Королева Депрессия

– Мне кажется, я его знаю, – Алекс напрочь забыл про кофе и досадную ситуацию. Схватив фото обратно, он стал всматриваться в лицо мужчины.

– Что? – Алекс–девушка тоже поднялась, – ты знаешь этого бомжа?

– Кого? – сказал Алекс.

– Бомжа. То дело, которое тебе хотели отдать: труп неизвестного мужчины нашли в чужом доме, без явных признаков насильственной смерти. Судя по его внешнему виду и запаху, мужчина давно бродяжничал. Но что самое интересное…, – сказала она загадочным тоном, – после попадания в морг тело пропало, не оставив нам никаких зацепок!

Пораженный таинственному исчезновению бомжа, Алекс еще раз внимательно всмотрелся в лицо мертвого мужчины.

– Да, я его точно знаю, сначала он показался мне знакомым, но теперь я понял, где его видел…

Это был Петр Вискорец, Печаль профессора Лонг Лонга.

Бывший Отдел Управления погодой Управления по контролю Земли Верхнего уровня.

В следующее же мгновение щупальца Королевы Депрессии полетели в нашу сторону. Я закричала так, как никогда в жизни. Анна сообразила лучше меня и бросилась в сторону. Мимо пронесся Фрэнки, доставая изнутри себя… меч? Что?

– Бегите! Я задержу ее!

Мы попытались, обогнув ее, сбежать в проем в стене, но ее щупальца ринулись за нами: одно из них схватило меня за ногу, и меня тут же обожгло жгучим холодом. Второе из щупалец обхватило меня покрепче вокруг талии и с силой сжало так, что я могла лишь порадоваться, что давно ничего не ела. Мне почудилось, что я провалилась под лед. Как там говорил красавчик Лео* в фильме «Титаник*»? «Словно тысяча ножей колет тебя одновременно». Похожие ощущения. Где–то в глубинах этого ледяного озера мне послышался крик женщины. Гневный крик. Я узнала его. Следом послышался треск маминого любимого серванта, разбивающегося об стену.

«Ненавижу! Ненавижу», – кричала она, – «убирайся! Вон! Пошел вон». Рядом я увидела саму себя, только маленькую. Я ревела, глотая сопли. «Мамочка, не надо, прошу, не выгоняй его», – пыталась сказать я-маленькая, но вместо этого из меня вываливались судорожные всхлипы.

«Хочешь с ним? Убирайся со своим непутевым папашей, пошла вон, ненавижу вас, ненавижу!», – женщина, вытолкнув меня маленькую вперед, скрылась в темноте. Я хотела было броситься за ней, но чья-то рука крепко схватила меня. Это был папа. Странно это было. Я стояла и смотрела, как мой отец ласково гладит меня маленькую по голове и нежно приговаривает утешительные слова.

– Нам пора, – прозвучал голос. Мы с маленькой мною одновременно подняли головы – за спиной отца стояла женщина. Она показалась мне враждебной. Высокая. Надменная. И почти полностью увязшая в сером тумане, окружавшим нас. Наконец, папа встал, последний раз поцеловал ту меня в лоб, и вышел за дверь. А маленькая я еще долго стучала по глухой двери и просила его вернуться.

Меня словно выбросило на берег. Я с грохотом ударилась об пол, потирая ушибы.

– Мара – шмара, – сказала я, вспомнив ругательства моей мамы из очень далекого прошлого. Почему-то оно у меня ассоциировалось с той женщиной в тумане.

Надо мною стоял Фрэнки с занесенным мечом над головой.

– Что ты сказала? – удивленно спросил он, помогая мне подняться. Но услышав шорохи за спиной, он схватил меня за руку:

– Бежим, бежим!

Я оглянулась назад – оказалось, что Фрэнки удалось обрушить ржавые трубы и ими засыпало эту Депрессию.

