Бог судил мне быть исповедником. Житие священноисповедника Романа Медведя

В отчете о деятельности Братства Святого Креста при храме равноапостольной Марии Магдалины за 1903 год отец Роман напомнил, что всегдашней заботой Братства было поддержание благоустройства храма, и сообщил, что была отремонтирована лестница для прихожан, сооружены мраморный престол и жертвенник. «С утешением считаем возможным отметить, – писал отец Роман, – что дело церковного пения и в 1904 году, по примеру прошедшего, было поставлено удовлетворительно, и временами казалось, что даже делает шаги вперед». Во всё время председательства отца Романа, придававшего большое значение просвещению, продолжали приобретаться журналы и книги для больничной библиотеки и устраиваться чтения.

В 1904 году Святейший Синод удовлетворил просьбу протопресвитера Александра Желобовского и утвердил «Устав похоронной кассы» для военного духовенства. Целью похоронной кассы стала поддержка единовременными выплатами тех семей, в которых умер священник. Взносы в кассу были распределены на три разряда, и в соответствии со взносами выплачивалось и пособие. Но бывало так, что и тем семьям, где священник при жизни вносил недостаточную сумму или вносил ее нерегулярно, несмотря на это выплачивались не соответствующие таким взносам пособия. «Уповаю, что мои сослуживцы, всегда отзывчивые на доброе дело, сочувственно отнесутся и к этому учреждению», – сказал протопресвитер Александр Желобовский при начале этого совершенно нового дела. 4 февраля 1904 года был избран состав Правления; председателем был избран священник Роман Медведь, товарищем председателя – священник Преображенского всей гвардии собора Михаил Тихомиров, одним из членов ревизионной комиссии – священник церкви святых Захарии и Елисаветы Кавалергардского Ее Величества императрицы Марии Федоровны полка протоиерей Евгений Аквилонов. Отец Роман, участвовавший в братских собраниях военного духовенства и иногда ведший их краткую запись, которая затем публиковалась в «Вестнике военного духовенства», счел нужным записать фрагмент из речи протопресвитера Александра Желобовского на состоявшемся 16 ноября 1904 года собрании, которая касалась деятельности похоронной кассы.

«…Вдовы и сироты в нашем военно-духовном ведомстве не забыты и пользуются, сравнительно с епархиальным духовенством, значительным пособием, – сказал отец Александр. – Пособие это могло бы выдаваться в еще большем размере, если бы обращено было подведомыми мне пастырями должное внимание на доходность от продажи церковных свечей. Дело это, к прискорбию, до сих пор не упорядочено, и главным образом по причине равнодушного отношения к нему настоятелей церквей и отцов благочинных. А дело-то святое – помощь вдовицам, сиротам и питомцам разных учебных заведений».

28 марта 1905 года состоялось общее собрание членов похоронной кассы военного духовенства под председательством протопресвитера Александра Желобовского. Прошел год после основания этого учреждения взаимопомощи, и отец Александр с радостью засвидетельствовал успех его деятельности. «Были опасения за результаты нового начинания, – сказал он, – но, слава Богу, они оказались напрасными. За один год дело стало на прочную почву, в чем каждый интересующийся может убедиться из отчета Правления кассы».

По уставу кассы Правление и ревизионная комиссия избирались только на один год. И на 1905 год нужно было избрать новый состав, но, согласно общему пожеланию, состав остался прежним и председателем Правления вновь был избран отец Роман Медведь. Председатель ревизионной комиссии поднял вопрос о затруднительности собираться ежемесячно, как того требовал устав. Отец Роман, абсолютно уверенный в безупречности своей и своих помощников работы, предложил делать ревизии тогда, когда это сочтет нужным ревизионная комиссия. Но протопресвитер Александр отклонил это предложение, так как по его убеждению отношение ревизии к Правлению должно быть основано на принципе доверия, а внезапные ревизии, напротив, будут свидетельствовать о недоверии. А это доверие должно иметь и ожидать по праву, тем более что все работающие в кассе – священнослужители. «Уж если священникам не верить, тогда кому же верить?» – заключил он.

