Перстень принцессы

– Сделайте всё, чтобы Хайд получил то письмо. И не забудьте, это должно быть заслугой его шпионов! Хорошо будет, если эта мнимая победа потешит его самолюбие, – со злорадным смешком произнёс первый мужчина.

– Всенепременно, господин барон! Болваны, которые служат Хайду, и не заметят, что это подделка и вовсе не они выкрали письмо у французского курьера, а мы подбросили его им в руки.

– Но не обольщайтесь, Кейтеринг! Может быть этот трюк и сработает с лорд-канцлером. Но Карл серьёзно настроен на то, чтобы устроить брак своей сестры с Филиппом Анжуйским. Будь у него с десяток сестёр, так он бы всех выдал замуж за французских принцев и герцогов! Увы, он слишком хорошо помнит, чем обязан Нидерландам и нам всем. Обязанность и долги угнетают, знаете ли! Я всегда говорил, что это плохой фундамент для союза. Но кто меня слушал? А теперь, пожалуйте, мы пожнём плоды глухоты!

Эти произнесённые с особенной горечью слова, задели Роланда за живое. Ох, как же был прав этот господин, кто бы он ни был, в том, что касалось обязанности и долга! Семья Роланда, по вине его почившего батюшки, прежнего виконта Лауделла, погрязла в долгах. Дела обернулись настолько скверно, что без помощи старого лорда Суррея не только всё состояние, да и титул Лауделлов были бы навсегда потеряны, но и будущее наследника, юного виконта Лауделла, оказалось погребённым под бременем отцовских долгов и утраченной репутации. Лорд Суррей проявил настоящее великодушие, взяв Роланда на службу к своему сыну и выплатив долги старого виконта. Таким образом, после смерти отца у юноши остались его имя, титул, и к тому же свобода, что немаловажно, если иметь ясную голову на плечах. Реставрация Стюартов пришлась как нельзя кстати, так как с возвращением королевского двора из эмиграции в Англию прибыли сотни дворян, которые были вынуждены покинуть страну по тем или иным причинам. При дворе Карла появилось множество вакансий и возможностей для молодых и энергичных людей. Роланд, как и все, мечтал о месте в королевской гвардии, но претендовать на красный форменный мундир он мог лишь по достижении им положенного возраста, при наличии дохода и необходимых рекомендаций. Всё это напрямую зависело от лорда Суррея. Будет ли сын и наследник покойного благодетеля их семьи столь же снисходителен к юноше, которому лично он ничем не был обязан, кроме клятвы, некогда связывавшей их отцов? Вот и выходило, что, не успев ещё совершить ничего толкового в своей жизни и даже не проиграв ни одного пенни в споре или за карточным столом, Роланд был связан также, как и его отец, долгом. Впрочем, с годами виконт всё меньше вспоминал об истории про непомерно высокую ставку в той роковой игре, которая привела Лауделла-старшего к разорению. Но выводы, сделанные на основании одних только размышлений, никого не убедили бы. Долг чести – вот что по-настоящему ценно в глазах общества, для которого неоспоримым было слово дворянина, к тому же обладателя не только звучного имени и старинного титула, но и положения в Тайном Совете. Таким дворянином являлся лорд Суррей, к тому же возглавляющий личную охрану короля. Его слово против слова виконта – к этому не прислушались бы даже мыши на чердаке полуразрушенного семейного дома!

– Не забудьте, Кейтеринг, всё должно произойти сегодня же! И да! Слух о письме непременно должен достичь ушей принцессы. Позаботьтесь об этом, – голос барона звучал глуше из-за громкого шороха гравия у них под ногами, но Роланд сумел разобрать эти слова также, как и тихий смешок Кейтеринга.

– Да! Представляю, с каким лицом Хайд заявит королю о том, что он совершил дурацкую оплошность, доверившись обещаниям Мазарини, не выяснив заранее всех деталей.

– Я бы так не спешил, – оборвал его барон. – На всякий случай я пошлю инструкции нашему человеку в Сен-Жермен. Он и его люди должны быть готовы к началу действий в случае, если здесь нас постигнет неудача.

– Как? Вы предполагаете, что понадобится вмешательство во Франции? Но дело может и не зайти настолько далеко!

– Может и не зайти. Но будет лучше, если мы будем готовы ко всему, – суровый тон барона свёл на нет веселье в настроении Кейтеринга, тот перестал смеяться и слушал молча.

