Бедная птичка забеспокоилась – ее клетка, расположенная над самой постелью, мерно и сильно раскачивалась. Старинные часы пробили величественную серию ударов, потом еще и еще.

– О… добрые духи… Светлое небо… – Сения не знала, кого еще помянуть и еле сдерживалась, чтобы не завопить во все горло.

…Купец Вапа удовлетворенно потер руки – ошибка исправлена, нерадивый писец вскоре лишится места… Как хорошо, однако, что Сения подружилась с сестрой этого господина Карвера! Целый день ее не слышно и не видно, не вертится перед глазами, не канючит и не просится погулять… Даже непривычно, – купец усмехнулся. Не подняться ли, не проведать ли мастериц?

Он уже привстал, намереваясь покинуть кресло – но поморщился от боли в пояснице и остался сидеть.

…Эгерт Солль, пошатываясь, выглянул из окна на набережную. Нагой и расслабленный, он стоял в оконном проеме и смотрел на товарищей с укоризной… Купец Вапа вздрогнул и поморщился: проклятые гуарды! Ну что за хохот, что за вой…

Спустя несколько минут спустились Сения с Бертиной; Вапе показалось, что жена несколько не в себе, будто урок вышивания уж очень ее утомил. Прощаясь, она с особенной нежностью заглянула Бертине в глаза:

– Ты… придешь еще, да?

– Непременно, – вздохнула девушка, – мне никак не дается… этот стежок… милая Сения…

Купец презрительно поморщился: до чего сентиментальны эти женщины…

– Язык отрежу, – сказал Солль друзьям в кабачке. – Кто будет болтать… ясно?

Ни у кого не оставалось сомнений, что так он и сделает, если тайна купчихи Сении получит в городе огласку. Все помнили о фамильном клинке – и молчали.

Карверу, сыгравшему во всей истории немаловажную роль, подмигивали и жали руку. Поздравления, похоже, доставляли ему мало радости – несмотря на падавший на него отблеск Соллевой славы, «брат» первым напился и молча ушел.

Весна разразилась проливными дождями; по крутым мощеным улочкам неслись мутные потоки, дети кухарок и лавочников отправляли в плаванье деревянные башмаки под парусом, а юные аристократы с тихой завистью глядели на них из высоких стрельчатых окон.

Однажды утром к гостинице «Благородный меч», которая располагалась едва не в самом центре Каваррена, подкатила простая дорожная карета; кучер, против обыкновения, не кинулся открывать дверцу, а равнодушно остался сидеть на козлах – похоже, пассажиры не были его господами, а всего лишь нанимателями. Дверца распахнулась сама, и невысокий, очень худой молодой человек откинул подножку, чтобы выйти.

Приезжие не были в Каваррене такой уж редкостью, и, возможно, прибытие кареты прошло бы незамеченным, если б напротив, в трактире «Верный щит», не коротал время Эгерт Солль с друзьями.

– Гляди-ка! – сказал Карвер, сидевший у самого окна.

Две или три головы повернулись в его сторону, прочие господа слишком увлечены были беседой и вином.

– Гляди-ка! – и Карвер подтолкнул в бок сидящего рядом Солля.

Эгерт взглянул – молодой человек к тому времени уже соскочил на мокрый булыжник и протягивал руку кому-то невидимому, все еще остававшемуся внутри. Юноша одет был во все темное – и глаз Солля сразу резанула какая-то несуразность в облике молодого незнакомца.

– У него нет шпаги, – сказал Карвер.

Тут только Эгерт увидел, что незнакомец безоружен, что на нем нет даже перевязи, а на тонком поясе – ни кинжала, ни хотя бы кухонного ножа. Солль пригляделся еще внимательнее – одежда незнакомца строгостью походила на форменную, но, если это и была форма, то ни в коем случае не военная.

– Это студент, – объяснил Карвер. – Наверняка студент.

Юноша тем временем, переговорив с кем-то внутри кареты, подошел расплатиться с кучером; тот по прежнему не проявлял ни доли почтения – похоже, студент не был к тому же и богат.

– А что, – протянул Эгерт сквозь зубы, – студенты, подобно женщинам, не носят оружия?

Карвер хохотнул.

Эгерт презрительно ухмыльнулся и готов был отвернуться от окна – но в этот момент, опираясь на руку студента, из экипажа выбралась девушка. В кабачке как-то сразу стало тихо.

