Судьба – тени прошлого

– Я простой солдат. Я ниоткуда – из глухой деревеньки. Ну, стало быть, выпил я всё-таки немало, а нужно ещё и завтра рано вставать, – покачиваясь от выпитого алкоголя, Вэйрад встал из-за стола, за которым они всё это время пили, и направился к выходу. В его голосе читалась фальш – следствие опьянения. Доподлинно неясно: была ли это задумка генерала, чтобы разузнать побольше о личности своего офицера, или же чистая случайность, неудобное стечение обстоятельств, – но лукавость была и была отчётлива.

– Постой! Ты думаешь, что я отпущу тебя в какую-нибудь дряхлую ратушу поблизости, иль куда ещё похуже? Ты уж оставайся здесь. Это уютнейший форпост. Здесь есть пара замечательных комнат. Уж мне-то верь: я часто бывал в таких: обустроены по высшему разряду! – генерал говорил распущенно, но вовсе не значило это, что он не подметил для себя замеченную ранее деталь.

Тем же часом на границах уже собирались орды солдат в белоснежных доспехах. В воздухе будто уже чувствовалось напряжение. Напряжение в ожидании великой битвы, от исхода которой зависит будущее двух крупнейших государств.

IV.

Тусклый рассвет. Лучики просыпающегося солнца едва освещали комнату небольшого кирпичного дома, в которой вертелся, пытаясь укрыться от света, ребёнок в миленькой люльке. Рядом сидела его мама, заснувшая с детской книжкой в руке. Её одна рука лежала на той странице, где она остановилась, другая – возле малыша, на его подушке.

Было раннее утро. Но маленький рыцарь уже оттачивал своё мастерство рукопашного боя во дворе дома. Его оппонентом служило бревно, поверх которого были натянуты несколько слоёв старых, потрёпанных одеяльцев.

– Здравствуй, зайка мой ненаглядный, – сказала проснувшаяся от кряхтения малыша мама, нежно целую его лоб. – Как спалось тебе, Эди? Вижу по улыбке, что хорошо, – продолжала беседовать с годовалым ребёнком Агата, всё более страстно тиская его.

Ребёнок в ответ лишь смеялся, играясь с её длинными шелковистыми тёмными прядями волос.

– Твой братик, видимо, опять на своём чучеле отыгрывается. Пошли поздороваемся с будущим воином. – Взяла на руки малыша, попутно одевая его, вышла из комнаты.

– Доброе утро, Зендей! Как тренировка проходит? – обняла уже сильно вспотевшего сына Агата.

– Я никогда не стану таким же сильным, как папа… У меня ничего не получается! – пнув бревно, провопил Зендей.

– Не говори так. Это удел слабых. А ты не можешь быть слабым, учитывая, кто твой отец. – Агата опустила Адияля, дав ему свободу выбора, куда ползти. – И я уверена, что даже у твоего папы не всегда всё получалось. А как же! Уж мне ты можешь поверить. Я его видела и подавленным, и сломленным, и героическим, и мужественным, и даже плачущим. Слушай, красавец мой… всё у тебя получится. Я верю в тебя. И знаю, что ты будешь великим воином. Как твой отец.

Кто бы мог подумать, что судьба этого мальчика – быть в тени своего отца до конца своей жизни, которая оборвется столь рано…

После её слов мальчик слегка улыбнулся, как бы по-детски пытаясь это скрыть, но мимо взгляда матери это не прошло; перестал хлюпать.

– А хочешь, я тебе покажу пару приёмов, которым меня научил твой отец? – слегка толкнув в плечо сына, предложила Агата.

– Да! Конечно! Ещё ты б такое спрашивала! – резво согласился Зендей, в ответ подтолкнув в плечо мать.

– Только тогда, когда подкрепишься! На голодный желудок нельзя тренироваться! Я тебе это уже говорила. Притащи Адияля, а я пошла сварю вам кашу. Ну и себе…

Как только Агата вошла домой, сразу же надела фартук и пошла к печи. Готовила она отменно: это знал каждый, кто когда-либо пробовал её стряпню.

