Цугцванг по-русски. Книга 1. 96 отделение милиции г. Москвы

От этих не весёлых мыслей Антона избавил Калинов.

– Шелестов, у тебя отдельное задание, пошли к тебе.

Калинов уселся за рабочее место Антона, одобрительно постучал пальцем по схеме расположения домов и всего остального хозяйства на его «земле», лежащее под плексигласом на столе, сказав при этом «Молодец!», а потом посмотрел в лицо Шелестову, стоящему перед ним по стойке «Смирно»!

– Сейчас позвонишь на квартиру Гонгора, где живут его вдова и дети, представишься и договоришься о встрече у них дома, сегодня, сейчас. Возьми банки протоколов допроса свидетеля. Теперь слушай, что ты должен сделать, на что обратить внимание и какие вопросы задать!..

Через час с небольшим, Антон выскочил из троллейбуса на остановке «улица Обручева», а через десять минут уже выходил из лифта на четвертом этаже дома №119, прижимая локтем левой руки свою «тревожную» папку. Осмотрелся, подождал, пока двери закроются, и направился к квартире №15.

Около неё Шелестов снял свои кожаные перчатки, и ими же, похлопав себя по рукавам «аляски», стряхнул уже начавший таять снег. Затем аккуратно обстучал рифлёные подошвы зимних ботинок друг о друга, и, наконец, нажал на кнопку звонка. В глубине квартиры раздалось что-то похожее на слабый колокольный перезвон, чем на дверной звонок.

Тишина.

Антон собрался, было, ещё раз позвонить, но, услышав приближающиеся шаги, опустил поднятую руку. Щёлкнул замок, открылась дверь: перед Шелестовым стояла Маргарита Сергеевна Гонгора, в прошлом Нечипуренко.

– Маргарита Сергеевна! Здравствуйте! Я из милиции, Шелестов Антон Генрихович, я вам звонил!

– Да-да… Я вас ждала. Пожалуйста, проходите и раздевайтесь. Куртку повесьте вот на эту вешалку, а обувь вытрите вот об этот коврик и можете не снимать.

Подождав, пока Антон повесил кашне и свою куртку на стоящую у двери вешалку в виде пальмы, и аккуратно вытрет ноги, вдова повернулась и открыла следующую дверь, просто нажав на дверную ручку, затем сделала приглашающий жест и посторонилась, давая возможность гостю войти в квартиру. Антон вошёл в большую прихожую.

– Я думаю, что лучше всего будет расположиться в гостиной, там удобно! Нет возражений? – спросила Маргарита Сергеевна, и, не дожидаясь ответа, не спеша, чуть заторможено, закрыла входную дверь, закрыла замок на задвижку и пошла по коридору, приглашая гостя за собой.

Антон недоуменно пожал плечами и двинулся следом за хозяйкой.

В конце довольно длинного и просторного коридора находилась двойная дверь, которую вдова распахнула в обе стороны и повернулась к Шелестову.

– Располагайтесь, где хотите, а я подойду через пару минут!

– Спасибо! – Антон с любопытством осмотрел большую светлую гостиную, и, недолго думая, приземлился на большой кожаный диван у окна. В противоположном углу гостиной стояли напольные часы, высотой под два метра, внушительный маятник которых тихо и мерно тикал.

– Шикарная четырёхкомнатная хата! И предбанник, и большая прихожая! Просторно и дышится легко, не то, что квартиры в пятиэтажках! Да и моя квартирка по сравнению с этой, сущее недоразумение! – подумал Шелестов и с интересом принялся рассматривать висящую на стене рядом с часами огромную картину в массивной золочёной раме, на которой был изображён рыцарь с копьём на вороном коне.

Минута, другая… Наконец появилась Маргарита Сергеевна. Она была одета в модный домашний костюм из синего шёлка: свободные широкие штаны и просторная куртка типа кимоно с широкими рукавами и поясом. Её черные волосы были аккуратно причёсаны и уложены назад, резко очерченные губы плотно сжаты, миндалевидные глаза на ухоженном лице смотрели настороженно и в то же время с любопытством.