Собеседники удалились от того места, где стоял Роланд, настолько далеко, что шорох гравия совсем заглушал их разговор. До слуха виконта долетали только обрывки слов: не то «потрясение», не то «взрыв». Это прозвучало устрашающе, напомнив о том недалёком времени, когда он вместе с молодым лордом Сурреем служил добровольцем в войне с испанскими Нидерландами. Но всё-таки, что такого ужасного могут сделать эти двое? А главное, зачем и кому они хотят насолить так сильно? Понимая, что это каким-то образом касалось помолвки Генриетты и французского принца, Роланд всё равно не видел причин для того, чтобы бежать к кому бы то ни было, не разобравшись до конца.

Раздумья отвлекли его от собственных дел, и вот же! Ему снова пришлось броситься бежать вдогонку за вырвавшейся из рук собачкой!

– Глупое создание! Немедленно вернись! – кричал Роланд, забыв о всякой осторожности.

Он мчался в погоне за левреткой, которая решила свернуть в противоположную сторону и теперь неслась ко дворцу во весь опор по той же аллее, по которой шагали подозрительный барон и его собеседник.

Поймать Пэг удалось только после того, как она выскочила на огромную лужайку перед дворцом. Забыв на какое-то время о подслушанном разговоре, Роланд подхватил собачку на руки, и хотел бежать прочь, но едва не сшиб с ног пожилого господина весьма представительного вида.

– Я прошу прощения, сэр! – почтительно извинился Роланд и крепче стиснул брыкающуюся в его руках собачку.

– Чудесная порода, – улыбнулся в ответ пожилой господин, и в его холодных, стального цвета глазах мелькнул интерес к левретке. – Лёгкая и проворная. К тому же выносливая для погони на долгой дистанции. И в добавок у них завидное чутьё!

– Да, сэр! А ещё она любительница рыть носом землю всюду, где ни попадя, – разговорился с незнакомцем Роланд, и вдруг почувствовал, как мурашки пробежали у него по спине от взгляда этого случайного собеседника, такого пристального, словно тот пытался прочесть и даже стереть его мысли.

– Да. Копаются, где не следует, – повторил пожилой господин с особенным значением в голосе. – А это не вы там бегали за ней в глубине сада? Там, где боскеты с беседками?

– Нет! – Роланд помотал головой и тут же вспыхнул от возопившей в глубине души совести, а барон, а это был именно он, повернулся к нему спиной и неспеша зашагал прочь.

– Доброго дня, сударь! – обронил он уже на ходу, и почему-то в этой миролюбивой фразе Роланду послышалась угроза.

– Идём, бестолковое ты животное! – буркнул он на ухо Пэгги, притихшей у него на руках, и отправился ко входу в вестибюль для доставщиков и прислуги.

О том, чтобы появиться в парадных залах дворца в камзоле, покрытом разводами грязи, в безнадёжно истёртых на коленях панталонах и в башмаках с налипшими на них пожухлыми травинками и сосновыми иголками, и думать нечего! И к тому же Лауделлу вовсе не хотелось снова столкнуться с тем странным господином, которого злит перспектива счастливого брака принцессы Генриетты с герцогом Анжуйским. Что-то не просто подозрительное было в невольно подслушанном им разговоре, о нет! От одного воспоминания о взгляде барона Роланда бросало в холодный пот. На самом деле в глубине души ему просто хотелось сбежать. Да хоть бы и до самого Дувра, к морю! А ещё лучше, на север! Пусть там его и ждало разорённое родовое поместье, от которого в лучшем случае осталась лишь центральная часть старого здания, да каминные трубы на развалинах флигелей, сожжённых во время гражданской войны, но не зря же говорят: отчий дом – это крепость, за стенами которой можно спрятаться от любых ужасов, в том числе и от дворцовых интриг. Как будто бы так и есть. И можно годами обманываться в этом, коли уж на то пошло. Отстроить потихоньку старое здание… зажить по-людски или как доведётся…

Глава 10. Ох уж эта Пэг!

После полудня. Уайтхолл. Комната мисс Суррей и гостиная Генриетты

– Пэгги, малышка моя! А ну-ка, беги сюда! Ко мне, Пэг!

Звонкий девичий голосок раздался в унисон с радостным тявканьем собачки. Та неистово виляла длинным, похожим на крысиный, хвостиком и просилась на руки к хозяйке.

– Ах, боже мой! Да что же это такое? Мистер Роули!

