Тайна старого аптекаря

Светлана Черникова

Тайна старого аптекаря

Глава I

– Судьба твоя закрыта – сказала гадалка и отложила карты в сторону – я вообще-то на картах не гадаю, а делаю запрос туда (она многозначительно подняла глаза к потолку) – Кто–то тебе закрыл судьбу. Если хочешь, я ее открою.

– Разве может такое быть? – осторожно поинтересовалась я.

Видя мое явное недоверие, она проговорила как можно более равнодушно:

– Может. Кому-то ты перешла дорожку, наверное. Принеси мне завтра килограмм гвоздей, лучше «тридцатки», и столько свечей, сколько тебе лет. Ночью я гвозди забивать буду и все про тебя спрошу. Через два дня приходи, я тебе все расскажу даже имя и фамилию твоего суженого скажу!

– Даже фамилию? – здесь я уже явно ей не верила, но продолжала улыбаться.

Она была хорошим психологом и прекрасно понимала кому, что хотелось бы услышать. «Перегибать палку» она не стала. Посмотрев на меня, с легкой улыбкой она произнесла:

– А ты думаешь, почему ко мне все идут? Неси гвозди.

Вообще-то я в такую чушь не верю. Пару раз мои походы к гадалкам заканчивались глупо: либо в этот день почему-то отменяли прием, либо передо мной заходила женщина, которая засиживалась там больше часа. Нервы мои «сдавали» и я уходила, не дождавшись времени своего приема.

К Лии я пошла вовсе не за судьбой. Мой двухлетний роман бесславно закончился. Любимый мужчина в ответ на мое предложение расстаться, помолчал немного, а потом глухим голосом сказал: «Хорошо, милая, как ты хочешь, так и будет». И ушел!

Это не лезло ни в какие ворота! Душа ждала эмоций, выяснения отношений, но только не такой "покорности". И это после всего что было? Нет, мне просто необходимо было убедиться, что оставленный мною мужчина жестоко страдает и глубоко сожалеет о случившемся. И мне дали адрес Лии.

Вместо этого я услышала черт знает что. Никто не «убивался», и не страдал. Зато некий господин на букву «А» имел ко мне очень серьёзные намерения. От неожиданности я забыла имена всех знакомых мужчин. Пытаясь вспомнить хоть кого-то, я вдруг услышала спокойный голос Лии:

– У тебя еще будет большая настоящая любовь, не переживай. Это был не твой человек, пройди мимо.

На этом бы ей и закончить, но дальше мне выпадал интересный король и еще пара молодых людей, любящих меня тайно. А потом она сказала про судьбу.

Я шла по пыльной улице к рынку и никак не могла решить: что же мне делать? Либо поверить во всю эту ерунду и купить гвозди, либо плюнуть и начать все сначала. Боже! Ну почему все ответственные решения в жизни человек должен принимать сам? Где-то здесь мне должен был выйти навстречу мужчина с глазами ангела и, мягко улыбаясь, сказать: «Анюта, купи гвозди – открой судьбу!» или же: «Анюта, не смеши людей, у тебя и так будет все хорошо!». Но посланец небес, как назло, не появлялся и, стоя у лотка с гвоздями, я поняла, что небеса предпочли остаться в стороне.

Гвозди я купила.

То лето выдалось на редкость жарким с грозами и бурными ливнями. Город утопал в сухом, горячем воздухе, запахе расплавленного асфальта и пыли, поднятой колесами машин. Время от времени на него обрушивалась гроза и тогда он, захлебываясь мутными потоками, получал временную передышку от изнуряющего зноя.

В один из таких дней мы с моей сестрой Машей встретились во время обеденного перерыва, намереваясь где-нибудь перекусить. И она, и я работали в старой части города, которая особенно страдала во время дождя. Все дороги и большая часть тротуаров напоминали небольшие озерца и речушки. По обеим сторонам дорог стояли такие же, как и мы, несчастные, выбежавшие из контор пообедать, и пытавшиеся найти брод в грязной воде. Прикрываясь от брызг полиэтиленовыми пакетами, мы встали у очередного препятствия, вычисляя, где поменьше глубина. Думать особо было некогда, и я шагнула, не глядя, прямо перед собой. И тут же почувствовала, как моя левая нога провалилась в пустоту, застряв между какими-то решетками.

