Полная версия
Перстень принцессы
– Надо же, оказывается, это местечко не так уж и трудно отыскать, – заметила Генриетта и недовольно поджала губки.
Ей совсем не понравилось, что предмет их обсуждения материализовался слишком быстро. Это грозило немедленным разочарованием, ведь одно дело мечтать, рисуя в воображении воздушные замки о ком-то, кого встретила лишь однажды и с кем нет особых причин встретиться вновь. Совсем иначе, когда образ этого человека проясняется прямо на глазах, настолько, что не остаётся ни одного слепого пятна, а вместе с тем и ни единого шанса для собственных фантазий.
– Господа! – не слушая Генриетту, мисс Стюарт поднялась со скамеечки, подхватила подолы юбок и сделала несколько шагов навстречу. – Лорд Суррей, я и вообразить не могла, что вы так хорошо знакомы с этим лабиринтом!
– О, это чистая случайность, мисс Стюарт! – с широкой улыбкой ответил ей Суррей – видный мужчина немногим старше тридцати лет, завидный холостяк и преданный старший брат трёх очаровательных сестёр – девиц на выданье, которые с прошлой осени были зачислены в свиту принцессы.
– Дамы! – герцог де Руже скромно держался позади, но встретившись взглядом с Генриеттой, выступил вперёд и отвесил низкий поклон. – Мне жаль, что мы нарушили ваше уединение.
– О нет, нисколько! – поспешила ответить Генриетта, но тут же напустила на себя такой строгий вид, словно в эти минуты её меньше всего занимало общество кого бы то ни было, а тем более мужчин, и, более того, новоиспечённого жениха по доверенности.
– Я рад, Ваше высочество, – коротко ответил на это де Руже, тут же замкнувшись в себе с привычным для него отстранённым выражением на лице.
– Да. Пожалуй, – замялся лорд Суррей, ощутив неловкость от того, что, как ему показалось, они всё-таки нарушили уединение принцессы и её ближайшей подруги, чем и вызвали их досаду.
– Ну что вы! – не испытывая никакого чувства неловкости Фрэнсис Стюарт весело подмигнула Генриетте и подхватила её под локоть. – И хорошо, что вы нашли нас, господа! Добраться-то до этой беседки мы сумели, а вот как найти дорогу назад? – она многозначительно посмотрела в лицо Суррея. – Вы не проводите нас обратно, милорд?
– Пожалуй, – розовые и нежные, как лепестки едва раскрывшихся цветочных бутонов, щёчки Генриетты зарделись румянцем, но она постаралась взять себя в руки.
– Месье герцог, вы обязаны рассказать нам обо всём, что происходит в Париже и при дворе! – продолжала мисс Стюарт, проявляя недюжинную энергию настоящей дуэньи.
– Помилуйте, мадемуазель! – от неожиданного натиска де Руже опешил. – Я вовсе не тот, кого следует расспрашивать о том, что происходит при дворе Его величества. Я даже не могу назвать вам тех, кого я знаю, кто был лично представлен Её высочеству.
– Нет, нет, дорогой герцог! Мы хотим услышать всё именно от вас. Но не упоминайте того скучного господина – герцога де Креки, – капризно надутые губки очень даже красили малышку Стюарт. Пока она ещё не подозревала, какое мощное оружие даровала ей природа в виде милого детского очарования и той особенной красоты лица, которая уж совсем скоро будет сводить с ума мужчин всех возрастов по обе стороны Ла-Манша.
– Будьте добры, герцог! Расскажите нам обо всём, что вам известно. Что нового при дворе? – промолвила Генриетта, подавая руку де Руже. – Я знакома с некоторыми из придворных при дворе моего кузена. И поверьте, я очень скучаю по своим друзьям.
– Я понимаю, Ваше высочество.
Де Руже почтительно наклонил голову, кляня себя за эту скованность. Вот когда ему пригодился бы природный талант вести непринуждённые беседы с женщинами и девицами всех возрастов, присущий его брату, маршалу дю Плесси-Бельеру! Тот умел с полуслова завести разговор на любую тему, да так занятно, что рассказанные им истории становились притчей в языцех и предметом обсуждений на целые дни и даже недели.
– Ведь у нас с вами должно быть столько общих знакомых, – не переставала увещевать его, пылающая энтузиазмом Фрэнсис, всего лишь на один шаг уступая дорогу Генриетте. – Ах, милорд, вы не поверите! Я ведь только сегодня утром жаловалась Её высочеству на то, как давно мы не получали весточек из Франции.