Было решено, в соответствии с определением Святейшего Синода, внести изменения в устав похоронной кассы после пяти лет ее существования. В заключение собрания протопресвитер Александр еще раз выразил радость по поводу успешной деятельности нового учреждения и предложил общему собранию ходатайствовать о поощрении отца Романа очередной наградой, с чем все выразили свое полное согласие.

Следующее собрание военного духовенства состоялось 31 мая 1905 года и почти полностью было посвящено событиям, связанным с русско-японской войной. Некоторыми высокопоставленными военными перед духовенством был поставлен вопрос, почему на панихидах об упокоении умерших воинов молятся только о православных воинах и исключают лютеран и католиков. Протопресвитер Александр предложил обсудить, нельзя ли опустить слово «православных» и молиться вообще – «об упокоении душ усопших рабов Божиих, воинов-христиан, за веру, царя и Отечество на поле брани живот свой положивших»? Он поручил заняться этим вопросом докторам богословия – протоиереям Евгению Аквилонову и Сергию Соллертинскому. Отец Александр привел случай, связанный со смертью генерал-адъютанта графа Михаила Тариэловича Лорис-Меликова, принадлежавшего к армяно-григорианской церкви, скончавшегося в Ницце во Франции и похороненного в Тифлисе. Уже была назначена панихида, на которую собралось до двух тысяч солдат, но священник отказался ее служить, и солдаты разошлись с недоумением и огорчением.

Протоиерей Евгений Аквилонов на предложение обсудить этот вопрос высказался однозначно – установленная молитва о православных воинах есть принцип нашей Церкви, а принцип не справляется с тем, какое он производит действие – приятное или неприятное на иноверцев – лютеран и католиков. Протоиерей Сергий Соллертинский предложил направить вопрос о молитве за инославных воинов на рассмотрение Святейшего Синода. Но настоятель Сергиевского всей артиллерии собора протоиерей Иоанн Философов возразил, сказав, что инославные солдаты и иноверцы имеют свое духовенство, которое и может совершать молитвы по умершим воинам согласно со своими обрядами. А кроме того, лютеране и не придают значения молитвам об усопших.

Посреди скорбных рассказов о событиях русско-японской войны весьма отрадным и утешительным стало сообщение отца Романа о благотворительной деятельности по отношению к семьям почивших священнослужителей. Никто из родственников почивших не остался не утешенным или обиженным.

Во время служения отца Романа в храме равноапостольной Марии Магдалины образовалась многочисленная община, и при ней было организовано общество трезвенников.

События 1905–1906 годов: революция с ожесточенными боями на улицах города и многочисленными жертвами, учреждение совершенно нового для политической жизни в России парламента, принятие Конституции, ограничивающей верховную власть царя, обновление общественной жизни, образование братств и новых политических партий – застали отца Романа в Санкт-Петербурге. Стали публиковаться программы и предложения, как перестроить жизнь в России. Даже религиозные общины стали объединяться, чтобы представлять собой единую силу. Часть единоверцев решили организоваться во Всероссийское братство православных старообрядцев-единоверцев, а православные – в Православное братство для объединения всех приходов в России под началом одного из членов Союза русских людей князя Александра Григорьевича Щербатова. Как человек не равнодушный к историческим судьбам отечественной Церкви и Отечества отец Роман внимательно всматривался в эти динамичные перемены. Он не без оснований заподозрил, что единоверцы под руководством священника Симеона Шлеева собираются в самостоятельную организацию вовсе не для блага Церкви и Родины, а для отделения себя и от Церкви, и от Родины в поисках собственных выгод; а православные приходы объединяют под возглавием одного из весьма уважаемых членов национальной партии для использования их в узких политических целях. Для всех было очевидно – пришла беда, и общество и политическая система, в значительной степени повинные в приходе этой беды, находятся в состоянии смертельной болезни, расслабившей и государственный, и общественный, и церковный организмы. В воображении общественных деятелей невольно возникали образы Смутного времени и тогдашних спасителей Отечества – гражданина Минина и князя Пожарского.

