Штурмуя небеса

– Не стоит ничего дописывать, – произнося эти слова, Ридель нисколько не изменился в лице. – Пусть идет.

– Но она прививку даже еще не сделала…

– Никакую прививку она делать не будет, – последние два слова он выделил голосом.

– Но…

– Это распоряжение криминальрата.

– А вы, простите, кто? – врач поправил очки на носу, присматриваясь к Йоахиму.

– Криминальрат и штурмбаннфюрер СС Йоахим Ридель. – Ему все это, как заметила Таня, начало надоедать. – Мне показать документы?

– Нет-нет, – мужчина отчаянно замотал головой. – Что вы… Вот, возьмите. Я, правда, не дописал…

Йоахим молча взял из его рук «историю» Тани и, попросив ее идти за ним, двинулся сквозь толпу на выход. Девушка, оглянувшись на врача, который уже принялся заполнять листок другого человека, поспешила за Риделем, боясь потерять из виду.

Ридель вывел ее через тот самый коридор, который вел на Социалистическую. Там его ждала машина с водителем. Придерживая заднюю дверцу, Йоахим кивнул Тане, приглашая ее сесть. Боясь сказать ему хоть слово, она беспрекословно села. Йоахим, присев рядом и захлопнув дверцу, что-то тихо сказал водителю.

– Так и будем молчать? – произнес Йоахим, глядя на Таню, когда они выезжали на соседнюю улицу.

– Это вы… – Таня, не смотря на него, гладила пальцами край юбки. – Вы сказали Селезневой, да? Вы приказали ей?

– А как ты думаешь, кто еще мог?

– Но… зачем?

– А тебе хотелось отправиться в Германию? Что-то я этого не заметил.

– Нет, я благодарна, конечно…

– Ты не меня благодари, а Макса. Я просто выполнил его прихоть.

– Макса?!

– Да, он заехал ко мне утром, сказал, что с тобой что-то не то творится, про Биржу чего-то наговорил, попросил разобраться. Как всегда он пользуется мною.

«Неужели это правда? – Таня посмотрела в лицо Йоахима, ища хоть какой-то намек на то, что он разыгрывает ее. Она не верила, что это может быть правдой. – Неужели и вправду Макс позаботился? Точно, я ведь видела его утром… Теперь понятно, что имела в виду Селезнева».

– Что за прививку хотели мне сделать? – неожиданно спросила Таня, взглянув в глаза-льдинки мужчины.

– Лучше тебе не стоит знать.

– Все-таки обидно, что другим людям не везет так, как мне.

– Почему же? Их не заставляет никто.

– Так ведь за прививки карточки на хлеб дают. Поверьте, для них лишний кусок хлеба намного важнее сейчас.

– Кстати, – Ридель снял фуражку и пригладил волосы, – у тебя все нормально в плане… питания?

– Ну, по сравнению с другими… Жаловаться не просто не могу, а не имею права.

– Могу договориться, чтобы тебе приносили офицерский паек. Устроит?

– Но за что?.. Я ведь…

– Значит, договорились.

На пару минут повисла тишина. Таня удивленно смотрела на Йоахима. Все происходящее казалось ей какой-то шуткой, причем злой. Сначала он ее «спасает» из Биржи, теперь это… Девушка, смущенно опустив взгляд, снова принялась разглаживать пальцами юбку, все еще пытаясь понять, не пошутил ли над ней Йоахим.

– Какая же ты все-таки, – Ридель на пару секунд прервался, подбирая подходящее слово, – холодная…

– Я? – она, удивленно подняв брови, взглянула на него.

– …Оправдываешь свою фамилию. Ты как снежная зима: прекрасная, но холодная.

– Но почему?

– Ты разве сама не понимаешь? – Таня отрицательно мотнула головой. – Ты не заметила, что ты нравишься Максу? Я никогда еще не видел, чтобы он о ком-то так… заботился. Даже о своей невесте… Он же рассказывал тебе о ней? Да? Я не удивлен… Знаешь, он еще никогда так не бился ни над чем. Только я боюсь, чтобы все это не было напрасно.

