Полная версия
Очищение духом
В первом году до основания Ордена в Цитадели было уже абсолютно всё, что только может быть в развитом городе, и даже более того. Тогда же Мастер-Основатель почувствовал, что пришло время для того, чтобы осуществить все свои планы, и он создал систему управления. Совет Разума он сделал самой главной инстанцией для решения всех вопросов и дел, над ним он возвысил только Главного Мастера. «В этот день, в девятнадцатый день осени, был основан Орден ратлеров». Эта запись в летописи была крупно выделена, и на этом практически кончалась история великого и славного рыцаря Разума Настенарта, который до самой смерти руководил в Ордене всем. Могила же Настенарта священна, и лишь Великим Мастерам позволено знать, где она находится. Об этом летопись ничего не говорила.
Глава 20
Ривелсее потребовалось не более двадцати минут, чтобы подготовиться к очередному предприятию. Тихо открылась дверь дома Адеста, и она вышла на улицу. Серый ратлерский плащ лежал на плечах почти невесомо, он мягко обнимал всё тело и нисколько не стеснял движений.
На этот раз путь не занял много времени, потому что Ривелсея научилась уже ориентироваться в Анрельте, городе не столько большом, сколько громоздком.
Так бывало уже не раз: она подошла к незнакомой двери, постучала и стала ожидать. В это время она напряжённо размышляла, что она скажет тому, кто откроет. Несколько раз она уже думала над этим и теперь мучилась тем, что пыталась выбрать из придуманных ею вариантов наиболее подходящий и удачный.
Впрочем, дальше всё было немного не так, как ожидала Ривелсея. (Надо сказать, что исходя из имеющегося у неё опыта она заранее приготовилась к худшему). Послышались шаги и голоса, и Ривелсея тут же вслушалась и напряглась, поскольку много раз уже корила себя за легкомыслие, проявленное в прошлый раз в доме Рейтона – она должна была настроиться и подготовить себя к любым поворотам событий. Стекольщик пусть и не Зенрис, но тоже очень-очень скользкая личность, и то, что он её сюда направил, отнюдь не давало гарантии, что всё пройдёт хорошо. Поэтому при звуке шагов правая рука Ривелсеи как-то сама собой исчезла под плащом. Ей порядком уже надоели сомнительные личности, которые раз за разом направляли её в столь же сомнительные места, где часто базировались другие сомнительные личности, совсем не понимающие, что вот она-то, Ривелсея, никому не приносит зла, и не стоит к ней относиться жестоко. Однако дверь открылась, и оттуда выглянул молодой человек, одетый в зелёную рубаху и светлые штаны, с длинными русыми волосами.
– Заходи, – сказал он ей сразу. Ривелсея несколько секунд его рассматривала, а потом кивнула и вошла.
Внутри было тихо, спокойно и как-то по-особому хорошо, как ей показалось. Мужчина, впустивший её, закрыл дверь всего лишь на засов, после чего пригласил её мягким жестом следовать за ним и провёл в большую комнату, где стояли большой стол, покрытый зелёной материей, и несколько изящных чёрных стульев, в большом количестве тепло горели свечи. За столом сидели уже двое. Первый, как только Ривелсея вошла, тут же взглянул ей прямо в глаза, и даже когда она их отвела, смотрел ещё долго, задумчиво смотрел, спокойно и изучающе. Он был в тёмном синем балахоне и говорил и задавал вопросы – когда начали говорить и задавать вопросы – нечасто и размеренно, не спеша. Второй из сидящих, как заметила сразу же Ривелсея, имел лицо очень благожелательное, а глаза яркие, синие, пронзительные. Одет он был так, что жёлтый и коричневый цвета его одежды хорошо гармонировали. Первым говорить начал именно он.
– Доброго тебе вечера, гостья, – сказал он голосом мягким, хотя и несколько хрипловатым. – Садись с нами. Если только ты никуда не спешишь, то тебе, я полагаю, будет интересно нас послушать, так же, как нам будет интересно послушать тебя.
– Вам тоже всем доброго вечера и спасибо, – сказала она и села, пробравшись в угол, на самый крайний стул, для того чтобы никто не мог увидеть кинжал, который был скрыт под одеждой. Приведший её мужчина сел напротив её, после чего человек с доброжелательным лицом сказал:
– Тебя, как нам известно, зовут Ривелсея. Меня зовут Вале́ст, и я думаю, что ты сможешь подружиться и со мной, и вот с этими ещё более, конечно, чем я, достойными людьми.