«В наше время положение спасителей Отечества гораздо труднее, чем положение Минина и князя Пожарского в Смутное время, – писал отец Роман. – Тогда у всего русского народа был один церковно-государственный идеал, и достаточно было воззвания к совести русского народа, чтобы все концы земли нашей откликнулись на горячий патриотический и церковный призыв.

В настоящее время дело обстоит совершенно иначе. Идея связи Церкви с государством в той форме, в какой она сказалась за два последние столетия нашей истории, совершенно дискредитирована, помрачен и самый церковный идеал. О той или иной связи Церкви с государством говорить преждевременно – сначала нужно утвердить и в теории и на практике идеал чистой церковности как известного нравственного института, который представляет собой нечто вожделенное для всякого любящего правду независимо от какого-либо другого политического и социального строя».

Недоумение вызвало у отца Романа и то, что запланированное Братство единоверцев собралось далеко не сразу, как бы сомневаясь, стоит ли подражать мытарю Левию, который, услышав призыв Христа, сразу же последовал за Ним. Или, может быть, им нужна была особая санкция человеческого начальства, чтобы последовать за Христом, или они, плохо думая о церковной власти, подозревали ее в том, что она может стать в противление Христу? Или сами учредители нового Братства по совести не могли сказать, что Спаситель уполномочил их на эти действия? И в этом случае «понятна задержка с учреждением Братства не только на несколько месяцев, но и на целую вечность», – написал отец Роман.

Россия в 1905–1906 годах находилась в бедственном состоянии, и перед политическими и религиозными деятелями невольно вставал вопрос о причинах этого бедственного положения и путях выхода из него. Предстояло прежде всего понять причины происходящего. Большая часть образованного общества видела причину бедствий в политической и экономической областях, соответственно в этих областях и предлагала рецепты реформ, несправедливо, по мнению отца Романа, игнорируя нравственную и религиозную сторону вопроса. С некоторой долей справедливости политики видели причины бедствий в бесправии русского народа и в абсолютистском характере Российского государства, с большой долей враждебности относящегося к народному просвещению, а следовательно, и к формированию народного самосознания. Соответственно с этим предлагались политические и экономические реформы, в которых, увы, полностью игнорировалась нравственная и религиозная сторона дела.

В отличие от политиков и экономистов отец Роман видел главную причину бедствий в нравственном состоянии русского народа. Свидетельство тяжелого нравственного положения в стране он видел в том насилии, которым сопровождалась жизнь людей и которое стало едва ли не привычным состоянием общественной жизни. Исходя из этого, он пришел к выводу, что причину всех бедствий следует искать в самих себе. И это тем более справедливо, что созидателями несчастного строя жизни являются сами православные русские люди, поскольку православие еще оставалось верой большинства русского народа.

«Но кто же такие мы сами? – спрашивал отец Роман. – Я член своей семьи, член своего прихода, член своей епархии, член Российской Православной Церкви, член Церкви Вселенской. Сообразно с этим на мне, кроме моих личных, лежат еще и обязанности соответственно возвышающихся организаций. На мне лежит ответственность не только за характер моей личной жизни, но и за характер жизни моей семьи, моего прихода и так далее до Церкви Вселенской включительно.

Исключительно личного „я“ в Церкви нет, так как оно переходит в „я“ всё высшего порядка, оканчиваясь Церковью Вселенскою как одним живым организмом, одним лицом, имеющим название Невесты Христовой.

Каждый христианин получает право говорить не только о своей вине, но и о винах общецерковных, так как границы между тою и другою виновностью точно провести невозможно. <…>

Но, прежде чем продолжать свое исследование, мы считаем необходимым ответить на следующее недоумение: имеем ли мы право искать вин у матери нашей Святой Православной Церкви, непогрешимой носительницы истины Христовой?