Лицо ее казалось озабоченным, бледным от усталости и печальным от дождя – но даже это не могло его испортить. Это было совершенное, почти что выточенное из мрамора лицо – только там, где у мраморных статуй белеют слепые мертвые очи, у этой девушки матово поблескивали темные, спокойные, без тени кокетства глаза.

Как и одежда ее спутника, платье приезжей было простым дорожным платьем – не умеющим, впрочем, скрыть ни прекрасных форм, ни легкости и гибкости движений. Девушка соскочила на булыжник рядом с юношей – тот что-то сказал, и мягкие губы его усталой спутницы чуть улыбнулись, а глаза, казалось, стали еще глубже и ярче.

– Немыслимо, – прошептал Эгерт.

Кучер тронул карету – оба отскочили, спасаясь от брызнувшей во все стороны жидкой грязи. Потом молодой человек вскинул на плечо объемистую котомку – и вдвоем, держась за руки, приезжие вступили во владения «Благородного меча». Закрылась увитая вензелями дверь.

В трактире заговорили все разом; Эгерт молчал, не отвечая на вопросительные взгляды; потом уронил в сторону Карвера:

– Мне нужно знать, кто они.

Тот привычно поднялся, спеша услужить другу. Солль смотрел, как, перепрыгивая лужи, Карвер спешит через улицу к «Благородному мечу»; снова хлопнула дверь с вензелями, и прошло около четверти часа, прежде чем Эгертов приятель вернулся:

– Да, он студент… Пробудет, очевидно, около недели, – и Карвер замолчал, с удовольствием ожидая вопроса.

– А она? – бросил Эгерт.

– Она, – Карвер странно усмехнулся, – она не сестра ему и не тетка, как я надеялся… Она – невеста этого парня, и, похоже, свадьба не за горами!

Эгерт молчал – сообщение Карвера, хоть и не было неожиданностью, неприятно задело его, почти оскорбило.

– Противоестественный брак, – сказал кто-то из гуардов. – Мезальянс.

Все шумно согласились.

– А я слыхал, – вставил Карвер удивленно, – что студентов всех оскопляют, дабы не отвлекались на плотские наслаждения и полностью предали себя науке… Что, врут, выходит?

– Выходит, врут, – разочарованно пробормотал лейтенант Дрон, опрокидывая забытый было кубок.

– Без шпаги ходит – все равно, что скопец, – тихо проронил Солль. Все обернулись в его сторону.

По лицу Эгерта неудержимо расползалась хищная, презрительная ухмылка:

– Зачем скопцу женщина, господа, да еще ТАКАЯ?

Он встал – все уважительно расступились. Бросив хозяину несколько золотых монет – за всю компанию – лейтенант Эгерт Солль вышел под дождь.

В тот же вечер приезжий молодой человек со своей спутницей ужинали на первом этаже «Благородного меча»; трапеза их была достаточно скромной, пока сам хозяин, блистая улыбкой, не водрузил на стол перед ними плетеную корзину, ощетинившуюся бутылочными горлышками:

– Госпоже – от господина Солля!

С этими словами, подтвержденными многозначительной улыбкой, хозяин удалился.

Эгерт, удобно устроившийся в уголке обеденного зала, видел, как студент и красавица удивленно переглянулись; после долгих колебаний салфетка, прикрывавшая корзинку, была сдернута, и на лицах склонившейся над подарком парочки отразилось радостное изумление – еще бы, яства и вина отобраны были с отменным вкусом!

Впрочем, на смену радости вскоре пришло замешательство; о чем-то жарко переговорив со спутницей, студент вскочил и отправился к хозяину – выяснять, по-видимому, кто такой этот щедрый даритель господин Солль.

Эгерт допил свой кубок и, неспешно поднявшись, двинулся через зал к оставшейся в одиночестве девушке; он специально не смотрел на нее в этот миг, боясь разочарования – вдруг красавица вблизи окажется вовсе не так хороша?

Зал был наполовину пуст – ужинали немногочисленные постояльцы да коротала время смирная компания горожан. «Благородный меч» слыл спокойным, пристойным заведением, хозяин тщательно оберегал его от шумных попоек и потасовок. Оттягивая момент встречи с прекрасной дамой, Солль успел заприметить новое лицо – по-видимому, этот высокий немолодой путник прибыл совсем недавно и не успел еще попасться Эгерту на глаза.

Подойдя, наконец, к своей цели почти вплотную, Эгерт, внутренне изготовившись, взглянул на невесту студента.

