Полная версия
Перстень принцессы
Перстень принцессы
Робин Каэри
Дизайнер обложки Dominique Leostelle
© Робин Каэри, 2024
© Dominique Leostelle, дизайн обложки, 2024
ISBN 978-5-0059-5368-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог. Перстень Марии Медичи
Март 1600 года. Флоренция, Палаццо Питти
– Идут! – сдавленно пискнула Челеста и мелкими шажками просеменила от двери в дальний угол комнаты.
Голос камеристки прозвучал неестественно и до того противно, что Марии захотелось оттаскать девицу за волосы. Само это желание ужаснуло её, ведь это же была её Челеста – единственная преданная ей душа во всём огромном и душном Палаццо Питти, где в длинных и узких комнатах с несоразмерно высокими потолками она чувствовала себя немощной карлицей.
– Сядь! Сядь и не мельтеши! – приказала Мария и уселась на табурет перед станком с давно оставленной на нём работой над вышивкой узора на льняном холсте. Пусть любой, кто войдёт к ней, думает, что всё это время она трудилась над вышиванием за станком, и ей нет никакого дела до того, что происходит за пределами её комнаты.
– Мария, дитя моё!
В распахнутых настежь дверях появился её дядя Фердинанд, Великий герцог Тосканский. Он картинно с драматично суровым выражением лица взмахнул руками и отступил на шаг от двери, уступая дорогу человеку в пурпурной сутане.
Привыкшая с ранних лет к обществу священнослужителей высокого ранга, Мария не испытала при виде вошедшего следом за дядей епископа того душного трепета, который ощущают обычные верующие, стоит им попасть под строгие взоры отцов церкви.
– Ваше преосвященство, – поднявшись со своего места, Мария присела в глубоком реверансе, после чего подошла к епископу, чтобы склониться к его руке для почтительного поцелуя пастырском перстня.
Синьорина Челеста с побелевшим, как полотно, лицом и испуганными глазами выскользнула из угла комнаты вслед за своей госпожой и присела в реверансе перед кардиналом, после чего приложилась крепко сжатыми губами к пастырскому перстню на милостиво протянутой к ней руке.
– Очень хорошо! Прекрасно, дитя моё! – проговорил епископ, довольный пиететом, выказанным его сану и положению.
– Моя племянница Мария Медичи, – представив юную девицу прелату, герцог почтительно склонил голову и с торжественным тоном в голосе перечислил титулы высокопоставленного гостя:
– Монсеньор Силингарди, епископ Модены. Апостольский нунций при дворе французского короля.
Представив епископа, герцог Фердинанд подошёл к Марии и, ошеломив её по-отечески тёплой улыбкой, сжал обе её руки в своих широких ладонях.
– Весьма рад, – произнёс епископ, впрочем, не озвучив, чему именно он радовался, так что Мария перевела вопросительный взгляд от него на дядю.
– Дитя моё, отныне я не посмею называть вас таким образом. Ни я сам и никто более не посмеет называть вас иначе, как… – в чёрных глазах Фердинанда Медичи блеснуло подобострастное обожание. – Отныне все мы должны обращаться к вам только «Ваше величество»! – торжественным, полным пафоса голосом произнёс он и отвесил низкий поклон.
– Свершилось, – почти беззвучно прошептала Мария, в глубине души ужаснувшись при мысли о том, что с той самой минуты её жизнь не будет прежней. Она знала по слухам, витавшим в Палаццо Питти о том, что сам Фердинандо Медичи, её дядюшка, вёл переговоры о том, чтобы выдать её замуж за французского короля. Но до этой самой минуты Мария старалась оттянуть момент осознания неизбежности такой судьбы. Слыша пересуды кузин и прислуги, Мария всякий раз находила для себя занятие или предмет, на котором она могла бы сосредоточиться, чтобы только не думать и даже не строить предположений о том, что ожидало её в случае заключения договора между её дядей и французским королём о её помолвке с Генрихом Бурбоном. И вот теперь это уже не догадки и сплетни, а самая что ни на есть действительность – её судьба была определена.
– Это конец, – ещё тише прошептала она и с обречённым вздохом опустила взгляд.
– Она полна смущения и грации, – улыбнулся довольный герцог, по-своему истолковав реакцию племянницы, и в торжественной манере, сквозившей в каждом его движении, повернулся к епископу. – Ну что же, монсеньор! Теперь мы с вами готовы встретиться с послами короля Франции и обсудить остальные вопросы, касающиеся брачного договора и церемонии свадьбы по доверенности.