Если бы, говоря о вине Церкви, я бы имел в виду подвергнуть ее публичному позору, то, конечно, мой поступок напоминал бы известное всем деяние второго сына Ноева; но если эта речь имеет в виду отыскание средств для общего освобождения от вин, то, очевидно, это дело носит глубоко нравственный характер, потому что, несомненно, на нашей обязанности лежит каяться в своих винах и к тому же побуждать других.

Что касается святости нашей Церкви Матери, то относительно неё возможны два суждения.

Если эта святость такова, какою была Божественная святость Христа, то она всемерно должна побудить Церковь принять на себя вины других, как Спаситель понес на себе грехи мира.

Если же святость Поместной Русской Церкви гораздо низшего порядка, т. е. есть святость относительная, то, очевидно, Церкви повинить себя в своих собственных винах глубоко необходимо, как необходимо и всем вообще приносить покаяние в своих прегрешениях.

Что касается непогрешимости Церкви, то обычно относят это свойство только к Церкви Вселенской, а так как нам предстоит речь о Церкви Российской, то и с этой стороны поле для нашего исследования остается свободным.

В Православной Церкви в деле церковного устроения на первый план выступает епископское служение, за ним следует пресвитерство с прочими членами клира и, наконец, народ. Сообразно с этим распределяется и церковная ответственность: большая на епископах, меньшая на священниках, еще меньшая на народе.

Но, так как в Церкви нет овец бессловесных, а все овцы – словесны, ответственность народа может бесконечно возрастать в те моменты, когда епископство и пресвитерство оказывается не на высоте своего служения. В Церкви нет и не может быть такого закона, который заставлял бы народ слушать епископов и пресвитеров более Христа Спасителя, слепо им подчиняться независимо от того, оправдывают ли они свое служение смиренных преемников Христовых или нет. Носителем Христовой жизни является решительно всякий духовно рожденный, поэтому и на страже интересов Христовых в Церкви обязан стоять всякий, тем более в трудные минуты, когда многие епископы и пресвитеры оказываются ниже своего положения.

Да и помимо того, ни епископство, ни пресвитерство не могут ставить Духу Святому препятствий воздвигать из среды народа таких духоносцев, которые своею высотою превосходили бы всех епископов и пресвитеров, взятых вместе. С этой стороны все положения и все служения в Церкви являются уравненными, и от личных подвигов каждого зависит привлечь к себе и большее освящение.

Поэтому, нисколько не отрицая относительной ответственности в Церкви епископства и пресвитерства, нельзя забывать о нравственной ответственности за всю Церковь решительно каждого ее члена, причем виновность первых не только не освобождает от вины последних, но, наоборот, требует с их стороны повышенной ревности о славе Церкви».

Анализируя нравственное и религиозное состояние российского общества, состояние Поместной Российской Церкви, которая, как любая Поместная Церковь, не является носительницей всей полноты истины Христовой, ибо Невеста Христова – это только Вселенская Церковь, а каждая из Поместных Церквей, живя в том или ином обществе, страдает немощами и болезнями этого общества и в иных случаях далеко не является носительницей высоких идеалов Христовых, – отец Роман попытался увидеть причины современных ему церковных и общественных болезней. Его выводы звучали как приговор. «Церковь, – писал он – в отличие от личности как явления в земной жизни преходящего, есть существо высшего порядка, проходящего через лица и поколения, но ими не исчерпываемая. Хотя в данный определенный момент судьбы Церкви часто являются сосредоточенными в лице даже одного, стоящего во главе ее управления епископа, но этот епископ отойдет, а Церковь останется. Отношение Церкви к деятельности первого по власти епископа может быть разное. Церковь может ее усвоить, но может и не усвоить, и сообразно с этим характер нравственности этого епископа на Церковь переходит или остается принадлежностью этого епископа. Если Церковь усвояет добродетель данного лица, общая нравственная атмосфера церковной жизни повышается; если усвояется порок, эта атмосфера понижается.