Неожиданно от умильных сюсюканий очаровательная особа перешла к грозной отповеди в адрес виконта, и вот уже вместо нежных ноток в её голосе звенел металл.

– Мистер Роули! Подойдите-ка сюда!

Хозяйка измазанного от ушей и до кончика хвоста милого создания строго подозвала к себе нерадивого выгульщика собак.

Тот не спешил выйти из-за двери в надежде, что вот-вот появится одна из подруг мисс Суррей и отвлечёт её разговорами о каких-нибудь пустяках.

– Роули! Я жду!

– Мисс Кэтти, – не выдержав, молодой человек вошёл в комнату и, слегка смущённый, поклонился.

– Так-так, виконт! Я всё знаю, – заявила мисс Суррей, отгоняя от себя левретку. – Вы снова отпустили мисс Пэгги выкапывать мышиные норки на клумбах! Да? И куда же вы смотрите, когда выгуливаете её? И почему, скажите на милость, каждый раз после прогулки с вами наша бедная мисс Пэгги похожа… Похожа…

К полной неожиданности для себя юноша услышал всхлипы. Он потянулся за платочком и с виноватым видом вложил его в протянутую к нему ручку мисс Суррей:

– Теперь она похожа на поросёнка, – подсказал он, вызвав не то громкий всхлип, не то внезапный смех. – Мне очень жаль, мисс Кэтти. Пэгги сорвалась с поводка. Она побежала прочь. Я насилу догнал её. Уже в саду. Возле большой сосны. Да. Неудачно вышло.

Рассказывая о своих злоключениях, Роланд вспомнил и о странном разговоре, случайно подслушанном им в глубине сада. Это расстроило его гораздо больше, отчего на лице отразились отчаяние и страх. Приняв это состояние молодого человека на собственный счёт, добрая мисс Кэтти отняла мокрый платочек от глаз и всхлипнула напоследок. Урок был усвоен. Уже совсем успокоившись от охватившего её приступа гнева, она предложила перемирие:

– Ну же, Роули! Не стоит так расстраиваться из-за пустяка. Но лапки мисс Пэгги вам придётся помыть. Я не могу держать такую грязнулю на руках. И уж тем более я не могу позволить себе принести её в покои принцессы Генриетты!

Она легонько подтолкнула поскуливающую собачку назад к Лауделлу.

– Поторопитесь! Я приглашена на полдник к Её высочеству. Я хочу представить там мою мисс Пэгги! А вдруг она понравится Её высочеству? И она возьмёт меня в свою свиту, когда поедет во Францию!

– Это вряд ли, – не своим голосом отозвался Лауделл, взяв присмиревшую собачку под мышку.

– Как это?! – вспыхнула мисс Кэтти, готовая расплакаться вновь, и на этот раз она не станет поддаваться на пустые уговоры этого грубияна – вот ещё! Пусть приучается к женским слезам!

– Да вот так, мисс Суррей, – к её досаде Роланд даже не обратил внимания на влагу, навернувшуюся в зелёных глазах. – Кое-кто страшно не хочет, чтобы свадьба Её высочества состоялась. То есть… – заметив пристальный интерес к своим словам, Роланд осмелел и выложил всё, прежде чем успел подумать о последствиях, а точнее, о девичьем любопытстве.

– Так что же? – спросила мисс Суррей, выслушав всё до конца и при этом ни разу не прерывая рассказ виконта.

– Есть люди, которые хотят расстроить эту помолвку во что бы то ни стало, – подытожил Лауделл.

– Ха! Удивили! Вот прямо так и расстроить? – недоверчиво шмыгнула носом мисс Кэтти, и Роланд вернул ей платок, уже мокрый от слёз.

– Но я бы и не стал вам всё это пересказывать, не будь всё так серьёзно, – сказал он в своё оправдание. – Нет, это же вообще не моё дело. Подумаешь, свадьбу отменят! Просто эти господа хотят расстроить Её высочество, а вот это как-то нехорошо. И к тому же, какое может быть дело каким-то голландцам до нашей принцессы и её свадьбы!

– Что? Какие голландцы? – прочистив носик, мисс Суррей точным броском отправила скомканный платок в корзинку для мусора.

– Такие! Этот барон – он голландец и есть. Его-то я увидел. А вот как выглядит второй, и кто он такой, так вот этого я не знаю, – молодой человек потёр затылок. – Вроде бы говорил он, как англичанин. Но может быть он шотландец. Но я уверен, что он не джентльмен!

