Правила мести, или Смерть отменяется

Она, как всегда, сидела на заднем сиденье и работала. Она брала блокноты, книги, листы бумаги и тетрадки, которые в беспорядке были разбросаны по всем сиденьям машины. Читала свои черновики и заметки и печатала в ноутбуке, который держала открытым на коленях.

В зеркало заднего вида он заметил, как она смотрит в окно, думает, ловя нужную мысль, а потом записывает ее или сразу печатает. Его это удивляло – как так можно работать? Все творческие люди такие необъяснимые? И весь их творческий процесс не поддается объяснению? Но он прекрасно видел и понимал, что она сейчас в гармонии с собой. Сейчас она едет в машине, работает, и нет никаких переживаний и суеты. Она спокойно и плодотворно работает.

Он опять взглянул на нее через зеркало. Она положила исписанный лист рядом на сиденье, на секунду задумалась и стала печатать. А ему очень захотелось понять: все то, что она делает – это работа или хобби?

– Извините, что отвлекаю. Вам удобно? – негромко спросил он.

– Что? – она отвлеклась и посмотрела на него в зеркало.

– Машину трясет. Вам удобно печатать?

– А это, – она выпрямила спину и подвигала плечами, разминая их. – Я уже привыкла. Где мы?

Она посмотрела в окно.

– Минут пятнадцать еще ехать, – ответил он. – Пробка на Хорошевке была.

– Ничего удивительного, там всегда такое.

– Мы опаздываем?

– Нет. Все нормально, – она помахала головой и закрыла компьютер. Она отвлеклась на виды в окне. – Мне нравится этот район города. Здесь сталкиваются две эпохи времен.

– Какие?

– Новые постройки и старые постройки, это…

Ее перебил телефонный звонок. Она достала из сумочки телефон и ответила.

Кирилл успел заметить, как она чуть изменилась в лице. Она слушала мужской голос и иногда отвечала на его пылкую речь.

– Да, алло. Привет. Нормально. Это не должно вас с Ириной касаться. Да, я отказала Ирининому родственнику. Да, я говорила, что мне нужен водитель. Говорила, но мне помогли в издательстве. Да, мне водителя через издательство порекомендовали. Не надо кричать. Чем я вас подвела? Не надо было ему обещать. Я же вам не обещала, что возьму родственника Иры. Тем более он мне не приглянулся. Нет, я не по красоте выбирала себе водителя. – Она быстро взглянула в зеркало, в нем отражался новый водитель, и отвела взгляд. – Я другое имела в виду. Мне показалось, что он ко мне не совсем трезвый приходил. Как это ну и что? Но Алексей же водитель, а водители не пьют. Я не спорю, бывает, но это не значит, что на собеседование надо выпившим приходить. Он, кстати, мне еще и нагрубил. Ну, если я сама виновата, то не надо ко мне ваших родственников присылать. И не кричи. Коля, я тебе еще раз говорю – у меня уже есть водитель и никого я увольнять не буду. Все. До свидания.

Она уже отвела руку с телефоном от уха, но мужчина что-то еще говорил. Она опять взяла слушать его.

– Хорошо. Дети поедут к тебе на выходные. Позвони мне в пятницу. Пока.

Она отключила вызов. И тяжело вздохнула.

– Что-то случилось? – спросил он.

Она пожала плечами и озабоченно ответила:

– Ничего. Все как обычно.

– Вы меня извините, но я все слышал. Просто у вас динамик на телефоне громкий.

– Этот разговор не требуют секретности, – ответила она, чуть расстроившись, что водитель стал невольным свидетелем ее разговора с Колей.

– Я так понял, вам навязывали другого водителя, а вы взяли меня. Я надеюсь, от этого не будет у вас проблем?

– Не навязывали, а предложили, – уточнила она, – и проблем не будет. Забудьте этот глупый разговор.

Он привез ее в издательство и, пока она собирала свои записи в элегантный дипломат, он открыл ей дверцу автомобиля.

Она, не торопилась выходить, внимательно на него посмотрела и негромко попросила:

– Кирилл, не надо передо мной торопиться двери открывать. Я же не барыня какая. Могу и сама открыть.

– Но так положено, – возразил он.

– По этикету, – хмыкнула она, выходя из машины. – Спасибо. Я в издательстве буду примерно часа два. Если вам куда-то надо отъехать, то езжайте.

– Нет. Я буду ждать вас.

