Королева Депрессия

Неожиданно, мужчина схватил ранившую его женщину за горло и отшвырнул так сильно, что она пролетела несколько метров и, ударившись об стену дома, упала к моим ногам. «Нечеловеческая сила», – подумал я и стал догадываться, что происходит.

Они сражались с Богом. Нашим Богом!

Я отвлекся на звучащие рядом хрипы. Звуки исходили от женщины – она была еще жива. Лежа на животе, она принялась копать рукой лунку, пытаясь засунуть в нее нож, пронзивший Бога. Дело закончить она не успела – жизнь покинула ее раньше, чем нож скрылся под слоем песка.

Вдруг раздался нечеловеческий крик. Подняв взгляд, я увидел, что тело Бога было проткнуто насквозь длинным копьем. Но битва продолжалась. Остальные выжившие продолжали наступление. Издав вопль, Бог вытащил копье из себя и взмахом руки, отшвырнул воинов. Но силы покинули его – упав на колени, он стал медленно ползти к ступеням зиккурат, надеясь подняться вверх и скрыться внутри храма.

Я вытащил нож из песка и хромая, зашагал к нему.

– Нингирсу! – закричал я.

Бог поднял голову и посмотрел на меня. Я замахнулся и бросил нож – он пролетел несколько метров, ударился об ступени и скатился вниз, к его рукам.

И как раз вовремя: один из мужчин поднялся и побежал к Нингирсу. Но тот, заполучив оружие, воткнул ему нож глубоко в грудь. Мужчина упал.

Остальные тоже встали и с криками бросились вперед. Я отчаянно зашагал к нему, понимая, что не успею, не смогу помочь ему. Да и давайте честно, что я мог сделать? Но вдруг произошло что-то одновременно удивительное и ужасающее: невидимый вихрь пронесся вокруг них, снося всех нападающих. Их подкидывало вверх, неестественно выворачивало и раскидывало во все стороны. Они кричали – отчаянно и с ужасом. И вскоре все тела их бездыханно попадали вниз, на землю.

Я стоял как вкопанный, боясь пошевельнуться.

– Нет! – вдруг раздался властный голос Бога и дальше, он заговорил на неизвестно мне языке.

Я вышел от оцепенения и посмотрел на него. С кем он вёл разговор? К кому обращался? На секунду наши глаза встретились, он протянул мне свою руку и тут же отдернул ее. Затем он приподнялся и пошел прочь – медленно карабкаясь по ступеням наверх. А я продолжал стоять и завороженно смотреть ему вслед.

Только, когда Бог взобрался достаточно высоко, что уже терялся на общем фоне храма, я вышел из своего укрытия и приблизился к убитым. Их тела были подобны тем, что я встречал в городе – без единой царапины и следов крови: убитые невидимой силой Богов. Поодаль лежало тело, проткнутое острием.

Оно торчало из груди, но вместо крови из раны сочилась желтовато- маслянистая жидкость.

«Как у Бога?», – удивился я и вытащил нож. Теперь я мог рассмотреть его получше. Это был необработанный заточенный металл, одна часть которого была перемотана толстым слоем белой ткани. На самом деле, это даже нельзя было назвать ножом. Так, острие.

– Он мертв? – раздался голос за моей спиной.

От неожиданности я вздрогнул, почти уронив острие и в попытках поймать его, укололся. Но вместо привычной красной крови и из моего пальца выделилась капля желтовато-маслянистой жидкости.

Я обернулся – за моей спиной стояла маленькая девочка.

– А ты еще кто? Откуда взялась? – спросил я.

– Я Эви, я пришла оттуда, – она указала на вершину храма. – А тебя как зовут?

– Эния, – ответил я, – ты маленькая жрица? – пытался я понять.

Она замотала головой.

– Пошли играть? – спросила она так обыденно, словно для нее не существовало всей это горы трупов вокруг нас.

Не дожидаясь ответа, она уверенно схватила меня за руку и повела в противоположную сторону.

Мне стало не по себе. Я не знал, что делать дальше, я не знал, кто она, возможно ли ей верить.

А девочка продолжала вести меня в город, попутно рассказывая какие игры она для нас придумала.

И пока мы шли, меня не покидало чувство, что кто–то, там наверху, скрытый в лучах закатного солнца, продолжает смотреть на нас свысока. Возможно, это был Бог.

