По дороге в Космос

– Требования, дай вспомнить… Младший офицер. Не старше тридцати. Инфекционист или терапевт с лечебной должности. Так, что еще?.. Учеба девять месяцев. Один месяц каникул в счет отпуска.

Владимир задумался и тем озадачил начальника.

– Ты что, действительно хочешь поехать на учебу? – спросил Иван Леонтьевич. – Или тебе просто захотелось хотя бы на время вырваться из этой заполярной дыры?

В тот момент начмед и представить себе не мог, какую дыру готовила судьба его подчиненному. В сравнении с ней заполярная комнатка в ведомственном железнодорожном доме с центральным отоплением, горячей водой в общей ванной и холодной водой, которую можно пить, была настоящим раем.

– А почему нет? – непонятно на какой вопрос отреагировал Владимир.

– В смысле «почему не погулять?» – улыбнулся майор. – Здраво мыслишь, старлей. Девчонки там, должно быть, ядреные, одно слово – казачки. Загорелые, солнечными фруктами вскормленные. Это тебе не бледные заполярные спирохеты1, – перешел на медицинские термины начмед.

– Нет, товарищ майор, не угадали, – подхватил Владимир шутливый тон начальника, – в смысле «почему не поучиться». Это ведь специализированный институт. Таких знаний нигде больше не получишь.

– И что дальше? Вернешься ведь сюда же. Но! – воздев кверху палец, начмед выдержал многозначительную паузу, – с корочкой, да?.. И что мне прикажешь после этого с ней делать, с этой твоей корочкой? Я, конечно же, раструблю везде, что у меня не просто терапевт, а терапевт-противочумник. Но кадровикам начхать, противочумник ты или противожопник.

– Иван Леонтьевич, я серьезно. По выпуску какую квалификацию присваивают, не знаете?

– По выпуску будешь эпидемиологом, специалистом по борьбе с особо опасными инфекциями… Давай начистоту. Я к тебе знаешь, как отношусь, грех жаловаться. Я тебя отпущу, но только если это не блажь. Мне тут замещать тебя кем-то на целый год совершенно не с руки.

– Нет, не блажь, Иван Леонтьевич. Я с женой тогда сегодня посоветуюсь.

– Посоветуйся, посоветуйся. Подумайте хорошо. У вас ведь ребенок маленький. Что ты Шурочку – здесь оставишь? Значит, заберешь. А куда? Не в Ростов же. Думай… Да неизвестно еще, получится ли. Ты, наверное, не один такой – чумной, – сострил и довольно заулыбался начмед. – Хорошо, не будем заранее воздух сотрясать. Завтра загляни ко мне, скажешь, что решил.

На том и закончили они разговор. Главное, что понял Владимир, – начмед не против учебы. Обсуждение этой темы с женой проходило в тот же вечер гораздо труднее – все заботы о ребенке ложились на ее плечи. Предварительно договорились, что Шурочка поедет в Самару, к Володиным родителям.

Убедившись в серьезности намерений Владимира Петровича, Иван Леонтьевич решил ему помочь. Иногда казалось майору, что старший лейтенант напоминает ему Володю. Тогда вспоминал он своего младшего брата, которого любил как родного сына. Вспоминал, как водил он его в школу, как готовил с ним уроки, как защищал от хулиганья. Как жили они вместе в общежитии училища, куда он забрал Володю от тетки, у которой стало тесно, когда ее дети переженились. Позже работал санитаром в больнице, и дали им за это комнату. Но ни разу и мысли не возникало отдать Володю в интернат, хотя неоднократно предлагали. И вот теперь захотелось Ивану Леонтьевичу, чтобы у Владимира Петровича сложилась жизнь – пусть хотя бы у Владимира Петровича.

Майор слово свое сдержал, документы подал по команде. Но хотел он, чтобы все было наверняка: официальный путь – это одно, а личное общение – это совсем другое. Поэтому съездил в штаб дивизии и имел там беседу в кадрах, а после – с начальником медслужбы, тоже фронтовиком. Начмед дивизии обещал посодействовать; в кадрах же доверительно сообщили, что «по правде говоря, желающих совсем не густо». «Скорее всего, совсем нет, – подумал тогда про себя Иван Леонтьевич, – один мой чумной Владимир Петрович».

