
Полная версия
Разговоры о тенях
особенным наклонностям.»1
«Особые наклонности» никогда не будут разъяснены. Эти наклонности ведомы
нам, но ни вслух, ни в уме не формулируются. Достаточно того, что человек
обладает этими особенными наклонностями, правильнее, что нам указали на эти
наклонности, и у каждого появляется особенный взгляд на человека с особенными
наклонностями. И особенности этого взгляда тоже не формулируемы, но
принадлежат какому-то архаико-физиологическому способу составления мнения
и впечатления о человеке. Ещё, когда Вам говорят о человеке с «особенными
наклонностями» вы не смеете возразить и спросить какие же это наклонности,
потому что обязательно нарвётесь на вопрос: «Вы что, не видите?» И вопрос
будет подразумевать, что Вы не видите таких всеми видимых вещей, что с Вами,
тогда, и говорить не о чём. Не каждый решится!
Я замер всем моим ещё и не очень-то телом, всеми моими, ещё и не очень-то
членами, я не хотел из тишины.
Куда там! – нажали, поднатужилась мама, и выпихнули, и я, как говорят,
проглотивший язык от такого: – Ах! – не мог произнести ни звука, пока меня не
отшлёпали по попке.
Вау-вау! А-а-а! – закричал я и обиделся (интересно, всё же: сначала закричал,
потом обиделся или сначала обиделся, а потом закричал?) – это у нас
«биомеханика».
Всем хотелось, чтоб тишина перестала, и началась новая жизнь, и они
шлёпнули меня, а я обиделся, вырвался и понёсся, перемежая «биомеханику» со
«школой переживания», со «школой представления», и понёсся:
– Беленький, говоришь, Санчо? Погоняй, Санчо!.. Panza…
Держи его! Лови его! – недосмотрели, как сказано, нимфы: унёсся Пегас.
«…из крови её взвился Пегас! »2
– Погоняй, Panza! Какой там Пегас? Погоняй, чтоб защищать униженных и
оскорблённых, чтоб «…искоренять всякого рода неправду, чтоб устранять
беззакония и выпрямлять кривду, чтоб заглаживать несправедливости, а
злоупотребления искоренять и обездоленных удовлетворять и, в борении со
всевозможными случайностями и опасностями, стяжать себе бессмертное имя и
почёт».
– И ещё там было написано «помогать вдовам и оказывать покровительство
девицам», Ваша милость, сеньор кавальеро, важный господин, сеньор
странствующий рыцарь, государь мой.
И так всегда, когда мне надо быстрее, он погоняет медленнее. –
Поехали!
1 «Бесы».
2Голосовкер.
57
– Поехали!
И поехали (на музыку Никиты Богословского, великого, кто не знает, русского
композитора-песенника и на стихи поэта Я. Родионова):
Только глянет над Москвою утро вешнее…
Да-а-а!
Ну, поехали уже!
Поехали:
Только глянет над страною утро вешнее,
Золотятся помаленьку облака…
И утро глянуло, и вешнее. Весна значит. Нераспустившимся таким,
проклюнувшимся только, вешним листочком, сбежавшим от неразумных нимф,
почувствовал я эту зелень жизни…
Выезжаем мы с тобою, друг, по-прежнему,
И как прежде поджидаем седока.
– Он, видите ли, вечен – этот самозванец, а ты – седок (пассажир, хотел сказать
поэт, но нужна была рифма к «облака»), временный… – Кто это сказал?
Были уже все эти экзерсисы, были: я пассажир, пассажир в поезде жизни;
пассажир в вечно спускающемся или, как кому больше нравится, поднимающемся
лифте.
– Нет, Толстое Брюхо! Ты двойник, чёрт бы тебя побрал! Ты для того, чтоб
ставить тебя перед собой и по щекам, по щекам; а ты должен подставлять то
правую, то левую щеку, как уже было сказано, а я по щекам, по щекам, пока кровь
не брызнет и не загасит все видения, воображения и иллюзии…
– …по щекам, будто ты пророк и всё наперёд знаешь? Будто можешь
напророчить, напророчить через десять тыщ лет умственное затмение.
– Смешно то, Санчо, что больше ценятся пророки напророчившие умственное
затмение, а меньше те, которые обещали умственное просветление.