– Но это ненадолго, – сказал он нам и указал на виднеющийся люк. Мы кое-как втроем сдвинули его. Внутри был узкий туннель, утопающий во тьме. Неожиданно, Фрэнки взметнулся вверх – одно из щупалец высвободилось и схватило его.

Анна бросилась к нему на помощь, пытаясь допрыгнуть до него.

И пока Анна нелепо прыгала, мы встретились взглядом с Фрэнки, пытавшемся высвободиться из захвата с помощью своего меча. Он глазами подал мне дальнейшие инструкции, а сам размахивая мечом, старался рубануть по щупальцу.

И прежде, чем Анна успела сообразить, я схватила тощую Анну за талию и толкнула ее прямо в туннель. Она весело покатилась вниз во тьму.

– Теперь тыыыыы! – прокричал мне Фрэнки прежде, чем щупальце стало бить им об стены. Если бы он не был эмоцией, то сломал бы все кости… надеюсь, у него их нет.

Я, подобно Анне, пыталась схватить и остановить щупальце. Где-то громыхали трубы – Депрессия пыталась выбраться из завалов.

Бах! Фрэнки упал прямо к моим ногам, а рядом с ним обрубок щупальца: ему удалось провернуть задуманный маневр.

– Значит, я не ошибся, – прошептал он, пытаясь подняться.

Что ты там городишь? Быстрее вставай! Я опустилась перед ним, помогая ему встать. Он приподнял голову и посмотрел на меня в упор.

– Но если это она…, то кто ты? – сказал он мне.

Что? Ты повредился умом? Костей может у тебя и нет, а мозг тебе точно сплющило!

Послышался сильный треск и удары тяжелого металла. Депрессия выбралась. Я взвизгнула. Но Фрэнки как будто не замечал этого.

– Ему нужна ты! Он ищет тебя! – прокричал он.

Сразу несколько щупалец обхватило его ноги и дернули назад. Я успела схватить его за руку, а другой крепко держалась за проем в стене. Мы же почти у цели!

– Отпусти меня и беги в туннель. Найди отца! Обеспечь свою безопасность! Скажи ему…что…, – быстро говорил он мне.

Что именно я должна была сказать своему отцу, я толком не поняла – Депрессия дернула его с такой силой, что чуть не вырвала мне руку. Он улетел к ней, а меня отбросило назад. И когда в мою сторону полетело сразу несколько щупалец, я, поддавшись инстинктам, прыгнула в дыру в полу.

Наверно, после того, когда я вернусь к жизни, я навсегда утрачу интерес к аквапаркам и американским горкам. Такой длительной, петляющей и сверх быстрой поездки я уже нигде не встречу! Неожиданно, бесконечная труба закончилась, и я оказалась в свободном полете. На меня сразу обрушился шквал мощного ветра, а глаза ослепил яркий свет, и я увидела, что подобно десантникам, я лечу в небе. Вот только парашюта за моей спиной не было.

Мимо меня пролетел самый настоящий Боинг, затем я пролетела сквозь пушистые и весьма мокрые облака, а далее стали появляться зеленые и желтые квадратики Земли – нашей родной. И только тут я поняла слова Фрэнки про ненатуральность коробок, где мы так долго находились и к которым мои глаза так приноровились: там, в этих Отделах, все было одинаково одноцветно. Если луга, то они просто зеленые, если небо, то оно просто голубое, если озеро, то оно просто синее. Словно ребенок разукрашивал раскраску обычными цветными карандашами. На Земле же было буйство красок, самых разных оттенков и, как правило, приглушенных, приятных глазу.

Земля неминуемо приближалась и мне оставалось лишь надеяться, что я не разобьюсь. В конце концов, тела у меня не было. Оставалось понять, где Анна и что, в конце концов, имел ввиду Фрэнки… Что он там говорил?

Это была ты… что значит я? Когда была? Что я натворила? Кто меня ищет? И что за нездоровый интерес к моему отцу? Мне что-то угрожает? Ах да… и самое главное… надо было что-то передать, но что?