– Почему вы все это говорите мне?

– Думаю, что как старший брат, который заботится о своем младшем брате, я должен это сделать.

Дальше они ехали молча. Таня пыталась «переварить» все то, что сказал ей сейчас Йоахим.

Когда же машина подъехала к дому девушки, то Ридель произнес:

– Дай ему хоть надежду. Поверь, он этого заслуживает. Ты не разочаруешься.

Таня, произнеся что-то невнятное, кивнула. Йоахим вышел из машины и, придержав дверь, помог выйти девушке.

– Я сама дойду, – сказала она. – Спасибо. За все.

Не дожидаясь ответа от Риделя, Таня развернулась и медленно зашагала к арке. Но через пару секунд Йоахим окликнул ее.

– Что-то еще? – тихо спросила она.

– Возьми это, – он протянул тот листок, который захватил с собой с Биржи. – Тебя больше не потревожат – у них не осталось документов.

– Спасибо, – Таня, взяв листок, посмотрела на Йохима. – Даже и не знаю, как отблагодарить…

– Напоминаю: вся благодарность – к Максу.

– Но ведь без вас…

– Хватит, – оборвал он ее, подняв руку. – Мне пора. Приятно было увидеться. Надеюсь, встретимся снова… и в другой обстановке.

– Конечно, – девушка улыбнулась. – А вы заходите в бар.

– Всенепременно, – Йоахим кивнул и сел в машину.

Таня, проводив машину взглядом, пошла к подъезду, с интересом рассматривая листок. Она сразу же решила сжечь его, как только получила его из рук Риделя.

«А ведь если бы не Макс, – думала Таня, заходя в квартиру, – то кто знает, вернулась ли бы сегодня я в эту квартиру. Да, его брат все сделал, но… без Макса ничего бы не получилось. Все-таки, забавно… И как он только утром заметил меня? А ведь если бы он не поймал меня за руку, то я бы так и прошла мимо. И, может быть, тогда бы меня никто не вывел бы с Биржи, отдав мой листок. Все-таки как же судьба благосклонна ко мне – она дала мне Макса. Не знаю, что было бы со мной, не встреть я его. Как бы я жила, если бы тогда он не прогнал тех солдат? Как бы я жила, если бы он не помог мне с баром? И сейчас, эта помощь Йоахима… Понятно, что он старается ради брата. Как он сказал? „Дай ему хоть надежду. Поверь, он этого заслуживает“, – кажется, так. Может, и вправду дать ему надежду? Нет, думаю, сейчас не время принимать какие-то важные решения. К черту!.. Я почти полдня потратила на этой бирже, измоталась не только физически, но и морально, так что мне стоит отдохнуть. К тому же, идти в бар уже нет никакого смысла. Пожалуй, отосплюсь лучше, – легла на кровать и закрыла глаза, – а завтра уже подумаю, давать Максу надежду или нет».

Но Таня, засыпая, уже и сама поняла, что выбор очевиден. И даже слишком.

Глава 9

29 сентября 1942г.

Таня, скрестив руки на груди, смотрела на то, как пустеет бар. На часах недавно перевалило за девять вечера, так что многие офицеры уже уходили. Зоя, держа за руки, провожала одного из них, тихо, почти шепотом разговаривая с ним у дверей. Таня хоть и стеснялась немного, ей было отчасти неловко, но она подсматривала за ней. Почему-то ей нравилось со стороны наблюдать за отношениями Зойки с ее офицером – в них она видела себя.

Она до сих пор помнила не только слова Йоахима, но даже выражение его лица, когда он говорил ей все это. Он просил дать его брату шанс. Но ни тогда, ни сейчас она не приняла никакого окончательного решения – пусть все будет так, как есть; пустила на самотек. И она сама понимала, что ее это вполне устраивает. Пока.