– Хорошо, – сказала она, уходя. – На первом этаже есть буфет.

Он сел в машину и задумался, видимо, этот телефонный разговор, который он прекрасно слышал, вывел ее из себя. Было видно, что она расстроилась. Дома-то она садилась в машину в хорошем настроении. Невидимый Коля просил, вернее, требовал, устроить на работу водителем родственника некой Ирины, а Анастасия Андреевна уже взяла на работу его, Кирилла. Хоть бы работы не лишиться с таким напористым Колей.

Анастасия Андреевна вернулась из издательства минут через сорок, села в машину и первым делом извинилась.

– Кирилл, извините меня, что я на вас накричала.

– Когда? – он удивленно повернулся к ней.

Она выкладывала из дипломата на сиденье ноутбук и документы, посмотрела на него смущенно и ответила:

– Когда уходила.

– Разве вы кричали? – он пожал плечами, – просто сделали замечание.

– Тогда извините за замечание.

– Не стоит извиняться. Вы мне просто расскажите правила, которых я должен придерживаться на работе.

– А никаких правил нет. Простой распорядок рабочего времени. Пять дней в неделю обязательно, а суббота, воскресенье – по надобности.

– Я за другие правила хочу уточнить.

– Нет никаких правил – повторила она.

– Может, тогда пожелания.

– Какие пожелания?

– Я понял, вам не нравится, что перед вами открывают дверь машины.

Она улыбнулась.

– Каждой женщине нравится, когда перед ней открывают дверь машины. Но я не хочу, чтоб это выглядело, как моя избалованность.

– Это я понял. Вы меня предупредите, какие еще могут быть пожелания.

– Ну вот вы опять со мной разговариваете, как с балованной королевой. Пожелания. Наказы. Указы. Волеизъявления барыни.

– Я не это имел в виду. Я просто не хочу попадать впросак, когда захочу вам помочь.

– Хорошо. Не обижайтесь. Я буду вас предупреждать.

Она открыла ноутбук. Он понял, что разговор на эту тему должен быть окончен и завел машину.

– Куда сейчас едем? – спросил он, выруливая со двора издательства.

– Домой, – задумчиво протянула она, щелкая клавишами компьютера, уже настроившись печатать очередную фразу. – В связи с тем, что меня недолго мучили в издательстве, я могу позволить себе пойти в бассейн с детьми. А Татьяне Сергеевне сделать выходной.

– То есть заезжаем домой за детьми и едем в бассейн.

– Нет. Бассейн в четыре часа. А я еще успею поработать.

Наверное, Кирилл отвлек ее от рабочих мыслей, она отложила компьютер на сиденье и стала смотреть в окно.

– А вас обычно долго мучают?

– Что? – удивилась она.

– Вы сказали, что вас сегодня в издательстве недолго мучили.

Настя захихикала:

– Нет. Конечно же нет. Это я так пошутила. На самом деле Евгений Васильевич – это редактор, очень культурный и порядочный человек. И еще ни разу меня не мучил. Валентина – помощница его, Валентина Киселева, она вообще ангелочек. Милая, вежливая и искренняя девушка. С ней я работаю чаще, чем с Евгением Васильевичем. И она меня тоже не мучает.

Она редко рассказывала о своей работе – не кому было. Заинтересованность нового водителя показалась искренней. Настя внимательно на него посмотрела, насколько это позволяла спинка автомобильного кресла. Попыталась незаметно его рассмотреть. Конечно, она уже давно его рассмотрела, но сегодня попыталась сделать это повнимательней. Симпатичный мужчина, кажется, ее ровесник. Может, на пару лет старше ее. Что там в его паспорте было написано? Она не помнит. Потому что не читала. Зачем ей тогда это надо было? Не надо было. А вот сейчас пришло в голову вспомнить, какого он года рождения. Но не тут-то было. Она не смотрела на даты, она его документы вообще не читала. А не мешало бы заглянуть в прописку, состав семьи и семейное положение. Интересно, есть у него дети, кто его жена? Кольца на пальце не видно, но это не показатель. Николай, ее муж, никогда не носил кольца, они ему мешали, ему было неудобно. В первый и последний раз он надевал кольцо на свадьбе, вернее, это она ему надевала. Может, и Кирилл не носит обручальное кольцо по такой же причине, а еще, чтоб не царапать, когда ремонтирует машину.

– Кирилл, вы давно водителем работаете?