Слишком много вопросов, и на них было очень сложно сконцентрироваться, когда ты летишь с невероятно большой скоростью. Хорошо, что я давно ничего не ела. А иначе из меня бы полилось все содержимое. Впрочем, я же всего лишь призрак.

Город М.

– Ничего удивительного, – сказала Мара, забирая из рук Алекса фотографию. – Эмоции не могут существовать в этом мире без носителя. Удивительно, что он вообще так долго сохранял человеческую форму после смерти, прежде чем окончательно раствориться в воздухе.

– Да, – согласилась «Велма», заглядывая ей за плечо, – но ты посмотри – множественные ранения, оргоноподтеки, синяки и ушибы… его как будто пытали…

– Что? Вы шутите? – Алекс еще раз взглянул на фото, но ничего сказанного «Велмой» не увидел.

– Теперь ты понимаешь, что в этом деле не все так просто, – сказала Мара, передавая Димитрию фотографию мертвой Эмоции.

– Вы уверены, что он был эмоцией? С виду человек человеком, – сказал Димитрий, мельком бросивший взгляд на мертвеца и вернув фотографию Маре.

– Так говорил Лонг Лонг, – Алекс протирал лицо ватным диском – на нем виднелись свежие царапины оставленные Алекс–девушкой, когда Алекс пытался отнять у нее это фото. После, он без кофе, но с фото вбежал в кабинет, где увидел Димитрия, Мару и «Велму» оживленно что-то обсуждающих и тут же замолчавших, при его появлении.

– Такое бывает, – заметила «Велма», – но очень редко. Если у человека очень сильная воля, то эмоции, подпитавшись ее, могут очеловечиться до такого уровня.

– Да, но люди не обладают такой силой воли, чтобы очеловечить сразу три эмоции, а значит, этот Лонг Лонг ее из кого–то высосал, – сказала Мара, – так что, – она повернулась к Алексу, – твой Лонг Лонг не такой уж жертва обстоятельств, он вполне мог сосать волю из своих пациентов и студентов, делая их легкой добычей этой, как ты говоришь, Королевы Депрессии. Возможно, он даже догадывался, почему именно среди его студентов и пациентов так много жертв.

– То есть, он как энергетический вампир? – сказал Алекс и взглянул на Димитрия. Тот перехватил его взгляд, сузил глаза и стал пристально глядеть на Алекса, отчего тому стало не по себе.

– Ну, если представить волю как некую энергию, чем она, собственно, и является, то можно и так сказать, – согласилась Мара.

Вновь зазвучало громкое: «Ку-Ку». Алекс вздрогнул.

– Обед! – сказала Мара, хлопнув в ладоши, и круто развернувшись, они с Димитрием пошли в сторону подвала.

– Там у нас холодильник, – улыбнулась «Велма».

Но фантазия Алекса уже рисовала картину, как Мара и Димитрий, взяв трубочки и воткнув их в человека, пьют его энергию.

– А где Георгий? – спросил он, пытаясь избавиться от навязчивой картинки.

– Он ушел чуть пораньше, скорее всего обедает в своем любимом кафе на углу. Ты тоже можешь пойти в кафе, буфет или приносить еду с собой.

– Пожалуй, прогуляюсь, – улыбнулся он «Велме» и поспешил убраться отсюда.

Бывший Отдел управления погодой Управления по контролю Земли Верхнего уровня.

Королева Депрессия в плотную приблизилась к Фрэнки, перекрыв ему путь к отступлению. Ее щупальца обволокли его ноги, не давая ему ни одного шанса сбежать.

Равнодушие обхватило двумя руками свой меч и взглянув Депрессии прямо в раскосые глаза, по-доброму произнес:

– Ну, здравствуй, Эви. Давно не виделись…

Город М.