Говоря это, мисс Стюарт с жалобным видом повернулась к Суррею. Тот смотрел на неё с вежливым снисхождением, не скрывая того, что не имеет ни малейшего представления о дружеских связях с кем-либо при французском дворе безвестной и не являющей собой никакой важности в его глазах дочери королевского врача.
– Да, герцог! Почему бы вам не рассказать о французском дворе? – поддержал разговор лорд Суррей, по привычке выбрав за лучшее потакание капризам девиц, нежели упрямое молчание.
Все четверо неторопливым шагом направились по дорожке, которая показалась знакомой на первый взгляд. На деле же это была одна из тех дорожек в лабиринте, которые кружили вокруг беседки, то уводя от неё, то возвращаясь.
Генриетта отпустила руку де Руже, чувствуя неловкость от близости с ним, но ещё больше из-за его продолжительного молчания. К счастью, мисс Стюарт говорила без умолку, задавая вопросы о придворных в Париже, так что герцогу приходилось прерывать своё молчание, чтобы отвечать ей.
– А о ком вы бы хотели услышать, Ваше высочество? – этим неожиданным вопросом де Руже прервал очередную неловкую паузу, и Генриетта обратила к нему взгляд, полный удивления.
Сам герцог не любил делиться своими мыслями ни о ком, если только разговор не заводил его брат, а дю Плесси-Бельеру он привык доверять в том, что касалось искренности его суждений и непредвзятости мнения. Теперь же он не был уверен в том, что его мнение о ком-то из их общих знакомых при дворе короля Людовика могло совпасть с мнением собеседников, точнее, самой Генриетты. О лорде Суррее Арман не знал ничего, кроме того, что сам он и вся его семья были вынуждены бежать из Англии вскоре после суда и казни короля Карла Первого, а потом долгое время прожили в эмиграции в Нидерландах. С щебетавшей обо всём на свете без передышки мисс Стюарт де Руже не был знаком лично, однако, он был достаточно наслышан о ней и знал о том, что она выросла вместе с Генриеттой, будучи представленной в её свиту с раннего детства. Отец мисс Стюарт происходил из обедневшей ветви шотландского рода Стюартов и приходился дальней роднёй королевской семье. Он бежал вместе с супругой и дочерью во Францию, где примкнул к свите Генриетты-Марии в качестве её личного доктора.
– Я хочу узнать обо всех! И нет, не общие вопросы, вроде того, кто какой полк получил или с кем был помолвлен, – заговорила Генриетта, и вдруг её взволнованное лицо осветилось улыбкой предвкушения, словно ей предложили пуститься в захватывающее путешествие в полную чудес волшебную страну, где она непременно встретится с друзьями детства.
– Вы слишком преувеличиваете мои возможности, Ваше высочество, – с лёгкой улыбкой ответил на это де Руже.
В глубине души он постепенно освобождался от привычной скованности в своих манерах и речи.
– Хорошо, хорошо, герцог! Тогда начните хотя бы вот с кого, – Генриетта посмотрела вверх на небо, которое постепенно освобождалось от облаков, сулящих дождь, и улыбнулась в ответ на улыбку де Руже. – Начните с моей дорогой Катрин!
– Простите, с которой из них? – неожиданно для самого себя Арман услышал в собственном голосе иронию и даже лёгкое подтрунивание, делающее его похожим на Франсуа-Анри, чьей излюбленной тактикой ведения беседы с юными девицами было постоянное подтрунивание и шутки над ними.
Он тут же наклонил голову в знак извинения, но Генриетта не услышала в его вопросе ничего, что задело бы её, и оставила этот жест без внимания. Напротив, и она сама, и её подруга сочли это напоминание забавным фактом, чему они весело рассмеялись.
– И в самом деле, при дворе так много Катерин! – добавил Суррей, владевший французским языком в достаточной мере для того, чтобы понять причину этого внезапного веселья. – Это как множество Елизавет при английском дворе! Бесс, Бетти, Лиззи, Изабеллы – все они Елизаветы.
– Да и в самом деле, – сдержанно посмеиваясь, согласился с ним де Руже.
– Я хочу узнать о мадемуазель де Грамон. То есть нет, теперь она княгиня Монако – супруга Луи де Гримальди, князя Монако, – Генриетта с мечтательным видом засмотрелась на бархатистые веточки розмарина.