Мальчики сидели на уютном диванчике, пока мать порхала над котелком, и по-ребячески бесились. Запах набухающего пшена сводил с ума голодного Зендея, изрядно уставшего после его самостоятельных занятий. Адияль же, как и полагается детям его возраста, просто пускал слюни на вельветовую простыню, лежащую на диване.

– Зендей, сходи, прошу, в кладовую и возьми там масло. Оно должно быть на верхней полке слева в стеклянной баночке с синей крышкой, – попросила Агата, не отрываясь от процесса помешивания каши, чтобы та не загустела. Смысл от того, чтобы использовать масло на этом этапе готовки озадачил бы многих хозяек. Однако учитывая, насколько вкусными получались всегда её блюда, никто даже бы не посмел оспорить её стиль.

Особенно не хотел перечить воле матери Зендей, который уже не мог более ждать пищи (его голодный желудок мало-помалу стал брать верх над разумом) и поспешно направился к кладовой, находящейся под лестницей на чердак. Адияля нельзя было оставить в доме без присмотра хоть на пару минут, поэтому старшему пришлось взять его с собой в это увлекательнейшее путешествие. Разумеется, Зендей не совладал с собой, когда увидел буханку ржаного хлеба. Ему оставалось лишь надеется, что никто не заметит пропажи половины батона и что мама ничего не заподозрит в том, что он так долго берёт одну единственную баночку масла.

– Вот. Держи, мама, – протянул Зендей тот самый стеклянный сосуд с синей крышкой.

– Спасибо. Совсем скоро будет уже готово.

Агата подозрительно ухмыльнулась, увидев крошки хлеба на баночке и возле довольного рта Зендея. Надежды мальчика начали развеиваться, но было не похоже, что мама собирается его ругать.

Запах становился всё более дурманящим. Даже несмотря на то, что Зендей уже объелся ржаного. Адияль продолжал заливать всё вокруг густой слюной.

– Адияль! Черт возьми! Хватит уже, – не выдержав, взорвался Зендей на брата, который, играя, случайно или специально – в его возрасте не поймёшь – обмочил всю рубаху брата. – Твою дивизию! Мама!

– А ну-ка следи за языком! Что за выражения такие! Не бери пример с отца хоть в сквернословии. Иди в баню, возьми новую рубаху и переоденься. Только сначала помойся. Мать твою… – вырвалось с языка у матери, только что ругавшей сына за сквернословие, в пример использования которого он якобы берет отца. – Ой… – промолвила про себя Агата, когда Зендей уже наверняка сидел в бадье.

Несмотря на слегка испорченный аппетит, оба мальчика съели кашу, более того, дочиста отлизав тарелку.

– Мам! Ты обещала! – отдав блестящую посуду, выкрикнул Зендей.

– О, Боже… Ладно, пошли, – не проявляя особого желания, согласилась Агата.

– Ну-с, начнём. Рассмотрим технику нанесения. Для простоты изложения предположи, что ты работаешь в левосторонней стойке. Удар в этом случае наносится правой рукой. Сначала левая нога ставится на одной линии с правой. Это удобно выполнять при нанесении крюка передней рукой. Затем меняешь стойку через спину, вынося по дуге локоть левой руки. Если соперник пошёл на удар или по иной причине оказался на ближней дистанции, удар наносится локтем. Если локтем не достаём – бьём основанием сжатого кулака со стороны мизинца. Чтобы не повредить кулак, плотно его сжимаем. Не стоит бить тыльной стороной кулака, если ты без перчаток, можно повредить располагающиеся там хрупкие косточки.

– Правильно?

– Не совсем. Стойка должна быть стабильной, а ты расслабляешь левую ногу. Смотри, я могу легко свернуть твою правую руку: – Она в мгновение пнула по его левой ноге и скрутила его, положив нежную женскую коленку на шею Зендея, и свертела его руку.