В августе 54-го откомандировали Владимира на учебу. Учился он жадно и с удовольствием, время пролетело быстро и незаметно. И вот уже сидели они июньским днем у Ивана Леонтьевича в кабинете и обмывали диплом эпидемиолога. Владимир увлеченно рассказывал о чуме да о холере, а начмед смотрел на него с грустинкой и думал, что, если не помочь ему вырваться отсюда – пропадет парень со своим дипломом и знаниями. Не знал он тогда, что о судьбе начальника медпункта уже позаботились другие.

Генеральский прием

Неожиданный вызов Владимира Петровича в Главное военно-медицинское управление был воспринят в полку как нечто совершенно неординарное. Причина вызова в приказе не указывалась – лишь лаконичное распоряжение: «такому-то такого-то туда-то прибыть, о прибытии доложить». Начмед после этого стал с интересом посматривать на подчиненного, Владимир в свою очередь с недоумением посматривал на начальника; каждый полагал, что коллега что-то недоговаривает.

По приезде в столицу Владимир, порядком поплутав по городу, нашел управление и доложил дежурному офицеру о прибытии. Дежурный проверил его документы и отвел в приемную какого-то генерала, где его продержали целый час. Наконец, уставший от неизвестности, дороги и ожидания, Владимир Петрович предстал перед хозяином кабинета.

Генерал выглядел солидно. Его крупную голову украшала густая, припорошенная сединой шевелюра. Бесцветные глаза смотрели на собеседника настороженно. На губах застыла не вчера появившаяся брезгливость. Массивные очки придавали генеральскому облику учености. Если бы не военная форма, его можно было принять за профессора, которому до смерти надоело общаться с бестолковыми студентами.

Доклад Владимира генерал оборвал фразой «не надо так кричать, я не глухой». После чего Владимир осторожно пожал дряблую генеральскую руку и присел на стул, подчинившись профессорскому кивку. Генерал открыл лежащую на столе папку в темно-бордовом переплете и принялся листать страницы личного дела, забыв на время о существовании посетителя. По мере чтения брезгливости на его губах прибавлялось. Наконец он оторвался от чтения и снял очки; лицо без очков оказалось простоватым – профессора как не бывало.

Окинув Владимира внимательным взглядом, генерал спросил:

– Скажите, как вы поступили в мединститут?

Владимир растерялся от странного вопроса и не нашелся, что ответить. Но генерал и не ждал от него ответа. Продолжая следить за реакцией Владимира, он завалил его новыми вопросами.

– Родители ваши малограмотны. Так? Так! До института вы работали на заводе, стояли за станком. Так? Вечернюю школу закончили, мягко говоря, неблестяще. И затем вдруг поступаете в институт. Вы самостоятельно готовились?

– Да, самостоятельно, – сказал Владимир, еле выдавив ответ из пересохшего горла.

– Так вот вдруг полюбили медицину?

– Я хотел стать врачом.

– Ну, одно дело желание, а другое – способности. Вы способны вести обширную лечебную практику? Именно по инфекционным заболеваниям?

Генерал уставился на Владимира. Владимир молчал, понимая, что можно не отвечать. Неприятные напористые вопросы выбили его из колеи. Он смотрел в лицо генерала, но от усталости и напряжения черт лица не различал. Он предположил, что его кандидатуру рассматривают на какую-то заманчивую должность и что шансов у него никаких. Но тогда возникал вопрос: зачем вызвали в столицу, с личным делом можно было и без него ознакомиться. Этот довод оставлял надежду.

Генерал тем временем продолжал, поглядывая в личное дело.

– Институт вы окончили хорошо. Ростовский, я смотрю, с отличием. Это все в плюс, – хозяин кабинета пожирал Владимира взглядом гипнотизера, стремящегося уловить момент перехода пациента в безвольное состояние. – Дипломированный эпидемиолог. Но это всего лишь диплом. А как с лечебной практикой? Практики у вас достаточно было?

Владимиру стало ясно, что генерал нагнетает обстановку и как будто в чем-то его обвиняет. Только непонятно было зачем. Он разозлился и пришел в себя.

– Практики по борьбе с особо опасными инфекциями, товарищ генерал, по определению никогда не бывает достаточно, так как очаги инфекции, к счастью, возникают эпизодически, с большими временными интервалами, – выдал Владимир как по писаному. – Тем более что разные формы заболеваний требуют разного подхода к лечению и профилактике.