– О, княгиня де Монако! – отозвался Арман де Руже, про себя испытав облегчение от того, что принцесса назвала одну из самых известных во Франции особ, новости о которой достигали даже итальянских княжеств, где он был вынужден проводить большую часть времени. – Её высочество счастлива и здорова. В январе она произвела на свет малыша – наследника престола княжества Монако. Здоровый и красивый мальчуган. Его назвали Антуаном. Кстати, князь и княгиня вернулись в Париж. Они поселились во дворце, который выкупил для них князь Оноре де Гримальди – дед Луи и нынешний правитель Монако. И по слухам, герцог де Грамон по случаю рождения внука выкупил для Катрин место гофмейстерины двора в свите Вашего высочества, – произнеся эти слова, Арман слегка покраснел. – То есть я хотел сказать, что, в случае вашего согласия, это будет свита Вашего высочества.
– Это что же? Штат моей новой свиты уже утверждён? – сухо поинтересовалась Генриетта, подозревая, что Анна Австрийская вряд ли согласилась бы позволить ей самой принимать решения относительно французской свиты, пусть и её собственной. Это оказалось для неё первым, пока ещё не столь чувствительным шипом, уколовшим её гордость. Но сколько их ждёт впереди!
– Да, как только слух об отъезде послов разнёсся при дворе, отовсюду посыпались прошения о приёме в свиту Вашего высочества, – подтвердил её подозрения де Руже, отметив то, как резко изменился тон их беседы. – На места четырёх фрейлин претендуют, по меньшей мере, сотня девиц. И это далеко не все! Ведь новости ещё не успели разлететься по всем провинциям.
– Да уж. При дворе устроят настоящие смотрины! – тихим, но язвительным тоном заметила шедшая позади них Фрэнсис. – Хотя по случаю приезду испанской принцессы особенного ажиотажа не было. Я не припоминаю такого.
– Должно быть, это от того, что с испанской инфантой никто не был знаком лично, – тактично предположил Суррей. – А вот служить Вашему высочеству сочтут за высокую честь и особую привилегию девушки из всех дворянских семей во Франции. Да и в Англии тоже. Все знают вас, Ваше высочество. И любят вас.
– Да уж, – тихо проговорила Генриетта. – Но что же ещё, герцог? И кстати, что вам известно о ещё одной Катрин? О той, которая из семьи де Невилей?
– А, мадемуазель де Невиль! – понимающе кивнул де Руже. Слишком уж откровенно прозвучала лесть в словах англичанина, чтобы не расслышать в ней фальши. Хотя он тоже считал, что служить принцессе дома Стюартов и Бурбонов было бы честью для представителя любой дворянской семьи, и в этот момент он подумал о себе.
– Так что же наша хохотушка Катрин? – повторила вопрос Генриетта и просияла в улыбке, вспоминая рыжеволосую, всегда улыбчивую и энергичную Катрин де Невиль, которая знала множество историй, таинственных и ужасных. А кроме того, Катрин знала тысячу полезных мелочей: как заговорить зубную боль или залечить мелкие ссадины; чем следует помазать руки, когда они чешутся из-за порезов о колючие ветки шиповника, и много ещё из того, чему она сама научилась, как это ни странно, у сестёр-послушниц и монахинь в монастыре.
– Мадемуазель де Невиль недавно вышла замуж за Луи де Лоррена графа д’Арманьяка. Теперь она графиня д’Арманьяк и управляет огромным особняком Главного Шталмейстера. В честь замужества ей была пожалована должность в свите королевы. Королевы Марии-Терезии, я имею в виду.
– Королевы, – как-то приглушённо и будто не своим голосом повторила за ним Генриетта.
Ей всё ещё было странно думать о Марии-Терезии как о супруге Людовика, хотя его женитьба на испанке состоялась ещё до их с матушкой отъезда в Англию. А ведь королевой Франции могла стать и она сама, снова подумала Генриетта, и эта мысль отозвалась щемящей болью в глубине души.
Воспоминания о мимолётных взорах кузена, которые она то и дело ловила на себе, его ласковом обращении к ней лично, пусть и обронённом вполголоса, когда никто не мог его услышать. Нет! Ей не следовало обманываться на его счёт. Людовик всегда видел в ней лишь «малышку Анриетт» – свою младшую кузину, с которой ему не раз приходилось танцевать на балах, часто даже против его желания. Ах да! Ведь он был увлечён одной из сестёр Манчини – той самой Олимпией Манчини, которую внезапно выдали замуж за графа де Суассона! И это произошло так быстро, что никто и понять не успел, что случилось на самом деле. А ведь Олимпию Манчини едва ли не прочили в королевы! Людовик так увлёкся ею, что сделал королевой на святочных празднествах, и даже устроил в её честь грандиозную конную карусель с участием нескольких сотен дворян. А огорчился ли он из-за её внезапного замужества?