Ривелсея кивнула и улыбнулась.
– Но позволь сказать тебе то, что сказать необходимо, Ривелсея, – продолжил Валест. Ты очень смелая, благородная и решительная девушка, не подлежит никакому сомнению, что ты многого добьёшься, поскольку немногие мужчины в наше время столь отважны, как ты. Но удача и успех будут сопутствовать тебе лишь в том случае, если ты выберешь правильную, верную дорогу. Ошибиться же здесь очень легко, Ривелсея, и тут-то и понадобится тебе верный, честный и добрый друг, который поможет разумным советом и хорошим примером. И вот по-дружески я хочу тебе сказать…
– Подожди, Валест, – сказал, прервав его, первый, в балахоне, и Валест тут же смолк. – Не спеши, даже из самых искренних побуждений, предлагать свою дружбу этой девушке. Ривелсея, – сказал он. – Ты, наверное, уже поняла, что выбор друзей – дело важное, в котором лучше вообще не ошибаться. Валест всегда себя проявлял в этом с самой безупречной стороны, поэтому прости ему его некоторую излишнюю напористость и не прими её за неискренность. Как бы то ни было, но он прав, прав в том, что тебе нужна помощь и поддержка. Я, однако, не тороплю тебя и не предлагаю пока сделаться нашим союзником, но я жду от тебя, что ты всё осознаешь и сама придёшь к выводу, что это будет лучшим для тебя выбором.
– Именно это я и хотел сказать, – произнёс Валест, когда человек в балахоне умолк.
– Валест, – сказала Ривелсея (она обратилась к нему, поскольку из всех он представился один, и как обратиться к другим, она просто не знала). – Я так понимаю, что вы противостоите организации, называющей себя Ночным Посольством, правильно?
– Да, – тут же откликнулся Валест. – Да, именно так. И это необходимо, по-настоящему необходимо. Мы одни сдерживаем то зло, которое до сей поры…
В этот момент человек в балахоне, видимо, прочитавший на лице Ривелсеи желание ещё что-то сказать, поднял руку, и Валест опять замолк, практически на полуслове.
– Тогда, – задала наконец Ривелсея давно уже волновавший её вопрос, – может быть, вы объясните мне, что конкретно из себя представляет Ночное Посольство и почему с ним следует бороться?
Заговорил третий, тот, кто встретил Ривелсею и пока что молчал.
– Да, Ривелсея. Это правильный, конечно, вопрос. Меня зовут Рента́ль. А что касается Ночного Посольства, – сказал он со вздохом, – это то, без чего жить было бы гораздо лучше. Без чего можно было бы не просыпаться ночью и не думать болезненно о судьбе Анрельта и всего мира. Зачатки его появились уже много лет назад, способствовал же этому человек, омерзительнейший на свете…
– Его звали Хафре́лос, – сказал человек в балахоне.
– Будь проклято имя и род его, да не найдёт он покоя ни в жизни, ни в смерти, и могила да станет ему местом мучения! – добавил громко Валест.
– А цель? – спросила Ривелсея. – Чего же он хотел, этот Хафрелос? И что хотят те, кто пошёл за ним? Власти над Анрельтом?
Человек в балахоне покачал головой отрицательно.
– Нет, Ривелсея. Сторонники Посольства – это те люди, что не признают ни власть, ни разумные порядки. Они несут и желают нести разрушение, находя в этом и удовольствие, и смысл. Они считают, что все законы и устои подлежат уничтожению и что без них станет жить свободнее и проще. Само собой разумеется, что это не так, и потому-то и нужно насмерть бороться с Посольством.
Наступило недолгое молчание. Ривелсея, однако, прекрасно чувствовала отличную возможность узнать здесь очень многое из того, что её интересовало, и притом абсолютно бесплатно.
– Мне очень хотелось бы узнать, как идёт у вас эта самая борьба, – сказала она.
При этих словах Валест вздохнул, человек в балахоне нахмурился, а Ренталь взглянул на неё по-доброму, но грустно.
– Дело, которым мы занимаемся, – проговорил он, – благородно и очень важно, но трудности, конечно, велики. Их питает собственная их злоба и коварство, нас же поддерживает уверенность в святости всех наших деяний и знание, что если мы сложим оружие, то отдадим целый мир на волю сил зла.