В глазах генерала промелькнул интерес к собеседнику.

Желая внести исчерпывающую определенность, Владимир продолжил:

– Моя лечебная практика ограничивалась полковым стационаром. Я занимался лечением в том числе и инфекционных заболеваний. Больных с особо опасными инфекциями лечить не приходилось.

Генерал оставил без внимания сказанное Владимиром.

– Тридцать коек – это мало. Инфекционных у вас было от силы треть, ну половина, так ведь? – генерал прострелил Владимира прокурорским взглядом.

Владимир почувствовал, что начинает ненавидеть генерала. Ему захотелось подойти к столу, взять генерала за грудки, встряхнуть и спросить, чего он от него, собственно, хочет. А генерал тем временем продолжал.

– Вам уже двадцать девять, а вы еще только старший лейтенант, – сказал он и затем, помедлив, многозначительно добавил: – Я предлагаю вам сделать карьеру.

Он выждал паузу, следя за Владимиром, но тот, устав от генеральского трепа, никак не отреагировал. Тогда генерал, повысив голос, строго спросил:

– Или вы хотите всю жизнь проторчать в полковом медпункте и уйти на пенсию капитаном?

– Нет, конечно, – ответил Владимир.

– Другого ответа я от вас и не ожидал, – с некоторым облегчением подвел черту генерал, закрыл папку с личным делом и бережно прошелся рукой по волосам, обозначая переход к содержательной части разговора. – Далее я сообщу вам совершенно секретную информацию, о неразглашении которой вы позже подпишите соответствующие документы, – генерал устремил на Владимира суровый взгляд. – Нашим правительством принято решение о создании в Казахстане полигона для испытаний новейшей военной техники. Это будет самый крупный полигон подобного рода. Объект первостепенной важности! – патетически заметил генерал. – Можете себе представить, какое ему будет уделяться внимание. Там уже началось полномасштабное строительство.

Завершив вступительную часть подготовленной речи, генерал налил себе пузырящегося боржоми, с удовольствием сделал несколько глотков и, глядя на Владимира рыбьими глазами, замер, будто прислушивался к себе, контролируя прохождение боржоми в организме; убедившись в чем-то одному ему известном, продолжил.

– Теперь о том, что касается нас с вами, медиков… Эпидемиологическая обстановка в районе полигона крайне сложная. Район в смысле возможной вспышки эпидемий чумы и холеры всегда считался потенциально опасным. Территория полигона является местом обитания многочисленных колоний грызунов. Я надеюсь, не надо объяснять, чем это грозит. Рядом течет грязная Сырдарья. Река характеризуется высоким уровнем микробного загрязнения. По бактериальной зараженности вода и близко не отвечает санитарным нормам. Химический состав не лучше. Таким образом, нормальной питьевой воды в районе нет. Добавьте сюда бытовую неустроенность тысяч солдат, летнюю жару, мух и нашу традиционную антисанитарию и халатность – и получите полную картину.

– Товарищ генерал, а зачем выбрали такой неподходящий район? – осмелился спросить Владимир.

– Это с вашей точки зрения, лейтенант, – походя понизив Владимира в звании, сказал генерал. – А для ракетчиков… – генерал осекся, – для военных этот район исключительно благоприятен. И выбирали его для них, а не для нас с вами. Что же касается людей, то они у нас везде успешно справляются с трудностями. Кстати, о людях. Сейчас на огромной территории полигона проводится дератизация2. Понимаете, о чем идет речь?.. Короче говоря, для работы на полигоне нам нужны медики вашего профиля.

– Для проведения дератизации? – непроизвольно вырвалось у Владимира от удивления.

Генерал сделал вид, что вышел из себя.

– Не порите чушь, Владимир Петрович! – снизошел он до имени и отчества. – Это разовая операция. Дератизацию проводят солдаты строительных частей. Они проинструктированы, используют химсредства. Руководят ими их же офицеры. Ума там никакого не нужно. А вас мы планируем на должность ординатора инфекционного отделения.

– На полигоне есть госпиталь, товарищ генерал? – обрадовался Владимир.

– Да, госпиталь строится, крупный госпиталь. На полигоне будут дислоцированы десятки воинских частей, большое количество офицеров постоянного состава и командированных, в том числе гражданских лиц. Чуть позже переедут офицерские семьи. Всех надо лечить. Этим вы, как я полагаю, с успехом и займетесь.