– Анриетт! – тихонько позвала мисс Стюарт, чтобы отвлечь её от глубоких раздумий.
– Ах да! – спохватилась Генриетта и обратилась с улыбкой к герцогу.
Как-то слишком уж весело и наигранно это вышло, но де Руже был достаточно чутким и деликатным и виду не подал, что, заметил невнимание Генриетты, как и то, что она отвлеклась от беседы с ним.
– А что же сестра Катрин – Франсуаза де Невиль? – задала новый вопрос Генриетта в попытке вернуть разговор в прежнее русло, а вместе с тем и обуздать собственные мысли.
– Про мадемуазель Франсуазу мне известно гораздо меньше, – отозвался Арман де Руже, но тут же тепло улыбнулся. – Вы же знаете, что в отличие от младших брата и сестры, Франсуаза куда реже бывает в центре внимания, практически никогда становится предметом разговоров, а тем более поводом для новостей. Она замужем за маркизом д’Отривом. Известно, что они поселились в замке Отрив, ведь маркиз страстный охотник и редко покидает своё поместье. Кажется, ему передали должность королевского ловчего. Так что они с супругой появляются в свете лишь с наступлением сезона охоты, когда королевский двор выезжает в Фонтенбло или в Венсенн.
– Ах, Фонтенбло! – не удержалась от восклицания мисс Стюарт. – Самое прекрасное место на свете! Там так романтично и волшебно, словно в сказке!
– Вы ещё не успели побывать в шотландских резиденциях Его величества, мисс Стюарт! – ревниво заметил ей лорд Суррей, которого задели слова и само по себе мечтательное настроение девушки.
– Да, кстати, а что же их брат? Маркиз де Виллеруа, как он? – не обратив внимания на несущественное в её глазах отступление от темы, спросила Генриетта. – Я помню, как мне предложили танцевать с ним партию! И это был мой первый придворный балет. Вообще-то, Франсуа тогда досталась роль Купидона. Он был так хорош в костюме с крылышками, с золотым луком и колчаном с настоящими стрелами!
– Да, да! Вы говорите о нашем Очаровательном Маркизе? О малыше де Виллеруа? – тут же подхватила мисс Стюарт и, весело взмахнув левой рукой, задела ветки боярышника, с которых тут же посыпались холодные капельки недавно прошедшего дождя.
– Виллеруа, Виллеруа! – не отставал от них лорд Суррей. – Это же сын маршала де Невиля! Да, конечно же, я помню его. Даже при дворе штатгальтера Нидерландов о нём рассказывали весёлые истории. Что-то о курьёзном случае с дворцовыми часами в Лувре. И кажется, именно благодаря маркизу удалось пролить свет на то странное дело.
Все посмотрели на лорда Суррея, и он стушевался под удивлённым взглядом герцога де Руже.
– Как же! Разве об этом уже перестали судачить при дворе? – попытался он перейти на шутливый тон. – Час Купидона! Это же такая громкая история!
– Как это занимательно, однако. Я узнал об этом только случайно. Я не был при дворе в то время, когда всё происходило. Мой брат оказался одним из тех, кто был посвящён в подробности того дела, поскольку он вёл расследование по кражам, которые каким-то образом были связаны с дворцовыми часами, – пояснил де Руже. – Но вот каким образом в этой истории оказался замешан маркиз де Виллеруа – этого я не понимаю, – Арман предпочёл бы вообще не затрагивать этот щекотливый вопрос – Франсуа-Анри предельно чётко обозначил те события, как сугубо личное дело, касающееся самого короля и лишь отчасти маркиза де Виллеруа.
– У нашего Очаровательного Маркиза невероятный талант попадать в приключения, – заговорила Генриетта, уловив по тону Армана де Руже его нежелание продолжать разговор об истории с часами.
