄντως αἰσθητὰ στοιχεῖα. κατὰ δὲ τὰς µεταξὺ χώρας αὐτῶν ὁ οἰκειότατος εἰς θρέψιν παρέσπαρται χυµός, ὃν εἵλκυσαν µὲν ἐκ τῶν φλεβῶν τοῦ αἵµατος, ὅσον οἷόν τ’ ἦν ἐκλεξάµεναι τὸν ἐπιτηδειότατον, ἐξοµοιοῦσι δὲ κατὰ βραχὺ καὶ µεταβάλλουσιν εἰς τὴν ἑαυτῶν οὐσίαν. ἅπαντ’ οὖν ταῦτα καὶ ἀλλήλοις ὁµολογεῖ καὶ τοῖς ἔµπροσθεν ἀποδεδειγµένοις ἱκανῶς µαρτυρεῖ καὶ οὐ χρὴ µηκύνειν ἔτι τὸν λόγον· ἐκ γὰρ τῶν εἰρηµένων ἔνεστιν ἑκάστῳ τὰ κατὰ µέρος ἅπαντα καθ’ ὅντινα γίγνεται τρόπον ἐξευρίσκειν ἑτοίµως, ὥσπερ καὶ διὰ τί πολλοῖς κωθωνιζοµένοις πάµπολυ τάχιστα µὲν ἀναδίδοται τὸ ποθέν, οὐρεῖται δ’ ὀλίγου δεῖν ἅπαν ἐντὸς οὐ πολλοῦ χρόνου. καὶ γὰρ κἀνταῦθα τῇ τε τῆς ποιότητος οἰκειότητι καὶ τῇ τῆς ὑγρότητος λεπτότητι καὶ τῇ τῶν ἀγγείων τε καὶ τῶν κατ’ αὐτὰ στοµάτων εὐρύτητι καὶ τῇ τῆς ἑλκτικῆς δυνάµεως εὐρωστίᾳ τὸ τάχος συντελεῖται τῆς ἀναδόσεως, τῶν µὲν πλησίον τῆς κοιλίας τεταγµένων µορίων οἰκειότητι ποιότητος ἑαυτῶν ἕνεκα ἑλκόντων τὸ πόµα, τῶν δ’ ἑξῆς τούτοις ἐξαρπαζόντων καὶ αὐτῶν εἰς ἑαυτὰ κἄπειτα τῶν ἐφεξῆς πάλιν ἐκ τούτων µεταλαµβανόντων, ἄχρις ἂν εἰς τὴν κοίλην ἀφίκηται φλέβα, τοὐντεῦθεν δ’ ἤδη τῶν νεφρῶν τὸ οἰκεῖον ἐπισπωµένων. ὥστ’ οὐδὲν θαυµαστὸν οἶνον µὲν ὕδατος ἀναλαµβάνεσθαι θᾶττον οἰκειότητι ποιότητος, αὐτὸν δὲ τὸν οἶνον τὸν µὲν λευκὸν καὶ καθαρὸν ἑτοίµως ἀναδίδοσθαι διὰ λεπτότητα, τὸν δ’ αὖ µέλανα καὶ θολερὸν ἴσχεσθαί τε κατὰ τὴν ὁδὸν καὶ βραδύνειν ὑπὸ πάχους. εἴη δ’ ἂν ταῦτα καὶ τῶν ὑπὲρ τῶν ἀρτηριῶν ἔµπροσθεν εἰρηµένων οὐ σµικρὰ µαρτύρια. πανταχοῦ γὰρ ὅσον οἰκεῖόν τε καὶ λεπτὸν αἷµα τοῦ µὴ τοιούτου ῥᾷον ἕπεται τοῖς ἕλκουσιν. ἀτµὸν οὖν ἕλκουσαι καὶ πνεῦµα καὶ λεπτὸν αἷµα κατὰ τὰς διαστάσεις αἱ ἀρτηρίαι τῶν κατὰ τὴν κοιλίαν καὶ τὰ ἔντερα περιεχοµένων χυµῶν ἢ οὐδ’ ὅλως ἢ παντάπασιν ἐπισπῶνται βραχύ.