– Прошу меня простить в случае, если я неверно поняла эти слова, – сказала Ривелсея. – Но из сказанного, по-моему, следует, что дела идут совсем не блестяще, так?
Валест взглянул на неё крайне неодобрительно.
– Я не понимаю, – сказал он, – как можно говорить таким образом про нашу организацию, и неужели же это не возмутительно и не стыдно?
– Да что, Валест, – сказал человек в балахоне. – Что тут, по-твоему, стыдного, если это правда? Не стоит хитрить с Ривелсеей, она всё правильно понимает. Дела в самом деле не блестящи.
– Но это не из-за нашей слабости, – сказал Валест. – А только по причине тех странных и подлых методов, которыми не брезгует Ночное Посольство.
Эти слова вызвали сочувственный кивок Ренталя и сомнение у неё самой, которая, однако, сказала:
– Мне очень жаль, что всё идёт не так, как хотелось бы, у таких достойных и благородных людей с такими высокими и важными целями, как защита всех от сил разрушения и зла. Но мне хотелось бы услышать ясно, – тут её слова прозвучали как-то особенно твёрдо и серьёзно, – что конкретно делаете ВЫ в своей борьбе с Посольством и что делает ОНО против вас. И как вообще завязалась эта борьба?
И снова человек в балахоне посмотрел на неё пронзительно и остро.
– Не надо, Ривелсея, – сказал он. – Ты же сама не поддашься ни на какую лесть, ни на похвалу. Это лишнее, не нужно красивых слов. Ведь согласись, что это всё только мешает беседе и взаимному пониманию.
– Соглашусь, – ответила девушка. – И потому будем говорить честно. Вам в моём лице нужен новый союзник, а мне хотелось бы узнать как можно больше о Ночном Посольстве, а также вообще о том, что происходит сейчас в Анрельте – кто, почему и за что убивает и может убивать других людей, кроме, конечно, случаев, связанных с личной местью и с отбиранием денег.
– Вот как? А зачем тебе это нужно знать? – спросил тут же Валест, немного прищурив глаза и следя за Ривелсеей очень и очень внимательно.
– Это не так важно, гораздо нужнее было бы поговорить о насущных делах вашего объединения, а то, что я спрашиваю, имеет самое непосредственное к тому отношение, разве нет?
Валест ничего не ответил, лишь посмотрел на человека в балахоне. Ренталь тоже ничего не сказал, он смотрел на Ривелсею так пристально, что ей могло бы сделаться не по себе.
А человек в балахоне сказал:
– Ладно. В том, о чём спрашивает Ривелсея, ничего запретного нет, и потому, я думаю, никакой беды не случится, если ей рассказать.
Валест покорно кивнул.
– Я расскажу, – вызвался он. – Да только рассказывать тут особенно не о чем. Анрельт издавна был местом обитания и прибежищем для всевозможных объединений с самыми разными задачами и целями. Вначале их две, по сути, было: Альянс Процветания и Союз Победителей, и обе за власть боролись. Но потом Рейлинг первых поддержал, они до сих пор и процветают: все, кто туда входил, себе управление городом взяли. А вторым при Рейлинге только молчать можно было, они и молчали. А как его не стало, тут же прикрылись его именем и образовали Венец, крича, что законы и заветы Рейлинга все попираются. Те, кто тогда был, и сами, конечно, не верили тому, что говорили, но те, кто сейчас в Венце, совсем по-другому считают и уверены, что Рейлинг, будь он жив, их бы, конечно, поддержал.
– Венец – это одно, – сказал Ренталь, – а Ночное Посольство – совсем другое.
– Да, но и Венец ведь кучу неприятностей доставляет, – возразил Валест. – Каждый год они что-нибудь такое да устроят, чего никому из нас совсем не надо бы. Стража их почему-то никак усмирить не может.
– Усмиряли их уже, – сказал человек в балахоне, – но только очень ненадолго. Двадцать лет они и правда никак себя не выражали, но сейчас то же самое опять начинается, что и раньше было.
– Потому ненадолго, – встрял Ренталь, – что им существовать позволили дальше. Понятное дело, что зло не иссякло, а только поутихло и потом снова стало разрастаться. Если искоренять, то надо выдрать корни, а если их оставить, то незачем потом удивляться, почему всё опять так разрослось и снова жить мешает.
– Так вот и с Посольством то же самое, – сказал Валест. – И оно притихало несколько раз, да только когда оно притихает, тогда и нужно самого плохого ждать.