Представим себе следующее положение. Порок церковных правителей одного поколения Церковью Поместной был усвоен; последующие поколения от этого порока не только не освободились, но, усвоив его, прибавили к нему еще нечто и от своих немощей. Если практика церковного управления в этом духе продолжится в течение целого ряда поколений, то, очевидно, жизнь церковная придет в крайнее расстройство, потому что эти закоренелые грехи распространят во всей Поместной Церкви такую мертвящую атмосферу, в которой истинному христианину нельзя будет ни жить, ни дышать.

К глубокому сожалению, приходится сознаться, что в таком именно положении находится наша Поместная Российская Церковь. Старые исторические грехи тяжелым гнетом лежат на ее совести и довели современную церковную жизнь до совершенно расслабленного, полупараличного состояния».

Учитывая справедливость поставленного отцом Романом диагноза и то, что последствия болезни, которая охватила церковную жизнь, могут явиться крайне тяжелыми, так как нравственное состояние церковного общества со временем только ухудшалось, можно представить, сколько требовалось внутреннего напряжения и усилий, чтобы нравственно не погибнуть в то время. Только для мучеников был открыт свободный и прямой путь на пажити Христовы, в Царство Небесное.

16 ноября 1907 года состоялось очередное собрание священно-церковнослужителей военного и морского духовенства, на котором первым выступил протопресвитер Александр Желобовский, сообщив о чрезвычайной важности, по его мнению, событии – увеличении вдвое жалования священнослужителей, прослуживших двадцать лет. «Обеспеченность для каждого и особенно для семейного человека имеет великое значение, и моральное, и служебное, – сказал он. – Я разумею не роскошь, не корыстолюбие, а относительное довольство. При отсутствии горькой нужды спокойствие душевное дает возможность работать и усердно и полезно».

Он напомнил, что военное духовенство этим почти целиком обязано настоятелю Санкт-Петербургского святителя Спиридона Тримифунтского Адмиралтейского собора протоиерею Алексию Ставровскому, потратившему много сил и времени, чтобы это решение наконец состоялось. Отец Александр сообщил, что было увеличено жалование и псаломщикам. «Я глубоко сочувствую обеспечению меньших сослуживцев, – сказал он. – Как сын псаломщика, я знал всю тяготу церковной службы и материальную наших церковнослужителей и в течение двадцати лет заведования военным духовенством хлопотал об улучшении их быта и сердечно рад за них».

Немалый успех имела и деятельность отца Романа Медведя по благотворению семьям священнослужителей, потерявшим своего кормильца. «Его Высокопреподобие, отец председатель настоящего собрания, изволил высказать свою радость по поводу успешного развития дел кассы, – сказал отец Роман. – Мы принимаем с глубокой благодарностью этот лестный отзыв, но считаем своим долгом не скрывать перед общим собранием и тех отрицательных сторон, которые в деятельности кассы существуют».

Об отрицательных сторонах деятельности кассы помощи семьям почивших священнослужителей сделал доклад протоиерей Георгий Шавельский. До этого такой же критике деятельность кассы помощи подверг протоиерей Евгений Аквилонов. Суть состояла в том, что в параграфе устава этого учреждения было записано, что всякий член кассы, не сделавший ни одного взноса в течение трех месяцев со дня кончины последнего почившего священнослужителя, должен быть исключен, и соответственно его семья не могла уже получить пособие. Однако на практике это не соблюдалось. «Правление за все три года ни разу не прибегало к этой мере, – сказал отец Роман. – Почему? В первый год существования кассы, пока военное духовенство еще не привыкло к новому учреждению и судьба кассы могла внушать опасения, требовалась особая осмотрительность и возможная мягкость к членам кассы, чтобы слишком жесткое отношение к членам кассы не оттолкнуло военное духовенство от молодого учреждения. Затем началась война с Японией. По случаю военных действий для многих членов кассы, находившихся на театре военных действий, сношения с кассой стали затруднительными…»