– Ох, так вы и это успели выяснить, – хмыкнула мисс Кэтти и повернулась к двери. – Помойте лапки мисс Пэгги и принесите её ко мне в гостиную Её высочества, – распорядилась она, уже стоя на пороге. – И, конечно же, сами переоденьтесь. Право же, Роули! Вот вы – виконт, а похожи на бродягу или разбойника с большой дороги. Кто бы рассуждал о других, джентльмены они или нет!

Проглотив обидное замечание насчёт его джентльменского достоинства, виконт Лауделл поплёлся прочь из комнат, которые занимали сёстры Суррей, неся под мышкой брыкающуюся Пэгги. Его обида быстро сошла на нет, стоило ему задуматься о чистом камзоле. Вот уж действительно катастрофа! Ведь в запасе у него имелся всего один камзол, парадный и вовсе не рассчитанный на то, чтобы носиться в нём с собачкой на руках. Даже страх перед неизвестным голландским бароном и тот померк в сравнении с этой ужасной проблемой. Впрочем, он успокаивал себя тем, что это была уже не его проблема, а мисс Кэтти. Если ей так хочется поехать во Францию в свите Её высочества, то пусть позаботится о том, чтобы и помолвка принцессы с герцогом сохранилась, и их свадьба состоялась!

***

В гостиной принцессы в это же самое время готовили небольшой приём с угощениями для молодёжи, рассчитывая в первую очередь на аппетиты юных фрейлин. На приземистых столиках, расставленных полукругом в центре гостиной, стояли вазочки с булочками и корзинки с пирогами, неглубокие блюдца с кремами, взбитыми до практически воздушного состояния, и даже небольшие чашечки с густым сиропом, в котором плавали кусочки засахаренных фруктов. На каждом столике красовались высокие графинчики с напитками. В основном это была лимонная вода, подслащенная мёдом и густым грушевым или ягодным сиропом. На отдельном столике, который возвышался напротив венецианского окна, выходящего в сад, был сооружен постамент с трехъярусным тортом, выглядящим, скорее, как белоснежная гора сливочного крема, совсем непохожая на десерт.

Из приглашённых гостей в гостиную уже явились дамы, фрейлины, а также представленные ко двору незамужние девицы из почтенных дворянских семейств. Каждая из них лелеяла надежду получить для себя место в свите Генриетты. После объявления о помолвке шансы многих дочерей из родовитых, но обедневших семей на обеспеченную жизнь при дворе в качестве фрейлины сестры короля Англии упали до нуля. Лишь несколько самых счастливых из них могли надеяться быть назначенными в свиту принцессы и остаться с ней после её замужества в качестве придворных дам, последовав за нею во Францию. Поэтому в свете объявленных на всю последующую неделю торжеств в честь помолвки принцессы и прибытия французских послов, обсуждения в покоях Генриетты были на редкость бурными и шумными, не лишёнными обычного легкомыслия и веселья.

Мисс Кэтти, как и её старшие сёстры, также рассчитывала получить место фрейлины в свите Генриетты при английском дворе. И если её сёстры уже были помолвлены с уважаемыми господами из свиты короля Карла, то сама мисс Кэтти пока ещё оставалась девицей на выданье. Перспектива выйти замуж за старика, скучного и обрюзгшего, какими казались ей английские придворные, вовсе не радовала её. А вот шанс попасть в свите принцессы Генриетты ко двору французского короля, слухи о котором не переставали наводнять лондонские гостиные, казался ей очень заманчивым. Даже пожилой и потрёпанный жизнью старикан, будь он французским придворным, казался девушке в разы привлекательнее, чем английские красавцы. И к тому же лично у мисс Кэтти имелись кое-какие преимущества перед соискательницами места фрейлины в свите Генриетты. Она была из числа тех немногих девушек, которые воспитывались в монастыре во Франции, в аббатстве святой Женевьевы в Руане. Невысокого роста, русоволосая и зеленоглазая мисс Кэтти Суррей прекрасно изъяснялась по-французски и даже знала немного испанский. Кроме того, она получила неплохие познания в литературе и искусстве, благодаря личным усилиям матушки Жозефины, аббатисы монастыря, женщины просвещённой и мудрой. Матушка Жозефина была несклонна видеть своих воспитанниц в роли послушных горлиц, для которых уготована жизнь в провинциальной глуши или прозябание в монастыре. Приглашённый по её настоянию отец Марсан учил девушек латыни, изящному письму и азам испанского языка. А одна из послушниц, которая незадолго до того была принята в аббатство, обучала воспитанниц светскому обхождению, правилам придворного этикета и танцам. Конечно же, о последнем, как о преподаваемой дисциплине, предпочиталось не говорить за пределами обители, чтобы не привлечь внимания родственников воспитанниц, а тем более суровых отцов церкви, которые непременно запретили бы излишне легкомысленные занятия. По прошествии нескольких лет скромная воспитанница аббатства Святой Женевьевы мисс Суррей получила самое прекрасное образование, доступное девице благородного происхождения, и была подготовлена к блистательной роли придворной дамы. Вот только английский двор не устраивал её, так как по рассказам подруг в монастыре, а впоследствии и самой Генриетты, он значительно уступал двору короля Франции. И ведь недаром Людовику дали прозвище Король-Солнце! В воображении мисс Суррей рисовался образ блистательного и прекрасного во всех отношениях молодого человека, высокого и божественно неотразимого. Мечты о том, чтобы яркой звездой взлететь на небосклоне двора Лучезарного короля казались недостижимыми ровно до того момента, когда этим утром король Карл объявил о помолвке Генриетты и Филиппа.