Сама она слышала обо всей этой истории лишь то, что в Королевском совете было решено поручить капитану де Варду и маркизу дю Плесси-Бельеру разобраться в ней, а затем каким-то образом выяснилось, что к этим кражам была причастна шайка воров из Сент-Антуанского предместья. Один из них даже служил в Лувре, и, по слухам, его нашли избитым до полусмерти в одном из потайных коридоров. Решительно, та мрачная история о дворцовых часах кажется не самой удачной темой для лёгкой беседы!
– Да, маркиз с лёгкостью попадает в курьёзные ситуации, – де Руже подхватил это шутливое замечание, как спасительную ниточку. – Собственно, теперь, когда он закончил учёбу в Корпусе Королевских Пажей, его можно каждый день встретить во дворце. Он практически неотлучно находится при короле. Балетные постановки – вот их общее увлечение. Его величество учредил должность Королевского танцмейстера специально для маркиза.
– Как? – удивились девушки, а Генриетта спросила:
– А как же месье Бошан?
– Месье Бошан по-прежнему является главным учителем танцев. Без его личного участия не обходится ни одна постановка королевского балета. Кстати, мэтр Бошан вместе с маэстро Люлли готовят новый балет в честь прихода весны, – и тут де Руже внимательно посмотрел в лицо Генриетты. – Это в честь вашей свадьбы.
– Как? Даже балет? – не удержалась Генриетта, и её лицо просияло в улыбке, а в серо-зелёных глазах блеснули огоньки радостного предвкушения. – Как вы думаете, герцог, а мне оставят роль в этом балете? Я успею к репетициям?
– Для этого всего лишь необходимо оказаться при дворе, Ваше высочество, – резонно заметил Арман де Руже, по странной случайности или намеренно избегая называть главное условие для участия принцессы в балетной постановке, которую готовят в честь её собственной свадьбы.
Они уже около получаса блуждали по лабиринту, и всё время просвет, маячивший впереди, как будто указывал на выход, но каждый раз оказывался ещё одним перекрёстком.
– Я устала, – пожаловалась Стюарт.
– Постойте!
Генриетта остановилась на очередном перекрестке и протянула руку к ветке самшитового куста:
– Нам нужно всё время держаться одной стороны. Всё время, пока мы идём. И никуда не сворачивать. Так мы придём к самому началу лабиринта.
– Пожалуй, – согласился лорд Суррей. – Я читал о лабиринте Минотавра на Крите. Там нужно было ориентироваться одной стороны коридора.
– Да! – воскликнула обрадованная найденному решению мисс Стюарт. – В Лувре царит такая же путаница в коридорах. Я помню, как маркиз де Виллеруа рассказывал нам о том, как можно выбраться из потайных коридоров в случае несчастья.
– А тебе доводилось бродить даже по потайным коридорам? – спросила Генриетта, с подозрением посмотрев на неё.
– Нет, что вы! Просто Франсуа такой балагур. У него всегда есть парочка страшилок про запас. Он рассказывал про лабиринт из секретных коридоров в Лувре. Такой же есть и в Фонтенбло. Но всё-таки тот, что в Лувре, пострашнее. Там ведь ещё и призраки бродят. И да, второй вор! Ведь того вора, который дворцовые часы останавливал, так и не нашли! Ведь не нашли, нет?!
Этот вопрос относился к герцогу де Руже, но он предпочёл сделать вид, что, не расслышал его, и оставил без ответа. О том, что стало со вторым вором из Сент-Антуанского предместья, который был причастен к делу о дворцовых часах, никто ничего не знал. Кроме дю Плесси-Бельера и того смешного, суетливого человечка – комиссара полиции Шатле, который помогал маркизу расследовать то дело.
– Не знаю, мадемуазель. Мне кажется, что в том деле так и не поставили точку, – уклончиво ответил Арман, невольно обратив взгляд на Генриетту.
Та моментально прочла в его глазах просьбу о помощи и ответила с лёгкой улыбкой:
– Кстати, а что же ваш брат? Чем теперь занят наш славный маркиз? – спросила Генриетта. – И все его неугомонные друзья из свиты короля. Де Лозен, де Вивонн, де Гиш – чем они занимаются?
– Мой брат теперь служит при дворе. После того дела, как вы должно быть помните, дю Плесси-Бельер получил должность маршала королевского двора.
Как ни странно, но ни в тоне, ни в выражении лица герцога не промелькнуло и тени зависти или обиды на младшего брата, который обошёл его по карьерной лестнице.
– В Италию, то есть в Пьемонтский полк, он уже не вернулся. Теперь в его обязанности входит разбирательство дел при дворе: интриги, тайны, загадочные происшествия – это его епархия. Но главная обязанность – это личная безопасность короля.