– Ай-ай-ай! Ладно, ладно… Я понял!

– Видишь. Хорошо, на сегодня достаточно. С тебя хватит, я думаю, – сказала Агата, отпустив бесполезно корчащегося сына.

– Нет! Этого мало!

– Мастерами не становятся за один день. Не гонись за тем, что тебе не под силу, если есть то, что можно довести до совершенства сейчас. Эти слова любил повторять наставник твоего отца, Зендей. Пошли лучше прогуляемся к тёте Фалько. Я всё обещала, обещала, но забыла благополучно… Нужно наверстать.

Адияль всё это время пытался поймать гусеницу, старавшуюся спастись от огромной руки мальчика. Тщетно. Теперь она переваривается где-то внутри Адияля вместе с утренней кашей.

– Мы последний раз ходили к тёте Фалько давненько… Наверное, где-то год назад. Я даже не очень хорошо помню… – заговорил Зендей, неловко управляя своим серым пони.

– Да. Именно поэтому мы и едем к ней в гости, – сухо ответила Агата, придерживая Адияля на маленьком седлышке перед собой, вместе с этим искусно контролируя свою лошадку ночного цвета с роскошной сероватой гривой.

Проезжали они мимо опушки соснового бора. Агата заметила подозрительный силуэт высокорослого мужчины в чёрном плаще с дьявольскими, прожигающими насквозь, янтарными глазами. Он внимательно следил за тем, как они проезжают. Мать потянулась к клинку, находящемуся в ножнах возле седла на случай нападения разбойников, коих развелось в стране немало. Однако вскоре он будто испарился. Словно его и не было. Агата вновь взяла уздечки. Адияль уснул.

– Мама, долго ещё? – томным голосом спросил Зендей. – Я сегодня что-то не выспавшийся…

– Правильно. Ты ведь всё утро занимался. Оттачивал навыки, которых у тебя и нет, – улыбаясь, ответила Агата.

– Не смешно! Я стараюсь…

– Кто ж спорит. Конечно, стараешься, – продолжала иронизировать мама, всё шире улыбаясь; на её приятном лице проступили ямочки, придающие ей ещё большую привлекательность. – Потерпи, солдат, ещё недолго.

Ветерок приятно щекотал личико Зендея и своими прикосновениями убаюкивал его. Разум его слегка притупился: он был готов уснуть промо посреди тропы. Вокруг бы царила тишина и спокойствие, журчали насекомые, а с поля доносился бы свежий поток ветра безмятежности. И всё-таки во всём этом была какая-то неясность, рассеянность; проявлялось чувство тревоги. Может, всё лишь ему казалось, но почему-то он думал, что за ним кто-то сдедит в этой огромной пустоши.

Спустя несколько часов езды верхом они добрались наконец-то до маленькой деревушки и остановились возле бревенчатого домика у окраины. Хата выглядела уютно да была скромных размеров.

– Гости дорогие, помилуйте! Как же давно я вас не видела в своей глуши. Здравствуй, милая, – обнимая, приветствовалась с Агатой смуглая женщина лет семнадцати на вид. – Привет, драчун ты наш, всё также с мечом бегаешь, небось! – отбила ладошку Зендею всё та же смуглянка. – Боже, хвала небесам! Смотрите на это чудо: что тут за малыш у тебя в ручках?

– Прости… Я совсем забыла тебе сказать… Ты ведь прошлый раз меня с пузом только видела… Малыш мой. Младшенький, стало быть, – смущённо покраснев, ответила Агата. – Стыдно, стыдно, дорогуша! Бросила я тебя совсем!

– Ну да подруга… Как хоть назвали прелесть эту? – спросила Фалько, тиская ребёнка.

– Адияль. Милое имя. Мне нравится.