Стоя в полусогнутом состоянии на оживленном перекрестке по колено в воде, я попробовала было принять приличное положение, но ощутила, как водой смывает с ноги мой босоножек! Плевать мне на приличия! Необходимо было срочно спасать обувь и ногу. Надо сказать, что я ужасно не люблю лезть в неизвестное, но деваться было некуда, и через несколько минут я вытащила на свет божий ногу, босоножек и спутанный клубочек из каких-то грязных корней и веревочек, зацепившихся за ремешок босоножка.

Перебежав дорогу полубосиком, я оперлась на Машину руку и стала обуваться. Отцепив от ремешка грязный клубочек, я уже хотела его выкинуть, как сестра меня остановила:

– Дай-ка я посмотрю на это.

Она повертела его в руках, и, достав носовой платочек, стала распутывать корни и счищать грязь. Моя сестра Маша историк по образованию, археолог по призванию. Привыкнув в годы студенчества разметать курганы кисточками и просеивать кучу земли ситом, она не пренебрегала случайными находками, пусть даже и грязными. Отработав энное количество лет в местном музее, она знала массу интересного и, периодически, занималась моим ликбезом. Меня же история города и старых домов интересовала несколько однобоко: как только я слышала очередной рассказ о каком-нибудь «доме купца Полякова», сразу хотелось узнать: был ли найден хоть какой-нибудь клад или что-нибудь в этом роде при ремонте этого дома?

Вот и сейчас, Маша аккуратно распутала этот клубочек, состоящий, как выяснилось, из корней, травы, шнурков и чего-то круглого, оттерла находку и ахнула: «Аня, это же какой-то медальон на браслете!».

Действительно, одна из веревочек оказалась тонким, изящно витым, браслетом, тускло поблескивающем на солнце. На браслете был подвешен небольшой круглый предмет черного цвета.

– Посмотри на клеймо и пробу – посоветовала я.

– Аня, здесь нет ни клейма, ни пробы, только на внутренней стороне застежки какие-то буквы. Но я их не могу разобрать.

– Давай я разберу дома, у меня же есть лупа! – с этими словами я сунула браслет в сумку и мы побежали обедать.

Вечером, устроившись перед телевизором, я вдруг вспомнила о нашей находке. Достав браслет из сумочки, я первым делом его начистила зубной пастой. Затем разложила на столе и, включив лампу, стала рассматривать найденное «сокровище».

Браслет состоял из небольших ажурных звеньев, скрепленных между собой витой проволокой так искусно, что казался плетеным шнуром. Вот почему я его приняла за веревочку! В нем не было ничего, что могло бы зацепляться за одежду, или поцарапать кожу. И на руку он ложился так мягко и приятно, что снимать уже не хотелось. Металл, из которого был сделан браслет, моментально становился теплым и как будто согревал руку. Как ни крути, вещица приятная и очень даже эффектная.

Взяв лупу, я стала рассматривать застежку. Действительно, на внутренней ее поверхности просматривались три буквы А. Е. П.. Медальон же был сделан из черного камня, одна сторона которого была абсолютно гладкой, а на второй вырезан затейливый узор. Не цветок, не буква, вензель какой-то. Поглощенная этим занятием, я совсем забыла про собаку. Обычно Марго ужасно любопытна и все, что я держу в руках, она предпочитает понюхать, потрогать, а где и погрызть. Теперь же она смотрела на находку из-за моего плеча, стоя на диване за моей спиной.

– Что скажешь, Марго? – я поднесла браслет к собачьей мордочке и спросила: «Не желаешь ли примерить?» Она не то чтобы пожелала, но вдруг стала принюхиваться к нему, а потом и вовсе стала тереться мордочкой о браслет. Но когда я попыталась набросить браслет на собаку, резко отпрыгнула и заворчала.

– Ну как знаешь, а я, пожалуй, похожу в нем. Уж больно он на руке хорошо сидит.

Щелкнув застежкой, я подошла к зеркалу. Для моей руки браслет оказался великоват, но если убрать пару-тройку сантиметров тогда медальон как будто сам ложился в ладонь. Действительно, хорош! Решив, что завтра обо всем расскажу Маше, я пошла спать.

Глава II

….Дорожка лунного света тянулась от окна серебристой полосой и падала на отделанный изразцами камин. В нем уютно потрескивали березовые плашечки. Рядом с камином в кресле сидел крепкий седой мужчина лет пятидесяти и что-то сосредоточенно рассматривал.