Вскоре жители стали возвращаться. Девочка, спустившаяся с зиккурат, была объявлена божественным дитя, дарованным свыше, а жрецы обещали, что теперь наш город ждет процветание и множественные победы. Эви так сильно успела привязаться ко мне, что так и осталась жить в нашей семье. А отцу за это приносили дары. И в целом, жизнь моя наладилась. Ведь я стал кем-то вроде доверенного лица при Божественном дитя. Эх, золотое началось время…

Вот только тогда я не знал одного – случайно уколов себе руку тем острием, я поставил печать и навсегда вписал себя в историю древнего ордена сражателей…

Досудебный Зал Совета Верхнего уровня Высших руководящих Сил, 1711 год по земному летоисчислению.

Махмед открыла глаза – вокруг было темно. Она попыталась пошевелиться – но ее руки были крепко связаны за спиной. «Что за чертовщина?» – подумала она. Только что она сидела в своем шатре, среди грязных потных воинов, окруженная гамом несмолкаемых солдатских разговоров, а теперь оказалась здесь. Вдруг раздался щелчок и лицо Махмед озарила яркая вспышка света, освещая ее доспехи. Она была бравым воином. Конечно, никто бы в здравом уме не послал женщину на поле боя. Но Махмед имела большой опыт мужских перерождений и без труда выдавала себя за мужчину.

Неожиданно раздался голос:

«Душа под номером 00075409 категории «D» объекта 3. Вам представлены следующие обвинения:

1. Обвинение по статье 18 раздела 1: сотрудничество с группой лиц, помышляющих душеубийство.

2. Обвинение по статье 28 раздела 1: соучастие в душеубийстве и раздела 2: посягательство на душеубийство души категории А.

И наконец, 3. Обвинение по статье 331 раздела 3: Намеренное искажение очередности душепоявления, повлекшее за собой нарушения в работе великого порядка душепоявления.

Скоро Вы будете представлены перед судом Совета, где будет решаться дальнейшая судьба вашей души».

Голос замолк. Яркий свет, направленный прямо ей в лицо, выключился. Махмед вновь погрузилась во тьму.

Так она просидела какое-то время, пытаясь понять и объяснить происходящее.

Вдруг яркий свет озарил все помещение. На мгновение Махмед ослепла. Казалось, само солнце вошло к ней. Через пару минут глаза стали привыкать к свету, и женщина смогла осмотреться: она находилась в небольшой комнате. Прямо напротив Махмед стояли самый простой стол и стул. Посмотрев налево, она вскрикнула – прямо перед ней сидел грозный мужчина с большим шрамом на лице. Не сразу Махмед поняла, что испугалась собственного отражения в большом зеркале.

Новый звук отвлек ее внимание от созерцания себя – справа оказалась дверь, которую кто-то открывал.

– И снова здравствуй, – раздался голос.

Махмед удивленно смотрела на вошедшую.

– Мара…, – с трудом произнесла она, чувствуя, как сильно пересохло ее горло.

– Давно не виделись, Эния, – сказала Мара, улыбаясь во весь рот.

1809 г., Париж, Франция.

– Печать острия находит тебя не сразу. Да и детский мозг просто не подготовлен к такому объему информации. Первые лет десять, а то и пятнадцать, ты живешь своей размеренной жизнью, выпавшей тебе, словно жребий. Конечно, ты можешь быть ей недоволен: родиться в обеспеченной семье, с любящими родителями – это как выиграть главный приз в лотерее. Как бы там ни было, ты живешь, строишь планы, видя во снах странные образы, обрывки непонятных воспоминаний, принимая их за буйные ночные фантазии, ища толкование в очередном соннике. Но однажды, печати прошлых перерождений, поставленные острием, начинают находить тебя. По мере их приближения и слияния с твоей душой тебя постепенно ошарашивает ворохом бесконечных воспоминаний о твоих прошлых перерождениях. И ты понимаешь, что не будет прежней спокойной жизни, не будет покорности судьбе и мирного течения твоего времени. Кем бы ты ни был: пастухом в Исландии, крепостным крестьянином в Российской империи, чернокожим рабом, которого переправляют через океан в Новый Свет, аристократом в собственном графстве или рыцарем Круглого стола – твой дальнейший план жизни требует перестройки. Теперь, отныне и навсегда, ты должен сражаться с темными силами, с опасными сущностями, и с двоедушцами, возомнившими себя древними Богами…

– Например, с Зевсом? Я люблю греческую мифологию, – сказал мальчик, с жадным вниманием впитывая каждое слово, сказанное Марко, молодым преподавателем живописи, приехавшим из Италии несколько лет назад и теперь вальяжно сидевшим прямо на рабочем столе.