Если к тем, кто мыслит здра-,
Адресуешься ты, кни-,
Не грозят тебе упре-
В том, что чепуху ты ме-;
Если же неосторож-
Дашься в руки дурале-,
То от них немало вздо-
О самой себе услы-,
58
Хоть они из кожи ле-,
Чтоб учеными казать-,1
Это Санчо… репует…
Человек не может стать на путь познания по трём причинам2:
Первая, это когда он родился уродом.
Вторая, когда человек рано завёл семью и должен теперь простым трудом
зарабатывать на прокормление.
Третья – это когда человек живёт вдали от настоящих произведений искусства,
от произведений высокого человеческого разума.
Снова не о том. Ведь что, «прыгнуть» (пойти путём познания), значит, достичь
счастья?.. Счастье есть у многих. И не все куда-то прыгали или выпрыгивали.
– Так это, уважаемый кабальеро, как говорил батюшка, всякий кулик своё
болото хвалит. Счастье-то у каждого своё.
И снова не так! Тот, кто должен выпрыгнуть, уже избран. И от него не зависит:
будь он урод, или кормит семью, или перед ним лишь забор с надписью «Не
влезать», вместо решётки Летнего сада или Тюильри… скажем. Ему и «влезать» -
слова такого никогда и в голову не приходило. А счастье… – это другое и, даже,
напротив.
Так значит, говоришь, Санчо, «беленький»? – беленький, значит, избранный.
Надо же ещё различить в себе эту избранность.
Кажется, уже да! Различил, обнаружил! И дух повлёк в пустыню!.. и давай
соблазнять…
– Эх! Хочется быть майским жуком!
– Почему майским жуком?
– Так написано, Санчо! «Я ловил взгляд её… её божественное дыхание… мы
переплетались в менуэтах»… у неё есть одна излюбленная мелодия… не мелодия,
Санчо, мука, та, из Делаланда… ту-ру-ру, ру-ру-ру, ру-ру-ру… волшебная сила
музыки!
– Не про Вас, сеньор кавальеро, будь сказано: "Личинок майских жуков не
было в Ноевом ковчеге.»3.
Ночь уже хлюпала подтаявшим снегом… в этом городе – всегда он
такой, подтаявший…
…только что было холодно… в морге халаты надевали на пальто и
шубы. А-а-а! Кого тошнит стихами? Сейчас подходит «подтаявший»,
завтра «замороженный». Наконец на земле, будто слепленной из
багровой глины… почему багровой? Подходит сейчас, а завтра подойдёт
синей…
1Дон Кихот
2 Что-то из Данте… транскрипция.
3Мы, Бенедикт из Монферано, епископ лозаннский.
59
– Ещё, майские жуки, перед тем как спариваться, объедаются,
обжираются несколько дней.
– Санчо! самое абстракное из представлений о мире это математика.
Она способна заключать в себе весь мир. Единица в степени
бесконечность, представляешь, Санчо, сколько её не перемножай на саму
себя, всегда остаётся единицей? Значит мир неизменчив… мир постоянен
и назойлив, как жизнь, или жизнь, как мир – постоянна и назойлива, как
вечность, и что-то останется в вечности, как сказано, а что-то канет в
вечность. Слова, Санчо, силлогизмы, ни отнять ничего, ни прибавить…
зато видишь, можно придумать!
– Нет, Ваша милость, важный господин, если много раз туда и сюда,
обязательно сотрётся. Жуки, Ваша милость, господин кабальеро, жуки
летать после этого не могут – так всё стирается.
Багровая луна…
Надо скорее дописывать эти записки, а то такая тоска одолевает по
всяким счастливым со сладкими словами финалам.
Морг… ну что можно сказать?.. как сказал наш печальньный патологоанатом:
"Обида – это когда нижняя губа опущена, да ещё и выпячена – посмотрите на
этого парня".
Mon papa ne veut pas…
"Вкусы людей весьма разнообразны, характеры капризны, природа их в высшей
степени неблагодарна, суждения доходят до полной нелепости" .
– Нет, вы только посмотрите на него, он любил жить: мышечная ткань на лице
достаточно, достаточно, я бы сказал, как сказал бы Аристотель, мясиста… Mon
papa ne veut pas, Que je danse, que je danse…
– Извините, профессор, – (вопрос патологоанатому), – а чем отличается "любил
жизнь" от "любил жить"?