Так что теперь мисс Суррей вошла в гостиную принцессы с печальным лицом, всецело погружённая в тяжёлые думы о том, что рассказал ей Лауделл. Может быть в глазах виконта всё это и было всего-навсего мелкими кознями каких-то там дворян, недовольных жизнью при новом короле. Но для мисс Кэтти с её планами и радужными мечтами увидеть себя при французском дворе эти интриги грозили обернуться настоящей катастрофой. И вот она с сожалением размышляла о том, что бестолковый Роули не удосужился узнать имена тех злопыхателей, которые вознамерились сорвать свадьбу принцессы. Да и вообще, если подумать, то он толком ничего и не узнал! Только пожаловался на бедняжку мисс Пэгги и что-то ещё сказал о втором заговорщике, который «не джентльмен вовсе».

– О чём это вы так сильно задумались, мисс Суррей?

Вопрос прозвучал столь внезапно, что она вздрогнула. Или ей только показалось, что обращались именно к ней? Но прежде, чем подумать об этом, мисс Кэтти вскочила с низенькой банкетки и поспешно присела в реверансе.

– Ой, я прошу прощения, Ваше высочество! Я так задумалась, что не услышала, как вы изволили войти. Простите меня!

– Так о чём же вы так глубоко задумались, мисс Суррей? – поначалу Генриетте и не было никакого дела до мыслей одной из её фрейлин, но мисс Кэтти сама заговорила об этом, пробудив её любопытство.

К тому же, со слов миссис Уэссекс, мисс Кэтрин Суррей была из числа воспитанниц католического аббатства в Руане и претендовала на место фрейлины в свите будущей герцогини Анжуйской. Словом, стоит присмотреться к ней поближе, а может и подружиться.

– Дело в том, Ваше высочество, – Кэтти открыла рот, но тут же осеклась. А что, собственно, она могла сообщить принцессе, кроме пустых подозрений, известных ей со слов бестолкового секретаря её брата?

– Так в чём же, мисс Суррей? – ещё больше заинтригованная Генриетта вопросительно подняла брови.

– Мне кажется, Ваше высочество, что вам нужно кое-о-чём узнать, – шепнула мисс Кэтти. – Но сначала я должна расспросить кое-кого.

– Кое о чём, кое-кого, – передразнила этот таинственный тон Генриетта и улыбнулась. – Ну вот, теперь моё любопытство на пределе. Так что, мисс Суррей, уж постарайтесь не затягивать с рассказом!

– Это большой секрет, Ваше высочество! – шепнула та.

– Разумеется! – отозвалась принцесса и отошла к столику у окна, чтобы полюбоваться на красовавшийся там огромный торт.