– Да, в том числе и с Зевсом, – преподаватель одобрительно кивнул.

– Но ведь Боги не плохие, в большинстве случаев они…

– …Поработили людей и подчинили их своей воле. Боги или демоны. Суть одна. Только Боги – это занявшие первые места, а демоны – проигравшие эту битву за внимание людей.

– Очень интересно, профессор, – саркастично сказала юная девушка, входя в комнату с кипой книг, – спасибо за эту познавательную лекцию, напомните, пожалуйста, какой предмет вы у нас преподаете? Демонологию? Душеведение?

– Да бросьте. Я лишь пытаюсь быть с вами откровенным. Вы сами меня об этом попросили, – отмахнулся учитель живописи.

– Робер лишь спросил, зачем вы так много читаете книг о древней культуре? А вы начали набивать его молодую голову всякой антирелигиозной чушью и сказками о неких сражателях, что борются с богами. Отцу это очень не понравится, – она подошла к Марко и выложила перед ним стопку книг из отцовской библиотеки.

Учитель взял одну из них, настолько старую, что она была обмотана нитью, удерживающей выпадающие страницы. Развязав узел, он раскрыл ее.

– Вот в этой книге как раз упоминается о разных керах*, темных душах. Возможно, в убийстве некоторых я даже принимал участие, – добавил он.

– Значит, вы тоже сражатель? – у мальчика заблестели глаза.

Девушка бросила на брата укоризненный взгляд.

– Скорее, просто обладающий печатями, – с улыбкой ответил Марко. Увидев осуждающий взгляд Эдит, сестры Робера, он дополнил:

– В конце концов, если это не правда, то как бы я мог так блистательно писать ваши работы по истории? – сказал преподаватель живописи.

– Здесь я бы с вами поспорила, – ответила девушка, – профессор Лефевр с вами явно не согласится.

– Ну, еще бы, ведь не он, а я присутствовал при сожжении Орлеанской девы.

– Зачем же вы тогда даёте нам уроки живописи. Идите работать в Академию. Отцу как раз нужны грамотные историки.

– Я преподаю живопись, потому что в вашем доме требовался учитель живописи, – загадочно произнес Марко.

– Тогда и давайте нам уроки живописи, а не рассказывайте сказки, – нахмурилась девушка.

– Заткнись, Эдит! – крикнул мальчик, – ты такая скучная! Может, он мне рассказывает об этом, потому что я тоже сражатель, просто мой мозг еще не созрел для принятия печатей!

– Боюсь, Робер, твой мозг никогда не созреет, – ответила Эдит.

Мальчик проигнорировал это оскорбление и вновь обратился к обожаемому преподавателю:

– А как выглядят печати? Вдруг я их не увижу… и они пройдут мимо!

Марко улыбнулся:

– Для тех, кто их видит, они представляют собой тень, гуляющую саму по себе. Одна жизнь – одна тень. Не переживай, если печати поставлены, то рано или поздно они сами найдут тебя, – сказал он.

– Какая же чушь! – закатила глаза Эдит.

Их разговор закончил раздавшийся в коридоре сдавленный кашель. Следом за кашлем, в дверях показался пожилой мужчина. Тяжело дыша, он с трудом передвигался, переваливаясь с ноги на ногу и опираясь на толстую трость.

– Папа! – воскликнула Эдит. Марко сразу же спрыгнул со стола и взял первую попавшуюся книгу из окружавших мальчика.

– Мне сказали, у нас гость, – произнес вошедший, даже не взглянув на дочь. – Я поспешил в кабинет, и наконец, могу воочию встретиться с наделавшим так много шума в моем доме, преподавателем живописи.

– Я тоже очень рад нашей встречи. Вы часто находитесь в разъездах, как я заметил, – сказал Марко, протягивая ему руку.

– А я заметил, что вы даже не пытаетесь изображать уроки живописи…, – сказал мужчина, указывая взглядом на перевернутую вверх ногами книгу в руках молодого учителя.

Затем он обернулся к детям:

– Эдит, Робер, вы свободны. Я хотел бы потолковать с вашим преподавателем наедине.