– А это, юноша, господин студент, тонкая материя; посмотрите сюда, печень ни к
чёрту, а мозг, как у младенца. Понимаете? Как говорила сентиментальная
поэтесса (просила не вспоминать всуе): Когда любишь жить, плевать на печень, а
когда любишь печень, плевать на жизнь… Mon papa…
Санчо:
– Вот я и говорю, если много туда-сюда, то стирается, а если не пользуешься, то…
тоже приходит в негодность.
60
Вы знаете что такое амбивалентность? Не знаете! А антиномия? Тоже не
знаете! В словарик быстренько! Нет словарика? А что же вы, как уже сказано, без
словарика пришли? Это, когда с одной стороны очень хочется, а с другой очень не
хочется. Как сказано – когда есть противоречие между стихийным возбуждением
и разумным, извините, побуждением. Когда стихийное возбуждение вступает в
непримиримую борьбу с разумным, извините ещё раз, побуждением… «…пока,
конечно, – как сказал мой учитель, – невежество и образованность не вызовут друг
друга на смертный бой, и злоба не одолеет их обоих», – вот так!
Амбивалентность, это, когда кажется, что в одном два. Покупаешь одно, а
кажется, что там два. Кто только ни изощрялся, кто ни изгалялся, пытаясь
поссорить тело и дух, душу и брюхо!
Ну, и что тебе, такая-то имярек, до того, что у тебя рыбий хвост или конский
зад (извини меня, бог Асклепий, великий врачеватель.; дело вкуса)? То
Русалочкой разрываешься ты меж своей любовью и своим рыбьим хвостиком (а
сколько есть, которые за твой хвостик маму родную… это уже mauvais ton)…
разрываешься, то русалочкой меж своим духом и брюхом, как обозвал всё это
наш Papa (ах этот рыбий хвост… вернее, ах этот Papa!.. русалочка, сирена,
нереида, наяда, лорелея всякая, mermaid, лоскотуха, ундина, Деркето, Атаргате…
ну, утопилась ты, обесчещенная… красавцем обесчещенная, а небом проклятая за
это (и за то что обесчещена и за то, что утопилась) а хочется, хочется по земле
ходить, любить… ах, как хочется по земле ходить!), то русалочкой, то Асклепием
меж Меланипповым крупом и своим божественным comme il faut.
Любовь тела, любовь духа?
А мыслители шутят, мол, необъединимо это. Мол, дух – это бесконечное,
неделимое, а материя (то бишь тело) некоторая лишь протяжённость и временем
ограниченная субстанция.
«В глубокую полночь, при лунном сиянии, всплывали на поверхность озера
красивые нагие девы с распущенными длинными волосами и с хохотом
плескались водою»1.
Да-а! – говаривал Владимир Иванович, – не всё то русалка, что в воду ныряет.
Ну а как же, скажите, как так происходит, что обиженной, униженной,
растоптанной, разорванной человеческим злословием, ещё и топиться не
полагается…
«Vom Hunger gequält, vor Durst lechzend, ganz verschmachtet, war Unglückliche
unter der Last des im Korbe hoch aufgetürmten dürren Holzes, das sie im Walde unter
den Bäumen und Schträuchern mühsam aufgelesen, niedergesunken, und kaum zu
atmen vermochte, glaubte sie nicht anders, als daß sie nun wohl sterben… -
1 Откуда-то, сам не знаю откуда. Красиво!
61
«Мучимая голодом, страдая от жажды, совершенно измотанная, с
громадным коробом хвороста на спине, который она с трудом насобирала в лесу
под деревьями и кустами, несчастная, еле дыша, опустилась на землю и думала
лишь о том, чтоб покончить с собой…-
… ни утопиться, ни удавиться, а то и небом будешь проклята, и люди превратят
тебя в чудовище; должна ждать пока жизнь натешится тобой сиротиночкой
вволю, наиздевается, наизмывается да и оставит… Не каждый решится.
…so sich aber ihr trostloses Elend auf ein mal enden werde».
… чтоб покончить, наконец, с этой безотрадной нищетой» 1.
Но, зато, будучи прокляты Богом и людьми, они получают в награду за
страдание и проклятие всякие сверхестественные колдовские и волшебные
свойства…
– Могут за-лос-ко-тать, – зашептала Софи.
– Могут, – зашептал Профессор.