– Ого, какой взлёт! – вырвалось у мисс Стюарт. – А ведь его не принимали всерьёз. Даже после того, как он стал маршалом двора, все только и шутили о его чрезвычайной молодости.
– Откуда тебе знать? – поддела её Генриетта.
– Я слышала, как о нём шептались дамы при дворе королевы Генриетты-Марии, – парировала мисс Фрэн, сверкнув в сторону кавалеров очаровательной улыбкой. – И на приёмах в Лувре тоже.
– А что же маркиз де Лозен? – вдруг спросил лорд Суррей. – Я немало слышал о нём. А также о его кузене – графе де Гише. Оба прославились, сражаясь ещё во Фландрии. А потом, как я слышал, были добровольцами в армии польского короля и участвовали в войне с турками.
– Да-да, рассказы об их подвигах неизменно служат поводом для бурных обсуждений в салонах, – тут же ответил де Руже, которому истории о ратных подвигах были по душе больше, чем пустые пересказы придворных сплетен. – Они оба, кстати, недавно вернулись во Францию и были снова приняты ко двору. Граф, как и впредь, остаётся неразлучным другом для герцога Анжуйского.
– Как? Они дружны с Филиппом? – удивилась Генриетта, и тут же на её щёчках вспыхнул яркий румянец.
– Герцог де Грамон выкупил должность шталмейстера двора Его высочества для своего сына – графа де Гиша, – ответил Арман, не обращая внимания на удивление принцессы.
Генриетта только улыбнулась в ответ. Она вспомнила лица двух таких непохожих друг на друга кузенов. Антуан де Лозен – белокурый и невысокого роста. О нём можно было сказать, что он, скорее, худощавого сложения, но за кажущейся хрупкостью и малым ростом скрывались ловкость и сила отличного наездника, а также непревзойдённого фехтовальщика. И судя по слухам, де Лозен сделался настоящим бретером, а причиной его ссылки из Франции была неудачная дуэль, из-за которой пострадал кто-то из сыновей не то герцога де Креки, не то герцога де Шуази. А вот Арман де Гиш, хотя он также, как и его кузен, не отличался покладистым нравом, заслужил славу галантного кавалера. Он пользовался громким успехом у женщин, по словам Карла, который был знаком с графом с тех давних пор, когда ещё сам находился при дворе Людовика. Де Гиш наверняка отправился в ссылку вслед за кузеном только затем, чтобы отличиться на военном поприще. Военная слава, скорее всего, прельщала его гораздо больше, чем успех у женщин. Черноглазый брюнет, молчун и красавец Арман де Гиш представлял собой полную противоположность кузену Антуану де Лозену. Да и своему отцу – маршалу де Грамону тоже. Хотя внешне граф де Гиш был вылитой копией герцога де Грамона в молодости, по характеру он прослыл замкнутым и даже нелюдимым человеком. Именно склонность к таинственному молчанию привлекла к нему внимание женщин. Кстати, о де Лозене тоже нельзя сказать, что он обделён женским вниманием! При мысли об этом Генриетта невольно улыбнулась – ставшие анекдотами истории о настойчивых ухаживаниях и победах Антуана де Лозена связали его имя с именами многих красавиц при дворе Людовика.
– Смотрите! – лорд Суррей указал на яркий просвет в конце очередной дорожки, на которую они свернули несколько минут назад. – Там выход! Я вижу отблески солнечных лучей на стёклах дворцовых окон!
– Умничка, Генриетта! – захлопала в ладоши мисс Стюарт. – Как хорошо вы это придумали. Вот я бы ни за что не догадалась бы о том, как выбраться, и так и осталась бы пропадать тут.
– Ну уж нет! Я бы ни за что не оставила тебя одну, Фрэн, – ласково улыбнувшись подруге детства, заверила её Генриетта.
Пройдя ещё с десяток шагов, они выбрались из лабиринта на широкую лужайку, разбитую напротив центрального крыла Уайтхолла. Вся лужайка была распределена на ровные квадраты, по границам которых тянули вверх свои шипастые ветки кусты шиповника и боярышника, а вдоль них краснел мокрый гравий садовых дорожек. Теперь даже острые камешки гравия не стали причиной для уныния и новых жалоб мисс Стюарт – она подобно козочке резво бежала впереди всей компании, спеша вернуться в тепло и уют покоев принцессы.