– Татьяна Викторовна, – Зоя, выпроводившая своего друга и по пути собравшая со столов пустые стаканы, подошла к Тане, поставила стаканы перед ней, – можно уже идти?

Таня, придвинув к себе стаканы, взглянула на нее. Она сразу догадалась, что девушку ждут снаружи. Усмехнувшись, ответила:

– Хорошо. Но только помоги выпроводить оставшихся.

– Спасибо, – Зойка просияла и, развернувшись лицом к залу, на немецком гаркнула: – Молодые люди, собираемся! Мы закрываемся!

Немцы, смеясь, поднялись из-за столов и, подшучивая над Зоей, двинулись к выходу. Та, отпустив пару шуток им вслед, прошла дальше и остановилась у стола возле фортепиано, который единственный остался занятым.

– А вам отдельное приглашение нужно? – в голосе Зои, остановившейся рядом с сидящим за столом парнем, чувствовалось явное недовольство.

– Может, и нужно, – он улыбнулся.

– Сказано же, что…

– Зоя, – Таня взглянула на нее, – ты же уходить собиралась.

– Но, – она махнула рукой в сторону улыбающегося немца, – он же…

– Зоя, – Таня выразительно на нее посмотрела. – Ты свободна.

– Ладно, – она пожала плечами, – до свидания.

Взметнулись рыжие кудряшки девушки, звякнул колокольчик. Таня устало вздохнула и, мягко улыбнувшись, посмотрела на немца. Тот, откинувшись на спинку стула, молча смотрел на нее.

– Наконец мы одни, – тихо произнес он.

– Сыграй мне, – попросила Таня, взяв поднос с пустыми стаканами в руки, – а я пока уберу.

Она скрылась в служебном помещении и принялась мыть стаканы. Тем временем из зала до нее стали доноситься звуки одного из вальсов Чайковского. Девушка даже чуть приглушила воду, чтобы было лучше слышно. Музыка Чайковского ее всегда успокаивала.

Закончив со стаканами и поставив их сушиться, она вышла в зал и принялась протирать стойку. Он все еще продолжал играть Чайковского, лишь один раз прервавшись – обернулся, чтобы посмотреть на нее, и снова продолжил играть.

– Хотела бы я играть так же, – Таня присела рядом с ним, придвинув стул к фортепиано.

– Хочешь, научу? – предложил он.

– Куда мне, – улыбнулась она.

– Не хочешь?

– Нет, – она мотнула головой.

– Тогда спой мне.

– Макс! – рассмеялась Таня. – Ну что я спою тебе? Я же не знаю ни одной вашей песни…

– А ты спой мне на русском, – Ридель уже перестал играть Чайковского и начал просто импровизировать, легко перебирая пальцами по клавишам. – Мне нравится, когда ты поешь.

– Давай не сейчас, – она встретилась с ним взглядом. – Как-нибудь потом.

– Ну вот, – он театрально вздохнул, – стараешься для тебя, играешь, а ты…

Оборвав последний аккорд, Макс закрыл крышку и повернулся лицом к Тане.

– Ну, что ты? Обиделся? – Таня облокотилась о пианино.

– Может, и обиделся.

Он встал со стула, прошелся по залу и остановился возле патефона, задумчиво выбирая пластинки.

С улицы послышался шум, топот множества ног. Таня даже не подошла к окну – она знала, что снова кого-то ищут. Теперь стало страшнее – налеты участились, кругом пожары и разруха. К тому же, стали обыскивать дома.

Новостей с фронта почти никто не знал. Радиоприемников ни у кого не было – приказ сдавать их при обысках. На Ворошиловском стоял громкоговоритель, но по нему никаких сводок не передавали. Была лишь одна газета – «Голос Ростова» – но в ней печатались лишь сведения со стороны немцев. Таня даже как-то пару раз покупала ее, но интерес сразу пропал – ей совершенно не доставляло никакого удовольствия читать воспоминания Муссолини о своем сыне или статьи вроде «Жиды и русская литература», «Жиды и русская музыка».