Да, она была великолепна. Лицо ее не казалось больше таким усталым, и чуть порозовели гладкие, как алебастр, щеки; теперь, вблизи, он рассмотрел даже маленькие, незамеченные раньше детали – созвездие из крохотных родинок на высокой гордой шее и необычайно крутой, дерзкий изгиб ресниц.

Эгерт стоял и смотрел; девушка медленно подняла голову, и Солль впервые встретился взглядом с ее серьезными, чуть отрешенными глазами.

– Добрый день, – сказал Эгерт и уселся на место, где только что сидел студент. – Госпожа не воспротивится обществу скромного почитателя красоты?

Девушка не смутилась и не испугалась; она только казалась чуть озадаченной:

– Простите, вы…

– Мое имя Эгерт Солль, – он встал, раскланялся и снова уселся.

– А-а… – она, кажется, собралась улыбнуться. – Так это вас мы должны благодарить…

– Ни в коем случае! – Эгерт казался испуганным. – Это мы, смиренные граждане Каваррена, должны благодарить вас за ту честь, которую вы оказали нам… – чтобы закончить витиеватую фразу, ему пришлось добрать в грудь воздуха, – оказали нам, удостоив своим посещением… Только вот как долго мы сможем оказывать вам гостеприимство?

Девушка улыбнулась-таки, и Соллю тут же захотелось, чтобы улыбка никогда не сходила с ее лица.

– Вы очень любезны… Мы пробудем неделю, может быть, больше…

Хозяйственным движением Эгерт вытащил из корзинки и ловко откупорил первую попавшуюся бутылку:

– Разрешите выполнить долг гостеприимства и предложить вам… У вас родные в Каваррене, а может быть, друзья?

Она успела отрицательно покачать головой, но тут вернулся студент, и девушка улыбнулась уже ему – радостно, не так, как улыбалась до этого Соллю; Эгерт отметил это, и в душе его шевельнулось неприятное чувство, похожее едва ли не на ревность.

– Динар, вот господин Эгерт Солль, который так любезно предоставил нам все это чудо… Познакомьтесь, господин Солль, это мой жених – Динар.

Студент кивнул Эгерту, но руки не подал – его счастье, потому что Солль никогда в жизни не пожал бы эту костистую, не знающую оружия ладонь, на которой, казалось, до сих пор темнели пятна въевшихся в кожу чернил. Вблизи студент показался Эгерту еще более жалким и неуклюжим – и Солль мысленно воззвал к небу, допустившему вопиющую несправедливость и посадившему за один стол студента и его прекрасную спутницу…

Впрочем, за столом теперь сидели красавица и Эгерт – стульев было всего два, и студенту оставалось только топтаться рядом.

Не обращая на него ни малейшего внимания, Солль снова обратился к девушке:

– Простите, я ведь так и не знаю вашего имени…

Переводя удивленный взгляд с переминающегося студента на развалившегося на стуле Эгерта, девушка механически ответила:

– Меня зовут Тория…

Эгерт тут же повторил это имя, будто проверяя его на вкус; студент тем временем опомнился и подтащил к столу третий стул, пустовавший неподалеку.

– У вас нет здесь ни родных, ни друзей… – привстав, Солль наклонился над бокалом собеседницы, причем рукав его совершенно естественным образом коснулся рукава Тории, – вернее сказать, не было, потому что теперь весь город, я думаю, захочет подружиться с вами… Вы просто путешествуете, развлекаетесь?

Студент, чуть нахмурившись, взял у служанки третий бокал и плеснул себе вина. Эгерт чуть усмехнулся уголками губ – благородный напиток наполнял бокал студента едва ли на треть.

– Мы путешествуем, – немного скованно подтвердила девушка, – но не развлекаемся… Здесь, в Каваррене, много веков назад жил человек, интересующий нас… с научной точки зрения. Он был маг… Великий маг, и мы надеемся что он оставил о себе память… В старинных архивах, манускриптах, летописях…

С каждым словом она все более воодушевлялась, забывая о своем минутном замешательстве: какие-то заплесневелые бумаги были ей, по-видимому, дороже родных братьев – на слове «архив» голос ее дрогнул от благоговения. Эгерт поднял бокал – все равно, чем вызвано воодушевление женщины, лишь бы горели ее глаза и розовели щеки:

– Пью за путешественников, разыскивающих манускрипты!.. Только в Каваррене отродясь не бывало летописей, по-моему…

Студент выпятил губы. Сказал безо всякого выражения:

– В Каваррене обширная историческая библиотека… В Ратуше. Для вас это новость?