– Ну что, Егор – сказал он, вставая с кресла – на этот раз тебе действительно подфартило. Судьба она, брат, знает, кому что дадено.

В руках он держал затейливую костяную шкатулку, всю изрезанную фигурками каких-то животных. Егор, сутулый мужичишко, стоял чуть поодаль и несмело улыбался. Раздался тихий условный стук. В углу приоткрылась дверь и появился невысокий молодой человек.

– Входи, Ойрот, я ждал тебя.

– Слышал я, необычную вещь ты заполучил, хозяин. Что это?

– Ребята мои на дороге купца проезжего разорили. Самого-то в реку, а среди шелку да чаю зеленого была завернута вот эта шкатулочка. А там печать черного камня да буковка на ней давлена, глянь-ка сюда – седой открыл шкатулку, подошел к камину и взял подсвечник.

– Так это же туймонская печать! – молодой взялся обеими руками за горло словно у него дыхание перехватило.

– То-то и оно… – седой подошел к окну. Отодвинув тяжелую портьеру, он ошарашенно замер.

– Сгинь, анафема! – крикнул он и ткнул подсвечником мне в лицо…

Проснулась я от громкого стука собственного сердца. Достала браслет из-под подушки и положила его на стол – приснится же такое!

Все субботнее утро голова моя была занята этой черной печатью с буковкой. Я снова взяла в руки свою находку. При свете луны и свечи буковка на печати во сне показалась мне каким-то вензелем. Узор на найденном мною медальоне был как будто похож, но что это за буква? Да и разве этот медальон мог быть печатью? В моем представлении печать – это… а почему бы и нет?

Узор выпуклый и если его опустить в чернила, а потом прижать к листу бумаги будет четкий оттиск. Так, чернила. Чернил в доме отродясь не бывало, зато нашлась художественная масляная краска охра. И отпечаток действительно получился в виде ажурной буквы, которую я не знала. Вот так дела. Если верить сну, мне принесло с грязной водой какую-то туймонскую печать? Допустим.

Я решила поехать к Маше и все подробно рассказать. Благо новостей было хоть отбавляй, начиная с покупки гвоздей и заканчивая пресловутой печатью. Принарядившись и положив браслет с печатью в сумку, я вышла из дома. Ехать было что-то около получаса, субботнее солнце меня разморило, и я прикрыла глаза.

…….Языки пламени лизали стены. Жар, дым, копоть, крики, суета…

Стоя среди всего этого хаоса, я почувствовала как кто-то схватил меня за плечи. Повернув голову, я увидела седого!

– Туймонская печать! – кричал он не своим голосом и тряс меня за плечи…

– Женщина, вы еще долго спать собираетесь? – невзрачная девушка-кондуктор стояла в проходе автобуса возле меня и крепко держала за плечо – конечная уже, покиньте автобус!

– Да-да, – я поспешно встала и вышла, попутно проверяя содержимое сумочки. Чертов браслет! Теперь я уже не сомневалась что это он повинен моих странных видениях! Я почти бегом добралась до дома сестры. Маша с Мишкой пекли блины и ждали меня. Открыв дверь, племянник по обыкновению произнес:

– Ну, вот и черепаха пришла, не прошло и полгода.

– Что браслет, рассмотрела? – Маша выглянула из кухни.

– Во-первых, меня обозвали «женщиной»! Во-вторых, за кило гвоздей Лия мне открыла судьбу, а в-третьих, рассказывай мне про Туймон! – выпалила я залпом

– Может все по порядку? – предложила Маша.

– И откуда ты бежишь? – спросил Мишка.

Пришлось признаться, что повторно ходила к гадалке невесть зачем, отдала деньги и килограмм гвоздей чтобы «открыли судьбу». Судьба была открыта достаточно быстро. Напротив всех вопросов стояли ответы «да», а имя суженого предложили выбрать какое больше нравиться.

– Зато плохого не наговорила – заметила Маша.

Рассказав все, что произошло из-за браслета, я опять спросила про Туймон.

– Понятия не имею что это за печать – пожала плечами сестра -лучше сходить в архив или в музей. Года три назад случайно нашли настоящую печать купца Полякова. Она у одной бабуси под ножкой комода была, вместо подпорки. Внук пришел бабку перевозить, стал мебель двигать и нашел. Хорошо хоть не выкинул, а в музей отнес.