– Последнее верно, конечно, но с ним ситуация всё-таки другая. Венец постоянно встаёт на дороге Градоправителя и по большей части сам же от этого страдает. Наш враг гораздо хитрее, он умеет и выжидать, и действовать исподтишка, и скрываться.
– Эта особенность у них у всех заложена в сердце, – проговорил долго перед этим молчавший человек в балахоне. – Хафрелос, который уже упоминался здесь… Это только принято так говорить, что он один основал Посольство, на самом деле – не один. Он воспользовался трудами многих и собрал то, чего не сеял.
– То есть? – спросила Ривелсея.
– Он выдвинулся, поправ силу братьев, – сказал Валест. – И на этой основе построил организацию, на которую первое время никто не обращал внимания, пока семьдесят лет назад не случилось то, что случилось.
– Продолжай, Валест, – сказал человек в балахоне, – не заставляй Ривелсею спрашивать, что тогда случилось.
– Неужели об этой трагедии знаем только мы? – воскликнул Валест. – Неужели все другие уже забыли?
– Мне рассказать? – спросил он спустя несколько секунд.
– Я сам, – ответил человек в балахоне. – Когда это всё произошло, про Посольство ещё никто и не знал. Началось всё очень просто и не очень красиво: один человек, Мирве́с, похитил деньги из основной казны Анрельта и скрылся, спасаясь от гнева Градоправителя.
– Так просто? – спросила Ривелсея. – Казна Анрельта не охранялась?
Тот поморщился.
– Охранялась, конечно. Но только это не помогло. Ведь Мирвес был, естественно, не один, он был лишь предводителем, а для тех, кто охранял, лучше было бы, если бы они находились в другом месте. Так или иначе, но пять тысяч анреллов исчезли из города. Конечно, Мирвеса стали искать и искали очень долго, хотя он укрылся совсем недалеко отсюда. Ты слышала уже про замок Полуанрельт, Ривелсея?
Ривелсея покачала головой. Человек в балахоне кивнул.
– Это бывшая крепость около города, которая была построена почти одновременно с ним. Его ещё называют часто замком Рейлинга, хотя Рейлинг его не строил и там никогда не жил. Полуанрельт раньше был очень красив и населён, а сейчас уже совсем не так, сейчас он понемногу разваливается и приходит в упадок. Хотя некоторые в нём всё равно живут, но там больше конюшни и склады. Мирвес там остался, я так понимаю, только на время. Он, разумеется, хотел бы вывезти деньги подальше, но боялся, видимо, это сделать.
– Что-то я не понимаю… Он укрылся совсем близко от Анрельта, и его никто не мог разыскать? – поинтересовалась Ривелсея.
– Ну, это-то как раз не так и просто было сделать. Слава Мирвеса Неуловимого повсюду тогда гремела. Слава гремела, а вот самого его никто практически не видел. Он, как это говорится, прекрасно умел менять лица, то есть, в первую очередь, скрываться и подставлять наёмных людей таким образом, чтобы их принимали за него. Поэтому долгое время его и не могли найти, некоторые думали, что в пределах Анрельта денег, равно как и Мирвеса, давным-давно уже нет. Но тут даже несравненный Мирвес допустил ошибку, которая обошлась ему чересчур дорого: он послал одного из своих сообщников договориться с какими-то другими разбойниками, чтобы они помогли Мирвесу бежать и укрыли бы деньги на время где-то в глуши за Келироном.
– А какой смысл прятать анреллы за Келироном? – спросила Ривелсея. – Они даже и сейчас только в крупных городах имеют вес как деньги, а тогда, наверное, вообще за пределы Анрельта не выходили?
– Да, – согласился её собеседник. – Раньше так и было. Но Мирвес ещё раньше жил, когда и первый анрелл не отчеканили, и украл он всё это золотом. Анреллами я выразил, чтобы произнести было удобнее. А так считай, сколько это получится: два раза по сто тысяч золотых монет.
– Я редко вижу такие деньги, – сказала Ривелсея.
– Да и я не часто. Но дело в том, что посланник Мирвеса отправился прямиком в Анрельт и тут же сдался капитану Стражи, заплатив ему двести анреллов за свою жизнь и указав, где находится Мирвес и остальные деньги. Он надеялся спастись таким образом и отвести гнев Градоправителя от себя. В общем, не сильно ему хотелось на берёзе висеть.
– Ну и как, удалось ему это?