– Роковая женщина! – эта мысль сразу пришла Антону в голову, когда вдова вошла в гостиную.

– В общем-то, я всё уже рассказала следователю в прокуратуре и мне кажется ваш визит напрасный! – с этими словами она села в одно из двух кожаных кресел напротив Шелестова. Между ними стоял оригинальный журнальный столик: квадрат толстого стекла почти в метр длиной на четырёх бронзовых ножках в виде лап, какого-то хищного животного, то ли льва, то ли тигра, Антон не разобрал.

– Возможно, вы правы. Я читал протокол вашего допроса, но мне всё – таки хотелось бы задать вам ещё пару вопросов. Дело чрезвычайно сложное, информации мало, работа нами проделана огромная, а результатов пока нет!

– А я вас помню! – она внезапно перебила Антона. – Вы были там, в дипкорпусе, на служебной квартире а, когда я приехала, – голос женщины предательски дрогнул.

Шелестов молча кивнул головой.

На журнальном столике перед вдовой стояла пепельница, сделанная из панциря черепахи и лежала открытая пачка сигарет «Мальборо».

– Если хотите, можете закурить!

– Спасибо, Маргарита Сергеевна, я не курю!

– Молодец! А я закурю!

Она судорожно взяла одну сигарету из пачки, а из кармана домашнего костюма достала зажигалку, прикурила, глубоко затянулась и внимательно посмотрела прямо в глаза Антону. Затем аккуратно положила зажигалку прямо перед собой.

Шелестов взгляд выдержал.

– Ну, хорошо, спрашивайте! – видимо что-то решив про себя и сделав паузу, вдова глубоко затянулась сигаретой.

– Маргарита Сергеевна! Я прошу вас понять меня правильно! Я на службе, и те вопросы, которые, я вам вынужден буду задать, могут значительно помочь нам в поисках убийцы вашего а. Мне важны любые мелочи, связанные с этим делом! Договорились?

– Хорошо! – вдова опустила голову, казалось, она взяла себя в руки.

– Маргарита Сергеевна! В вашем протоколе допроса вы указали, что… – начал было Антон.

– Антон Генрихович! – вдова бесцеремонно перебила Шелестова. – Давайте я сама вам расскажу все то, что вам надо знать.

Совсем не ожидавший такого развития событий, точнее – удачи, Шелестов только развел руками и согласно кивнул. Положив на столик протокол допроса и шариковую ручку, он приготовился слушать и записывать.