Если кто-то хотел узнать новости, то ему стоило идти на рынок. Так или иначе, кто-то слушал радио подпольно и передавал услышанные сведения, а потом их уже разносили по рынку. Да и к тому же там постоянно были партизанские листовки, часть из которых Таня сама же и развешивала.

– Как же я устала, – вздохнула Таня, услышав, как заиграла тихая музыка, – от всего этого…

– Иди сюда, – Макс протянул ей руку, приглашая. – Давай хоть на пару минут забудем… обо всем этом.

Она вложила пальцы в его ладонь, чувствуя, как Ридель сразу же приблизил ее к себе. Медленно завлекая ее в танец, Макс приятно улыбался, смотря на девушку сверху вниз. Таня, еще ближе приблизившись к нему, расслабилась. У нее давно такого не было… «Господи, – думала она, чувствуя дыхание немца, – сколько я уже не танцевала? Вот так, просто… Как же давно это было… Еще Олег был жив».

Вспомнив о своем бывшем женихе, она сбилась с ноги и остановилась, опустив руки. Закусив губу, она взглянула на Макса и, почувствовав, как задрожал подбородок, как стал в горле ком, отвернулась, села за стол.

– Что случилось? – спросил Макс, положив свои большие и теплые ладони на ее плечи.

– Как-то все это… неправильно.

– О чем ты?

– Понимаешь, – стерев застывшую на щеке слезу тыльной стороной ладони, произнесла она, посмотрев на Макса, – он умер… прямо на моих глазах. Я… видела все. И ничего не могла сделать.

– Прости, но я не понимаю тебя, – Ридель присел рядом.

– Это было еще в первую оккупацию, – Таня встала с места. Она не могла сейчас смотреть на Макса. Отчего-то ей было стыдно. – Мы шли с ним по улице. У него в руках был чемодан, небольшой такой – это были его вещи. Его дом был разрушен при боях, так что я предложила переехать временно ко мне; он согласился. Мы просто шли по улице, а тот солдат нас остановил. Он попросил… Нет, скорее потребовал, чтобы Олег показал ему содержимое чемодана. А он… Отказался, понимаешь? И зачем он только отказал ему?! Еще и подначивать начал, мол, голубей несу… У них завязалась словесная перепалка. Солдат начал угрожать, что если Олег не откроет чемодан, то он застрелит его. Как ты понимаешь, солдат выполнил свое обещание – просто поднял автомат и выстрелил. – Таня замолчала на пару секунд, а потом добавила: – А знаешь, что самое интересное? Он просто пнул потом этот чертов чемодан и ушел.

– И ты до сих пор чувствуешь свою вину?

– Да.

Рассказав это Риделю, Таня почувствовала, что ей стало легче. С тех пор прошел почти год, а Таня почти никому об этом не рассказывала. Все ее близкие знали, что Олег убит, но никто не знал, как это было. Кроме самой Тани, взвалившей на себя весь этот «груз». Но сейчас, рассказав все Максу, она почувствовала, что давно должна была сделать это – просто рассказать кому-то.

– Ты ненавидишь немцев? – тихо спросил Макс после продолжительного молчания.

– А разве есть за что любить? – Встретилась с ним взглядом. – Нет, я, конечно же, не говорю, что все вы одинаковые…

– Значит, всех под одну гребенку…

– Нет, почему же. Есть хорошие люди среди… вас.

– Да ну? – как-то грустно усмехнулся Макс.

– Да, – Таня зашла за стойку и облокотилась на нее. – Ты, Макс. И твой брат…

– Ты только не сравнивай меня с братом. Мы совершенно разные с ним люди.

– Разве? И чем же вы отличаетесь?

– Ты разве не заметила?

– Ты про возраст?