Епископ Силингарди обратил внимательный взгляд на новоиспеченную невесту французского короля и коротко кивнул:
– Да. Теперь мы можем обсудить детали. Самое важное уже свершилось. Ведь это так, дитя моё? – увидев утвердительный жест Марии, он с улыбкой удовлетворения кивнул в ответ и благословил её. – Вы станете прекрасной супругой для короля Франции. Я так и передам Его святейшеству. Не беспокойтесь, герцог, я сумею уладить спорные детали, если таковые остались.
После того, как высокие гости покинули комнату, Мария вернулась к табурету и медленно опустилась на него. Она не вполне ещё осознавала происходящее, ведь одно дело слышать о планах родственников, обсуждавших её замужество, которое неизвестно, когда состоится, и совсем другое – это в один миг вдруг осознать, что всё уже свершилось.
– Ох, моя синьора! – снова пискнула Челеста, но Мария жестом прервала её всхлипы и приказала молчать.
Говорить не хотелось совсем. Вернее, её так и распирало от желания расспросить верную служанку обо всём, что та слышала и знала о французских послах, поселившихся в Палаццо Медичи, и обо всём, о чём судачили в городе о французах и их войнах. Ей было необходимо узнать всё! Уж если ей предстоит отдать свою руку и самоё жизнь в распоряжение французской короны, то она должна быть готовой ко всему, что ожидало её впереди.
– О, моя синьора, это так невероятно! Париж! Королевский двор! – нараспев причитала Челеста, по опыту чувствуя скрытый интерес госпожи ко всему, что ждало её в недалёком будущем.
Мария выбрала для себя кушетку у высокого стрельчатого окна. Устроившись с поджатыми под собой ногами, она молча устремила взгляд в окно, на улицу, позволив служанке говорить без умолку в течение долгого времени, пока небо над красными черепичными крышами зданий напротив не начало темнеть, и комната не погрузилась в серые предвечерние сумерки.
Изредка поглядывая в сторону пажа, появившегося с наступлением вечера, чтобы занять пост в почётном карауле у двери, Мария ловила себя на всё возрастающем интересе к его персоне. Ей известно то, кем он являлся, а вот откуда прибыл и каким образом попал на службу в Палаццо Питти? А главное, о чём он думал всё то время, пока Челеста говорила о нравах, царящих при дворе французского короля, привычках французов и обо всех пустяковых мелочах, которые, по её собственному мнению, заслуживали внимания юной синьоры?
А ведь и этот юный паж мог мечтать о чём-то более высоком и почётном, нежели стоять, подобно мраморной статуе, в её комнате. Мария даже усмехнулась, подумав про себя о том, что возможно приписала незнакомому юноше собственные амбиции и желания. А вдруг он вовсе не таков, как она думает о нём? Да и с чего бы всем быть такими же, как она сама или как её дядюшки, которые живут одними амбициями возвеличить род Медичи.
– Как ваше имя, сударь? – вдруг спросила Мария, и Челеста застыла с удивлённо раскрытым ртом, умолкнув на полуслове.
– Ранье, ваша милость, – ответил паж, впервые заговорив с юной госпожой.
– Ранье? Просто так – Ранье? И откуда вы прибыли? Где ваша семья? – продолжала расспрашивать Мария.
Голос и уверенный тон юноши понравились ей, она даже перестала смотреть в окно, и с интересом разглядывала в темноте фигуру и лицо пажа.
– Ранье из Ла Гонды, ваша милость, – юноша поднял голову повыше, и его лицо оказалось в полосе света, падающего от огня зажжённых Челестой свечей в канделябре, так что Мария могла разглядеть его покрасневшие щёки и блеснувший дерзкими огоньками взгляд.
– Я прибыл во Флоренцию с отцом, – продолжал паж, – он служит главным конюшим у Его милости Великого герцога Тосканского.
– А вы, что же, никогда не подумывали о том, чтобы проситься на службу в гвардию герцога? – этот вопрос прозвучал несколько надменно и с вызовом – Мария специально повысила голос, чтобы юноша перестал принимать её за капризную девицу, которую следует охранять, будто диковинную птицу в золотой клетке.
– Его милость предложил мне место в своей личной гвардии. Но я отказался.