– Нет. Недавно. Как к вам устроился, так и работаю. Но вожу машину давно. Я водитель со стажем.

– Я заметила.

– Да?

– Вы держите руль двумя пальцами, за рулем расслаблены, значит, уверены в себе и в машине.

– Спасибо. А вы водите машину?

– Вожу, вернее нет, – неуверенно заговорила она, помолчала, потом задумчиво добавила: – Водила, теперь не вожу. Боюсь.

– Неужели в аварию попали? – он внимательно посмотрел на нее через зеркало.

Она отвернулась и стала смотреть в окно. Ему даже показалось, что глаза ее наполнились грустью и слезами. Она молчала. А он не торопил. И не помогал. И деликатно не перевел тему разговора, хотя все понял. Просто ждал ответ и смотрел на нее.

И она ответила:

– Нет.

– Вы не подумайте чего плохого, – стал выкручиваться из пикантной ситуации водитель, – но одна моя знакомая также не садится за руль, потому что была свидетелем страшной аварии.

Настя пояснила:

– Я боюсь садиться за руль, но давайте больше не поднимать эту тему. Она очень неприятна.

А что она еще могла сказать? Ей на самом деле было страшно. Страшно водить и страшно вспоминать тот ужасный день, после которого она перестала садиться за руль. Она незаметно смахнула слезы с глаз и поморгала, чтоб они быстрее высохли.

Кирилл все понял и все же продолжил:

– Машина у вас хорошая, но я все равно заскочу на СТО, проверю, сделаю диагностику.

– Сделайте, конечно, – согласилась она и решила продолжить расспросы: – А до этого кем работали?

– До этого у меня свой бизнес был. Хотя бизнес – это громко сказано. Предпринимателем был. Потом понял, что все могут стать предпринимателями, но не все могут быть предпринимателями. Вот я один из таких, кто завалил дело.

– А что предпринимали? – она неловко улыбнулась.

– Мы с другом открыли клинику, ну как клинику? Громкое слово – малое дело. Частный кабинет. Он доктор. Добавлю (не реклама, так просто хвастаюсь), Стас – хороший доктор. Мы с ним друзья с первого класса.

– Опять хвастаетесь? – пошутила Настя.

– Да, – грустно ответил он.

Он соскучился по своей работе. По своему бизнесу. Но продолжать эту тему не хотел. Поэтому мысленно стал готовить отпор, как она сказала по поводу того, что не водит машину: «давайте не поднимать эту тему. Она очень неприятна». Надо будет ей так же ответить по поводу его частного бизнеса. «Обидится? – сам себя спросил он и ответил: – Не должна. Поймет. Она же умная».

– А почему прогорел бизнес, раз доктор хороший, – спросила Настя.

– Аппаратура денег стоит огромных. Бешеных денег. Бешеные деньги, когда их нет, вызывают бешенство, – пошутил он грустно, но правдиво.

– Очень жаль. Мне кажется, это очень хорошее дело – лечить людей.

– Возможно. Но я не смог его развить. Потом сидел некоторое время без работы. – Слова давались с трудом. Он как будто не мог выговорить, поэтому быстро пояснил – тяжело вспоминать те времена. Не люблю…

– Понимаю – признала Настя.

– А потом стал отправлять свои резюме. Так я попал к вам.

– Я не читала ваше резюме.

Она неловко улыбнулась. Она не умеет разговаривать с мужчинами.

– Я о вас ничего не знаю. Вы не думайте, что я проявляю излишний интерес, просто элементарные вещи о вас я должна знать.

– Вы правы, Анастасия Андреевна. Я вообще удивляюсь, почему вы раньше об этом не спрашивали. Я почти неделю у вас работаю, а вы ни разу не проявили бдительность. А вдруг я псих какой.

– Не похожи.

– Поверьте мне – ни один псих не похож на психа.

– Ни на одном убийце не написано, что он убийца.

– Это строчка из вашего романа?

– Нет. Я не пишу детективы. Все больше романтику. У меня творческий склад ума, поэтому выдумываю легкие сюжеты. А детективы могут писать только логики. С логическим мышлением легче закрутить сюжет, а потом раскрутить расследование. А я так не могу. А еще я боюсь писать про убийства и убийц.

– Почему? – удивился он.

– Я немного суеверная.

– К сожалению, я не читал ни одного вашего романа. Но обещаю исправиться.

– Не надо, – Настя смутилась. – Я пишу женские романы. Мужчинам они не интересны.