– Нет.

– Тогда что?

– Мы отличаемся тем, – Макс пересел за стойку, оказавшись напротив Тани, – что я ненавижу нацизм. Я ненавижу то, во что Гитлер и Геббельс превратили мою страну. Йоахима же, напротив, все устраивает. Поверь, он за фюрера готов жизнь отдать.

– Ты, – повторила за ним девушка, – ненавидишь нацизм? – Согласный кивок в ответ. – Но зачем тогда ты служишь?.. Ты же мог перейти на любую из сторон. Ты можешь быть летчиком где угодно.

– Все не так-то просто, – Макс пригладил ладонью волосы. – Думаешь, где-то сейчас нужен немецкий летчик? И что было с моими родителями, если бы я перебежал? С Йоахимом и его семьей? Да, может, мы и совершенно разные, но он все-таки мой брат, так что я как-никак люблю его. И я горжусь тем, что сражаюсь на стороне Германии. Я люблю Германию. Но я ненавижу то, во что Гитлер ее превратил… Да и его самого тоже. – Он неожиданно хлопнул ладонью по столу. – Все, хватит на эту тему. Я слишком разоткровенничался с тобой. Заканчивай, я подожду тебя снаружи.

Таня, проводив его взглядом до двери, дождалась, когда звякнет колокольчик, и взяла в руки тряпку, чтобы закончить со стойкой. Она никогда не думала, что такое может быть – парень с идеальной арийской внешностью, летчик Люфтваффе и ненавидит Гитлера.

Выходя с черного хода, она столкнулась с Максом прямо у дверей. Подождав, пока она закроет дверь, он повел ее к стоящей за углом машине.

– Я могу надеяться, – тихо произнес он, – что этот разговор останется между нами?

– Конечно, – также тихо ответила ему Таня.

Таня всю дорогу до своего дома просидела в машине молча. Ей неловко было разговаривать с Риделем при его водителе. Да, она знала Ганса, но все равно он смущал ее, заставляя смотреть в окно, отвернувшись от Макса.

– Ты же придешь завтра? – тихо спросила Таня, когда машина остановилась у арки.

– Возможно, – Ридель пожал плечами. – Но я ничего не обещаю.

Попрощавшись с Максом у машины, Таня попросила не провожать ее и быстро скрылась в подъезде. Уже только оказавшись у себя в квартире, она спокойно вздохнула – сегодня ей предстояла трудная ночь. Девушка знала, что сейчас неплохо было бы лечь и хоть немного поспать, но боялась, что просто проспит и не успеет вовремя выйти из дома. Поэтому, потушив в комнатах свет, она решила прибраться в коридоре, оставив только там горящую лампочку. Надеялась, что уборка отвлечет ее ото сна.

Переставляя в коридоре предметы с места на место, она мысленно перебирала все, что было сегодня в баре. Макс, впервые за долгое время, весь день просидел в баре. Впервые за долгие полтора месяца он не просто забежал к ней на пару минут, а его отпустили на весь день, дав сутки на отдых. И вместо того, чтобы отдыхать на квартире, он пришел к ней утром и весь день просидел за столиком, потягивая кофе. За весь день они перебросились десятком двух слов, стараясь говорить поменьше при посторонних и ожидая закрытия.

Таня и сама не понимала самой себя. За все это время она успела привыкнуть к Максу настолько, что не представляла себе, что будет дальше. Она знала, что война рано или поздно закончится, а с ней и оккупация, и придется расставаться с Риделем. Но она так не хотела этого… Порой она задумывалась над тем, что она скажет Максу, если тот предложит сбежать с ним (а она была уверена, что он предложит). Согласится, послав все к чертям, обрубив все концы, забыв обо всех и вся, или останется здесь, с братом и мамой? Она сама не знала. Сейчас она не была уверена ни в чем. Ей оставалось только ждать…

