Хронология жизни в профессии

Студия «Белорусьфильм» в кинематографической среде называлась «Партизан-фильм». Она начала расти на глазах, когда в кресло ее гендиректора сел Иосиф Львович Дорский, до того директор Витебского театра, боготворивший Марка Шагала, явно обладающий даром организатора. Обаятельный, имеющий взгляд на перспективу, он сразу же одобрил молодежную артель, возглавляемую Сергеем Константиновичем Скворцовым, профессором ВГИКа, вытесненным герасимовским окружением. Скворцов выбрал четыре короткометражки для выхода под названием «Рассказы о юности». Я работал над второй новеллой «Комстрой», режиссером которой был Виктор Туров, а художником – практикант Евгений Игнатьев. Эту ленту мы снимали в Могилеве, вокруг родных мест Виктора Турова. Снимали самодеятельно, без выходных, администрация занималась только отчетом. Мы трое в воскресенье, когда группа на Днепре купалась, прокладывали рельсы, достраивали леса без стены. Для того чтобы, камера двигалась за молодыми строителями, несущими инвентарь и носилки с бетоном наверх стройки. Много лет спустя видел я в хроникальных фильмах отрывки из этой новеллы. Не зря мы изобретали эти кадры со строительными лесами! Втроем работали дружно, правда, в азарте перерасходовали пленку, за которую потом у нас высчитали из зарплаты. «Рассказы о юности» – пропагандисткая сугубо лента – была встречена руководством в Госкино одобрительно и сразу. Вскоре приехал из Москвы Виктор Туров, кстати, принятый во ВГИК самим Довженко и опекавшим его, как побывавшего в немецкой неволе. Мы начали подготовку короткометражки по мотивам рассказа Янки Брыля «Звезда на пряжке». Сценарий написал Гена Шпаликов. Мы подолгу обсуждали эпизоды будущей картины, бродили по городу, подбирая места, где будем снимать. Встретились с автором Янкой Брылем. До сего дня в памяти добродушный, занятый своим делом, человек. Он улыбчиво нас послушал и сказал: «Делайте все, что вам подскажет фантазия и профессия, используйте кинопленку для прочтения словесного рассказа. Работайте, и я свою лямку буду тянуть». В новом веке в Москве ко мне обратились белорусские телевизионщики с просьбой рассказать о Владимире Короткевиче. Я поинтересовался: «Кто же Вас направил ко мне?» Держащая микрофон: «Мы беседовали с Янкой Брылем, он прочитал Вашу книгу и посоветовал обратиться к Вам». Мне было радостно.

Съемки «Звезды» вели на многих площадках города. У вечного огня на Круглой площади был задуман такой кадр: пожилая женщина приносит цветы к вечному огню. С ее живого лица камера переходит на отражение пламени и ее лица в темном полированном граните. Для того, чтобы портрет отражался ясно в камне, лицо женщины освещали двумя дигами – это вольтова дуга – потребляющая 18 квтч. Эффект был оценен. Женщину исполнила Стефания Станюта, уже тогда известная актриса Театра им. Янки Купала.

Снимался в короткометражке и Георгий Степанович Жженов, в 1958 году ставший вольным гражданином. Он восемнадцать лет провел в лагере на Колыме, а с 1954 года был на поселении в Норильске, хотя просился в театр Абакана. Он был словоохтлив и без причины улыбался.

Мы проводили съемки на площади возле Дома Профсоюзов. По сюжету армейское подразделение проводило репетицию парада на центральной площади рядом с памятником Сталину. Мы начали снимать, как наш герой – малолетка Дима Скакун – вбегает в солдатский строй. А в это самое время власти дали команду убрать памятник Сталину, и танк, стоящий тут же, натягивал канат на его шею, пытаясь уронить бронзовую фигуру с постамента. К нему подключился второй танк, и дело было сделано. Статуя упала на брусчатку. Механик Витя Пасынков шептал мне: «Цинава (министр МВД Белоруссии) на совесть крепил вождя…».

А старший офицер, руководивший мероприятием, предупреждал: «Не вздумайте снимать в сторону сноса памятника, не портите себе биографию!»

А мы и не задумывались в эту сторону: по сюжету играл оркестр «Прощание славянки» и нам хватало воли в воздухе.

В разгар съемок в Минск приехал автор нашего сценария Гена Шпаликов.

Вечерами он веселил экспромтами:

Где-то лаяла собакаВ затихающую даль,Я пришел к вамВ черном фракеЭлегантный как рояль.