Глава 11. Улицы Лондона

Поздний вечер. Февраль. Улицы Лондона

Человек, на которого ему указали в качестве кошелька, годного для бесшумной, а главное, бескровной чистки, показался, на первый взгляд, обычным провинциалом, который выбрался в Лондон из глуши по делам торговли, из-за тяжбы в суде или в надежде подвизаться в столичной ремесленной гильдии. Так сразу навскидку и не скажешь, кто он таков. И даже острый глаз Длиннорукого Джека не смог бы распознать того, что у этого человека было спрятано нечто более ценное, чем какие-то письма, нацарапанные за пинтой эля в придорожном трактире шерифом или нотариусом, не выше рангом. Словом, указанный ему человек не выглядел ни сколь-нибудь важным, ни состоятельным. Джек знал назубок отличительные признаки высоких чинов или тех, кто выполнял их поручения. Да начать хотя бы с их роста! В основном они и высокими-то звались не просто ради красного словца, а потому что и впрямь выделялись ростом на полголовы, а то и выше простого люда. А этот, если к нему присмотреться, так какой же из него курьер на службе у важной особы или там доезжачий чей-нибудь? Нет, и те и другие выделялись в толпе горожан и среди странствующих торговцев и ростом своим, да и на вид они солиднее, внушительнее. Но, как знать, а может в том-то и была заковырка, что этот человек только маскировался под простака? Ай, была не была, а воровская удача на что же! Недосуг ему рассуждать о том, кем мог быть тот человек, ежели всё дело заключалось только в том, чтобы выхватить седельную сумку из рук и сбежать! Деньги за содержимое той сумки были обещаны немалые, и их хватило бы на то, чтобы с долгами в «Сломанной подкове» расквитаться, да и на мирную жизнь им со старушкой Молли до самого лета. А проживут ли они так долго или нет, зачем загадывать! Жизнь всё одно обманет и не взглянет, кого она там не приветила в этом убогом мире из тех бедолаг, что по ту сторону Темзы обретаются.

Размышляя, таким образом, Джек томился, ожидая пока жертва его охотничьей вылазки, наконец-то, насытился ужином в небольшом трактире, что приютился возле театра «Глобус». Как только он вышел наружу, Джек медленной походкой вразвалку направился за ним следом. По странности преследуемый человек не пошёл в конюшню трактира, чтобы забрать свою лошадь из денника. Вместо этого он перешёл пустырь, который скрывался за претендующим на пышность и великолепие зданием театра, скрылся в узком переулке, ведущем к набережной, а там встал у самого парапета, будто бы поджидая кого-то.

А вот это вовсе не входило в планы Джека. Ему заплатили за курьерскую сумку, которую он должен был выхватить из рук у этого человека. А что ж делать, если он встретится с кем-то? А ну как тот и сумку заберёт у него. Что же тогда? Не бежать же следом за тем другим, чтобы обокрасть уже его, а не первого!

Но с другой стороны, Джек видел человека, на которого ему указали, тогда как тот ни сном ни духом не ведал о том, что ему было уготовлено. А что если тот, кого он дожидается, передаст ему ещё кое-что сверх того, что у того уже было при себе? Тогда и цена, как и вес его добычи, значительно увеличится! Так можно и награду выторговать себе, пощедрее той, что ему уже дали в задаток и обещали ещё заплатить за седельную сумку. Ведь за большую добычу можно потребовать и плату сверх уговора!

Раздумывая таким образом, Джек потёр щетинистый подбородок. Из укрытия за старой перевернутой посудиной, которую и лодкой-то не назвать, он наблюдал за своей жертвой, дожидаясь, когда к нему подойдёт тот, кого он поджидал. Джек уже и сам почувствовал нетерпение, высматривая из засады того, кто должен был появиться, стараясь не увлекаться радужными мечтами о двойной плате за свои ночные труды. Наконец, когда он решил, что встреча не состоится вовсе, и охотник за одинокими путниками уже собрался перейти к делу, со стороны улицы, послышались торопливые шаги. Через тупичок прошли два человека. Оба они были при шпагах, которые придавали им вид весьма суровый и решительный. С такими противниками лучше не ввязываться в бой, если у тебя за спиной нет хотя бы полдюжины головорезов, готовых к любому исходу.

Не зная радоваться ли ему от того, что его предположения сбывались с той лишь поправкой, что встреча происходила с двумя, а не с одним человеком, Джек притаился за лодкой, на всякий случай высвободив нож из ножен. Идти с таким оружием в атаку против вооружённых шпагами дворян было рискованно и глупо. Но для того, чтобы отпугнуть нерешительного противника и выиграть время для бегства, нож вполне сгодится.

Один из мужчин передал что-то курьеру, взамен получив от него увесистый кошель. Джек чуть не крякнул от досады, что не ограбил свою жертву раньше и не заполучил тот кошель для себя. Но он тут же смекнул, что полученная в обмен на деньги вещица могла оказаться ценной для нанявших его людей. Вот только бы не замешкаться и не потерять его из виду! И хорошо было бы, если бы те двое поспешили испариться из виду, благо что туман как раз сгущался!