Марко тоже бросил взгляд на мальчика. И на секунду ему показалось, что вместо десятилетнего ребенка на него смотрела взрослая румынская женщина, со строгим, укоряющим взглядом, но доброй улыбкой.

– Ну, папа! – Робер был явно не доволен, но увидев сдвинутые тяжелые брови отца, подчинился и пошел вслед за сестрой.

Уходя, мальчик показал Марко язык и скрылся из комнаты, закрыв за собой дверь.

Они остались вдвоем.

– А теперь, прошу вас, скажите, что вы просто обычный мошенник, который решил охмурить мою глупую дочь и сбежать со всем имуществом моей маменьки, – умоляюще произнес вошедший.

– Боюсь, вы знаете, что это не так, профессор, – ответил Марко.

– Следовательно, мои самые ужасные опасения подтвердились…

Профессор медленно подошел к столу, где недавно сидел его младший сын, и водрузился на его место, отодвигая от себя книги. Затем поднял голову и глядя прямо в глаза Марко произнес:

– Ну, здравствуй, Эния.

– И я рад видеть вас… профессор Филипп Мартинес. Так, кажется, вас зовут сейчас. Или вам больше нравится Филин, на старый лад?

– Ну и зачем вы преследуете меня? – вместо ответа спросил профессор Мартинес.

Если бы в этот момент Марко, он же Эния, пил бы чай, он бы поперхнулся.

– Простите? Это я преследую вас? Вам прекрасно известно, что Робер – это душа, которую я ищу каждое свое перерождение! А вы… мало того, что перестали выходить на связь и оставлять мне послания, просто похитили эту душу и скрылись.

Профессор Мартинес хотел было возразить, но Марко продолжал:

– Я уже давно заметил ваш нездоровый интерес к этой душе. Но внушал себе, что заблуждаюсь. И все-таки я был прав – вы похитили ее и скрылись в моей самой нелюбимой стране.

– Это ваша самая нелюбимая страна – моя родина в этой жизни. Я тут родился и привез сюда Робера, спасая мальчика от тяжелой жизни русского крепостного, если бы, конечно, он бы вообще дожил до юности.

– Ох уж эти прогулки по России, так и хочется, проезжая очередную деревеньку, усыновить крестьянского ребенка. Что вам от него надо? Вы хотите шантажировать меня? Хотите, чтобы я выполнил для вас услугу?

– Нет, Эния… Вы мне совершенно не нужны. Но… Раз уж вы заговорили об услугах. Вы не говорили мне, что раньше, до меня, вы работали с Отделом.

– Какое это имеет значение?

– Какое значение? Неужели вечность не научила вас проводить причинно–следственные связи? Обратившись ко мне, вы подвергли свою душу и душу Робера опасности. Вы подставили всех нас! Отдел этого так не оставит!

– Все обошлось. Совет уже судил меня. Робер их не интересует.

– Неужели? Увы, но его душа так или иначе стала соучастником совершенного вами преступления! – воскликнул профессор.

– С вашей помощью, замечу. – спокойно ответил Марко, пытаясь контролировать свои эмоции.

– Молчите, Марко или как вас там зовут. Молчите! Вытащив мальчика из России, я не просто спас тело этого ребенка. Я спас его душу. И во имя его блага, прошу и вас оставить его в покое. Если вы думаете, что дело улажено, вы ошибаетесь.

– Я уже сказал вам – ему ничего не угрожает!

– Оттого, что вы стали одним из псов Отдела, не гарантирует ему безопасность! Уходите. Ради Робера, прошу вас!

– Я не уйду, пока вы не дадите мне ответа. Зачем вам эта душа? Вы хотите причинить ей вред? – Марко сделал шаг вперед, надвигаясь на профессора.

– Большего вреда, чем вы, ей уже не принесут. Если бы я знал, что ранее вы работали с Отделом, я бы никогда не предложил вам помощи. И держался бы от вас подальше, как от прокаженного.

Марко одним прыжком оказался возле Мартинеса и, схватив его за грудки, приподнял со стула.

– Говорите! – сказал он.

– Не надо агрессии, – Мартинес выкинул руки вперед, освобождаясь от Марко, – я не желаю ей зла. Я лишь хочу разгадать ее тайну! И найти либо подтверждение, либо опровержение моих мыслей. После этого, я обещаю, что отдам душу в ваше полное распоряжение. Она будет только ваша. Во всяком случае, настолько, насколько позволяет свобода воли.

Марко отошел от профессора, взял себе стул и сел напротив.