Этот ответ без тени бахвальства или ожидаемой лести задел Марию. Она ожидала, что перед ней будут лебезить, уверяя в том, что служить дому Медичи – это честь, удостоиться которой может далеко не каждый. Да хоть бы и соврал, наконец! Но нет же, этот паж смотрел на неё, не выказывая ни малейшего подобострастия! И даже его щёки перестали краснеть, будто это не она бросила ему вызов своим вопросом, а он ей!
– Прочь! – приказала Мария после минутного молчания, и её резкий тон заставил притихшую в углу Челесту встрепенуться.
– Как? Но ведь он же… Синьор Ранье – ваш паж! Он должен оставаться здесь, пока не прикажут… Охранять вас. Разве нет? – попробовала протестовать она, памятуя недобрые события, которые опрокинули жизнь юной синьоры всего несколько месяцев тому назад.
– Нет! Синьор Ранье больше не мой паж. Я впервые вижу его и не желаю видеть впредь, – ответ Марии попал в самое яблочко и заставил юношу вспыхнуть.
– О, синьора, не гоните меня, не узнав всего! Я умоляю вас!
– Он не только глупец, а ещё и упрямец! – зло прошептала Мария, даже не взглянув в его сторону.
Он же воспринял её молчание, как разрешение заговорить с ней, а потому, вместо того, чтобы удалиться, плотно закрыл обе створки дверей и несмело шагнул на середину комнаты.
– Позвольте открыться вам, ваша милость, – тихо проговорил он, не смея поднять опущенную голову и посмотреть ей в глаза.
– Вот уж не знала, что самые дерзкие упрямцы рождаются в Ла Гонде! – смягчившись, ответила на эту просьбу Мария и милостиво кивнула. – Ну? Говорите же! – повторила она после некоторого молчания.
Ранье поднял голову и, встретив обращённый на него насмешливый взгляд, снова зарделся румянцем.
– Если ваша милость позволите, то я признаюсь вам. Я здесь потому, что хотел служить вам. Не семье Медичи и не монсеньору герцогу, нет. Я хочу всегда служить именно вам, моя госпожа! Это и долг, и призвание всей жизни для меня. Когда я увидел вас, то я в тот же миг понял, что вы необычная девушка…
– Да как вы смеете! – воскликнула, возмущенная этой дерзкой откровенностью Челеста, но Мария шикнула на неё, призвав к молчанию, и кивком разрешила молодому человеку продолжать.
Её заинтересовали его признания, которые поначалу ничего особенного не предвещали и не особенно отличались от всей той чуши, которую горазды нести мужчины любого сословия и положения, будь то юнцы или зрелые мужи.
– Как только я увидел вашу милость, то сразу же понял, что это вы стоите у истоков новой истории. Не ваши кузены и братья, не ваш дядя, герцог Тосканский. И даже не сам папа Римский, – почти шёпотом произнёс Ранье, тогда как при упоминании Святого папы Челеста набожно перекрестилась и с ужасом воззрилась на юную синьору, с невозмутимым видом внимающую дерзким речам пажа.
– Что вы хотите этим сказать? – Марию удивляли не столько сами слова, сколько то, что всё это могло прийти в голову именно ему – никому не известному пажу, родом из богом забытой Ла Гонды. А ведь он только что слово в слово повторил строки прорицания из её натальной астрологической карты, составленной придворным астрологом дома Сфорцы, которого пригласил во Флоренцию герцог Франческо Медичи, её отец.
– Я знаю, что в скором времени ваша судьба совершенно изменится. Но эти перемены будут важны не только для вашей милости. Судьба целой страны и великой династии связаны с вами. И я знаю, что мне предначертано служить вам. Вот почему я отказался от наследства и даже от службы в личной гвардии вашего дяди, Великого герцога Фердинанда Медичи.
– Невелика цена за честь подпирать двери комнаты девицы на выданье, – не сдерживая сарказма, Мария щёлкнула пальцами, чтобы привлечь внимание Челесты, которая, раскрыв рот, во все уши слушала рассказ молодого человека.
– Ну что же, ваш расчёт оказался верным, сударь, – холодный и обыденный тон Марии лишил их беседу остатка незримого флёра доверительности.
Отвернувшись к окну, она всмотрелась в туманно-голубое небо. Казалось, будто бы она и вовсе забыла о дерзком паже и о том, где находилась, мысленно перенесясь через северные горные перевалы, туда, где простирались земли неведомого и чуждого ей французского королевства.