Тут, прокручивая очередной раз в голове слова Макса о том, что он ненавидит нацизм, она вспомнила свой недавний разговор с Максом о Йоахиме. Тот рассказал ей, что у брата в Германии осталась жена и две дочки пяти и семи лет. Она тогда весьма удивилась, узнав подробности о жизни Йоахима – она почему-то за все время ни разу не думала о том, есть ли у того семья. В другой раз Макс даже показал ей фотографию, на которой была изображена вся семья его брата: Йоахим в своей темной форме, скромно улыбающаяся жена с аккуратно заплетенными волосами и две светловолосые девчушки с косичками. В какой-то момент, смотря на черно-белую фотографию, Таня поняла, что завидует Йоахиму, завидует его маленькому семейному счастью.

Закончив с уборкой в коридоре, Таня взглянула на часы – почти час ночи; значит, уже можно собираться. Но для начала нужно было все проверить – оглядела с балкона все окна дома. Везде темно, значит, все спят. Накинув шаль поверх кофточки, она вышла из квартиры, тихо закрыв за собой дверь. Главное – не натолкнуться сейчас ни на кого, иначе ее поход отменится.

Выйдя из арки, Таня завернула за угол и пошла через сквер к Пушкинской улице. Там, через два квартала ее ждал Коля в здании брошенного киномеханического завода кинотехники. Она случайно встретилась с ним вчера на улице – он лишь сказал, где готов встретиться с ней, во сколько. Также упомянул, что будет интересная работа. И ушел.

Сейчас же Таня, устав перебирать варианты того, что ждало ее на заводе, вновь повторила про себя те слова, которые она скажет, если натолкнется на немцев. По ее версии – она срочно торопится в бар, потому что не помнит, закрыла ли она там воду в кране. Почему, правда, она идет совершенно в противоположную сторону от бара, она еще не придумала.

Дверь в здание фабрики была прикрыта, но не заперта. Девушку немного удивило то, что вход никак не охранялся – обычно, здания такого значения охранял кто-нибудь из Верхмахта. Сейчас же не было никого.

Обернувшись и проверив, не идет ли кто за ней, Таня убедилась, что она тут одна, и проворно юркнула внутрь. Быстро привыкнув к темноте, стала идти вперед по коридору. Только сейчас она поняла, что не знает, где Коля. В здании было четыре этажа, так что кричать с лестницы просто глупо – мало ли кто услышит. Поэтому решила обойти этажи.

Стоя на втором лестничном марше, девушка услышала шорох шагов, доносившийся до нее с этажа. Прильнув к стенке, она замерла и вся обратилась в слух, готовясь, на всякий случай, бежать назад.

Через пару секунд из-за угла вышел человек и остановился, стоя у лестницы. Как поняла Таня, он пытался высмотреть ее в темноте. Видимо, не только она услышала его шаги.

– Танька, ты? – тихо прошептал знакомый голос совсем рядом.

– Коля, – выдохнула она. – Зачем так пугаешь?

– Пошли, – он взял ее за руку и потянул ее за собой.

– И что там? – спросила Таня, спеша за братом. – Что за дело?

– Увидишь, – усмехнулся парень.

Они зашли в какой-то зал, как сразу отметила про себя Таня, который был насквозь провонявшим каким-то знакомым, но неприятным запахом. Здесь по всему периметру валялись опрокинутые пустые шкафы. Все их содержимое в диком хаосе лежало подле них на полу. Таня сразу догадалась, что немцы успели и здесь побывать.

Тут она заметила движение в темном углу, через секунду услышала шорох. Таня замерла, глядя туда, откуда она услышала шум. Быстро обернулась на Колю – тот, казалось, ничего не заметил, продолжая идти вдоль окон, завешенных каким-то тряпьем.

– Коля! – испуганно прошептала Таня, когда темная фигура двинулась к ним. Уже громче повторила: – Коля!..

– Чего орешь? – шикнул он, оборачиваясь. – А-а… Игорь, ты зачем туда ушел? Свои же.