– Я родилась в Омске, это в Сибири. Моя мать была директором школы, где я училась, а отец работал вторым секретарём обкома партии. Сами понимаете, что это была за семья. Кругом уважение, друзья, путёвки на юг, за всем этим стоял отец. Окончила школу и твёрдо решила ехать в Москву, поступать в МГУ на юрфак. Мой отец был серьёзный и решительный человек, поэтому одобрил мою самостоятельность. В школе я действительно хорошо училась, не потому что уж очень хотела, а потому что надо было. Поэтому я поступила в МГУ с первого раза. Жила в общаге, родители меня материально поддерживали, запросы у меня были небольшие. Была одета, и обута. В общем – нормально жила и училась. На втором курсе познакомилась с Павлом Нечипуренко, секретарём комсомольской организации четвёртого курса. Он был высокий, красивый, уверенный в себе, старше меня, к тому же москвич! А я собиралась по окончания МГУ остаться в этом городе навсегда. Как-то всё само собой получилось, короче, я вышла за него за, и через год у меня родился сын Анатолий, Толя. Мне было тогда 20 лет. Год пришлось пропустить, я взяла академический отпуск. Мы жили с родителями Павла, в прекрасной трёхкомнатной квартире на Комсомольском проспекте. А потом наступили чёрные дни для меня: сначала умер отец от сердечного приступа, он был фронтовик, прошёл всю войну. Павел окончил университет, и мы с ним расстались. Я оказалась на съёмной квартире, без денег, без образования и с годовалым ребёнком на руках, но с московской пропиской. Мама задействовала свои связи и связи отца, и, через несколько месяцев, она уже жила со мной в Москве. В Омске у нас был большой дом, гараж, машина – всё это мама продала и приехала в Москву с деньгами. Нам помогли вступить в кооператив, я восстановилась в МГУ. На пятом курсе к нам в группу зачислили парня, из Мексики, его звали Антонио Перес Гонгора. В университете в Мехико он изучал русский язык, и по обмену студентами ВУЗов он заканчивал юридический уже в Москве. Сдав экзамены и получив дипломы, мы поженились и уехали в Мексику. Антонио был из очень богатой семьи: она владела серебряными рудниками в Мексике уже несколько сот лет. У нас была огромная квартира в центре Мехико, загородный дом, машина, куча денег. Я выучила испанский язык, сносно говорила на английском, но работать Антонио мне не разрешал. В Мексике я родила ещё двух сыновей: Хуана и Мануэля. официально усыновил Толю, и он стал Марио. Антонио поступил на службу в Министерство обороны страны. Я в Москву возвращалась за эти годы только один раз, когда мама умерла, оставив мне эту кооперативную четырёхкомнатную квартиру. Пока меня не было, здесь жили наши родственники. Потом Антонио предложили пост военного атташе при посольстве Мексики в Москве, и мы приехали в Москву. Теперь здесь живу я с сыновьями. Последние полгода, Антонио жил один, в служебной квартире, где его и убили.

– Почему?

– Почему, что? Почему он жил один, или почему убили?

Маргарита Сергеевна затянувшись сигаретой последний раз, аккуратно затушила её в пепельнице.

– Почему он стал жить один?

– Полгода назад мы решили развестись! Так уж вышло. Видимо, он потерял интерес ко мне и к детям, и мы вместе приняли решение – пожить раздельно. У каждого своя территория, тишина и покой!

– Ну и дела!

– Это наши семейные проблемы и они к делу отношения не имеют!

– У вас лично, и детей – гражданство Мексики?

– У детей от Гонгора – да! А у меня – двойное! Я и Марио сохранили гражданство СССР.

– А чем занимаются ваши дети?

– Марио работает инженером – консультантом в торгово-промышленной палате СССР. Он специалист по промышленным холодильным установкам, потому что окончил технологический университет в Мехико. Хуан, в будущем году, оканчивает московскую среднюю школу, а Мануэль – учится в третьем классе в школе при посольстве Мексики. Марио и Хуан знают русский, английский и испанский языки. А Мануэль ещё маленький и говорит в основном по – испански, и немного по – русски.

– Ясно! Может быть, в Мексике, у вашего а были враги?

– Понимаете, в чём дело! В Мексике семья Гонгора, это не просто семья, это клан, очень богатый и очень большой. У них в каждой семье по пять – семь детей. Есть военные, юристы, политики, бизнесмены, промышленники, полицейские. И они все родственники, из – под земли достанут, если что! Тем более что мексиканцы народ горячий. Антонио был сильным и умным. Всего добивался сам, и во всём хотел быть первым, и в учёбе, и в жизни. Я ведь в МГУ самой красивой была, весёлая, заводная. Хотите, я покажу свои фотографии?

– Нет! Не надо, я же вижу вас!

– Вы мне льстите!

– Нисколько! Вы очень красивая женщина!

– Хотите кофе? Или коньяк?

– Только кофе! Я на службе!

– Ладно! Я сейчас сварю кофе, а себе налью немного коньяку!

Вдова аккуратно положила недокуренную сигарету на край черепаховой пепельницы, решительно встала с кресла, и вышла в коридор.

Антон откинулся на мягкую спинку дивана, и подумал о том, что беседа затянется.