– Вы говорите, что разглядели во мне ту, чья жизнь имеет значение для судьбы целой династии? Как долго вы смотрели в моё лицо, сударь? И как вы вообще посмели взглянуть на меня?!
Не ожидавший, что юную Марию Медичи разгневает его признание, Ранье упал на одно колено и повинно склонил голову. Обернувшись для того, чтобы смерить наглеца уничижительным взглядом, Мария увидела перед собой его подрагивающие плечи.
– Встаньте! – приказала она и с усмешкой отвернулась к окну.
– Простите меня, ваша милость! Я сказал вам правду. Но не всю. Я знаю обо всём со слов моего деда. Он был учеником самого Теофилуса, астролога из Пизы. Он присутствовал при составлении натальных карт значительных людей из многих именитых домов. И его даже приглашали в дом Сфорца! Он был там, когда личного астролога герцога Сфорца внезапно пригласили во Флоренцию по случаю рождения дочери… Вашего рождения, моя госпожа! Мой дед составлял черновые расчёты в вашей натальной карте. И он запомнил всё слово в слово. Прошлым летом он вернулся в дом моего отца и велел ему снабдить меня деньгами для того, чтобы я отправился на службу. Отец выправил для меня рекомендации к Великому герцогу. А по дороге из Ла Гонды дед рассказал мне о том, что астролог скрыл от всего мира при расшифровании вашей натальной карты.
– Фи, – фыркнула Мария, услышав в словах юноши хорошо знакомые нотки заранее продуманной и лжи.
– Вы услышали достаточно, ваша милость, чтобы судить обо мне и принять решение, доверять или нет, – со смиренным видом произнёс Ранье. – Я прошу позволить мне закончить мою речь.
– Так вы же всё равно договорите, позволю я вам или нет! – тут Мария вскинула брови в ответ на очередную дерзость.
– Я не смею просить вас отослать вашу служанку, – добавил Ранье, глядя исподлобья на Челесту, в праведном возмущении вздёрнувшую остренький подбородок. – Но пусть пеняет на себя, если хоть одно слово, произнесённое здесь и предназначенное только для ушей вашей милости, прозвучит за дверьми комнаты.
– Да он ещё и угрожает! – взвизгнула Челеста и подскочила, уперев кулачки в бока.
– Пусть его! Ты всё поняла! – решительным жестом Мария приказала наперснице успокоиться и сесть. – Молчи! Я позволяю ему договорить.
– Астролог не рассказал о том, что ждёт вашу милость после того, как изменится судьба для вас самой и для великой династии за северными горами, – произнёс Ранье.
– А вы вот теперь всё расскажете? – усмехнулась Мария.
– Нет, – короткий ответ пажа удивил и немного рассердил Марию, и она сделала несколько шагов в его сторону.
– Мы не можем раскрывать всего, о чём говорят звёзды. Некоторые линии судеб переплетены не только между собой, но и с линиями судеб других людей, и не единожды. Зная о том, какие испытания ждут вас, вдруг вы пожелали бы избегнуть их?
– Это будет резонно, – чуть погодя ответила Мария, про себя с удивлением отметив, что речь пажа звучала не только уверенно, но и убедительно.
– Вот именно! Но если резонное избегание препятствий приведёт вас к ещё большим испытаниям? Или не вас, а кого-то, чья судьба зависит от вас? Ведь это повлияет на все последующие события.
– Ложь! – крикнула Челеста, подумав о своём, но Мария молчала, обдумывая слова, уже когда-то услышанные ею в беседе с другим человеком.
– Вот поэтому астролог не расскажет вам всего, что видит в линиях натальной карты. Вот поэтому мой дед привёз меня во Флоренцию. Чтобы я служил вам. И я храню у себя тот черновик вашей натальной карты, который он передал мне.
– Черновик? – не веря тому, что услышанное могло испугать её, тихим голосом спросила Мария. – У вас есть моя натальная карта? Да я сейчас же прикажу позвать слуг моего дяди! Нет, его гвардейцев! И уж они-то собьют с вас эту вашу самоуверенность, сударь! Вот ещё! Вы вздумали читать мою натальную карту? Да кто вы такой?
Ответа не последовало. Марии пришлось повернуться лицом к коленопреклоненному пажу, а тот с торжественным видом вынул спрятанный за пазухой свиток и протянул ей.