Писать для мужчин она не умеет. И разговаривать с ними не умеет. Хотя в ее романах разговоры складываются сами по себе, без малейшего труда и долгих обдумываний.

Почему тогда она не умеет разговаривать с мужчинами в своей повседневной жизни? Она даже не знала, есть ли у него семья, а спросить стеснялась. А вдруг у него жена и семеро детей по лавкам?

– А детки у вас есть? – переступая через неловкость, поинтересовалась она.

– Нет. Детей нет. Жены нет. Я холост.

Он вспомнил ее, ту, на которой очень хотел жениться, ту, которой сделал предложение, ту, с которой собирался воспитывать детей. Сжал крепко скулы и…

…И взял себя в руки. Нельзя. Не сейчас. Не при ней. Он постарался глубоко вздохнуть, чтобы Анастасия Андреевна не заметила его перемены настроения и продолжил:

– Некогда было семью заводить. Работа – дом, работа – дом. Это бич нашего времени. Либо семья, либо бизнес. С бизнесом не получилось, с семьей тоже.

– Это еще не бич. Бич нашего времени – это когда молодые люди двадцати пяти лет не желают общаться с людьми и еду, такси, билеты заказывают через приложения на телефоне. Вот это проблема. Как они смогут обзавестись семьей?

– Если так пойдет, они даже не смогут познакомиться, – поддержал Кирилл. – Если только через приложение в телефоне.

– А наши родители в двадцать лет уже были женаты, снимали квартиру и бегали на работу, а в двадцать пять имелся как минимум один ребенок, кот и пес.

Настя улыбнулась и подумала: «Я не умею разговаривать с мужчинами, хорошо хоть мужчины умеют со мной разговаривать».

Она не умеет разговаривать с мужчинами. Потому что мужчина у нее был один, единственный и неповторимый. Она усмехнулась – правда, потом оказалась, что она у него не одна, не единственная, и совершенная семья лопнула, как мыльный пузырь. Она осталась без мужа, так и не научившись разговаривать с мужчинами.

Наверное, это ее бич – сидеть за своим столом перед монитором, придумывать образы, диалоги, отношения, любовь и не иметь этого самой.

***

Он высадил Анастасию Андреевну с детьми возле бассейна, предварительно обсудив с ней время пребывания на водных занятиях. У него в запасе было полтора часа. И он не стал долго раздумывать. Запланированные дела можно успеть сделать и в тоже время можно опоздать к назначенному времени вернуться.

Он мысленно поблагодарил Татьяну Сергеевну, что она быстро всех собрала на спортивную вылазку, купальники, сменные одежды, очки, шапочки-тапочки – все уже было собрано по рюкзачкам. Сама она собиралась доделать ужин и уехать домой, раз уж выдался непредвиденный выходной вечер. Сидеть на твердых сиденьях в зале бассейна и ждать, пока дети поплавают – это ее любимое дело – она постоянный болельщик Сонечки и Сенечки.

Татьяна Сергеевна ему симпатизировала. Приятная добрая женщина. Она открытая, простая и честная. Сначала он думал, что она мама Анастасии Андреевны, но к маме не обращаются по имени отчеству. Она постоянно крутилась на кухне, прибирала дом и присматривала за детьми, хотя имелась гувернантка. Все это не мешало Татьяне Сергеевне любить близнецов, как своих родных внуков, а их мать называть Настюшей.

Вот гувернантка полная противоположность Татьяне Сергеевне – надменная и строгая Надежда Васильевна постоянно требовала от Сени послушания и потыкала ему Соней, чему сильно удивлялся сам Кирилл. Выбирать себе любимчика из учеников, тем более родных брата и сестры – предел неуважения. Она также свысока смотрела на Кирилла. В ее присутствии ему казалось, что он муравей, которого сейчас клюнет птица. Но птица была не голодная и сейчас она только наблюдала за своей потенциальной жертвой, готовая в любой момент проглотить несмышленую букашку. Кирилл знал разных учителей, были в его списке и такие, которые по своему преподавательскому долгу относились к детям строго, изредка давая слабину, но нормально, по-человечески разговаривали с их родителями и нормально, по-людски обсуждали учебу и воспитательный процесс. Надежда Васильевна же – исключительная женщина – исключила все преподавательские правила. Она строго и сдержанно общалась с Анастасией Андреевной. Строго и требовательно общалась она и с близнецами.