– Я весь во внимании, Филин, – сказал он.

Профессор не торопился. Он отряхнулся, поправил рубашку и только после этого начал свои объяснения:

– У меня есть предположение, основанное на личном опыте и наблюдении, что душа Робера – это очень редкая и древняя душа. Я бы даже сказал, что это – одна из первых душ, населяющих наши миры. Их называли детьми Богов, посредниками между Богами и людьми, психопомпами*. Считалось, что они приносят в мир чистые души. А что такое чистая душа? Это душа, пришедшая к нам из иного мира, колыбели жизни, дарованная Источником – местом рождения всех ныне живущих душ. Она еще не обременена бесконечными перерождениями и потому наделенная неиссякаемой энергией и силой. Мы все когда-то были такими, но рождаясь вновь и вновь, утратили свою энергию и силу. Я давно заметил, что с каждым перерождением мы все больше чувствуем в себе усталость. Что за вздор – ты только родился, а уже чувствуешь себя старцем. И воля твоя иссякла. Поэтому не удивительно, что от психопомпов рождались великие –Александр Македонский ярый тому пример. Да и все мы когда-то пришли в это мир впервые, сопровождаемые подобными душами. Именно поэтому нас так тянет к ним: они обладают особой, первородной притягательностью, собирая вокруг себя толпы людей и последователей.

Вы наверняка замечали, во время ваших перерождений, что не только вы тяготеете к этой душе. Если эта девушка, не важно, красива она или изувечена оспой – у нее всегда толпа поклонников. Если это юноша – у него всегда полно друзей и девицы так и вьются вокруг него. Если это ребенок – то каждый норовит угостить его печеньем и погладить по макушке. Если это почтенный старец, то каждый просит у него совета. Все тянутся к этой душе. И вы – один из них. Ваше знание о перерождениях –преимущество в борьбе за ее внимание. Первородная притягательность: души видят в ней нечто очень близкое, родное. Запечатление* образа психопомпов находится внутри каждого из нас на каком-то неподдающемся разуму уровне, вызывая реакцию следования* за ней. Нам хочется объединиться с ней. Слиться в единой душе. А может… и вернуться обратно…, – Мартинес сделал паузу, замерев на мгновение, погруженный в свои мысли.

– Выдумали какое-то дурацкое слово и хотите, чтобы я вам поверил? – усмехнулся Марко.

Профессор Мартинес покачал головой, снял очки и протер переносицу.

Надев очки обратно, он сказал:

– Вы так давно живете в этом мире, Эния. Неужели вы не заметили, что то, что для других миф… для вас история? И точно также, что-то, во что не верите вы, могло быть частью жизни других, описанных нам в мифах и легендах. Сказки – это прямое отражение давно утраченных знаний.

И пока вы носились по миру и убивали древних богов, я изучал эти знания, общался с мудрецами, читал древние свитки и сказания. Все основы уже давно изложены в их трудах. Знания прошлого не примитивны. Примитивно, когда наши современники так считают. Не зря пирамиды стоят тысячелетия, а мой дом уже трещит по швам. Упоминание о психопомпах вы найдёте в истории любого народа.

Но Марко не сдавался:

– Допустим, вы правы и такие души существуют. Но с чего вы взяли, что душа Робера – психо…помп? – с трудом произнес он последнее слово.

Профессор вздохнул. Даже среди его студентов нет таких глупцов – а ведь они обладают знаниями лишь последних двадцати лет.

– Увы, бесконечная жизнь не делает вас умнее, – с этими словами он встал и не много прошелся. Как оказалось, он вполне может обходиться без трости. – Ваше месопотамское прошлое и рассказы сражателей напомнили мне историю, что я прочел на глиняной табличке во время археологических раскопок: божественное дитя спустилось с зиккурат и поселилось среди смертных, обещая городу процветание. Но вскоре, Бог потребовал плату за свой ценный подарок. И люди отказали ему. История окончилась кровопролитием, и вскоре разгневанный бог оставил свой город.

– Никого он не оставлял. Сражатели убили его, – сказал Марко.

Мартинес в ответ развел руками:

– И это не удивительно! Он был ослаблен, ведь чистая душа, что была ему предназначена, так и не родилась…

– К чему вы клоните? – спросил Марко, крепко хватаясь за спинку стула. Ему резко подурнело: к горлу подступила тошнота, а правая нога стала предательски трястись, выдавая его волнение.