И ещё он давно заметил некоторую неестественность цвета кожи на левой стороне лица вдовы, прямо под глазом: было слишком много пудры, или грима. На расстоянии двух – трёх метров разница в цвете не так бросалась в глаза, а вот когда она вставала, машинально приблизившись к Антону, то сразу было заметно отличие. Можно было рискнуть предположить, что под слоем специально нанесённого макияжа искусно спрятан синяк. Что Шелестов и сделал, отложив этот факт в память, впрок.

Сигарета, оставленная на краю пепельницы, догорела до самого фильтра, и пепел резко упал на дно пепельницы, даже не рассыпавшись. Из-за пепельницы была видна часть зажигалки Маргариты Сергеевны, и она показалась Шелестову весьма интересной. Антон взял ее в руки и внимательно рассмотрел. Это стоило того.

Изящная дамская зажигалка была изготовлена очень профессионально, по бокам выполнена глубокая гравировка с изображением какого-то герба в виде перекрещённой шахтерской кирки с лопатой, и обрамлённого в рамку из дубовых листьев. И это всё на фоне горы с тремя заснеженными вершинами. Внизу, под горой, надпись: «1648».

– Очень дорогая и редкая штука! – Шелестов подкинул ее на ладони. – Пожалуй, тяжеловата для дамской зажигалки. Вещица современная, но сделана под старину, вся из серебра, вот клеймо с торца, и очень профессионально выполнен герб!

Шелестов немного отвёл руку с зажигалкой от себя так, чтобы дневной свет из окна свет попал на зажигалку, а затем чуть-чуть ею покачал из стороны в сторону. Изображение герба вспыхнуло разноцветными гранями.

– Алмазная гравировка! – Антон большим пальцем руки откинул крышку зажигалки и нажал на маленький выступ перед соплом, в виде какого-то экзотического цветка. Из сопла, закрытого миниатюрной сеткой, выскочил язычок пламени. Шелестов погасил зажигалку и закрыл крышку.

Со стороны коридора послышались легкие шаги и позвякивание стекла.

Антон осторожно положил зажигалку на место и опять откинулся на мягкую спинку дивана.

Маргарита Сергеевна осторожно вкатила в комнату сервировочный столик на колесиках, заставленный разнокалиберными бутылками со спиртным, отдельно на маленьком подносе стояли две маленькие чашечки кофе.

– А вот и я, Антон Генрихович! Сейчас я вас угощу настоящим мексиканским кофе. Наверняка, такой вы еще не пробовали.

Кофе действительно был хорош! Но дело, есть дело, и Шелестов опять начал задавать вопросы.

– Маргарита Сергеевна! Честное слово, я не хочу показаться вам не вежливым, но я все же хотел бы знать причину вашего с ем решения о разводе, хотя бы в общих чертах.

Вдова закурила новую сигарету, затянулась, и резко выпустила дым в потолок.

– Нет! Это наше внутреннее дело!

– Тогда на сегодня все, Маргарита Сергеевна, спасибо за беседу. Хочу вот, еще поинтересоваться у вас об этой зажигалке. Очень интересная, я таких не видел!

– А, это! Это блажь отца Антонио! Дамские зажигалки из чистого серебра, изготовленные по уникальной технологии с современной начинкой и фамильным гербом семьи Гонгора! Герб выполнен при помощи алмазной гравировки! А цифры «1648» – это год создания компании по разработке серебряных рудников, владельцем которой стал прапрапрапрадед Гонгора. Три заснеженные вершины гор на гербе – это горный массив в штате Дуранго, в Мексике, где был расположен рудник. Ну, а, кирка с лопатой – всего лишь орудия производства, то есть добычи руды. Больше тогда ничего не было! Кстати, на склонах гор Дуранго, есть огромная дубовая роща, поэтому в их фамильном гербе присутствуют дубовые листья. Как видите, Антон, все просто и всему есть объяснение.