Правление в соответствии с пожеланием протопресвитера Александра Желобовского пошло еще дальше – до последней возможности оно не лишало материального пособия семьи почивших священнослужителей, даже в том случае, если сами почившие были неисправными должниками. Все члены кассы изначально записывали себя в тот или иной разряд, который зависел от суммы, внесенной в первый раз, а также суммы последующих взносов. Но бывало так, что внесший большой взнос вначале затем переставал платить, а внесший вначале меньший продолжал вносить и далее, а после их кончины семья почившего, который почти ничего не платил, получала значительно больше, чем семья того, кто платил регулярно. В результате третьеразрядные аккуратные плательщики внесли на дело общей благотворительности в четыре раза больше, чем перворазрядные. Бывали случаи, когда уже взрослый сын покойного священнослужителя начинал настоятельно требовать выплаты всего пособия, хотя его отец числился должником. В этих случаях отец Роман всегда склонялся в сторону благотворительности и милосердия, и пособие выплачивали полностью, хотя многие из почивших были недоимщиками и совокупный их долг вырастал до немалой по тем временам суммы – трех тысяч рублей.

Отец Роман обратил внимание собравшихся и на то, что «отцу казначею и отцу делопроизводителю приходится работать по кассе очень много, и три года оба они трудятся безмездно. Я находил бы справедливым, – сказал он, – положить им жалование по меньшей мере по 300 рублей в год и начать выдачу его с настоящего же ноября месяца.

При условии оплаты труда своих основных работников Правление получает возможность свободнее располагать их трудом для пользы кассы. Жалование переводит нас из сферы благотворения в область деловых обязательств, а в этой последней часто можно ввести через затрату труда такое улучшение, над которым при благотворительной постановке дела приходится задуматься, потому что улучшение вводится за чужой счет.

Хотя касса и страдает еще неизлеченным недугом недоимочности, но выгоды кассы несомненны. Мы начинали дело с одной тысячи, а теперь их у нас почти двадцать одна; каждый год дает по несколько тысяч. Поэтому новые расходы в несколько сотен касса понесет совершенно свободно».

Затем отец Роман прочитал заявление священника Антония Мшанецкого, который предлагал ввести в устав новый параграф, позволявший тратить уже имеющиеся средства на постройку и ремонт церквей. Но это предложение категорически было отвергнуто, так как не соответствовало благотворительным целям учреждения, направленным на помощь семьям священнослужителей.

На собрании состоялись выборы членов Правления и ревизионной комиссии на следующий год. Председателем Правления был вновь избран отец Роман, председателем ревизионной комиссии – протоиерей Евгений Аквилонов, а одним из членов ревизионной комиссии протоиерей Георгий Шавельский. В конце собрания протопресвитер Александр тепло поблагодарил отца Романа и его сотрудников за их труды, принесшие в столь краткий срок обильные плоды.

Став священником, отец Роман всего себя посвятил приходской деятельности, и этот напряженный труд через несколько лет сказался на его здоровье: он заболел туберкулезом, туберкулезом заболела и его супруга, и дальнейшее их пребывание в климате Санкт-Петербурга врачи сочли нежелательным.

3 октября 1908 года архиепископ Варшавский Николай (Зиоров) назначил отца Романа настоятелем Николаевской церкви в городе Томашове Петроковской губернии и законоучителем местного Александровского 4-х классного училища. На очередном собрании военного и морского духовенства, состоявшемся 17 ноября 1908 года, протопресвитер Александр Желобовский сообщил, что священник Роман Медведь по слабости здоровья переходит на службу в епархию на родине. Он поблагодарил отца Романа за добросовестность, усердие и рачительность, с которыми тот вел дела благотворительности. «За четыре года своего существования, – сказал отец Александр, – касса имеет уже капитала до 25 тысяч рублей, и за эти же годы выдала пособий 16 тысяч рублей. Мне и в голову не приходило, чтобы это дело дало такой блестящий результат».