«Не дай ему забрать его душу». Он не помнил ее лица, не помнил ее голоса. Но сквозь столетия он пронес этот крик, раздирающий душу и теперь вновь раздавшийся в голове Марко.

Теперь он начал понимать смысл тех слов.

– Аннунаки часто держали подле себя душу-психопмпа, – продолжил профессор, внимательно следя за Марко, – чувствуя угасание второй души внутри себя, они выпускали психопомпа и ждали, когда тот вырастет и принесёт в мир чистую душу, силы и энергии которой хватало на долгие годы. Официально, подобная деятельность была под запретом Совета. Но это не мешало земным богам разыскивать психопомпов, данные о которых считались секретными, и выращивать душу под свои нужды.

– Как скот на убой, – прошептал Марко. Он схватил со стола книгу и стал махать перед собой.

Мартинес подошел к окну и открыл ставни, впуская в комнату гул городских улиц и свежий воздух.

– Ваша история и последующий поиск этой души подтверждают мои подозрения… Был лишь один шанс проверить мою теорию – получить чистую душу.

– Что?! – глаза Марко расширились, он резко встал, отчего его шатнуло в сторону. – Так вот почему вы помогали мне?! Опыты свои проводили? – он хотел было наброситься на профессора, но тот вскинул руку вперед, призывая Марко остановиться.

– Я не собирался пожирать душу вашего ребенка, присядьте, пожалуйста, – спокойно сказал он, – я лишь хотел удостовериться, что та душа породит чистую душу. Но, кто же знал, что в прошлой жизни она будет бесплодной. А в этой вообще родится мужчиной?

Марко откинулся на спинку стула. Тяжелые воспоминания высосали из него все силы. Он потер голову и посмотрел на профессора:

– Но зачем вам все это? Ради чего?

Профессор Мартинес смотрел в окно на беззаботно гуляющих горожан.

– Это общество, – сказал он, – уже прожило свои лучшие годы. Дальше человечество ждет упадок…

Он обернулся, подошел к одной из полок и взяв книгу, бросил ее в руки Марко. Тот едва успел ее поймать. Это была «Божественная комедия» Данте.

– Один из ее героев, Вергилий – был психопомпом… Вот только он не приводил, а уводил души в загробный мир. И это касается всей известной мне мифологии. И когда я говорю о загробном мире, то не имею ввиду распределительный пункт Верхнего уровня. Я говорю об истинном возращении. К Источнику.

Марко недоумевал:

– Вы говорите о…, – он сделал паузу, – о Боге?

– Смотря во что вы верите… Аннунаки называют это Источником…, люди – Богом или Творцом… Что я знаю точно – мы все заложники в руках двоедушцев, играющих в местный пантеон. И на деле мы сидим в гигантской коробке из вечного круговорота старых душ. Найти выход – вот что важно. Вы понимаете меня?

Но Марко не понимал.

– Ничего не понимаю. Вы только что утверждали, что Робер может привести в мир чистую душу, а теперь говорите о загробном мире. Вы уже определитесь!

– Дуальность*! – перебил его профессор, – еще до того, как Аристотель написал свой знаменитый трактат «О душе», другой не известный философ написал «Беседы о душе с душой», где описал свои диалоги с душой-психопомпом. Взращенные богами, они впитывали в себя их историю, знания и опыт. Были там рассуждения и о двойственной природе подобных душ. Рождение и смерть. Тот, кто привёл душу – тот и уведет ее обратно. Надо лишь пробудить силы, что дремлет в них. Как в сказках – расколдовать. У меня есть некие соображения, как это сделать. Мифы, легенды и сказки – все это служит на моем пути к выходу отсюда.

– Но если этого выхода нет, если вы ошибаетесь?

– Выход есть всегда, Эния. Другое дело – куда он приведет нас…

Марко встал, положив книгу на стол. Его утомили эти разговоры, а воспоминания вызвали приступы головной боли.

– Бессмысленная ерунда, – сказал он.

– Вы воин, а не философ, Марко. Проникновение в лоно Источника – это ответы на все вопросы, что задает себе человечество ни одно тысячелетие.

– Наука ради науки?

– А вас я вижу, интересует только практичный аспект. Поиск Источника – это конец круговорота душ, выход за его пределы и начало новой, неизвестной ступени жизни. Неужели вам не опостылел этот мир, с иссохшими душами, его населяющих? Глоток свежего воздуха и истинная свобода, вот что я ищу…