Солль не дал себе труда вступать с ним в разговор. Тория умела, по-видимому, ценить хорошие вина – глаза ее прикрылись от удовольствия после первого же глотка. Дав ей возможность насладиться, Эгерт вытащил из корзинки следующую бутылку:

– Обратите внимание… Гордость каварренских погребов, дитя южного виноградника, «Серенада муската»… Хотите попробовать?

Он снова наполнил ее бокал, вдыхая исходящий от нее запах – запах духов, настоянных на терпких травах; потом, касаясь рукавом ее теплого вздрагивающего рукава, положил на ее тарелку крохотный ломтик розовой грудинки. Студент мрачно вертел в длинных пальцах бутылочную пробку.

– Так что же это за счастливец, заинтересовавший вас даже спустя столько веков? – поинтересовался Солль с обворожительной улыбкой. – Хотел бы я быть на его месте…

Она охотно принялась рассказывать ему длинную и вовсе неинтересную историю о маге, основавшем какой-то орден, именуемый еще и воинством; Эгерт не сразу понял, что речь идет всего-навсего о Священном Привидении Лаш, которому действительно кто-то где-то поклоняется. Он слушал Торию – и слова девушки текли мимо его ушей, а голос завораживал, милый, необычный голос… Мягко открывались бархатные губы, давая проблеснуть белым зубам; Эгерт покрылся потом, воображая, что за поцелуй умеют подарить эти прекрасные губы.

Ему хотелось, чтобы девушка говорила вечно – но она запнулась, мельком взглянув на студента. Тот сидел нахохлившись, как больная птица, и смотрел на нее с укоризной.

– Прошу вас, продолжайте, – сказал Эгерт вкрадчиво. – Мне безумно интересно… Он, значит, в конце концов спятил, этот ваш маг?

Студент красноречиво глянул на Торию и завел глаза к потолку; Эгерт был не слепой, чтобы не прочитать в этом действе крайнее презрение к своим научным познаниям. Впрочем, оскорбляться поведением жалкого студента было ниже его достоинства.

Тория растерянно улыбнулась:

– Право же, я с удовольствием рассказала бы вам… Но мы так устали в дороге… Пожалуй, нам пора, – она легко поднялась, и бокал ее остался недопитым.

– Госпожа Тория, – Эгерт вскочил тоже, – может быть, быть, вы позволите мне выполнять долг гостеприимства и завтра? Вас ведь интересуют местные достопримечательности – а я считаюсь их знатоком, лучшим во всем городе…

Достопримечательностями Каваррена Эгерт считал в основном кабаки и загоны для бойцовых вепрей, но доверчивая Тория попалась на его нехитрую удочку:

– Правда?

Студент тяжело вздохнул. Не обращая на него внимания, Эгерт энергично закивал:

– Безусловно… Разрешите узнать ваши планы на завтра?

– Они еще не определены, – угрюмо отозвался юноша. Прищурившись на него, Солль с удивлением отметил, что студенты тоже умеют злиться.

– Госпожа Тория, – Эгерт обернулся к девушке так, будто студент никогда и не рождался на свет, – на завтрашний день я прошу вас запланировать осмотр достопримечательностей, обед в лучшем заведении Каваррена и вечернюю прогулку на лодке… Кава – на редкость живописная речушка, вы заметили?

Она как-то сникла, глаза ее потемнели и казались теперь двумя колодцами под грозовым небом. Тогда Эгерт улыбнулся так обаятельно, так искренне и беззащитно, как только мог:

– Я не все понял из вашего рассказа… Мне будет очень интересно задать несколько вопросов про этого… господина, подарившего миру орден Лаш… А в благодарность за рассказ ваш покорный слуга сделает все ради вашего удовольствия… Все, о чем вы попросите, ляжет к вашим ногам… До завтра!

Он раскланялся и вышел; немолодой постоялец проводил его усталым взглядом.

Комендант ратуши долго мялся и качал головой: книгохранилище пребывает в негодном состоянии, часть книг погублена пожаром, случившимся еще лет тридцать тому назад; чего доброго, на головы молодых людей обрушится балка или кирпич… Изыскатели, однако, были настойчивы и в конце концов получили доступ к желаемым сокровищам.