– Ну, хорошо! А почему все зажигалки – дамские? – искренне удивился Шелестов.

– Я же говорила, блажь! – с некоторой иронией ответила вдова, и улыбнулась.

– Ладно, тогда прочитайте. Здесь, внизу напишите фразу: с моих слов записано верно, и мною прочитано.

– Давайте ручку.

– Затем число, и подпишите здесь и здесь.

Через 15 минут Антон вышел из квартиры вдовы Гонгора.

Мелкий воришка.

Когда Шелестов вернулся в отделение, там почти из оперов никого не было, кроме «Деда», который на время работы по делу Гонгора был в группе, в дневное время. Антон бросил «аляску» на диван и устало опустился на стул за своим рабочим столом, безвольно свесив руки и закрыв глаза. Он никак не мог понять, что насторожило его в рассказе вдовы. Какая-то нестыковка в её показаниях, которые он читал у Вайс, с теми, которые он только что слышал и записал. Это как легкое облачко пронеслось в голове у Антона и исчезло.

– Надо будет ещё раз сравнить показания вдовы! – решил Шелестов и пододвинул к себе служебный телефон.

Набрал номер опорного пункта участкового Алексея Уварова и стал ждать соединения.

– Леша, привет, Шелестов! Ты знаешь, я прочитал материал, что ты мне дал. Мне всё ясно.

…

– Тебе следует подготовить самого парня и его мать для беседы со мною.

…

Что? Плохо слышно! Что? Они сейчас у тебя в опорном?

…

Давай тащи их сюда, будем работать!

Бросив трубку на аппарат, Антон достал связку ключей, открыл сейф, достал материал по пропаже двухсот рублей у Константина Чкалова и положил его на стол. Затем взял с дивана свою куртку и аккуратно повесил её в шкаф. Снова сел за стол, открыл объяснения, которые собрал Уваров по заявлению матери Константина и начал снова вчитываться в наиболее важные для раскрытия этого дела факты.

Потратив некоторое время на повторное изучение основных моментов материала, Шелестов вышел из кабинета и заглянул в дежурную часть.

Дежурным по отделению были капитан Ахметзянов и его помощник сержант Лагутин.

– Отлично! То, что надо! – сам себе под нос пробубнил Антон. – Привет, Саша, ещё раз! Привет, Дима!

И без того узкие глаза Ахметзянова сощурились ещё больше от довольной улыбки.

– Антон! Ну что ещё ты задумал, а?

– Я? Да, никогда! Я только хотел узнать, кто у тебя сейчас в камерах чалится?

– Сейчас посмотрим, – дежурный достал книгу учёта задержанных. – Так, в первой сидят двое мелких хулиганов в состоянии алкогольного опьянения, доставлены с улицы Новаторов, и один домашний террорист, тоже в нетрезвом. Всех отпустим ближе к вечеру. Так, во – второй сидят карманник – рецидивист, сегодня утром группа МУРа, на Ленинском проспекте его «сняла», и дважды судимый, находится в розыске, инициатор – прокуратура Ставропольского края, мы уже сообщили, за ним выехала группа сопровождения. Так, в третьей – три узбека, на Черёмушкинском рынке пытались маковую соломку продать, целый мешок, материал уже в дознании. А в четвёртой – у нас дама, в нетрезвом, пыталась прорваться в гостиницу «Южная», час назад, тоже отпустим ближе к вечеру, протокол составлен.

– Отлично! Саша, нужна твоя помощь! Открой – ка мне вторую.

– Димон! Давай живо!

– Уже иду! – гремя ключами, помощник подошёл к двери камеры, профессионально сначала посмотрел в глазок, затем отпер дверь. Широко дверь распахнуть было не возможно, поскольку верх двери, самый её край, был намертво схвачен стальной цепью, которая была другим концом вмурована в стену. Ширина цепи была 60 см, поэтому протиснуться в камеру, либо выйти из неё можно было только боком, и то с трудом, в зависимости от комплекции задержанного.