…белокурая, легкая станом, с веселым
Смехом впорхнула Ундина, как что-то воздушное2
Как только дух победит тело… как только останется совсем без тела, так и
начинается скука…
«– Ты, Скука, скучная, – сказала Выдумка. – Кто тебя выдумал такой? Вот
Выдумку никто не выдумывал. Всегда была и будет. Пусть кто-нибудь попробует
без Выдумки прожить. И дня не проживёт – выдумает что-нибудь такое, что не
скучно. Иначе жизнь прозевает.
Зевнула скука в ответ:
– Зевать – и значит жить. Жизнь – только один большой зевок. А у большого
зевка есть дети – зевки поменьше, а у тех – ещё поменьше, а у этих – и вовсе
малые зевки. Так все и живут, зевая.
И тут разинула Скука свой рот и зевнула так широко, что чуть было самоё
Выдумку не проглотила. И непременно проглотила бы, если бы Выдумка не
выдумала сразу нечто такое большое-пребольшое, такую большую выдумку-
жизнь… Ведь выдумывать – значит жить»3.
– Так что у нас там, по поводу духа и брюха? – сказал доктор Жабинский.
1 Э.Т.А. Гофман, «Крошка Цахес»
2 Friedrich De La Mott Fouque, „Undine“ перевод с нем. Жуковский
3 Я. Э. Голосовкер, «Сказание о титанах».
62
Так вот: notre cher papa…
«…были два студента, назовем их Себастьяном и Птолемеем. Оба ревностно
занимались изучением философии Канта и ежедневно затевали горячие споры о
том или другом положении. Однажды во время такого философского диспута, в
ту минуту, когда Себастьян поразил Птолемея одним из сильнейших аргументов,
а тот раскрыл рот, чтобы ему возразить, они были прерваны, и начатый разговор
прекратился; а затем судьба распорядилась так, что оба уже более не видались.
Прошло двадцать лет, и вот однажды Птолемей, проходя по улице города Б***,
увидел идущего перед собой человека, в котором сразу же узнал друга своего
Себастьяна. Тотчас бросился он к нему, схватил его за плечи, и едва тот успел
обернуться, как Птолемей уже закричал: «Итак, ты уверяешь, что…», и затем
начал прерванный двадцать лет назад разговор»1.
Так вот: notre cher papa (про папа ещё нас ждут удивления и изумления), когда
он возбуждённый и, в то же время, задумчивый приходил с работы домой и, после
отчаянной и неприкрытой правды жизни… или, лучше, правды смерти, без
особого аппетита съедал какую-нибудь пищу, когда ему надо было, необходимо
было забыться художественной фантазией (а чем ещё забываться?), тогда, как вы
уже прочитали, устраивал он домашние чтения из удивительных писателей и
писательниц (цитата уже была впереди) этого преодолевшего «пламенеющий»
экстракт из Бригитт, Грюневальдов и Альтдорферов века… Рамбуйе,
мадемуазель Мадлен де Скюдери, Маркиза де Помпадур, г-жа Тансэн, г-жа
Жоффрэн», Фонтенель, Монтескьё – чувствуете, как язык начинает
выворачиваться, творить никогда раньше несвойственные ему рулады?
И вот хлюпает за окном косвенный (сказал Николай Васильевич… наконец,
Николай Васильевич дождался своей очереди, участи, я бы сказал, хотя, с моей
точки зрения, он должен бы был стоять в самых первых рядах… ну да об этом
потом, ещё будет, ещё снизойдёт на нас транскрипция, импровизация или, хотя
бы, в полтона, модуляция), дождь хлюпает такой косвенный, что воображение
маленькой Софи застывает на какой-нибудь Нежности-на-Склонности или
Нежности-на-Признательности, о которых вдохновенно читает cher papa, и, сквозь
слова личного патологоанатома («papa, ты мой личный патологоанатом», -
нравится вам такой парадокс?), видит она уже свои картины: своих кавалеров,
которых зовут Артаменами и Селадонами, которые бегают за ней на переменках
(в школе) и пытаются ущипнуть, повалить или хоть как-нибудь одолеть… чтоб
знала!
Вы, у кого из рукавов
Амуры вылететь готовы… - читает папá.
Бедные Селадоны и Артамены!..
1 Из учителя Э.Т.А.Гофмана.
63
Но вот пришел Малерб и показал французам, – читает папá.
Бедные Малербы и Николы-Депрео!..
Notre cher papa… ещё пел, как уже было замечено…
Mon papa ne veut pas
Que je danse, que je danse
Mon papa ne veut pas
Que je danse la polkа.