– Как сказать, конечно. В тот раз его отпустили, да только висеть всё равно пришлось, когда где-то через год он украл что-то на базаре. За Мирвесом в тот же час был послан отряд Стражи, да только тайно это сделать не удалось. Мирвес, эта хитрая крыса, сам себе доверял не всегда, не говоря про остальных. Он немного пораньше всё узнал, ну и задёргался, конечно. Деньги отдавать, понятное дело, не хочется, но и на берёзе, опять же… В общем, рассудил он как следует и уже решил, что только его здесь и видели, но тут произошла неожиданная и очень плохая вещь.
– Вмешалось Ночное Посольство? – спросила Ривелсея, давно уже ожидавшая, когда речь зайдёт про него.
– Да, – ответил человек в балахоне. – К Мирвесу просто пришли некие люди и предложили помочь. Конечно, за деньги, но их-то у Мирвеса было полно, и он, понятно, согласился. Все люди это были мрачные, суровые и совсем неразговорчивые. Но самое главное – их было мало, и Мирвес стал уже думать, что не только они окажутся не в состоянии помочь, но что вообще они могут быть наняты Градоправителем, и ему, как многим преступникам, придётся умереть от предательства. И лучше бы это было так.
– Так что же, они помогли ему? – спросила девушка.
Человек в балахоне вздохнул. Ренталь смотрел на Ривелсею, Валест же глядел на какой-то листок, лежавший на столе, и был, кажется, озабочен только им.
– Ты же понимаешь, Ривелсея – должна, по крайней мере, понимать – сказать однозначно, что произошло, нельзя. И не только в этом случае, но и вообще, вообще никогда. Всегда и всё решают свидетели: что они запомнят и как передадут, от этого и зависит, каким образом люди впоследствии то или иное событие будут воспринимать. А желание увидеть то, что заведомо желаешь, нередко затуманивает глаза.
– Да, – кивнула Ривелсея, в которой эта точка зрения уже успела утвердиться. Особенно ей в этом помогла купленная в Цитадели книга, в которой все абсолютно деяния Мастеров рассматривались как сугубо положительные и с героическим смыслом, хотя Ривелсея, например, не всегда была с этим согласна.
– Дело в том, что это происшествие нелегко воспринять, поскольку все, кто видел его, а таких весьма мало, говорят разное, и в сумме – ничего. Наша организация самая первая заинтересована во всём, что касается Посольства, и потому мы – точнее, не мы, а те, кто предшествовал нам – постарались узнать всё, что было узнать возможно.
– И что же вы узнали? – спросила Ривелсея довольно резко. Она постоянно ловила себя на мысли, что из всего, что было здесь уже сказано, сама она не узнала, можно сказать, ничего нового, и это её сильно раздражало.
– А вот что, – сказал этот человек. – Где-то через час после того, как сообщник Мирвеса совершил предательство, Градоправитель уже принял меры. Об этом сделана пара записей в тех архивах, до которых, кстати сказать, было очень непросто добраться. Надо понимать, что он, конечно же, отправил отряд Стражи. Уже вскоре ему донесли, что Мирвес пойман, а затем, часа через полтора – что в Полуанрельте массовые беспорядки.
Тут Валест вновь пожелал сделать замечание.
– Беспорядки – это слишком как-то мягко произнесено. По сути, самая настоящая война. Люди не просто не могли договориться друг с другом, но и дрались, и даже убивали. Нужно было принимать меры, и Градоправитель, конечно, принял, сделав то, после чего стало совсем плохо. Даже и до сих пор…
– Подожди, Валест, – мягко сказал человек в балахоне. – Не путай нашу гостью. Когда сказали ему, что Мирвеса схватили, он поверил, а зря, потому что Мирвес всё так же на свободе расхаживал, а стражника, который это сказал, на следующий день уже убитым нашли, и что с ним случилось, узнать никто так и не смог. Полуанрельт тогда уже просто весь кипел, однако разбираться, что там и почему случилось, Градоправитель не стал, а приказал окружить замок кольцом и всех, кто не подчинится приказу утихомириться с первого раза, утихомиривать с помощью меча. Ещё один отряд Стражи тут же отправился в путь, а вот то, что случилось потом…
– Подождите, – прервала его Ривелсея. – Вы меня уже запутали. Я что-то не пойму, что там произошло в этом замке. Вы не знаете этого сами или просто ведёте повествование таким образом специально, чтобы создать для меня интригу?
Ей ответил Ренталь.