Таких людей он мысленно называл «человек-бомба» – чем дальше ты от нее, тем безопаснее для тебя.

Кирилл удивлялся, как Анастасия Андреевна, такая душевная приятная натура, может терпеть в своем окружении такую жесткую и надменную женщину? Как ей не тяжело и не противно?

«Лучше бы Татьяна Сергеевна учила детей, а Надежда Васильевна убирала по дому», – подумал он и поехал по неотложному делу, которое сам себе запланировал.

***

Вся эта затея не нравилась, но нельзя делать только то, что тебе нравится.

Ждать ему пришлось долго. Хотелось закурить.

Человек сидел в машине и жалел, что не может выдавать себя зажженной сигаретой. Он нетерпеливо постукивал по рулю и поглядывал на часы. Как это ни странно, но время не сбавляло свой ход. Осталось мало времени. По расписанию, когда дети в бассейне, в доме никого не должно было быть. Но домработница не придерживалась расписания и не торопилась уходить. Но оставлять на другой день нельзя. Другого шанса может и не быть. Нужно идти. Идти по намеченному плану. Получилось непредвиденно, но план менять нельзя.

Человек накинул капюшон, надел перчатки, открыл бардачок, достал флакон и вышел из машины, направившись в дом, где хлопотала домработница Татьяна Сергеевна.

Женщина негромко напевала себе под нос, натирая нижнюю ступеньку на лестнице. Она мечтала, что протрет перила и закончит генеральную уборку. И не догадывалась, что в дом проник человек, который долго сидел в машине и ждал, когда она уйдет. Что-то мягкое и вонючее дотронулось до ее носа, под который она только что пела песню. И все.

Женщина пискнула и мягко сползла в его руки. Он оттащил ее к дивану и уложил, бережно подложив подушки под голову и ноги.

Оказывается, очень легко устранить человека, который не изменяет своим привычкам.

«Надо было обувь снять», – подумал он и прошелся по комнатам, стараясь не следить. Он заглядывал в каждый шкаф, на каждую полочку. В гардеробной ему хотелось вообще все перевернуть верх дном, но найти. Но ничего не было. Он нервничал и постоянно оглядывался, проверяя не наследил ли. Фирменная подошва дорогих мокасин могла оставить фирменный след.

***

Алексей боялся и паниковал. Хотя старался не выдавать своего страха. Несколько ночей ему снился один и тот же сон, в котором погибает писательница. А наяву жуткие предчувствия подкидывали страшные картины.

– Это не паника, – возразил он в трубку телефона, противореча своим ощущениям – я подумал… я тогда пьяный был… сразу и не понял… но из-за этого же не убивают. Не хочу я грех на душу брать. И тебе не советую. Надо вернуться и все обратно сделать. Да, мне страшно. Но я же не убийца. Сам я не убиваю, но то, что я сделал, может ее убить. Это же грех. Нет, не могу я. Пожалуйста, давай все вернем обратно. Да не паникую я. Я просто представил, что может быть. Тогда я пьяный был, вот и согласился. Давай. Не могу спать. Ничего не могу. Давай вернем, исправим все. Пожалуйста.

Алексей не паниковал, его мучила совесть вкупе со страхом. А вдруг кто узнает, а вдруг случится страшное и непоправимое? Он же не убийца. Ему страшно. Он не мог с этими мыслями жить. Он уже несколько ночей просыпается в липкой от пота футболке. Он даже водку не пил от страха и ужаса, хотя думал, что будет наоборот. Его гложет и жжет совесть. Нервы предательски воспалились. Руки тряслись, глаз дергался. Он каждое утро включает компьютер и с придыханием и замиранием сердца просматривает новости: не погибла ли? А должна. Каждое утро он просит себя идти и все исправить.

Он ходил по своему гаражу, нервно прислушиваясь к шагам. Гулкие звуки раздражали.

Гараж был оснащен всем необходимым для уединения от надоедливого бати и его женушки. Продавленный диван, вздутый от сырости стол, кресло и трухлявый ковер на стене. Сюда бы еще машину, но он ее продал. Все чаще стал запивать пиво водкой. Он редко здесь ночевал и надеялся, что об этом его тайном месте батя не узнает. Леша схватил со стола пластиковую бутылку и жадно попил с горла. Нервно поставил ее обратно и продолжил:

– Если ты не хочешь, я сам пойду. Да. Точно, – обрадовался он своей идее. – Я сам схожу. Тебе ничего делать не надо.