Гален. О естественных функциях

КНИГА ПЕРВАЯ

1. Так как восприятие и произвольное движение являются свойствами животных, а рост и питание объединяют их также с растениями, то восприятие и произвольное движение являются делами души, а рост и питание – природы. Если кто-нибудь приписывает наличие души и растениям и, различая, одну душу называет растительной, а другую – воспринимающей, то он говорит то же самое, но выбирает необычные выражения. Что до меня, то я убежден, что ясность – это высшее достоинство речи, и ни от чего она так не страдает, как от непривычных названий. Поэтому мы говорим, пользуясь названиями, принятыми у большинства, что животными управляют душа и природа, растениями же – только природа, а рост и питание суть дела природы, а не души.

2. В этом сочинении мы будем исследовать, что за функции лежат в основе этих и других, сколько их ни есть, природных проявлений. Но в первую очередь следует рассмотреть и пространно объяснить каждое из названий, которым мы будем пользоваться в этом сочинении, а также то, по отношению к какой вещи мы его применяем. Это будет не только объяснение названий, но и начало учения о самих физических проявлениях. Итак, когда некое тело ни в чем не изменяется по сравнению со своим первоначальным состоянием, мы говорим, что оно пребывает в покое, но, если оно подвергается какому-либо изменению, можно сказать, что оно приходит в движение. Так как изменения первоначального состояния многообразны, многообразными будут и виды движения. Ведь всякий раз, когда белое станет черным или черное станет белым, происходит движение в отношении цвета, а если сладкое сделается горьким или, наоборот, горькое – сладким, речь идет о движении в отношении вкуса. Этот и предыдущий случай называются движением в отношении качества, и мы называем движением не только изменение цвета или вкуса, но также и превращение холодного в горячее или горячего в холодное, как и превращение влажного в сухое или сухого во влажное. Ко всем этим процессам мы относим общее название «изменение».

Это один вид движения, но есть и другой, когда тела меняют местоположение и, можно сказать, переходят с места на место, имя ему – «перемещение». Итак, эти два вида движения являются простыми и основными, а из них складываются возрастание и убывание, когда что-то из меньшего становится бо́льшим или из бо́льшего меньшим, сохраняя при этом свою форму. А еще два вида движения – это возникновение и уничтожение: возникновение – переход к бытию, а уничтожение – его противоположность. Общим же признаком всякого движения является изменение первоначального положения, а состояния покоя – его сохранение.

Однако софисты, признавая, что хлеб, превращаясь в кровь, изменяется на вид, на вкус и на ощупь, при этом не соглашаются с тем, что он в действительности изменяется. Ведь кое-кто из них считает все это некими уловками и соблазнами наших чувств, так или иначе затронутых, между тем как лежащая в основании сущность непричастна тем свойствам, по которым она получает дополнительные названия. А иные из софистов хотят, чтобы сущностные качества оставались неизменными и необратимыми от вéка и на века́, а эти видимые изменения происходили из-за разъединения и соединения, как говорит Анаксагор. Если я, отклонившись, примусь их опровергать, сказанное между делом окажется, пожалуй, важнее самого дела. Ведь если они не знают всего того, что пишет Аристотель, а за ним и Хрисипп об изменении сущности в целом, то следует побудить их познакомиться с трудами этих авторов. А если, зная, они все же предпочитают худшее лучшему, то они и наши рассуждения сочтут напрасными.