– Разрешите спросить, товарищ генерал, а должность ординатора…

Генерал не дал Владимиру договорить.

– Должность капитанская. Старший ординатор – майор, начальник отделения – подполковник. Но это пока. Штат утвержден на первый этап развертывания госпиталя. После полного ввода госпиталя в строй все должности будут на ступень выше. Так что есть четкая перспектива роста.

Генерал замолчал, ожидая реакции Владимира. Его первоначально агрессивный напор и последующий пафос свелись в итоге к скромному предложению со многими неизвестными. Напряжение как-то само собой спало, Владимир успокоился.

– То есть с капитанской должности, товарищ генерал, вы предлагаете мне снова перейти на капитанскую?

– Мне кажется, что вы невнимательны, товарищ старший лейтенант, – сказал генерал суровым голосом. – Вы будете работать в большом госпитале, где низшая должность военврача будет майорской. А у вас в полку майор – это потолок!

– Товарищ генерал, а какие перспективы с жильем?

– Жилья, как вы понимаете, на данный момент нет. Откуда ему сразу взяться? – генерал буравил Владимира взглядом, будто он и был главным виновником отсутствия жилья. – С квартирами везде трудно, вы сами знаете. Вы на севере четвертый год, вам что, дали жилье?

– Моей жене в первый же год дали комнату от железной дороги, – спокойно пояснил Владимир.

Этого генерал не знал, личное дело об этом умалчивало. Пришлось на ходу вносить изменения в сценарий.

– Но это же не военное ведомство. В любом случае считайте, что вам повезло. Жилье будет через год. Сейчас там закладывается целый город. Через год заберете семью. И по поводу вашей жены. Она у вас врач и тоже будет работать в госпитале. Это я вам обещаю. Абсолютная гарантия трудоустройства.

Владимиру не хотелось принимать решение сразу, и он решился спросить:

– Товарищ генерал, у меня есть время подумать?

– Конечно, Владимир Петрович, вам обязательно надо подумать, – генерал отечески заулыбался и перешел на покровительственный тон. – Предложение очень серьезное. Но имейте в виду, что такая удача два раза в жизни не выпадает, я вам как старый служака говорю. Я надеюсь, что вы здравомыслящий офицер. Завтра жду вас к десяти. Все вопросы мы с вами решим, не сомневайтесь.

Генерал доверительно протянул руку: «До завтра!», и они попрощались. «Равнозначная должность, неясные перспективы, без жилья…» – размышлял Владимир, направляясь к дежурному офицеру отметить пропуск. Какие еще вопросы генерал собирался решить, он так и не понял.

Выйдя из управления, Владимир вспомнил генеральское боржоми и первым делом напился газированной воды из автомата, а потом поехал на главпочтамт звонить жене на работу. Главврач больницы сообщила, что Шурочка ушла пораньше, чтобы забрать сына из детского сада. Приходилось принимать решение самостоятельно. «Да это и к лучшему, – подумал он, – ни к чему волновать беременную жену». Не сильно огорчившись, он отправился выполнять многочисленные заказы. Переезжая из одного центрального универмага в другой и сверяясь со списком, удивлялся богатой столичной жизни и одновременно не переставал воображать себе новый госпиталь и собственную квартиру в новом городе. И про себя уже решил, что согласится на новое назначение.

Из Заполярья – в Казахстан

Казалось, что пассажирский поезд «Москва-Ташкент» тянется еле-еле. В плацкартном вагоне ехал в основном среднеазиатский люд. Было очень шумно, очень тесно и грязно. Владимир вторые сутки маялся от безделья: про будущую работу он все много раз передумал, завести разговор было не с кем. Сидел, скрестив руки на груди, и вспоминал прощание с начмедом. Крепко напились они в последний день. Иван Леонтьевич расчувствовался, не хотел его отпускать, вспоминал своего брата Володю, сравнивал их. На прощание подарил немецкий медицинский саквояж из крокодиловой кожи. Расстались только под утро, когда кончился спирт. Так Владимир никогда еще не напивался.

Ехал он в купе в окружении многочисленного семейства со старой казашкой во главе. Подсели они на освободившиеся места в Актюбинске, явно в большем количестве, чем предписывалось билетами; плацкартное купе превратилось в общее.