– Купец Поляков? Красный магазин на Ленинском проспекте это его бывший дом? А как его звали?

– Не помню, ответила Маша – надо посмотреть в музейном архиве. Если с этой печатью что-то и связано, то должны быть хоть какие-то упоминания.

– На браслете нанесены, скорее всего, инициалы владельца «А.Е.П.». Имя, отчество и фамилия на «П». Поляков вполне подходит. Осталось еще одно – буква. Я ее не очень хорошо запомнила, но она похожа на рисунок, который нанесен на найденный нами медальон. Я попробовала сделать отпечаток, но он ничего мне не напомнил.

– Дашь взглянуть – Маша сняла фартук и стала мыть руки – а пока садись пить чай.

Мы пили чай на уютной кухне за круглым большим столом с льняной скатертью. Маша взяла печать и стала внимательно изучать ее, повертела в руках, примерила на свое запястье, покачала на весу, как бы вспоминая что-то.

– Знаешь, у меня такое чувство, что я где-то уже ее видела. Этот рисунок определенно попадался мне на глаза. Но где, не помню! То ли на выставке…то ли у нас в музее… Причем, я хорошо помню, что она была нарисована!

– Может, у вас есть о ней сведения?! А я, как тот внук, пополню коллекцию музея ценным экспонатом. Хотя, больше всего на свете мне хочется найти клад!

– Надо вспомнить, где он мог мне попасться на глаза. Завтра еще пробегусь по экспозиции, может и висит где-нибудь.

Глава III

В старой части города практически каждый дом – история. Большинство купеческих особнячков заняты под офисы и магазины. Дома кирпичной кладки и каменные потихоньку меняют свой прежний вид, пряча истинное лицо под современными строительными отделками. Мало кто из собственников, реставрируя эти дома, сохраняет прежний колорит и внешний облик. Деревянным домишкам везет больше. Толстые стволы лиственниц, потемневшие от времени и с течением лет становящиеся только прочнее – основа жизни этих строений. Фундамент – замешанная на яйце кирпичная кладка. Добротно сложенные на века, они и стоят по сто лет.

Часто меняющиеся владельцы в основной массе своей не имеют возможности, да и не хотят обновлять резные наличники, восстанавливать покосившиеся ажурные полубалкончики и мансарды. Но я все равно люблю побродить по этим тихим переулочкам, представляя, как к этой парадной подъезжал экипаж, а здесь… Стоп. А здесь и были склады купца Полякова вместе с его лавкой!

Огромное здание магазина стояло в лесах, по-модному завешанное бледно-бурой сетью. На заднем дворе посреди куч песка и строительного мусора, вяло помахивая хвостом, прохаживался сонный рыжий пес. От складов купца Полякова остались рожки да ножки. Стоял новый ангар. Сам магазин со двора уже ничем и не напоминал прежнее здание, лишь остатки старой кладки пыльной грудой лежали в углу. Даже если тут и были клады, замурованные в стенах, то они уже кем-то найдены. Размышляя таким образом, я прошла вглубь двора. Что я хотела там увидеть – не знаю. Мысли бежали одна вперед другой.

Погодите, у нас в городе только одно место представляло собой интерес как археологическая раскопка! Это было здание бывшей горной аптеки, постройки ХIХ века, долгое время находившейся в непонятно-законсервированном состоянии. И вот, полгода назад его передали в собственность некоей фирме «Маларан», занимающейся производством лекарственных препаратов и биодобавок на основе местного сырья. Так как здание считалось памятником истории и архитектуры, то передавалось новому владельцу с условием сохранять прежний облик, не проводить реконструкцию и восстанавливать внешний вид здания за свой счет.

Новый собственник нашелся не сразу, но директор «Маларана» оказался человеком образованным и так увлекся восстановлением горной аптеки, что не стал даже размещать там свой офис. Дело в том, что при разборе заваленного подвала было обнаружено множество аптечных инструментов и приспособлений для приготовления лекарств, пожелтевшие рецепты, листки учета больных, стеклянные пузырьки и медные ступки. Он принял решение сделать музей аптечно-фармацевтического дела, и здесь же разместить небольшой магазин с продукцией своего производства. Внутреннее убранство помещений осталось практически неизмененным – беленые стены, грубые деревянные балки, массивные деревянные прилавки, высокие аптечные шкафы, потемневшие от времени.