В камере, размером три на четыре, со специально грубо оштукатуренными стенами типа «шуба», и с полуметровым бетонным возвышением над полом вместо нар, у стены на корточках сидели двое мужчин, голые по пояс. Вмурованная в бетон на потолке лампа, забранная стальной решёткой – «намордником» давала возможность рассмотреть большое количество татуировок, украшающих их грудь и спины. Оба коротко стриженные, невысокие и худощавые, как братья.

– Встать! – рявкнул в открытый проём Старостин, – и, повернувшись в Шелестову, и изображая рвение в службе, доложил, – Антон Генрихович! Выбирайте любого.

– Не спиши, они мне оба сгодятся.

Стоявшие пред ним задержанные тревожно переглянулись.

Шелестов стоял перед ними, заложив руки за спину, и по привычке качнувшись с каблука на носок и обратно.

– Значит так! Я – Шелестов Антон Генрихович, оперуполномоченный уголовного розыска этого, 96 отделения милиции города Москвы. У меня есть пара блоков явской «Явы» и я думаю вот, кому бы их отдать.

Сидельцы расслабились.

– Ладно, начальник, мы поняли, говори, что надо, только без «кидалово»24!

– Принято! Слушайте! Через пол – часа я приведу к вам в камеру шестнадцатилетнего пацана, который слегка проворовался, и я хочу, чтобы вы ему показали, что его ждёт здесь, если он будет арестован.

– Спектакль организуешь, начальник?

– Да! Хочу, чтобы он не стал такими, как вы.

– Потом ты его отпустишь?

– Отпущу, конечно! Я хочу, чтобы он урок запомнил, на всю оставшуюся жизнь.

– Годится, мы подписываемся, но только без обмана!

– Мне этого не надо.

– Саша! – Антон вернулся в дежурку. – Надо всех сидельцев собрать во – вторую камеру, кроме путаны, и заставь их разуться, особенно узбеков.

– Да без проблем, сделаем! А для чего?

– Слушай, вот что я хочу сделать…

Через пятнадцать минут после окончания подготовительных мероприятий, в кабинет Шелестова вошли участковый Уваров, за ним мать и сын Стечкины. Парень был одет в просторную теплую куртку, джинсы и высокие зимние ботинки со шнуровкой. Он оказался высок, худ и узкогруд. Мать же была в длинном, тёмно – синем зимнем пальто с воротником из неизвестного зверя, с гладко зачёсанными назад волосами мышиного цвета.

Антон встал со своего стула, за руку поздоровался с Уваровым.

– Нина Николаевна, здравствуйте! Прошу вас, присаживайтесь на диван вместе с вашим участковым, а Павел сядет вот на этот стул у моего стола, лицом ко мне. Договорились? Но сначала, прошу раздеться, молодой человек! Куртку повесьте в шкаф, что за вашей спиной. Разговор у нас предстоит долгий и нудный.

Женщина обречённо кивнула головой, судорожно закусив нижнюю губу.

– Ну, что же Павел! Давай знакомиться. Я – оперуполномоченный уголовного розыска 96 отделения милиции города Москвы, Шелестов Антон Генрихович. А тебя как величать?

– Вы же знаете, я – Павел!

– Это не ответ. Тебе сколько лет?

– Уже шестнадцать!

– Вот! Ты уже взрослый, молодой человек. Давай полностью фамилию, имя, отчество.

– Стечкин Павел Фёдорович.

– Ого! Знаменитая фамилия. А известный конструктор стрелкового оружия Игорь Яковлевич Стечкин, чаем не твой родственник?

Парень отрицательно мотнул головой, держа руки на коленях и опустив голову вниз.

– Что-то ты сегодня не очень разговорчивый, а?

Павел равнодушно повёл худыми плечами.

– Хорошо! Знаешь, почему мы все здесь собрались? – прихлопнув правой рукой стопку объяснений.