– Возьмите. Мой дед предупредил меня, что возможно мне придется отдать вам этот черновик. Но в любом случае, даже если бы вы сумели прочесть написанное здесь, сможете ли вы понять значения всех линий?
– У меня есть, у кого спросить совета, – надменно вскинув подбородок, ответила Мария и уже протянула руку, чтобы забрать свиток, но помедлила.
– И вы готовы ко всему? – спросил её Ранье, чтобы услышать окончательное согласие.
– Хватит! Прекратите эти ваши игры! – воскликнула Мария. – Вы или гнусный шантажист, или ловкий плут. В любом случае, я ведь не смогу вывести вас на чистую воду, не так ли? Значит, мне остаётся или поверить вам, или позвать гвардейцев, чтобы они арестовали вас за нанесённое мне оскорбление.
– Как вам будет угодно! – с покорностью проговорил Ранье, не двинувшись с места.
– Так вы хотите остаться моим пажом? – внезапно сменив гнев на милость, спросила Мария.
– Секретарём, если мне будет позволено, – ответил Ранье, и по его лицу было видно, что он и сам не верил до конца в такую возможность.
– Хорошо! Я попрошу за вас дядю.
– Нет! Не делайте этого, ваша милость! Предоставьте всему идти своим чередом. Я знаю, что линии наших судеб пересекутся снова. И когда это произойдёт, вам уже будет известно о том, кто я такой.
– Дерзец! – грубовато хмыкнув, произнесла Мария, но вдруг улыбнулась молодому человеку.
– Дерзость необходима для того, чтобы свершилось всё то, чему предначертано звёздами, – парировал Ранье, осмелев при виде её улыбки.
– Спрячьте этот черновик хорошенько и всегда храните его при себе, – кивнула ему Мария. – Пусть он будет у вас, когда мы встретимся вновь.
– Есть ещё одна милость, о которой я хочу попросить вас, – произнёс Ранье, поднимаясь с колена.
– Что ещё? – вскинула брови Мария.
– Возможно, что я понадоблюсь вам гораздо раньше, чем вы думаете. Тогда пошлите за мной. Пошлите! И где бы я ни был, я сумею явиться к вам по первому же зову. Я даю вам моё слово!
– Да вы просто паладин из древней песни, – лёгкая усмешка недоверия залегла в уголках губ Марии.
– Вот это кольцо, пошлите его мне. Оно досталось мне от деда, а он получил его от вашего отца в уплату за составление вашей натальной карты.
– Не сомневаюсь, что оно дорогое. Но у меня и без того полно безделушек, – Мария небрежно указала на столик с миниатюрным зеркалом, на котором стояли шкатулки с драгоценностями.
– Но это особенное кольцо! Возьмите его, я прошу вас! Не в качестве украшения, а для службы. В час нужды, когда вам будет необходим преданный человек, спросить ли совет или ради ратного дела, пришлите мне этот перстень. И я немедленно явлюсь.
– Как же я узнаю, куда его отправить?
– Я буду всюду следовать за своей звездой. А моя звезда одна из тех, которые сияют в путеводном созвездии вашей милости, – с достоинством торжественно заявил Ранье.
Он вложил перстень в раскрытую ладонь Марии и тут же поспешил вернуться на свой пост, как и полагается пажу, который стоит в карауле, прежде, чем двери комнаты распахнулись перед спешившими с поздравлениями тётушками и кузинами Марии.
Глава 1. Послы из Франции
Февраль 1661 года. Уайтхолл
Двери захлопнулись с тяжёлым грохотом, оставив её одну в гулкой тишине огромного пустого зала. Братец Карл даже не соизволил принести ей свои извинения! Нет же, он просто прошёл мимо с совершенно несвойственным ему серьёзным лицом! Красивые, хоть и полноватые, скорые на улыбку губы старшего брата были плотно сжаты, а такие родные, живые и всегда весёлые карие глаза едва взглянули в её сторону. И даже когда она бросилась к нему навстречу, чтобы по традиции, заведённой ещё с детских лет, обнять и повиснуть у него на шее, Карл не остановился и даже не протянул к ней руки. Суровый констебль дворцовой стражи неожиданно оказался между ними, как живой щит… Да нет же, скорее, как глухая стена! Незнающий в своей жизни ничего, кроме исполнения приказов, этот человек возник у неё на пути, как каменная глыба. Генриетта попыталась было проскользнуть в зал Совещаний и занять местечко вдали от огромного стола, за которым собирались министры и советники, там, где брат мог заметить её, нередко отвлекаясь от скучных докладов, но ей тут же преградили дорогу гвардейцы. Это были высокие широкоплечие, высокие шотландские горцы, с бесстрастным выражением лиц, словно высеченных из камня, и в их светлых глазах не было ни единой искорки понимания или сочувствия. Для принцессы они навсегда остались похожими на конюхов и грузчиков барж, что работают на набережной Темзы – немытых и безмолвных чурбанов, и уж точно не на кавалеров, удостоившихся чести служить в элитной гвардейской роте, которую набирали из сыновей самых знатных и верных королю семейств высокогорья Шотландии.