Алекс, едва зайдя в кафе, сразу заприметил одиноко сидящего Георгия, угрюмо поедающего бургер. Он ел его с таким взглядом, как будто только что убил существо, из которого была сделана котлета. В обычной жизни Алекс бы за километр обошел этого мужчину. Но не сейчас.

– Георгий, – Алекс присел за столик рядом с ним, – мне надо с вами поговорить. О вашей дочери.

Уже прошла половина рабочего дня, а он так ничего и не узнал. «Вот уж, действительно, тунеядцы», – думал он, твердо решив с этим покончить.

– Вы подписали бумагу, Алекс? – перебил его Георгий, аккуратно вытирая рот салфеткой.

– Я… нет…

– Вы знаете правила. Мы не можем обсуждать детали, пока вашей подписи нет на пергаменте.

– Да к черту детали. Кто похитил вашу дочь, и Анну? Королева Депрессия? Что ей от них надо? Она хочет их сожрать?

– Королева Депрессия? Вы должно быть про Меланхолию… Странная штука… Прошло много лет, как мы потеряли ее, и считали, что навсегда… А теперь она орудие в чьих-то руках…

– В руках темных энтрилов…, я знаю…, – сказал Алекс нетерпеливо, – Лонг Лонг говорил об этом.

Георгий положил салфетку и внимательно посмотрел на Алекса.

– Вы знаете, кого Лонг Лонг называл темными энтрилами? – спросил он.

– Тех, кто выпустил Королеву Депрессию и желал ему смерти…, – Алекс не договорил. Его мозг уловил нестыковку: Энти сказала, что они с Фрэнки упрятали Депрессию много лет назад. Георгий сказал, что они потеряли Депрессию много лет назад…

– Это вы… темные энтрилы…, – ахнул он, – он говорил про вас!

Георгий кивнул.

Мара, пожирающая души для собственного бессмертия! Димитрий, сосущий энергию из пленника в подвале! И Георгий, выпускающий Депрессию! – все эти образы вспыхнули в голове Алекса. Он взглянул на Энти, но та отвела взгляд. Неужели он оказался на темной стороне?

Тем временем, Георгий продолжал:

– Однако, насколько мне известно, Лонг Лонг был уверен, что именно мы выпустили Королеву Депрессию в вашем городе, якобы по его душу. Но это не так. Как я уже сказал, много лет Меланхолия пребывала в хранилище, в надежном месте. Ты должен понимать, что и мы, и сражатели – в целом, делали одну работу. Только Лонг Лонг и ему подобные жестоко убивали таких как Меланхолия, тогда же как мы отлавливали и садили за решетку. Именно так и поступают в современном мире.

– Значит, вам надо укреплять свои решетки! Раз такие опасные сущности спокойно ходят по земле.

– Да, тут ты прав, но тогда мы считали, что она надежно спрятана. Но много лет назад она сбежала из хранилища. И спустя годы появилась в вашем городе…

– Мара сказала, что Лонг Лонга убила эмоция. Его Печаль тоже мертва. Я уверен, это была Меланхолия. Не зря Лонг Лонг остерегался ее, – сказал Алекс.

Георгий покачал головой.

– Меланхолия не совсем эмоция… она сущность другого порядка. И убивает иначе… Тут нечто другое… В конце концов, у Лонг Лонга остается еще две эмоции… Не стоит забывать о них.

– Тогда причем тут Анна, Фрэнки и ваша дочь?

– Кристина. Ее зовут Кристина. Впрочем, мне никогда не нравилось это имя. Его выбрала ее мать. Я позволил это сделать – пусть хоть в чем-то она будет иметь право выбора.

После этих слов Георгий замолчал, погружаясь в мысли, пока Алекс отбивался от официантки, желавшей принять заказ.

– Я всегда говорил Маре, что могла бы и притащить к нам в Отдел хорошего психолога, – неожиданно сказал Георгий, провожая взглядом уходящую официантку, – с ее то связами хоть самого Фрейда… Увы, психологам Главного управления такого не расскажешь…А иногда, знаете ли, так накопится, что нужно кому-то высказаться…

Алекс нахмурился. Что именно беспокоит Георгия?