Или:

Меня властизамучили пластиком…

Помню отрывочно из его стихов:

Стоял себе расколотый —Вокруг ходил турист,Но вот украл Царь-колоколИзвестный аферист.Отнес его в СтолешниковЗа несколько минут,А там сказали вежливо,Что бронзу не берут.Таскал его он волоком,Стоял с ним на углу,Потом продал Царь-колоколБританскому послу.И вот уже на ЗападеБольшое торжество —И бронзовые запонкиШтампуют из него.И за границей веселоВ газетах говорят,Что в ужасе повесилсяКремлевский комендант.А аферист закованныйБыл сослан на Тайшет,И повторили колоколИз пресс-папье-маше.Не побоялись бога мыИ скрыли свой позор —Вокруг ходил растроганныйРабиндранат Тагор.Ходил вокруг да около,Зубами проверял,Но ничего про колоколПлохого не сказал.

Это был первый приезд Шпаликова в Минск. На просмотре материала он с улыбкой-ухмылкой заметил: «С колоколом-то я в жилу угодил!» Гена приезжал в 1963 году на съемки фильма «Через кладбище» по одноименной повести Павла Нилина. Написал пронзительный закадровый текст от автора, положенный на обзорный проезд камеры по заиндевелому старому кладбищу Новогрудка. Текст настолько был душевным, что от него шли мурашки по телу. В нем ничего не было идеологического, а только чувства. Поэтому на первом просмотре фильма начальник Главка Ирина Алексанровна Кокорева перестраховалась и велела вырезать его до отправки ленты в Москву. Я спрятал этот кусок в своей кабине. Но когда я поехал в Таллин снимать фильм «Безумие», все что я сохранил – эпизоды, кадры, сцены, не вошедшие в фильмы, которые я снимал в Белоруссии и надеялся использовать их в будущем – были уничтожены. Худрук «Белорусьфильма» Корш-Саблин с понятыми, среди них был и оператор Дима Зайцев, вскрыли мою кабину, вынесли во двор студии и сожгли все эти материалы, а инженеры цеха обработки пленки после этого собрали пепел для регенерации серебра. Песня кончилась…

Жаль сцену на двадцати метрах, как петух топчет курицу, и многое многое другое. Осталась только запись в дневнике от 12 июля 1964 года: «Метаморфозы! Деревня Акулинка (Мозырь). Снять бы эту курицу, вырастившую гусят. Она провожает их в воду. Они плывут, а она бегает по берегу и кудахчет. Как это похоже на мать, вырастившую детей в деревне, а они «убегли» в большие города».

Там у меня был негатив, снятый на вокзале Вологды. Парень крупный, в белой рубашке расстегнутой, на груди выколото узнаваемое лицо Люси Марченко. Он, видя, что на его грудь глазеют, открыл рубаху еще шире и счастливый затянулся папиросой глубоко, а после облако дыма развевается на безветренной площади. Лицо небанальное, характер явно настырный. Мне и сегодня жаль гибели моей фильмотеки и утвари, которой забита была моя кабина. Однако все проходит.

Шпаликов был на «Белорусьфильме» во время приезда Шукшина в группу Вали Виноградова, снимавшего полнометражный фильм «Восточный коридор». Особенно яркие были с ним встречи в Москве на площади Киевского вокзала. Как-то у киоска мы, облокотившись о круглый стол, пили пиво, к нам подошел попрошайка. Гена наклонил в его сторону кружку, и тот жадно принялся глотать. Гена говорит мне:

– Вот в этом доме Алик Бойм живет, зайдем?

– У меня нет с ним камней преткновения.

– Но у тебя ведь нет и камней оттолкновения?!

Мы посмеялись, попрошайка ушел. Гена посетовал, что с его картиной «Долгая счастливая жизнь» на фестиваль авторского фильма в Бергамо вместо него поехал Марлен Хуциев, «и даже мне об этом ничего не сказал. От Марлена я такого не ждал…». Гена написал мне перед тем, как уйти на электричку в Переделкино, туда, где он ночевал последний свой год на свете. Я привожу факсимиле из моей записной книжки.

«Дорогой Толя! Эти старые стихи мы читали в Минске. Я все это хорошо помню. Прими в знак уважения настоящего к тебе и твоему таланту.

Я шагаю по МосквеКак шагают по доскеЧто такое?Сквер направоИ налево тоже скверЗдесь когда-тоПушкин жил.Пушкин с ВяземскимДружилГоревал, лежал в постелиКто такой, – не знаю, ктоА скорей всего – никто.У подъезда на скамейкеЧеловек сидит в пальтоЧеловек он пожилойНа Арбате дом жилойВ доме лентяя еда.А на улице среда.Переходит в понедельникБезо всякого труда.Голова моя пуста.Как пустынные местаЯ куда-то улетаю,Словно дерево с листа.

Г. Шпаликов

Толя, еще раз, мне радостно сделать тебе хотя бы это».