Таня, остановившись возле брата, внимательно следила за приближающимся к ним человеком. Как она поняла – Коля знал его, так что бояться было нечего. Но все равно ей было как-то не по себе.

Коля наконец зажег несколько свеч, стоявших на одном из перевернутых шкафов. Девушка наконец смогла разглядеть подошедшего к ним Игоря.

Примерно ее возраста, тёмно-русый парень с взъерошенными волосами рассматривал Таню с таким же интересом, как и она его. Сложив руки на груди, он по-птичьему склонил голову вбок и чуть прищурился. Таня же лишь бегло оглядывала его, пытаясь создать для себя лишь общую картину того, что представляет из себя этот Игорь. Но их «знакомство» прервал подошедший к ним Коля:

– И долго вы еще будете так стоять? Игорь, давай, за дело. Ночь тоже не будет длиться вечно…

Игорь кивнул ему и отошел. Усевшись на один из упавших шкафов, он взял в руки кисть и, даже не смотря в сторону девушки, спросил:

– Значит, Таня?

– Таня, – согласилась она.

– Та самая? Которая Зима?

– Которая Зима. А ты… кто? Хотелось бы все-таки узнать немного о тебе.

– Это Игорь, – за него ответил Коля, – Игорь Громов. Можешь Громом называть. Он тоже с нами. Пришел помогать. – Подтолкнул Таню к очередному перевернутому шкафу. – Садись, тоже поможешь.

– А делать-то что? – спросила Таня. – Ты ведь так ничего и не объяснил.

– Умеешь красиво буквы выводить? – он поставил рядом с ней на лакированную стенку шкафа баночку гуаши, а руку сунул кисть. – Значит, сейчас побудешь художником.

– А что писать-то? И где?

– Держи, – протянул несколько этикеток. – Пиши, что захочешь. «Брызги шампанского», например. Или «Рио-Рита».

– Хорошо. А вы чем заниматься будете?

– А у нас тут тоже дельце есть, – он кивнул головой в сторону Игоря, склонившегося над полом и мерно водившим кистью по чему-то. – Мы тут грампластинки нашли, красивые такие, лаком покрытые… Ну и пачку этикеток тоже. Теперь вот те, которые уже подписали, олифой покрываем, чтоб блестели.

– И что потом?

– Немцам продадим – что еще делать-то.

– А… – Таня перевела взгляд с брата на Игоря, потом назад. – А вы хоть знаете, что на них?

– Нет, – Коля мотнул головой и подмигнул ей. – Потом узнаем.

Таня, прищурившись, посмотрела в глаза Коли, пытаясь разглядеть озорной огонек, который она явно видела. «А может, – подумала она, – это просто пламя от свечи отражается?» Что-то подсказывало ей, что Коля прекрасно знает, что записано на пластинках.

Взяв кисть в руку, она начала медленно выводить буквы по этикеткам. Не успела она закончить даже первую этикетку и на половину, как к ней подошел Коля, отвлекая от работы.

– На вот, – он протянул платок. – Ты повяжи лучше. А то надышишься еще олифы этой…

– Эх, Коля, – со вздохом произнесла девушка. – Как бы чего не случилось из-за этого всего.

– Не бойся, – парень отошел к своему месту, где рядом с Игорем покрывал олифой уже готовые этикетки, – я быстро бегаю.

Таня лишь покачала на это головой. Она уже поняла, что с братом бесполезно спорить.

Аккуратно нарисовав штук семь «Рио-Рит» и с дюжину «Брызг шампанского», девушка отложила кисть и подошла к парням, которые как раз решили тоже передохнуть, усевшись рядом с ними. Игорь достал папиросу, закурил. Коля все это время, вытянув ноги вперед, просто смотрел в потолок, с которого в некоторых местах послезала побелка. Таня увидела, как заинтересованно Коля посмотрел на папиросу друга, но промолчала.