В других местах я уже показывал, что того же мнения держался и Гиппократ, который жил еще раньше, чем Аристотель. Ведь он первым из всех известных нам врачей и философов взялся показать, что есть четыре качества и все они находятся во взаимодействии; через них возникает и разрушается все, что подвержено возникновению и уничтожению. Более того, Гиппократ первым из всех признал, что они целиком смешиваются друг с другом, и именно у него впервые можно обнаружить источники тех доказательств, которыми позднее оперировал Аристотель. А следует ли считать, что целиком смешиваются не только качества, но и сущности, как позднее утверждал Зенон Китийский, – не думаю, чтобы здесь нужно было пускаться в рассуждения об этом. Пока мне достаточно признать только полное изменение сущности, чтобы кому-нибудь не пришло в голову, будто в хлебе, как потоки вод в долине, пребывают вместе кости, плоть, сухожилия и все прочие части, а затем каждая из них в теле отделяется и направляется к соприродной.

А ведь очевидно, что прежде разделения хлеб целиком превращается в кровь. По крайней мере, даже если кто-либо долгое время будет сидеть на одном хлебе, в жилах у него все равно будет течь та же кровь. И это наглядно опровергает мнение тех, кто считает, будто элементы не подвержены изменениям, точно так же, как, думается, опровергает его и полный расход масла на пламя светильника или превращение древесины в огонь за малое время. Так, хотя я и объявил, что не буду спорить с ними, пример я все-таки привел, поскольку он касается предмета медицины и нужен мне здесь по ходу мысли. Таким образом, пусть мы отказались, как я уже говорил, от споров с ними, однако то, что думали по этому поводу древние, при желании можно узнать хотя бы исходя из того, как мы сами смотрим на эти вещи. Все дальнейшее изложение мы посвятим тому, что положили своей темой с самого начала: сколько есть природных функций, каковы они и в основе какого дела лежит каждая из них. Разумеется, я называю делом то, что уже существует и исполнено благодаря их действию, например кровь, плоть, нервы, энергией же зову активное движение, а его причину – функцией.

Ведь при превращении пищи в кровь движение пищи пассивно, а движение вены активно, так же и при передвижении конечностей: двигает их мышца, а двигаются кости. Я называю движение вены и мышц активным действием, а движение пищи и костей – невольным претерпеванием, причем пища изменяется, а кости перемещаются. Стало быть, действие иногда можно называть делом природы, например в случае пищеварения, усвоения, кроветворения, но не всякое дело является действием: ведь плоть, к примеру, – это дело природы, но она ни в коем случае не является действием. Таким образом, очевидно, что одно из названий употребляют в двух разных значениях, а другое – нет.

3. Так вот, мне представляется, что и вена, и любая из всех других частей каким-либо образом функционирует сообразно тому или иному смешению четырех элементов. И нет недостатка в прославленных мужах, и философах, и врачах, которые приписывают деятельное начало горячему и холодному, добавляя к ним как пассивные начала сухое и влажное. И первым пытается возвести к этим элементам все частные проявления Аристотель, а позже, вслед за ним, – хор стоиков. Впрочем, для них было логичным видеть источник активности в горячем и холодном, так как они полагали, что сами элементы превращаются один в другой посредством расширения или сжатия. У Аристотеля же дело обстоит иначе: поскольку, говоря о зарождении элементов, он апеллирует к четырем качествам, ему удобнее возводить причины частных проявлений именно к ним. Почему же тогда в трактате «О возникновении и уничтожении» он говорит о четырех качествах, а в «Метеорологии», в «Проблемах» и иных сочинениях обходится лишь двумя? Ведь если бы кто-то утверждал, что в животных и растениях горячее и холодное начала деятельные, а сухое и влажное менее активные, наверное, Гиппократ был бы на его стороне. А если бы этот человек заявил, что так бывает во всех случаях, тут, думаю, это не приглянулось бы не только Гиппократу, но даже и Аристотелю, пожелай тот напомнить о том, чему сам учил нас в сочинении «О возникновении и уничтожении», и не голословно, а с доказательствами. Но это мы рассмотрели в трактате «О смешении» – в той мере, в какой это полезно для врача.