От сокровищ, впрочем, остались только жалкие крохи – то немногое, что пощадил пожар, стало поживой целым поколениям крыс; разгребая мусор и помет, исследователи то и дело разражались возгласами отчаяния. Эгерт, явившийся в книгохранилище с огромным букетом роз, застал молодую пару в тот самый момент, когда среди всеобщей разрухи обнаружился, наконец, более или менее сохранившийся уголок.

На Солля не обратили никакого внимания. Студент висел где-то под потолком, покачиваясь на ветхой стремянке; Тория смотрела на него, задрав голову, и в самой ее позе Эгерту почудилось едва ли не преклонение. В волосах у нее запутались клочья паутины, но глаза сияли, а мягкие губы полуоткрылись от восторга, в то время как студент говорил, не умолкая.

Он захлебывался словами, как фонтан захлебывается водой, он зачитывал откуда-то непонятные цитаты и тут же истолковывал их для Тории. Он упоминал длинные диковинные имена, витиевато рассуждал о рунических текстах и время от времени переходил на незнакомый Соллю язык; девушка принимала из его рук тяжелые пыльные тома, и нежные пальцы ее касались переплетов так благоговейно, что Солль испытал к книгам раздраженную ревность.

Постояв рядом с полчаса и так и не удостоившись хотя бы взгляда, он украсил своим букетом ближайшую полку и вышел. В душе его неприятно возилось уязвленное самолюбие.

Молодые постояльцы вернулись в гостиницу лишь к ужину – но за весь вечер Тория ни разу не вышла из номера и не ответила на вежливую записку Солля. Гуарды, устроившие штаб-квартиру в «Верном щите», засомневались – а не слишком ли высоко замахнулся Эгерт? Тот лишь презрительно фыркал в ответ на насмешливые вопросы.

На другой день комендант ратуши имел встречу со щедрым господином Соллем – и юные изыскатели, явившиеся к своим книгам, получили смущенный отказ: сегодня никак невозможно, ремонтируется лестница, ключи у сторожа… Студент и Тория, удивленные, вынуждены были вернуться в гостиницу; Эгерт просидел в обеденном зале весь день – но Тория не спустилась опять.

Дождь лил всю ночь, дождь поливал студента, отправившегося поутру в ратушу и снова вернувшегося ни с чем. Только после обеда тучи наконец рассеялись и на мокрый город взглянуло солнце; юная пара, пребывавшая в бездействии, собралась, наконец, прогуляться.

Будто боясь далеко отходить от гостиницы, студент с невестой несколько раз прошлись взад-вперед по быстро высыхающей улице, не подозревая, сколько внимательных глаз наблюдают за ними через оконные стекла «Верного щита». Кто-то заметил, что студент бережет невесту лучше, чем берег жену купец Вапа; кто-то резонно заметил, что купцова жена в подметки не годится приезжей красавице, кто-то засмеялся.

Потом на пути гуляющих обнаружился Карвер.

Наблюдатели, приклеившиеся к окнам «Верного щита», видели, как, невзначай задев студента плечом, он тут же раскланялся чуть не до земли; студент поклонился тоже – Карвер радостно завел какой-то разговор и, попросив смиренного прощения у Тории, отозвал молодого человека в сторону. Яростно жестикулируя, он увлекал юношу все дальше и дальше за угол – когда из двери таверны появился Солль.

На церемонное приветствие Эгерта Тория ответила вежливым, но прохладным кивком. Она не казалась смущенной или испуганной – глаза ее, по-прежнему чуть отрешенные, смотрели на Солля внимательно, бестрепетно, с терпеливым вопросом.

– А вы коварная, – сказал Эгерт с горьким упреком. – Вы ведь обещали… Я ждал продолжения рассказа, а вы даже ни разу не спустились!

Она вздохнула:

– Признайтесь… Вам ведь ни капельки не интересно.

– Мне?! – возмутился Солль.

Тория оглянулась в поисках жениха; поймав этот чуть напряженный взгляд, Эгерт нахмурился и быстро проговорил вполголоса:

– Зачем ваше затворничество? Неужели вы готовите себя к роли смиренной женушки, да еще при тиране-муженьке? Что страшного в беседе, в прогулке… В совместном обеде, в катании на лодке? Разве я чем-нибудь оскорбил вас? Разве вы принадлежите кому-то, кроме самой себя?

Она отвернулась, Эгерт залюбовался ее профилем.

– Вы… так настойчивы, – сказала она с укоризной.