– Со вкусом у тебя всегда проблемы были… Ладно хоть старшего муж называл. Зендей – всяко лучше, чем какой-то Адияль. Честное слово! Будто одеяло… – негодовала Фалько. – Со мной бы посоветовалась, я бы уж верно имя выбрала получше.

– Ладно тебе… Красивое имя. И звучит интересно – Адияль Леонель.

Мальчик фыркнул. По всей видимости, он уже запомнил своё имя. И, похоже, он от него был не в восторге.

– Ладно. Давайте в дом. Холодает на улице. Вечереет.

Изнутри дом выглядел ещё милее и комфортнее. В прихожей стоял небольшой диванчик, два кресла и книжный низкий столик. За прихожей сразу идёт кухня. Большой круглый столик из обтесанного дерева. Большая печь для готовки и куча под завал набитых полок и шкафов. Возле окна, смотрящего на центральную улицу, через которую проходил большак, стоял небольшой старенький столик. На нём три глиняных горшочка: с пресимпатичными лилиями и двумя громадными цветами – фикусом и монстерой. Кроме того, повсюду было что-то разбросано. Где-то лежали пыльные ботанические энциклопедии, где-то – женские томики, на стульчике возле печи – книжка с весьма сомнительным названием и видом, которую она, видно, читала до того, как её неожиданно навестили гости, ведь она была открыта. Впрочем, как вошли дом, Фалько первым делом её и запрятала.

– Смотрю, краса моя, ты по-прежнему хороша собой. По-прежнему и не думаешь стареть. Шикарно выглядишь! Подумать только, как у тебя до сих пор нет мужика… – заговорила, присев за кухонный стол, Агата. За ней сел и Зендей, кое-как взяв Адияля на руки.

– Мне, знаешь ли, оно и не надо. Мне хорошо одной. Когда же мне скучно, знаю, где найти местечко для…

– Мальчики, идите поиграйте в спальне. Вон в той комнате, – прервала подругу Агата, указав детям на одну из ещё двух дверей в прихожей. – Ты уж не говори это при детях… – шепча, продолжила она, дождавшись, когда дети покинут кухню.

Разговор длился очень долго. Они обсуждали обыкновенные проблемы женщин, вместе с тем выпив по пять кружек пенного. Затем Агата пошла к детям, наверняка заскучавшим в ожидании матери. Ночевать они остались там же.

V.

Тем же днём Вэйрад с утра начал готовиться к первому заданию, порученному генералом Отсенбердом.

И как же мне разделить батальон, состоящий из тысячи солдат, на несколько батальонов так, чтобы военная мощь при этом не убыла, если я даже понятия не имею, как всё обстоит в нем под руководством Отсенберда… Да уж, вопрос не из простых… – подумывал про себя Вэйрад, сидя на скамейке около форпоста, держа в одной руке записной блокнот, а в другой – карту расстановки сил. – Зараза. Такими темпами придётся самому обходить строй. Видно, иного выбора у меня нет…

Офицер встал, свернул карту и засунул её промеж ремня, а блокнот – в карман мундира. Развязал поводок лошади, стоящей прямо возле небольшой берёзы у скамьи. Поскакал.

Путь был недолгий. Но погода оставляла желать лучшего. Уж никак она не могла предвещать добрый исход. Мрачное небо, затянутое под завязку серыми тучами. Сильный и морозный ветер посреди летнего дня. Бушующие вороны, карканье коих было чересчур звучным и нагнетающим. Словом – обстановка угрюмая.

Лагерь батальона генерала Отсенберда был разбит на просторной поляне. Куча шатров и палаток, над каждым из которых развеивались флаги Невервилля.

Вэйрад подскакал к деревянной вышке, на которой стояли два лучника и, по всей видимости, дозорный информатор. Спрыгнул с коня, повязал поводья к ножке башни.

– Эй! Есть кто из информаторов? – громко окрикнул караульных офицер.