4. Итак, так называемая кроветворная функция в венах, да и всякая другая функция, мыслится как относительная, ведь она является прежде всего причиной действия, а затем уже, при случае, и причиной дела. Но если причина относительна, то есть определена только по отношению к тому, что происходит из-за нее, то совершенно ясно, что и функция относительна. И пока мы не знаем сущности действующей причины, мы называем ее функцией, говоря, что в венах есть некая кроветворная функция, так же как в желудке – пищеварительная, в сердце – функция пульсации и в каждом из остальных органов – своя функция, соответствующая действию каждого органа. Так вот, если мы намерены исследовать методически, сколько существует функций и каковы они, следует начать с их дел, ведь каждое из них происходит от какого-то действия и у каждого из них есть причина.

5. Итак, пока живое существо зачинается и формируется в утробе, дело природы состоит в том, что образуются все члены его тела, а когда оно родится на свет, общее для всех частей дело природы – достижение положенной для каждой части величины, а после этого – поддержание насколько возможно дольше.

На три упомянутых проявления обязательно приходятся три вида действия, по одному на каждое проявление – зарождение, рост и питание. Однако зарождение – это не простое природное действие: оно складывается из изменения и формирования. Ведь чтобы появилась кость, нерв, вена, да и любая другая ткань, лежащая в ее основе материя, из которой зарождается живое существо, должна измениться. А для того чтобы измененная материя приобрела должную форму, положение, какие-либо полости, выросты, наросты и прочее в таком роде, ей нужно сформироваться. И ты, пожалуй, не ошибешься, если назовешь эту материю строительным материалом живого существа, вроде корабельной древесины или воска для отливки.

Рост же – это увеличение и растяжение плотных частей живого существа – тех самых частей, которые появились в результате формирования, – в длину, ширину и толщину, а питание – прибавление к ним материи, но уже без растяжения.

6. Так вот, давайте начнем с вопроса о рождении, которое, как мы сказали, является одновременно результатом изменения и формирования.

Брошено семя в утробу или в землю – не имеет значения: так или иначе, в положенный срок образуются бесчисленные частицы рождающейся материи, различающиеся по влажности, сухости, холоду, теплоте и по всем другим качествам, которые из них проистекают. И эти производные качества тебе известны, если, конечно, тебе вообще случалось рассуждать с позиции философии о возникновении и уничтожении. Ведь, во-первых и прежде всего, из упомянутых качеств происходят остальные так называемые осязательные различия, а из них – различные вкусы и запахи, и различия, определяемые зрением. Так вот, распознавание твердого и мягкого, вязкого и хрупкого, легкого и тяжелого, плотного и рыхлого, гладкого и шершавого, толстого и тонкого – это осязательные различия, и о них обо всех прекрасно сказано у Аристотеля. И, разумеется, ты хорошо знаешь также вкусовые, обонятельные и зрительные различения. Так что если ты стремишься узнать, что в ответе за первичные и элементарные функции, вызывающие изменения, то это влажность, сухость, холод и тепло; если же тебя интересуют те функции, которые являются результатом их слияния, то их будет столько, сколько у каждого животного найдется чувствительных элементов. Чувственно различаемыми элементами называются все гомеомерные части тела, и следует их изучать, не полагаясь на какую-либо систему, но своими глазами, посредством анатомического вскрытия.

А кости, хрящи, нервы, мембраны, связки, вены и все прочее природа создает на первой стадии зарождения животного, используя, говоря в общем, функцию рождения и изменения, а в частности – согревающую, охлаждающую, иссушающую и увлажняющую функции, а также те, что происходят от их смешения, например функцию формирования костей, нервов и хрящей – для ясности должно оперировать и такими названиями.