– А что прикажете делать? – искренне удивился Солль. – В моем городе гостит прекраснейшая женщина мира…

– Спасибо… У вас своеобразные представления о гостеприимстве… Но мне придется вас оставить, – и Тория сделала шаг в направлении, куда словоохотливый Карвер увлек студента. Тогда Солль возмутился:

– Вы станете бегать за мужчиной? Вы?!

Тория, вспыхнув, сделала еще шаг; Эгерт преградил ей путь:

– Драгоценный камень, выбравший своей оправой подгнившее дерево… Да имейте же глаза! Вы рождены повелевать, а…

Из-за угла вырвался студент; он был красен и растрепан, будто дрался врукопашную, и, похоже, что-то подобное и происходило на самом деле между ним и Карвером, который, выскочив следом, крикнул на всю улицу:

– Сударь, вы еще не женились, а уже разыгрываете рогоносца! Если женщина захочет поговорить на улице с приятным ей человеком – это еще не повод для истерики!

Какие-то мастеровые, проходившие мимо, рассмеялись. Седой постоялец, который как раз выходил из дверей гостиницы, медленно обернулся; на крыльцо «Верного щита» выбрались лейтенант Дрон и вечно хмурый Лаган.

Студент из красного сделался лиловым, обернулся к Карверу, будто собираясь ударить его – но, передумав, поспешил к растерянной Тории. Крепко взял ее под руку:

– Пойдем…

Путь к отступлению, однако, уже перекрыт был Соллем. Заглянув Тории прямо в глаза, он мягко спросил:

– Вы безропотно позволите этому… существу увести вас в ту серую тусклую жизнь, которую оно вам готовит?

Карвер все кричал издали:

– А рога, сударь, вы еще успеете примерить! Не пройдет и недели после счастливой свадебки, как они украсят ваш ученый лоб!

Студента начало мелко трясти – этой дрожи не могла сдержать даже рука Тории, мертвой хваткой вцепившаяся ему в запястье:

– Господин Солль, позвольте пройти…

– В случаях, когда мужчина выхватывает шпагу, вы, сударь, будете бодаться! – продолжал Карвер. – Это даст вам некоторое преимущество…

Студент, как слепой, кинулся вперед – прямо на Солля; железная грудь Эгерта тут же отбросила его на прежнюю позицию.

– Как называется этот боевой прием, господин студент? – поинтересовался Карвер. – Скакалки-бодалки? Его разучивают в университете?

– Господин Солль, – тихо сказала Тория, глядя Эгерту прямо в глаза. – А мне показалось, что вы благородный человек.

За свою не столь длинную жизнь Эгерт успел в достаточной мере изучить женщин; он видел множество кокеток, чье «прочь» означало «приди, любимый», а «подлый негодяй!» – «мы обязательно обсудим это позже». Замужние женщины в присутствии супруга демонстрировали ему свою холодность, чтобы, оставшись потом наедине, кидаться на шею. Эгерт знал и умел читать оттенки – и в глазах Тории он прочитал не только полную безучастность к блеску собственной мужественности, но и бешеной силы неприятие, отторжение.

Лейтенанта Эгерта Солля задело за живое. На глазах почти целого полка, засевшего в «Верном щите», ему, не знавшего дотоле поражений, предпочли студента, почти скопца, не носящего оружия…

Нехотя отступая в сторону, он процедил сквозь зубы:

– Что ж… Поздравляю… Синий чулок в объятьях книжного червя – прекрасная пара!.. А может быть, ученый супруг – только ширма, за которой укроется пара-тройка любовников?

Из окон гостиницы, привлеченные шумом, выглядывали горничные и постояльцы.

Студент выпустил руку Тории; не замечая ее умоляющего взгляда, изо всех сил провел пыльным носком башмака глубокую черту перед ботфортами Солля – традиционный вызов на дуэль.

Солль снисходительно рассмеялся:

– Что?! Я не дерусь с бабами, у вас ведь, сударь, и оружия-то нет!

Нешироко размахнувшись, студент коротко и звонко ударил Солля по лицу.

Возбужденная толпа – гуарды, постояльцы гостиницы, горничные, слуги и случайные прохожие – заполнила задний двор «Благородного меча»; Карвер лез вон из собственной кожи, спеша очистить посредине пространство для поединка.

<1 2 3 4...6 >

На страницу:

Перейти

2 из 6

Полная версия

Шрам

Другие книги автора