Работницы музея и магазина были одеты как сестры милосердия времен первой мировой войны. Когда мы были на открытии музея мне показалось, что даже девчонок-экскурсоводов туда подбирают внешне максимально похожих на девушек того периода.

Во время ремонта помещения разобрали только основной подвал под зданием, где были ледник для хранения травяного сырья летом и небольшие помещения для хранения готовой продукции. При заделке щербины во втором слое кирпичной кладки внутренней боковой стены подвала вывалился кирпич и, оказалось, что существует еще одно помещение там, куда он вывалился. Музей «Горная аптека» должен был открыться аккурат ко Дню города, поэтому провал срочно заделали, поставили в план на будущий период разобраться в этом и благополучно закрутились в ежедневной суете. Такую историю нам рассказала ясноглазая девушка-экскурсовод во время ознакомительной экскурсии по музею. Вспомнив об этом, я немедленно отправилась к музею. Благо он находился на соседней улице через дорогу, и оставались еще минут двадцать обеденного перерыва.

Вход в музей был перегорожен, полосатая ограничительная лента опоясывала здание кругом, а табличка, вывешенная на дверях, информировала, что вследствие подтопления ливневой канализации произошел частичный размыв грунта возле здания и посетителей временно не принимают. Вот так дела. Значит, могло размыть и тот таинственный подвал!

В этот момент в сумочке раздался звонок сотового телефона –запел «испанский цыган».

– Аня, ты далеко от меня? – голос сестры был взволнован.

– Нет, возле «Горной аптеки», а что стряслось?

– Добеги до меня, если можешь, это не для телефона.

– Сейчас буду!

Гуляла я в свой законный обеденный перерыв, который подходил к концу, но на работе я предупредила руководство, что после обеда иду сдавать документы в налоговую инспекцию. В общей сложности еще час у меня был в запасе. Я почти бегом добежала до музея Истории края, где работала моя сестра. Он также находился в старой части города двумя улицами ниже по направлению к реке. Она ждала меня в скверике двора музея на скамейке под липами, держа в руках какие-то потрепанные пожелтелые листки.

– Ну что там у тебя?

– Слушай, я наконец-то вспомнила, где видела этот рисунок! Весной к нам в музей приходил мужчина лет пятидесяти. Он сдавал на хранение фисгармонию, резную этажерку красного дерева, и папку с бумагами – архив своих дедов. Говорил, что он с семьей уезжает на ПМЖ в Германию и хотел оставить все на память городу. Директор с замом посмотрели в полглаза, а там все кучей навалено, большая часть на немецком языке. Какие-то справки, записи на отдельных листках, открытки. Ну, наш поглядел, повздыхал и сказал: «Человек не публичный, широкой массе неизвестный… И вообще, если все понесут сейчас свои воспоминания, музей утонет в бумагах, своих девать некуда». Документы, в конце концов, тоже взяли.

Занималась его вещами я. Сначала отложила в сторону отдельные листки, как из дневника, – там расписаны расходы семьи на питание, содержание дома и т.д. Причем так все подробно, по дням – прямо бухгалтерия домашняя. Затем ушли в сторону счета лавочников, справки и листки с рецептами каких-то блюд. Все открытки лежали в куче, а четыре из них – отдельно, обернутые в бумагу. Ты же знаешь, что в то время это были простые почтовые карточки, но эти какие-то необычные. Среди открыток и писем, одно письмо было от некоего Василия Сычева из села Усть-Туймон, написанное на немецком языке. Представляешь, старовер Сычев писал по-немецки!

– Почему думаешь, что старовер?

– Да уверена! В этих местах основатели первых деревень были сплошь староверы. Долго рассказывать, слушай дальше. У нас переводить все это некому, посмотри сама, ты же читаешь по-немецки, а вечером созвонимся и все обсудим. Да, а вот этот листочек – письмо Сычева я специально вынесла для тебя. Вот, где я печать видела!

Я взяла в руки желтый листок с линялыми буквами и рисунком и удивилась. Действительно, в верхнем левом углу листка было что-то вроде круглой монограммы или эмблемы с затейливым узором. В нем угадывалась буква, вырезанная на нашей печати.