К этому разряду относится и специфическая плоть печени, как и плоть селезенки, почек, легких, сердца; точно так же и особенная материя мозга, желудка, пищевода, кишечника, матки является чувственно различаемым элементом – однородным, простым, не составным. Иными словами, если удалить из упомянутых органов артерии, вены и нервы, то остальное вещество каждого из них по ощущению будет простым и элементарным. Что касается тех органов, которые состоят из двух покровов, не подобных друг другу, но по отдельности простых, то и эти покровы являются элементарными, подобно тканям желудка, пищевода, кишечника, артерий, и каждому из этих покровов присуща своя собственная изменяющая функция, которая произвела этот элемент из ежемесячных выделений из матки, следовательно, каждое в отдельности живое существо имеет столько изменяющих функций, сколько у него элементарных частей. И далее, каждой из этих элементарных частей обязательно должно соответствовать свое действие, так же как и свое особенное назначение. Рассмотрим, например, протоки, идущие из почек в мочевой пузырь, которые называются мочеточниками: это и не артерии, так как они не пульсируют и не состоят из двух покровов, и не вены, так как в них нет крови и их покров совсем не похож на покров вены, а от нервов они отличаются еще больше, чем от артерий и вен.

«Так что же это, наконец?» – спросит кто-нибудь, считая, что необходимо, чтобы каждая часть являлась либо артерией, либо веной, либо нервом, либо была сплетена из них, и не веря в то, что здесь говорится, что, дескать, у каждого отдельного органа есть свое особенное вещество. Ведь есть, например, два разных пузыря: тот, что собирает мочу, и тот, что собирает желтую желчь; эти пузыри не только ото всех остальных, но и друг от друга отличаются, да и протоки, которые идут в печень от желчного пузыря, как своего рода каналы, ничем не напоминают ни артерии, ни вены, ни нервы.

Что касается самой материи покровов желудка, кишечника и матки, то ее сделали такой, какова она есть, соответствующие природные функции, направленные на изменение. А что до их соединения, внутреннего сплетения и врастания в кишечник, своеобразных внутренних полостей и всего прочего в таком роде, то за все это в ответе другая функция, которую мы называем «образующей». Мы называем ее также мастерской функцией, а скорее – высшей степенью мастерства, делающей все с определенной целью, чтобы не было ничего бесполезного или чрезмерного и вообще чтобы ничего невозможно было сделать лучше. Но обо всем этом мы расскажем в сочинении «О назначении частей человеческого тела».

7. Перейдя же к функции роста, позвольте напомнить сначала о том, что сама она, наравне с функцией питания, заложена уже у плода в утробе, но тогда они обе бывают наподобие служанок при тех функциях, о которых шла речь выше, и сами по себе силы не имеют. Но как только животное достигнет совершенного размера, все время от рождения до зрелости господствует функция роста, а в помощь ей и как бы в услужение даются функции изменения и питания. Итак, в чем, собственно, состоит свойство функции роста? Растягивать во все стороны порожденное. Порожденным называются твердые части тела, артерии, вены, кости, хрящи, мембраны, связки и все оболочки – все, что немного ранее мы называли элементарным, гомеомерным и простым. Каким же образом они растягиваются во все стороны, я объясню, приведя сначала для ясности один пример.

Так, дети, взяв свиные пузыри, наполняют их воздухом и трут в золе у огня, чтобы те согревались и не лопались, – такая игра популярна как в Ионии, так и у многих других народов – а натирая, складно припевают какие-то стишки, и вся эта песенка – уговоры пузыря, чтобы он рос. Когда же им покажется, что пузырь растянулся довольно, снова надувают его, пока не решат, что пузырь достаточно велик. Но даже из этих детских забав ясно, что насколько пространство внутри пузыря прибавляет в размере, настолько истончается его вещество, и, если бы дети могли питанием возместить это истончение, как это делает природа, из маленького пузыря получился бы большой. Однако это действие им недоступно, и никоим образом невозможно ему подражать – не потому, что они дети, а потому, что это никому не дано. На это способна только природа.