Он послушал трубку и вздохнул с облегчением, радостно затараторил:

– Да. Спасибо тебе. Спасибо. Я тебя не выдам. Чес слово. Я все сделаю. И тебе легче станет. А мне тем более. А то я уже есть перестал. Спасибо тебе. Спасибо.

Разве он знал, что этим самым подписал себе смертный приговор?

Если бы он знал. Он бы не открыл дверь гаража и сидел бы здесь взаперти еще день, а может, два, а может, неделю или год. Но разве ж он знал, что сегодня вечером его голова треснет после удара тяжелым железным автомобильным ключом. Разве он мог знать, что, идя делать благое дело по спасению человека и своей души, он потеряет эту самую душу. Разве он мог себе представить, что последнее, что он услышит – хруст и треск сломавшихся костей черепа. Он их услышал и даже почувствовал, как потекла кровь из раны, и душа, которую он не успел спасти, вылетела из его уже бесчувственно падающего тела.

Разве ж он знал? Никто не знал, что его неживое тело заволокут в гараж и бросят на любимый диван. Зато человек, который убил его, понял, что также сможет убить писательницу Настасью Андреевскую. Ничего в этом сложного нет.

***

В машине было шумно. Сеня делился эмоциями громко. Водитель уже привык, что мальчик во всем проявлял повышенный градус в общении, но это не переходило рамки дозволенного. В этом возрасте у ребенка выражается детский характер, который в будущем может иметь взрослые жилки. А может и не иметь. Все зависит от родителей: они могут выстроить характер ребенка, как многоэтажный дом, на крепком фундаменте поддержки, кирпичик за кирпичиком ласкового слова, подвести под крышу нежными объятьями, накрыть качественной кровлей поцелуев. Либо сломать. Малейшее слово любимого родителя может разрушить начатую постройку. «Иди сюда, пошел вон, неумеха, оболтус, разгильдяй, замолчи» – все это неуправляемое стотонное приспособление для сноса зданий уничтожает человека.

– Мама тоже плавала. А я брызгался. А Соня визжала. А я прыгал. Я уже умею плавать. Нырял рыбкой. Под водой плыл. А Соня еще не умеет.

– Научится – пообещал Кирилл.

Водителя это не отвлекало, но Настя сделала замечание сыну. И он прошептал:

– Вода, как море. Ты был на море?

– Конечно – отозвался водитель.

– Сенечка, не отвлекай.

Из бассейна возвращались в приподнятом бодром настроении, все наплавались, Настя даже устала, но усталость эта была бодрящая и приятная.

Дома их ждал сюрприз – Татьяна Сергеевна не ушла домой, она посапывала на диване. Дети подскочили к ней и наперебой рассказывали, как хорошо они провели время. Плавание в бассейне с мамой не испортил даже тренер. Настя еще в машине заметила, что дети готовы делиться своим прекрасным настроением. Всю дорогу они делились с водителем. Настала очередь тети Тани.

Татьяна Сергеевна открыла глаза и потерла виски. Дети нашли пульт от телевизора и потеряли интерес к любимой няне.

– Вы же домой собирались, – засмеялась Настя. – Передумали? Решили с нами остаться?

– Нет, – помотала головой Татьяна Сергеевна. – Не решила. Ничего не понимаю.

– Опять уборкой занялись? И вас затянула эта уйма дел? – смеялась Настя, вытаскивая мокрые вещи из рюкзаков.

– Я кажется, заснула. Как странно…

– Ничего странного, – Настя присела рядом с ней на диван. – Если столько работать, как вы, то и засыпать начнешь стоя, как ломовая лошадь.

Она сама не раз засыпала возле компьютера. Прикрыла глаза, перечитывая текст, а потом отпечаток ладони на щеке и медленное перебазирование на кровать. При этом старалась ни о чем не думать, а то практика показывала, что сон улетучивался. Первый враг сна – это мыслительный процесс.

– Но я вытирала лестницу, – Татьяна Сергеевна попыталась поднять с пола тряпку, которой собиралась протирать перила. – Ой!

– Что случилось? Вам плохо? – засуетилась Настя.

– Не плохо. Непонятно. Голова закружилась.

– Может, воды?

Настя подскочила, побежала на кухню, принесла стакан воды и подала его Татьяне Сергеевне.

– Выпейте. Что болит? Сердце? Говори. Не молчи. Где?