– Здесь дело исключительно в Ночном Посольстве, и больше ни в чём. Они как-то смогли переубедить людей, и люди встали на сторону Мирвеса. Возможно, и золото его тут сыграло не последнюю роль, да только и не первую тоже, потому что Стражу Анрельта в случае, если он пощадит врагов города, не говоря уже – будет заодно с ними, когда дойдёт это до Градоправителя – никакое совсем золото будет ему не нужно.
– Но как же тогда? – спросила Ривелсея с непониманием. Это действительно было для неё непонятно, что-то запутывалось, что-то требовало разгадки. И она пыталась понять, но пока безуспешно.
– А вот здесь уже начинаются тайны Ночного Посольства. Тайны ужасные, скорее всего, и я предпочёл бы их никогда не знать, если бы этого не требовало наше священное дело.
– Да, есть такая легенда, – вновь вступил в разговор человек в балахоне. – И не легенда даже, но просто, скорее всего, слухи. Проверить их вряд ли можно, я в это и не верю. Но говорят (говорят, конечно, те, кто симпатизирует Ночному Посольству, а никак не наши друзья и не разумные люди), что люди Ночного Посольства могут предложить каждому человеку что-то такое, что больше любых денег и несоизмеримо ни с чем, и от чего нельзя отказаться. Нечто, что каждый человек ищет всю жизнь и не может найти. Получается, что стоит ему услышать всего несколько слов, исходящих от кого-то из Ночного Посольства, и он способен тут же переосмыслить свою жизнь и устремиться к чему-то иному, совсем для него новому.
– Судя по тому, к чему устремились люди в тот раз и что они сделали, это вряд ли то, чего человек ищет всю жизнь, – сказал Валест. – Когда второй отряд Стражи добрался до Полуанрельта, ему пришлось сразиться с первым – с тем, который был на стороне Мирвеса. Надо сказать, что этот бой дался им нелегко, поскольку, несмотря на большое превосходство числа, соблазнённые Ночным Посольством защищали себя и Мирвеса с ожесточением и странным упорством. А закончилось это… – тут Валест запнулся. – То есть, когда Мирвес понял, что у него теперь есть подмога, то, значит, он и решил, что если теперь…
– И вот, когда Мирвес всё это понял, он решил, что нужно воспользоваться этим, – сказал человек в балахоне. – Самое-то страшное то, что и второй отряд Стражи – все, кто выжил – тоже перешёл к Мирвесу. Вот только тогда Градоправитель понял, что меры нужны какие-то необыкновенные и экстренные. Но только ничего оригинального он придумать не смог, а попросту решил отсидеться. Он приказал запереть все городские ворота и блокировать все входы в город, а Страже – тем, кто остался – собраться около Городского Совета, никуда не отлучаться и никого никуда не пропускать. Меры, как видишь, недостаточно действенные.
– И довольно эгоистичные, – заметила Ривелсея.
Человек в балахоне кивнул.
– Да. Но о ком же, ты думаешь, заботиться Градоправителю в первую очередь, как не о себе? Вообще мало было таких, которые в этой ситуации иначе бы поступили; да что и говорить, по большому счёту, всего один был у нас такой Градоправитель, который ценил в первую очередь людей и сам город, а не себя в нём. Как бы то ни было, он собрал Городской Совет (который и сам очень охотно собрался там, где Стража и если что будет кому их защитить) и уединился в одном из залов Совета. Наблюдателей он, конечно, по стенам поставил, и они ему обо всём сообщали. Через час уже донесли о том, что из Полуанрельта вышла огромная толпа. Но в город им было не прорваться, да я и не думаю, чтобы Мирвес этого сильно желал. Они двинулись на север.
– Чтобы успеть преодолеть Келирон и скрыться, – встрял Валест. – Потому что, как ни крути, Мирвес не ушёл бы от расплаты, если бы остался там, где его можно найти. Поэтому он и спешил так сильно. Хотя никто его и не преследовал.
– Он хотел засветло переправиться через Келирон, – сказал Ренталь. – Около Анрельта Келирон широк, но ещё мелок и очень быстр, и любому дураку понятно, что ночью в нём утонешь: либо сядешь на мель, либо тебя просто перевернёт, если ты будешь плыть в темноте. Я уверен, что именно это побудило Мирвеса так спешить. Остаться на том берегу он не рискнул, как и зажечь огни для переправы. Потому что факелы, горящие в полной темноте…