– Вы знаете, что нам нельзя заводить семью? – продолжил мужчина, осматривая посетителей в кафе. – Так уж вышло, что Кристина была моим заданием. Да, да. Заданием Отдела. В то день, когда исчезла Меланхолия, из хранилища Отдела была похищена особо ценная и важная душа. Спустя много лет эта душа была обнаружена в вашем мире. Она смогла проникнуть в тело одной беременной женщины, вытеснив более слабую душу ее истинного ребенка. У души, я скажу, был отличный вкус – такую красотку выбрала. Та женщина и сама еще не знала, что беременна. Мы смогли это вычислить после того, как душа ее истинного ребенка, ей предназначенного, вернулась обратно, дескать занято.

Я был выбран как самый привлекательный и обаятельный, – впервые на лице Георгия появилась слабое подобие улыбки.

Официантка, случайно услышавшая последние слова, посмотрела на Георгия, одобряя его мысль. Кто знает, что было двадцать лет тому назад?

– Я соблазнил эту девушку очень быстро, а услышав от нее о беременности, сразу предложил ей жениться на мне. Выбора у нее особо не было, и она согласилась. Мы стали ждать рождение ребенка. Она с радостью. Я с тревогой. Ибо душу требовалось вернуть обратно.

– Как это вернуть обратно? – Алекс напрягся.

– Да… именно так, – Георгий быстро осушил стакан с чаем, словно стопку водки, – от меня требовалось убить этого ребенка сразу же после его рождения, пока малышка еще не развила свои способности. Так мы могли вернуть ее обратно, без опасения.

У Алекса округлились глаза. Что за безумие?!

– Да вот только когда я первые взял ребенка на руки, я понял… что безумно люблю эту девочку. Что я полюбил ее еще за долгие месяцы ожидания. Я был лишен счастья семейного очага. Какое же это было нереальное чувство держать на руках теплый комок новой жизни. Я не смог сделать этого. Время было упущено и девочку оставили. Конечно, начальство было в бешенстве, но ничего сделать не могло. Меня понизили в должности и требовали глушить ее таланты и все начинания – это могло привести к преждевременному появлению ее дара.

Увлекается рисованием? Отобрать карандаши…, любит кошек? Купить рыбок… Но что я за зверь, который стал бы так измываться над невинным дитем. Я не смог. И был отстранен от работы. Моей жене пустили слух, что у меня любовница, и под шумок пустили в ее жизнь нового агента. На фоне этих сплетен и скандалов, она легко ушла в новые отношения, и мы развелись. Я вернулся в Отдел и больше не мог влиять на дочь. Каждую нашу встречу с ней мне приходится выпрашивать у Совета, собирая по двадцать подписей…

Алекс почувствовал себя неловко – столько интимных подробностей. Кто бы мог подумать, что этот суровый мужчина способен на такие чувства… Ему хотелось сказать, что-то хорошее, подбодрить Георгия.

– Это ужасно, – вот и все, что мог выдавить из себя Алекса, – сочувствую.

В поисках помощи он взглянул на Энти, но та лишь развела руками.

– Но ведь, технически эта не ваша дочь?

– Как и все дети мира. Они просто души, отданные нам на воспитание. Никому не принадлежащие. Привязанность не всегда определяется кровной связью тел.

– Вам не понравилось блюдо? – спросила мимо проходящая официантка, указывая на недоеденный бургер Георгия.

– Нет… я просто немного увлекся беседой, а еда как всегда бесподобна, – улыбнулся ей Георгий.

Девушка повернулась к Алексу:

– Может вам все-таки что-нибудь принести? – недовольно спросила она.