– Да. Чего тебе? Кто ты? – откликнулся тот, что был более всех похожим на информатора – мужчина в зелёном плаще, под которым сверкала кольчуга; на его голове красовалась смешная шляпа с пером; сам же он выглядел молодо: кудрявые каштановые волосы, веснушчатое гладковыбритое лицо с пухлыми губами, средний рост. Он резво спрыгнул с вышки, сначала ухватившись за одну опорную балку, а затем за нижнюю. И так, пока не слез окончательно.

– Резвый ты. Похвально. Я офицер Вэйрад Леонель. Прибыл по поручению генерала Фирдеса Отсенберда. Вот приказ, – протянул изогнутую бумажку Вэйрад.

– Приветствую. Ближе к сути. У меня караул, если вы не заметили. Что передать, кому передать, когда…

– Стой, салага, не так быстро. Я не за этим, – перебил солдата Леонель. – В батальоне сейчас насчитывается тысяча солдат? Верно?

– Так точно, господин офицер.

– Так вот. Мне надо разузнать о каждом солдате. Желательно о каждом. Мне нужны абсолютно все рапорты здешних офицеров и все досье солдат ранга выше рядового. И как можно скорее.

– Но… не знаю даже, могу ли я отдать рапорты первому попавшемуся офицеру… Да и займёт это не менее суток… или даже, может быть, двух… – задумался недоумевающий солдат.

– Мне нужно срочно и сегодня! В течение двух часов – не больше. Я знаю: это не должно стать проблемой. Более того, это задание, от скорости выполнения которого будет зависеть исход грядущей битвы! А если ты не понимаешь, то объясню: от исхода этой грядущей битвы будет зависеть исход всей войны. Всего, мать твою, государства! Всех твоих родных и тебя самого! Значит, не нужно мне тут препираться, салага! Выполнять приказ, – грозно обрушился на информатора офицер.

– Так точно… – неуверенно сказал окончательно испугавшийся юнец.

В ожидании информатора Вэйрад обошёл весь лагерь. Настроение в рядах было никаким. Прямо-таки никаким: ни хорошим, ни боевым, ни грустным, ни отчаянным – просто никаким.

Как-то к нему даже пристал один выпивший солдат, по невнятным словам которого можно было сделать очевидное умозаключение: его невеста изменяет ему с каким-то торгашом, пока тот, как он сам выразился, подыхает на фронте за гроши, каждодневно видя кровь товарищей. Однако по какой-то причине он посчитал в этом деле виноватым случайно мимо проходившего Леонеля и накинулся с кулаками. Ни единого удара не было произведено, как подобает, – он избивал воздух, наверно полагая, что колотит офицера. Даже не ясно, что хуже. Вскоре Вэйраду наскучили его пыхтения, и он благородно ударил коленом по его пузу, что тот свалился без сознания.

– Прости, брат. Но в армии не место слезам. Хоть я тебя и понимаю, – попрощался с беднягой Леонель, похлопав по плечу, пока тот в сомнительной позе лежал на земле, упершись мордой в гравий.

– Господин офицер! Вот все документы, которые вы просили, – информатор наконец передал все необходимые сведения Вэйраду.

– Благодарю. Ты справился за три часа. Тоже неплохо. Бывай, – взяв бумаги, попрощался Вэйрад.

Кажется, не так уж всё и плачевно. По крайней мере я имею представление о том, как именно перераспределить батальон… Что ж, приступим… – скача обратно к генералу Фирдесу, размыслил Вэйрад.

Миновало несколько часов кропотливой работы. Шёл он уверенно, зная, что безупречно выполнил приказ. Войдя в здание форпоста, он незамедлительно направился в комнату генерала Отсенберда. Вдруг посреди каменной тиши, казалось, пустого помещения начали резать слух женские скрипучие стоны. А чуть после – и мужские. Вэйрад слегка засмущался, он уж было думал обождать, но воинская невозмутимость позволила ему ворваться в опочивальню генерала. Кто бы мог сомневаться: генерал развлекался сразу с двумя пышными женскими фигурами. Вэйрад отвернулся.