…у него был баритон, хотя умел и басом, а что вы хотите?.. патологоанатомы,
зачастую, очень разносторонние люди. Сколько удивительного, сколько
трогающего и волнующего переживают патологоанатомы, щупая руками сердца,
тазобедренные кости, печень, почки, доставая и удерживая голыми руками
оборвавшуюся на полуслове речь, иссякшую в полёте мысль, удушенную
последним «к звёзд…ам» фантазию; много чего щупают… мозжечок. Вот откуда
«Быть или не быть?», «Что благородней духом – покоряться Пращам и стрелам
яростной судьбы…»… покоряться пращам и стрелам… столько ассоциаций,
сколько аллюзий… литература, искусство, история и вообще жизнь человечья,
включая и разговоры о тенях…
В любительской студии, при институте, нашему papa часто поручали партию
«1-го послушника», или «Антонио», или даже «Отца Бенедектина», в «Обручении
в монастыре», когда сам ректор, который пел басом (у notre papa басом тоже
получалось, я уже сказал) был в командировке…
Дюба, дюба, дюба, дюба,
Дюба, дони, дони, ан,
Ашáри буба, шари буба,
Ашмарики дони дван
Энэ-бэна-рики-токи,
Каль-буль-буль калеки чмол
Эмерисе, флёре троки
Кильки томэ онэ пол.
Papa звенит угольником и колокольчиком. Notre petite maman включает и
выключает настольную лампу на столе с мандаринкой. ( Они – Papa и notre petite
maman отвечают за шумовое, музыкальное и световое оформление)
Да, как жужжат взрослые, так щебечут и детки (об этом ещё будет). Наряду с
другими пьесками, Софи разыгрывала со своими куклами сочинённую ею самой
комическую оперу, про любовь трёх апельсинов.
64
СОФИ
(в качестве ведущей и управляющей всеми другими персонажами, и говорящей
за всех, которые и есть суть её куклы):
ЛЮБОВЬ К ТРЁМ АПЕЛЬСИНАМ! Готическая феерия по мотивам
драматических представлений! – объявляет Софи.
Папа звенит угольником и колокольчиком. Мама включает и выключает
настольную лампу на столе с мандаринкой.
СОФИ: Темно (мама выключает). Издалека и всё ближе доносится музыка и
песня, которую поют «Промокашки».
ПРОМОКАШКИ:
Дюба, дюба, дюба, дюба,
Дюба, дони, дони, ан,
Ашáри буба, шари буба,
Ашмарики дони дван
Энэ-бэна-рики-токи,
Каль-буль-буль калеки чмол
Эмерисе, флёре троки
Кильки томэ онэ пол.
СОФИ: Раскат грома ( папа изображает раскат), вспышка молнии (мама
изображает вспышку), и вот, у нас на берегу волшебного озера, уродливая, как
тысяча леших и водяных, возникает фея Моргана.
(возникает фея Моргана)
СОФИ: Раскат грома ( папа изображает раскат), вспышка молнии (мама
изображает вспышку) и появляется маг Чельо, который ничуть не уродливее
Морганы.
(появляется маг Чельо)
СОФИ: Они играют в шахматы под аккомпанемент враждебных духов, по
прозванию «Промокашки».
ПРОМОКАШКИ (поют и танцуют)
Дюба, дюба, дюба, дюба,
Дюба, дюба, дони а!
Шарли руба, шарли буба,
65
Шарли ру и шарли ба!
МАГ ЧЕЛЬО
Давненько не брал я в руки шашек!
ПРОМОКАШКИ
Дюба, дюба, дюба, да!
МОРГАНА
Знаем мы вас, как вы плохо играете!
ПРОМОКАШКИ
Шарли ру и шарли ба!
МАГ ЧЕЛЬО
Давненько не брал я в руки шашек!
ПРОМОКАШКИ
Дюба, дюба, девять десять,
Царь велел меня повесить…
МОРГАНА
Знаем мы вас, как вы плохо играете!
ПРОМОКАШКИ
А царица не дала,
И повесили царя!
Царь висел, висел, висел
И в помойку полетел,
МОРГАНА (переставляет фигуру)
А в помойке царь Борис – (делает колдовской пас и появляется царь Борис)
ЧЕЛЬО (делает ход)
66
МОРГАНА
А в помойке царь Борис!