Алекс отмахнулся. Он был весь в мыслях: Королева Депрессия сбежала, когда кто-то похитил дочь Георгия из хранилища…, а теперь Депрессия вновь появилась и дочь Георгия снова похищена.

– А известно, кто тогда напал на хранилище, похитив вашу дочь? – спросил он, почти уверенный что услышит нет. Но на удивление, Георгий кивнул.

– Да, это был твой знакомый – Фрэнки, Равнодушие Анны.

Глава 3. Равнодушие Анны

Нижний уровень, два месяца назад.

А ведь я всегда хотел просто жить. Пасти коз, вспахивать землю. Осваивать новые профессии. Но может, у моей души есть некое клеймо, постоянно втягивающее меня во всевозможные приключения? Вся жизнь – сплошное сражение и выживание. Да и когда жить? Времена тяжкие никто не отменял: то чума, то война. Только две категории людей могут позволить себе такую роскошь – очень богатые и очень бедные. К первым я никогда не попадал, а вторыми просто не мог себе позволить быть. Добавьте сюда войны, революции, сражения и всевозможные болезни… Но вот, наконец, боги услышали мои молитвы. И только я вкусил все прелести жизни обычной эмоции, как возьмите, распишитесь – Королева Депрессия пришла к вам в гости.

Теперь я иду в длинном неосвещённом туннеле, по колено в грязи, и вся моя компания в эти дни – это вы, да случайно пробегающие мимо крысы. Крысы. Они повсюду. Всегда. Когда-нибудь, когда все миры разрушатся, крысы будут одиноко витать в белоснежном пространстве.

Я остановился. Впереди нас ждало небольшое разветвление. Один проход слегка завалило осыпавшейся землей, второй был заманчиво чист.

Да, я уже был здесь. Много десятков лет назад. Но это не значит, что я должен все помнить. Память вообще интересная штука: она лжет, путает, забывает и помнит совершенно не то, что нужно. Поэтому, подобные мне, осознанные перерожденцы, предпочитают делать записи о важных событиях, вещах и явлениях, дабы держать в голове наиболее значимые события последних несколько тысяч лет.

Поднявшись по насыпи, я заглянул внутрь. Все залито водой. Я опустил руку и сразу же одёрнул. Брр, ледяная.

Спускаясь в холодную воду, я думал, как хорошо, что я – эмоция, и охлаждение мне не грозит. А вот не приятные ощущения никуда не денутся. Зато теперь я был уверен – это и есть та самая дорога. Дорога, ведущая к той, кого я хотел видеть меньше всего – Королеве Депрессии или, как звали мы ее раньше – Амат Меланхолии.

Вы наверно удивитесь. Фрэнки, ну какой из тебя рассказчик? Ты с трудом встаешь с дивана – только когда силуэт Анны уже скрывается за входной дверью. Ты постоянно храпишь на ее рабочем месте, отвлекая от телефонных звонков. И так громко охаешь, когда Анна собирается на прогулку, что если бы тебя слышали соседи, то давно вызвали полицию. Как ты можешь вести рассказ, когда каждое лишнее слово из тебя надо вытаскивать клешнями? Но, не будьте так категоричны. Дорога у меня длинная, времени много, а значит, я вполне могу вам не много рассказать о себе.

Итак, эта история началась не вчера, и ни в тот день, когда в город С. пришла Королева Депрессия. И ни тогда, когда я познакомился с Анной. Нет, моя история берет свое начало несколько тысячелетий назад, когда я был обычным человеком (да-да) и жил в одном из городов древней Месопотамии…

Так получилось, что я родился хромым. Вернее, хромота была следствием того, что одна из моих ног смотрела в противоположную сторону. Ну, бывает. Возможно, в древней Месопотамии хорошо относились к калекам, а может, помогло то, что я родился, скажем так, не в самой простой семье. Зажиточной. Настолько зажиточной, насколько это возможно в то время. И отец мой был весьма уважаем. Родись я в других условиях, возможно, моя жизнь сложилась бы иначе. Вообще мой отец относился ко мне как к предмету мебели, а старшие братья и младшая сестра любили издеваться надо мной и всячески обижать. Но зато не давали в обиду другим. А уже от них самих меня защищала мама. Вот уж кто любил меня по–настоящему. Прекрасная женщина. Так я и помогал ей по дому вместе с младшей сестрой и первые мои девять лет жизни прошли, в целом, не плохо.