Навсегда в памяти, когда он дочитал последнее четверостишье, я ему: «Ну, Гена, ты и голова. Ведь последнее четверостишье – эпитафия нашему поколению». Глаза его повлажнели, мы пошли в ресторан «Зорька», потом его переименовали в «Потсдам». Интересно, как он называется сегодня? Был тогда порядок: только одна рюмка и ни грамма больше. На таком подъеме мы умиротворили официантку и получили водку в нарзанной бутылке. Гена уже тогда был готов снимать авторское кино…

Через несколько недель после похорон Шукшина мы встретились в километровом коридоре «Мосфильма». Тогда Геннадий написал мне в записную книжицу:

«Толе Заболоцкому.Хоронят писателей мертвых,Живые идут в коридор.Служителей бойкие метлыСметают иголки и сор.Мне дух панихид неприятен,Я в окна спокойно гляжуИ думаю – вот мой приятель,Вот я в этом зале лежу.Не сделавший и половиныТого, что мне сделать должно,Ногами направлен к камину,Оплакан детьми и женой.Хоронят писателей мертвых,Живые идут в коридор.Живые людей распростертыхВыносят на каменный двор.Ровесники друга выносят,Суровость на лицах храня,А это – выносят, выносят, —Ребята выносят меня!Гусиным или не гусинымБумагу до смерти марать,Но только бы не грустилиИ не научились хворать.Но только бы мы не терялиЖивыми людей дорогих,Обидами в них не стреляли,Живыми любили бы их.Ровесники, не умирайте».

В заключение вспомню еще один эпизод. Мы со Шпаликовым зашли к поэту и сценаристу Володе Голованову, который жил на Бережковской набережной, в доме № 7 с тогдашней первой женой Наташей Котавщиковой, написавшей мудрые строки о семейной ячейке: «Бремя с течением времени – мед». Водка разливалась в тонкие стеклянные стаканы. Когда выпили за встречу, Гена откусил край стакана и стал жевать его. Мы молча обомлели от вида крови и от хрустящего звука стекла. Шпаликов, глядя на нас, успокоил: «Я не чувствую боли». Застолье закончилось…

Документальные фильмы

В Белоруссии сегодня имя Владимира Семеновича Короткевича на слуху – признанный классик. В связи с политической войной суверенитетов в Киеве установлен памятник Короткевичу перед Университетом, который он закончил. Немой призыв Беларуси единиться с Украиной. Как бы отнесся к проблеме сам Короткевич, знает только Господь. Все годы, что я его видел, он всегда был поперечным не только на Студии, но и в общественной литературной жизни Минска. Он был национальным писателем, но никогда не был националистом, каковым его сейчас делают.

К съемке моей первой документальной короткометражки подвиг своей темпераментной находчивостью именно Короткевич. Это фильм – «Свидетели вечности» – о деревьях, растущих больше тысячи лет. Специфика документального очерка в том, что автор и ты – режиссер и оператор, проходите все стадии производства от съемки, монтажа, озвучивания до заключительной печати вместе. Участие во всем комплексе проблем производства укрепляет твое умение и наблюдательность. Много на первом документальном фильме в творчестве я ухватил от Короткевича. Об этом позже.

В следующей работе «На старых сеножатьях» в соавторстве с режиссером Никитой Хубовым тоже пригодился опыт, полученный подсознательно от Короткевича. Никита – циничный европеец – искал негатив в провинциальной жизни артели, заготавливающей сено. А сгладил этот мрачный настрой зрительного ряда приглашенный музыкальным редактором для озвучания студент консерватории Игорь Лученок, записавший мелодию, сопровождавшую сенокос. Много лет спустя я слышу вариации этой душевной мелодии в телевизионном эфире. Они возвращают меня в белорусское полесье.

«Отсюда в вечность»

Следующую короткометражку «Отсюда в вечность» снимал я в союзе с Владимиром Антоновичем Головановым, окончившим сценарный факультет ВГИКа. Сценарий, написанный для мультипликационного фильма «Фильм, фильм, фильм» прославил режиссера, но ни его сценариста Голованова. Время его впереди, надеюсь. Он проявится как поэт. Пора его стихам выйти из заточения.

Не начальный лицейИ не гроба гнильеЖизнь обширней чем цельИ богаче ее.

И другой отрывок из его поэзии, заставивший меня покинуть Тбилиси и бежать со дня рождения Отара Иоселиани в четыре часа утра. Корреспондент газеты «Либерасьон» произнес тогда тост: «Я пью за Грузию, чтобы у нее всегда была такая провинция как Россия!» Что тут началось! Радость переполняла приглашенных гостей. Когда утих гром, ко мне подошел автор тоста. Он хорошо говорил по-русски. Черненький, худенький, скорее всего выехал в Вену и устроился в Париже. Он вежливо обратился ко мне: «Ну, что Вы так опечалены?! Я же пошутил». Я ему: «Что вы шутите при всех, а извиняетесь передо мной одним». Он убежал, и я вижу: терзает тамаду. Так и есть, тамада дает слово мне. Я тогда заслонился поэзией Голованова:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.