МАГ ЧЕЛЬО
Председатель дохлых крыс!
ПРОМОКАШКИ (радостно)
И жена его Лариска – (Промокашки выставляют Лариску) –
Замечательная крыска,
И дочурочка Ивуся (выводят Ивусю) –
Несмеяна-Несмевуся,
И племянница Наташа – (показывают Наташу) –
Замечательная наша,
МАГ ЧЕЛЬО и МОРГАНА (вместе делают колдовской пас)
МАГ ЧЕЛЬО: И дворцовый хитрый гусь
МОРГАНА: По прозванию Вавусь!
(появляется Вавусь)
Фейерверки, салюты, петарды и сверкающие огни (всё это устраивают notre
petite maman и papa. Промокашки орут во всю глотку: Вавусь, Вавусь, Вавусь!
МАГ ЧЕЛЬО (делает ход)
Мат, колдунья и Моргана!
МОРГАНА
О, маэстро! Das ist Kuatsch! Нонсенс!
СОФИ
Нонсенс – это бессмыслица и нелепость. И никак нельзя сказать, что «мат», я
имею в виду schach mat, что в переводе с персидского значит – король умер – это
бессмыслица и нелепость.
МОРГАНА
67
А я и не говорила! Нонсенс – это ничто! Не нечто угрожающее непонятно чем,
что есть забавный вздор и привлекательная несуразица, а ничто!
СОФИ
Знаете, Фата!.. Зачем Вы заводите всё это в это симфоническое недоразумение, в
эту философическую спекуляцию, если хотите?.. Хотелось бы уже узнать про
любовь… к трём апельсинам.
ПРОМОКАШКИ (недоумённо и подозрительно)
Дзуба-дзуба дзуба дза,
Дзуба квери дон коза!..
МОРГАНА (показывая на Бориса)
Не коза он, а Борис –
Председатель дохлых крыс!
ПРОМОКАШКИ
Дэка-дема чарли буба,
Чарли буба и заруба!
МОРГАНА
Да-да-да-да! Да-да-да! Чарли буба и бубá! (делает пас над царём Борисом и его
царская одежда превращается в белый балахон, а в руках появляется скрипка с
одной струной, остальные оборваны, свисают кольцами).
СОФИ: Всё погружается во тьму, из которой постепенно высвечивается, под
погромыхивание грома и посверкивание молнии, Траурное царство. Такое
траурное, что все флаги чёрные, и их не развевает ветер; окна перекошенные,
дома перекошенные, улицы и переулки перекошенные, будто они поели чего-то
кислого или горького, какой-нибудь касторки или уксуса, например. Правильно,
напились уксуса, но не отравились, а только перекосились. Деревья, почти без
листьев, опустили ветки и плачут горькими слезами, и всхлипывают, и слёзы,
«кап-кап-кап», капли, падают на мостовую и выстукивают контрапункт для
скрипки, у которой осталась одна струна, остальные оборваны, на которой играет
и поёт, и ещё плачет, целыми фонтанчиками из глаз, весь белый, похожий на
Пьеро, получившего только что тысячу пощёчин от Арлекина, царь Борис. Царь
Борис (играет на одной струне и поёт)
68
Ах, зачем же, зачем,
Ах, за что же, за что?
Почему же ни чем,
Отчего же никто?
СОФИ: Плачет фонтанчиками из глаз.
ЦАРЬ БОРИС
Никому, никогда,
Ни за что, ни про что!
Неужели всегда,
Неужели не то?
(плачет фонтанчиками из глаз)
Ничего, нипочём,
Никакой и никак!
Ни про что, ни о ком!
За ничто, за вот так!
(плачет фонтанчиками из глаз и играет на одной струне)
К Царю Борису подходят, по очереди:
ЛАРИСКА (подпевает)
Ниоткуда ни-ни,
ПЛЕМЯННИЦА НАТАШКА (подпевает)
Нечем, незачем нам,
ПАНТАЛОНЕ (подпевает)
Не пройдёт, не смотри,
ЛЕАНДРО (подпевает)
Несмотря, что не там.
СОФИ (как ведущая):
Труфальдино, Арапка Смеральдина и вся дворцовая компания выходят на сцену.
Все в белых балахонах на фоне чёрных перекошенных домов и жёлтых окон; все
подхватывают на разные голоса песню Короля Бориса, и вот уже хор выстроился