– Кхм! – заговорил Вэйрад, пытаясь прервать неумолкающие женские крики возбуждения и удовольствия, которые, казалось, становились всё громче и громче, как будто никто не замечал стоящего с докладом офицера.

– О… Спасибо, девочки. Свободны, – прокряхтел, еле дыша, Отсенберд. Глаза его были закрыты, так что он наверняка даже не заметил Леонеля.

Женщины, даже не соизволив одеться, покинули комнату, по пути ударив по заднице смущенного офицера.

– Твою мать! Господин генерал! Какого черта? – не выдержав, взорвался Вэйрад.

– О, Господи! Откуда ты здесь взялся… Ой, извини… Ради Бога… Я, бывает, увлекаюсь… Особенно – если выпью… Мне ужасно неловко… – извинялся генерал с помидорной рожицей.

– Чёрт с ним… Сам виноват. Не суть. Я приготовил все необходимые документы для перераспределения батальона. Вот здесь проект с точной расстановкой. На каждую сотню я переназначил по одному офицеру, который наиболее лестно отзывался в рапортах об этой самой сотне солдат. Кроме того, я учёл даже то, что в каждом составе будет равное количество каждого из видов подразделений военных. Иными словами: был один батальон с тысячью солдат, в котором значилось пятьсот солдат общей пехоты, три сотни – кавалерии и две сотни – общего дальнобойного отряда, а стало два батальона: с идентичными числами в каждой группе. Для большей слаженности переназначил офицеров, как я уже говорил, – отрапортовал о выполнении миссии Вэйрад.

– И это за каких-то там… сколько-то часов? Котелок-то у тебя варит. Молодец. Я даже поражён. И оттого мне более неловко сейчас… Как ты выполнил настолько идеально такое ужасно занудное задание? – поинтересовался до сих пор томатный генерал.

– Ну, в общей сложности где-то час на дорогу туда-обратно, затем три часа тупенький информатор разыскивал необходимые документы, во время чего я знакомился с общей обстановкой. Потом, когда этот юнец наконец нашёл нужные бумажки, я непосредственно занялся рассмотрением каждого рапорта и досье, а их было немало. Заняло это порядка трёх часов. Ну и оставалось всё, что пришло мне в голову набросать на лист, что заняло у меня час-полтора. Ну, а с утра я посидел, уткнувшись в карту без дела. Вот. Так эти девять часов и пролетели. Не сказал бы, что незаметно, но вполне интересно.

– Ха-ха-ха! – посмеялся генерал. – Впервые вижу настолько ответственного офицера… за все свои тридцать пять лет. Поразительно, ей Богу! – всё ещё посмеиваясь, лепетал генерал.

– Тридцать пять? Вы же… генерал… – недоумевал Леонель.

– Да. Не буду лукавить. Вижу, мужик ты всё-таки хороший, надёжный. Меня пропихнул один замечательный полководец на это звание. Полководец Нильфад. Слыхал о таком? Влиятельнейший человек. Гениальнейший стратег. Его сам Эстороссо Мудрейший в свое время с офицера до генерала поднял. А тот-то и офицером побыл каких-то жалких два месяца. Да… Вот и разоткровенничался я… Не хочешь в ближайшую таверну сходить, а? Завтра бой намечается великий и тяжёлый. Шанс каждому из нас вновь заявить о себе.

– Так и быть, – недолго соображая, согласился Леонель на удивление самому себе.

VI.

– Мам, о чём вы так долго говорили с тётей Фалько? – спросил Зендей.

– Да так. О всякой женской ерунде. А что? – уклончиво ответила мать.

– Мне вчера было кошмарно скучно! Я с Адиялем сидел два часа, если не больше! – пискляво и отрывисто высказался Зендей.