Многочасового соседства хватило ему сполна, чтобы вкусить национальной экзотики. Он разглядывал торчащие из-под стеганого халата и обутые в мягкие хромовые сапоги с калошами старушечьи ноги в теплых штанах. Иногда поднимал глаза на ее морщинистое дубленое лицо, обрамленное плотным цветным платком, и, не обнаружив на ее лице ни бисеринки пота, втайне завидовал; казалось, что влага давно ушла из нее, как из сушеной груши. Когда старуха шла по вагонному проходу, смотрел ей вслед, на ее ноги невообразимой кривизны, и боялся, что они вот-вот подломятся в коленях. Он уже много раз наблюдал, как молодая казашка кормит младенца грудью, как все это семейство ест и что оно ест, и каждый раз, не выдержав картины купейного быта, уединялся в тамбуре и подолгу курил.

Надо было не пропустить разъезд Тюра-Там, остановка – две минуты. Проводница предупредила заранее: «Лейтенант, через десять минут твоя тюрьма там, ждать не будем. И так опаздываем». Владимир подхватил чемодан, перекинул через руку шинель и вышел в тамбур, где и простоял до остановки, всматриваясь во тьму за грязным стеклом и пытаясь обнаружить хоть какие-нибудь признаки жизни. Заскрипели тормоза, поезд остановился, он спрыгнул с подножки вагона на насыпь. «Бывай, целка служивая», – бросила ему вслед проводница и захлопнула дверь. Почти сразу же поезд тронулся, стало темно.

Дул приятный прохладный ветер. Владимир глубоко вдохнул свежий ночной воздух и испытал облегчение после затхлого запаха вагона. Вокруг не было ни души. Метрах в ста он увидел низкие строения. Их едва освещал фонарь, раскачивающийся на деревянном столбе. Владимир пригляделся. Это были казахские мазанки с плоскими крышами. Рядом с одной из мазанок он различил лежащую на земле козу, привязанную к колышку. В голове промелькнула невеселая мысль, что это проделки проводницы. Эта немолодая шлюха с золотой фиксой и вызывающе накрашенным ртом всю дорогу делала ему недвусмысленные намеки, но он не удостоил ее даже разговором. И вот наступила расплата. Он почти поверил, что его высадили не на той станции, но было уже поздно: от поезда в ночи остались лишь едва различимые габаритные огни последнего вагона.

Вдруг он услышал чьи-то шаги, обернулся и увидел, что по направлению к нему идет человек с чемоданом в руке. Обрадовался и двинулся навстречу. Человек оказался подполковником. Владимир отдал честь и представился. «Вы без головного убора», – неодобрительно заметил подполковник. Владимир впопыхах надел шапку и отдал честь еще раз. В ответ подполковник назвал свое звание и фамилию. Вместе они прошли ближе к свету. Подполковник снял шинель, шапку сунул под мышку. Затем достал из кармана галифе внушительных размеров платок и принялся вытирать мокрое лицо и шею, предварительно расстегнув крючки кителя.

Владимир несколько успокоился, решив, что подполковника по ошибке высадить не могли. А с другой стороны, хотелось, чтобы это была ошибка. Гнетущее отсутствие признаков цивилизации и безлюдье вокруг радовать не могли. Лишь фонарь, со скрипом гоняющий по земле желтое пятно, свидетельствовал о том, что электричество сюда уже провели.

Подполковнику было лет сорок. Выражение его лица не оставляло сомнений в том, что он обескуражен увиденным и недоволен. Закончив вытирать себя платком, он спросил:

– Так вы медик?

– Так точно.

– Откуда прибыли?

Владимир, без всякого умысла, ответил лаконично:

– Из Кандалакши.

Недовольный подполковник оказался не силен в географии и в краткости ответа усмотрел непочтение. Не дождавшись пояснений, съязвил:

– Это что – деревня такая? Чем она знаменита?

– Это небольшой город на берегу Белого моря, – уточнил Владимир и спросил: – Товарищ подполковник, вы не знаете, как можно добраться… до места?

– За мной должны были прислать машину, надо подождать, – неохотно ответил тот.