Если вы не в курсе, то каждый город древней Месопотамии почитал одного Бога. Был и у нас свой Бог. Старики рассказывали, что помнят тот день, когда он спустился с небес и решил поселиться в построенном для него храме. Они утверждали, что он был как человек, только гораздо крупнее, в странных одеяниях, сделанных как будто из железа. Чудаки, одним словом.

Тем не менее, Бог обосновался в зиккурате* и даже принимал дары, общаясь с жителями через жрецов.

Мое детство выпало на период затяжных войн между великими городами. Это все отражалось на нашей жизни: всюду слонялись воины, среди которых были и мои старшие братья; женщины часто рыдали, кого-то оплакивая; все усиленно работали, на благо города. Но больше всех отжигали жрецы: почти каждый день они устраивали вечеринки с жертвоприношениями и ритуальными танцами, во славу Нингирсу*, конечно же. Ведь мы верили, что где-то там, наверху, наш Бог дерется с Богом города – противника и чем больше еды мы ему принесем, тем больше шансов на победу у нас будет. Но видимо, недостаточно барашков было убито и мало танцев было станцовано, так как в один из дней по городу прошла весть – наше войско разгромлено! К нам идут вражеские воины. Под плач сотен женщин защитники города отправились на передовую, а местные жители подались в эвакуацию.

Отец быстро запряг лошадей, в первую очередь, отправив старших сыновей, не участвующих в битвах. Затем, собрав повозку, посадил жену и дочь. Мама хотела взять и меня, но отец сказал, что взять мешок риса гораздо полезнее. Что ж, не могу поспорить. Вскоре, они спешно отбыли. Мама плакала, но боялась спорить с отцом, умоляя меня спрятаться в погребе.

Я решил воспользоваться ее предложением и долгое время просидел в погребе. Поспал. Поел. Еще раз поспал. Устав ждать неминуемой смерти, я принял решение вылезти и отправиться в центр города.

Сначала мне попадались пустые улицы с заколоченными окнами; лавки, наполненные фруктами и недопитым вином; пару раз я натыкался на стариков, что решили ускорить свою смерть. Невредимые дома, живые старики и чистота на улицах породили сомнение в моей голове о проходящей здесь битве. До тех пор, пока в нос не ударил сладковато-приторный запах: впереди лежал труп мужчины, а потом еще один, и еще один. Это были воины: и наши, и чужие, легко определяемые по иной одежде. Они лежали целые и невредимые, словно прилегли отдохнуть и сейчас встанут, и продолжат свой бой. Следуя за телами, я вышел к храму. Оказалось, там шло настоящее сражение! Несколько человек: мужчины и даже одна женщина сражались с другим мужчиной. Шестеро против одного! Все они были в неведомых мне одеждах, что я даже не мог понять, на чей я стороне! В руках людей были копья, толстые цепи, а у обороняющего мужчины не было ничего. Но тем не менее, он отбивался чем-то невидимым, словно в одной руке у него был меч, а в другой щит. Периодически, он вставлял два пальца в рот и издавал свист – действие странное и явно ни к месту. Но несмотря на отсутствие явного оружия, он легко лавировал между нападающими, и раскидав их в стороны, продолжал сражаться с пустым пространством, словно умалишенный. Постепенно силы стали покидать его и тогда женщина ловко взметнулась вперед и проткнула его чем-то острым. Брызнула кровь. Но кровь необычная – желтовато-прозрачная, словно яичная масса. Это вызвало ликование у нападавших.