– Ну и пусть! – топнула ножкой Генриетта и досадливо прикусила нижнюю губу.
Вот чего ей совсем не хотелось, так это сдерживать слёзы из-за подкатившего к горлу тяжёлого кома обиды. Но плакать у дверей в зал Совещаний – о нет, не дождутся! Она тоже дочь и внучка короля! И чем она хуже Карла или Джеймса? Пусть на её прелестной головке и не красуется корона или хотя бы диадема, которая полагалась ей по статусу принцессы королевской крови, так как матушка позволяла носить её только по особым случаям: дескать, тяжёлый венец может испортить осанку девушки столь миниатюрного сложения, какой была юная принцесса. И всё же она – принцесса из династии Стюартов! И ей суждено стать супругой короля – настоящей королевой! Да хоть бы и как её старшая сестрица Мария! Правда, у супруга Марии был какой-то мудрёный титул в Нидерландах – не то короля, не то герцога. Эта неопределенность в положении не нравилась Генриетте, которая с великим вниманием к деталям разбирала любой спорный вопрос или факт, даже если он не соответствовал её убеждениям. Хорошо, что этот штатгальтер был уже занят и его не станут прочить в мужья ей самой! У Генриетты есть все шансы стать настоящей королевой. Вот только чьей и где? И когда же?!
Горестный вздох вырвался как-то сам собой. Разумеется, ещё два года назад у Генриетты были вполне обоснованные надежды стать королевой Франции, но кардинал Мазарини и королева Анна Австрийская решили по-своему. А Людовик… Решал ли он что-то вообще? Его скандальное увлечение одной из Мазаринеток лишило Генриетту всякой возможности хоть на минуту поймать его внимание, его серьёзные серо-голубые глаза будто бы никогда и не замечали её. Всё время внимание и мысли Людовика были привязаны к одной из сестёр Манчини – Марии. А та наверняка замыслила обойти всех принцесс крови, в том числе и маленькую английскую кузину Людовика, чтобы бы стать его королевой!
– Нечестно! – поддавшись нахлынувшим чувствам, Генриетта снова топнула ножкой. – Так нечестно!
Ну уж нет, она не прольёт ни слезинки! Рыдания о потерях и неудачах – это не для неё. Она – дочь короля, сестра короля, внучка короля! И она ещё заставит Луи пожалеть о том, что когда-то он даже не смотрел в её сторону.
А уже через минуту несвойственное обычным девушкам её возраста здравомыслие шептало Генриетте, что будь у них с Луи возможность лучше узнать и, о боже! – влюбиться друг в друга, кардинал Мазарини наверняка вмешался бы, чтобы расстроить эту идиллию. Точно так же, как он вмешался в планы Луи и Марии Манчини, а за два года до того настоял на разрыве отношений между Луи и Олимпией Манчини, старшей сестрой Марии. А ведь обе они приходились кардиналу родными племянницами!
– Политики… Все они обманщики!
Громко топать каблуками туфелек о паркетный пол у дверей в зал, где заперлись те самые политики – самое неподходящее занятие для дочери короля. К тому же у неё полно личных дел! Пусть Карл пеняет на себя! Пожалованное ему время аудиенции у Её высочества принцессы Генриетты истекло!
Вот теперь, найдя в себе не только силы и новую причину для протеста, но вдобавок и достаточную уверенность в себе, чтобы с победным видом выйти из приёмной, Генриетта обернулась, чтобы ещё раз взглянуть на запертые двери зала Совещаний, а затем круто развернулась, чтобы уйти прочь.