– Прости, пожалуйста. Понимаешь, мы с Фалько не виделись уже очень и очень долго. Нам нужно было по-девичьи поболтать. Я решила, что тебе, как будущему воину, будет эта беседа невыносимо скучной и бессмысленной.

Зендей промолчал. Ему нечего было ответить. Он уже привык к мистическим приёмам его матери по накручиванию удобных ей мыслей и подавлению тех, которые ей были не нужны.

– Ребята, вижу уже все проснулись. Давайте сходим сегодня к речке искупаться. Погода замечательная, – бесцеремонно ворвалась в комнату гостей Фалько, держа в руках Адияля. Зендей даже не заметил отсутствие неугомонного малыша, портящего каждое утро абсолютно всем его сожителям. И это было странно, но он оказался доволен, что выспался.

Вскоре они уже шли по пыльной тропе к той самой речке. То, что их по дороге терроризировали мошки и комары, довольно сильно раздражало детей. К женщинам же насекомые особо не приставали. Хотя время от времени Фалько размахивала руками. Солнце пекло неимоверно.

– Жуть… жарко, – изнывая, простонал Зендей. Его лицо было настолько влажным и блестящим, что, казалось, он уже изрядно покупался.

Спустя два часа томительной ходьбы они наконец добрались до реки. Правда, рекой этот прудик можно было назвать чисто условно. Малюсенькое озерцо, по берегам которого росли камыши и телорезы. Лишь крохотный обрывок побережья этого водоема был песчаным.

– Что за болото… – проворчал Зендей, увидев это великолепие водных развлечений.

– Фалько, ты издеваешься? Что за пруд? Или мы ещё не притопали? – поддержала негодование сына Агата.

– Что ж… В моей памяти это местечко выглядело лучше. Я сама тут не была лет пять, если не больше, но точно была уверена, что этот водоём покрупнее… – выразила непонимание Фалько.

– Уф… что имеем, то и имеем, как говорится, – приговаривала Агата, на ходу снимая обувь и заходя в воду с Адиялем в руках. За ней последовал и Зендей.

Купались они не слишком долго. Вскоре им это наскучило. И ещё немного они погрелись на солнце. Точнее – ждали, пока камиза Агаты, которая, будучи мокрой, так пышно выделяла прекрасную женскую фигуру, высохнет. По пути обратно они заметили указатель, который говорил о том, что река находится в трех милях на юг. На Фалько, которая повела их на пять миль к востоку, обрушился шквал недовольства со стороны Агаты и Зендея. Хоть Адияль не очень хорошо умел выражать свои мысли, он тоже наверняка был разочарован таким поворотом.

Вернувшись в деревню, они решили побродить по местным. Уж очень хотела Агата познакомиться с жителями. Первый, кто рьяно желал пообщаться с людьми, оказался пьяный мужчина в полицейской униформе, который настойчиво убеждал Агату в том, что занятия любовью с чужими весьма благополучно влияют на самооценку, настроение, каким-то образом на здоровье и даже на семейное благополучие. Неудивительно, что Леонель в грубой форме отослала его в те места, в которых обычно никто побывать не соглашается. Кроме полицейского солдата, в деревне проживали всего несколько старушек да пара стариков. Один из них, так именуемый Бельдек, был довольно общительным, но весьма незаурядным в умственным развитии. Иными словами, представлялся он занудливым старичком. Из тех, кто был интересен в общении и не представлялся невежей, стала близкая подруга Фалько. Жанн сразу поладила с гостями. Единственным, кому она не пришлась по нраву, был Зендей. Впрочем, и ему некоторое время было интересно послушать нового для него знакомого.

Вечером, когда они уже вернулись к Фалько, Агата решила, что останется с детьми ещё на пару суток. Как раз для того, чтобы вернуться домой к приезду Вэйрада. Зендей был не сильно рад такому исходу. Однако он подумал, что здесь пока всяко веселее, нежели дома.