– Хорошо, посмотрю вечерком.

«Испанский цыган» вновь запел, извещая, что меня ищет руководство. Слушать истерический голос не было желания, но в нашей конторе не брать трубку, когда звонит начальство, было равносильно самоубийству. Опытные служащие очень не рекомендовали даже в выходные далеко отходить от телефона.

– Ну и где вас носит?! У нас сейчас будет планерка, не заставляйте себя ждать!

– Уже подхожу, Лидия Ивановна – быстро сложив в сумку телефон, я бегом побежала на работу.

Глава IV

Лидия Ивановна (я за глаза звала ее Вивианой) относилась к тому типу руководителей, которые обожают планерки. Промотавшись половину рабочего дня «на совещаниях», они прибегают на работу и начинают имитировать бурную деятельность. Один из признаков такой активности бесконечные планерки. Раза три в день созывается коллектив и выясняется, кто, что сделал за прошедшее с предыдущей планерки время. Если настроение босса благодушное, (успел все свои дела сделать), то предлагается выпить по чашке чая под рассказы об очередном сне или кинофильме. Если же нет, то держитесь.

Шеф – располневшая женщина средних лет, этакая «бой-баба». Энергия со знаком минус в ней била ключом, просто переливалась через край. Она искренне считала всех людей «сволочами, способными на все что угодно», что лучшая защита – это агрессивное нападение. Не брезговала нецензурной лексикой и с улыбкой сетовала, что пока человека не отматеришь, он работать не будет. Жгучая брюнетка с кровавой помадой носила очень узкие юбки выше колен, отчего ходила немножко животом вперед.

Кроме нее в нашей конторе обитало еще трое сотрудников. Заместитель начальника, специалист, и я – менеджер. Коллектив полностью женский.

Специалист Катя – шатенка, чуть постарше шефа – представляла собой тот тип сотрудников, который выживает и неплохо существует при любом руководстве: тих, сер, незаметен и всегда под рукой. Очень любим всеми начальниками. Одевалась во всё серое, черное и бурое, дабы не выделяться в толпе (ведь работник должен быть скромен) и чутко реагировала на смену настроения руководителя. Если шеф встал с утра не с той ноги – она развивала бурную деятельность по нагнетанию нужной обстановки в коллективе: доверительно оповещая всех, что «ой, девочки, шеф чего-то сегодня не в духе», «получим все сегодня, а я вообще летать буду». Ходила по коридорам походкой настоящего административного работника. Эта походка отшлифована поколениями служащих: спина чуть прогнута в области поясницы, на полусогнутых ногах, с легким наклоном корпуса вперед, необходимо быстро идти, глядя невидящим взором куда-то метра на два впереди себя. Это показывает, как, очень занятый важными делами, служащий торопиться по важному поручению. Желательно при этом держать в руках какую-нибудь папку с документами. Выражение лица же необходимо сделать как можно озабоченнее и смурнее.

Заместителем начальника была Александра – «железная», уверенная в себе, жесткая женщина с металлическим голосом, не доверяющая никому. Грамотный юрист, везущий на себе всю рутинную ежедневную работу по составлению документов, планов работы, отчетов и всего того, что шеф не знает, как сделать. Иногда, впрочем, Александра оттаивала душой. В такие минуты она пыталась шутить, смеялась и глаза у нее вдруг вспыхивали озорными синими огоньками. Но это состояние длилось недолго. В какой-то момент времени она как будто вспоминала, что враг не дремлет и «застегивалась на все пуговицы».

Я успела вернуться как раз, когда все персоны уже сидели в кабинете шефа. Катя с пунцовыми щеками и Александра с каменным лицом. Вивиана, напротив, была очень оживлена и энергична.

– Садитесь дамы!

Взвинчено-бодрое обращение «дамы» не сулили ничего хорошего для сотрудников. Это означало, что шеф в «боевом» настроении или в таковое себя приводит. В такие дни на планерке выяснялось, что работает коллектив из рук вон плохо. Затем выбирался «провинившийся» сотрудник и начиналось воспитание. Во время воспитания сотруднику полагалось молчать, потуплять взор и признавать свои ошибки. Особо усердные и опытные сотрудники в такие моменты усиленно краснели или бледнели (что у кого лучше получалось), показывая глубину восприятия критики начальства.