Через некоторое время произошло чудо: вместо верблюда или сайгака, что было бы естественно для этих мест, из темноты, предварительно дав о себе знать нарастающим шумом мотора, неожиданно вынырнул армейский газик. Старший машины – молоденький лейтенант – представился и уточнил фамилию подполковника. На Владимира никакого внимания не обратил, старший лейтенант в его планы не вписывался. Но не подвезти попутчика было невозможно. Офицеры быстро загрузились, газик лихо развернулся и двинул обратно во тьму, рассекая ее светом фар.

Ехали долго и тяжело. Газик трясло и кидало из стороны в сторону. Разговаривать не хотелось. Радовал только встречный мартовский ветерок, усиленный скоростью автомобиля. Понять, где они едут, было невозможно: то ли по совершенно отвратительной дороге, то ли по бездорожью. Оставалось загадкой, как солдат умудрялся гнать машину в кромешной тьме без каких-либо видимых ориентиров.

Подполковника высадили около деревянного барака, освещенного болтающейся над крыльцом лампочкой. Он исчез внутри барака вместе с лейтенантом, но ненадолго, скоро вернулся, поинтересовался у Владимира его назначением, сказал: «Вас довезут» – и попрощался. Временно, на одну ночь, Владимира разместили в палатке строителей, лейтенанту пришлось подбросить его до места.

Первая ночь на Байконуре

Кровать была застелена грубым колючим одеялом, постельного белья не было. Содержимое подушки свалялось комом. От нее неприятно пахло гнилой сыростью. В галифе и свитере Владимир лежал на спине, заложив руки за голову. Тишину нарушал дружный храп обитателей палатки и скрип кроватей. От духоты, посторонних звуков и новых впечатлений никак не удавалось заснуть.

С соседней койки поднялся едва различимый силуэт.

– Что, не спишь?

– Не получается.

– По первости ни у кого не получается. Куришь? Пойдем, подымим.

Владимир спрыгнул со второго яруса. Они вышли на свежий воздух и сели на лавку перед входом в палатку. Силуэт оказался молодым офицером с взъерошенными волосами. На нем были спортивные штаны и армейская тужурка, наброшенная на майку. Владимир назвал себя. «Сергей», – представился офицер и пожал протянутую руку. Владимир предложил «Любительских», они закурили.

– Спать тут хрен заснешь, – начал Сергей. – Ничего, привыкнешь. Сначала сложно, все ворочаются, пружинами скрипят. Но после втянешься, никуда не денешься. За день так вымотаешься, что все по фигу будет, спишь как мертвый.

– А почему ворочаются? Клопы?

– Не без этого. А может, баб во сне тискают, – хохотнул Сергей. – Скоро комары подтянутся, мать их. Но главное, чтоб скорпион в трусы не залез.

– Это жук?

– Тварь ядовитая с хвостом. Да здесь этого дерьма, – Сергей махнул рукой, – фаланги, тарантулы. Абсолютно гнилое место. И без баб же с прошлого лета, – зло добавил он, – как на подводной лодке служим, бляха-муха. Обещали отпуск после сдачи котлована нашего, никак не дождусь. Как добрался, без проблем?

– Газик подвернулся, подполковника какого-то подвозил.

– Повезло, а то хрен знает, как добирался бы… на верблюдах. Зря ухмыляешься. Строитель? Откуда прибыл?

– Я врач. С севера, из Мурманской области.

– Понятно, там у вас еще холода. А здесь через неделю степь должна зацвести. Я сам не видел, но говорят, все до горизонта будет в тюльпанах.

– Подскажи, где тут туалет?

– Туалет… – плечи Сергея заходили ходуном от негромкого смеха. – Ты, случайно, не из интеллигентов будешь? Все туалеты остались на большой земле. А тебе, должно быть, нужен сортир. Сортир здесь везде, если тебе отлить. Вся степь в твоем распоряжении. В благодарность на орошенном тобою пятаке тюльпан вырастет в память о твоей щедрости.

Владимир при свете луны пытался разглядеть лицо своего разухабистого собеседника, но, глядя на него в профиль, можно было только понять, что он смугл и слишком зарос для офицера – волосы налезали ему на уши.

– Так все-таки? – переспросил Владимир.

– Иди вдоль палаток, – Сергей махнул рукой, – в конце увидишь. Ваши, между прочим, гоняют за использование степи не по назначению, особенно вблизи жилья. Правильно, конечно, всю же степь хлоркой не посыплешь. Но моим безмозглым сынкам разве что объяснишь.