– Не знаю.

– Отлично! Я тебя понял, и понял очень хорошо!

Он поднял голову, равнодушно посмотрел Антону прямо в глаза и принялся рассматривать ногти на своих руках.

Разговор явно не клеился, и пора надо было заниматься парнем всерьёз.

– Ну, что – же, тогда давай сделаем вот что. Я тебе расскажу, как, по – моему мнению, всё было, а ты скажешь мне, где я ошибся. Идёт?

– Я ничего не брал.

– Хорошо! Итак, сегодня четверг, а в субботу у Костика Чкалова был день рождения, парню исполнялось пятнадцать лет. В двенадцать часов дня гости, в том числе и ты, как лучший друг, собрались у него на квартире, то есть этажом ниже. Ты живешь на девятом этаже, а Костик на восьмом. Гостей было двенадцать человек, восемь ребят и четыре девочки, вы все учитесь в десятых классах одной школы №53 нашего района, и все друг друга хорошо знаете. Родители Чкалова уехали, оставив вас для праздника в трёхкомнатной квартире одних. Вы там слегка подпили шампанского, потом сухим вином добавили, и Костик, мягко говоря, слегка отъехал от количества выпитого. Ты взял его ключи от квартиры и быстренько сгонял в «Металлоремонт», где тебе сделали дубликаты ключей. Затем ты вернулся и положил ключи на место, под зеркало на столик, что стоит в холле у входной двери Чкаловых. Где ты их сначала взял. Тебе надо было придумать причину, по которой бы ты отлучился от вашей компании на время. И ты придумал: ты пошёл к себе домой за гитарой. Итак, что делаю я? Во – первых, я беру твоё фото, а оно у меня есть, и иду, или еду, в «Металлоремонт», где делают дубликаты ключей. В нашем районе, таких кантор всего четыре. Перечислить адреса, где они находятся? А? Павел? Они все в пределах досягаемости, самый дальний на Черёмушкинском рынке. И там, Павел, я показываю твоё фото, и спрашиваю у приёмщика заказов, что ты там делал? А, Павел? Была суббота, выходной, заказов было мало и тебя должны были запомнить. Тебя по любому там запомнили. Вот в чём дело! А почему я тебя сразу не арестовываю, так это из жалости. Но не к тебе, потому что ты мелкий вор – недотёпа, а к твоей матери. Она на двух работах горбатится, чтобы ты нормально жил, нормально питался и мягко спал. Ей всего сорок лет, а выглядит она на все пятьдесят. Ты эти несчастные 200 рублей украл у лучшего друга, с которым дружите с детского сада, тебя в семье Чкаловых всегда принимали как родного, а ты что наделал? А?… Ладно, на чём это я остановился? Ах, да. Так вот, тебя долго не было, и твоя одноклассница Машка Свиридова поднялась к тебе в квартиру, чтобы ты взял с собою ещё и карты, чтобы сыграть в «подкидного дурака», но тебя там не было. Она стояла у дверей твоей квартиры и минут десять звонила. А ты в это время мчался уже с готовыми ключами к Чкаловым. Маша вернулась и сказала своей подружке, Насте Геворгян, что тебя дома нет и, видимо, ты попросту сбежал. Мать твоя в это время была на работе, в гостинице «Южная». Все на том и успокоились. А через сорок минут появляешься ты с гитарой. Это, Павел, во – вторых.

Теперь, в – третьих. Бабушка Костика, мать твоего отца, один раз в неделю, строго в понедельник, с восьми тридцати утра до половины четвёртого, навещает свою сестру, которая живёт в доме №72, по Ленинскому проспекту, следовательно, в этот день ты и открыл дверь Чкаловых, сделанными дубликатами ключей и забрал эти двести рублей Костика. Сигнализации у них нет. Занятия в вашей школе начинаются тоже в половине девятого утра, и у тебя была математика, а ты опоздал на первый урок ровно на пятнадцать минут. Почему?