Имяславие. На юге России

Письмо было отредактировано и не содержало в себе указаний на место действия и конкретных лиц. Однако, обнаружив это письмо в книге «На горах Кавказа», отец Агафодор отреагировал очень болезненно и задался целью изъять произведение из продажи. В 1908 году он послал один экземпляр игумену Андреевского скита Иерониму. Вместе с книгой он послал просьбу найти образованного инока, который мог бы провести критический анализ написанного. Игумен Иероним обратился к человеку, который затем станет знаковой фигурой этой истории – иеросхимонаху Андреевского скита Антонию (Булатовичу) с просьбой прочитать труд отца Илариона и высказать свое мнение. Восприняв книгу вначале негативно, он вскоре изменил свой взгляд и в итоге вернул игумену Иерониму книгу с заключением, что ничего плохого в ней нет, что все, что там изложено, написано в духе учения церкви, в духе учения святых отцов53.

Между тем отца Агафодора подобное заключение не устроило, и он нашел другого исполнителя своей просьбы. Он заказал схимонаху Ильинского скита о. Хрисанфу (Минаеву) написать рецензию. В книге рецензент обратил внимание на отношение о. Илариона к имени Бога: «Господь есть мысленное, духовное умосозерцательное существо, таково же и имя Его. (…) Имя Господа Иисус Христос нет возможности отделить от Его святейшего Лица»54. «Сын Божий – во святом Своем Имени весь и всецело пребывает всеми своими совершенствами и всею полнотою Своего Божества»55. «Итак – имя Бога всемогущего- есть Сам Бог»56 – заключал к итоге автор.

В 1909 году в печати вышла разгромная рецензии на книгу отца Илариона. В ней о. Хрисанф выступил противником слияния Божества и Его имени, называя имя Иисус простым человеческим именем57.

Немедленно отреагировал на это мнение схимонах Мартиниан (Белоконь) из Фиваидского скита. Собственноручную записку он вручает игумену Пантелеимоновского монастыря Мисаилу и духовнику Агафодору, где пишет: «Божественнейшее и святейшее Имя „Иисус“ называю Богом по своей сердечное вере, что оно неотделимо и не может быть отъято от Него, Господа Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа, но едино с Ним»58.

Иеросхимонах Паисий историю начала разногласий среди афонитов возводит к жившему в скиту «Новая Фиваида» ученому иеросхимонаху Алексию Киреевскому, считавшему имя Бога простым человеческим словом. Отец Алексий (вмиру Владимир Леонидович Киреевский) был представителем знаменитого дворянского рода, племянником известных славянофилов братьев Киреевских59. Он поспорил с маститым старцем, опытным деятелем умносердечной молитвы Иисусовой, схимонахом Мартинианом (Белоконь). Отец Мартиниан, таким образом, стал одним из первых защитников имяславия.

Таким образом, прочтение рецензии отца Хрисанфа вызвало размежевание афонских иноков на сторонников и противников проблемного вопроса. Сторонники догмата стали именоваться «имяславцами», не согласных с ними они назвали«имяборцами».

Антоний (Булатович) разжигание догматической полемики возводит напрямую к рецензии инока Ильинского скита Хрисанфа60 в противоборство которой имяславцы, они же часть монахов пустыни Новая Фиваида, написали 10 декабря 1910 года открытое письмо игумену Свято-Пантелеимоновского монастыря Мисаилу, в котором выразили желание, чтобы в отношении имени Бога братия исправила свою ошибку и признала, что имя «Иисус» есть Бог61.

Интересно отметить, что схимонах Иларион (Домрачев) с 1908 года вел активную переписку с насельниками скита Новая Фиваида, призывая в письмах своих сторонников «постоять за имя „Иисус“, обещая им „венцы“ исповедников». Те же в свою очередь распространяли эти письма по всем русским обителям Святой горы62.

Не согласные с имяславцами стали искать помощи у церковных иерархов в России. Отец Алексий (Кириевский) знал в России одного из самых влиятельных церковных иерархов. Он отсылает копию рецензии на книгу «На горах Кавказа» архиепископу Волынскому Антонию (Храповицкому). Последний, в свою очередь, инициировал в начале 1912 года публикацию в подконтрольном ему журнале «Русский инок» разгромной рецензии на книгу о. Илариона63, положив начало широкой дискуссии по этому вопросу, а по факту – открытой травле «имяславцев» со своей стороны.

Ситуация в целом становится одним из приоритетов внимания Священного Синода. Дебаты по догматическому спору вокруг имяславия ширятся. Партию имяславцев возглавил иеросхимонах Антоний (Булатович), который активно подключился к полемике. В миру до принятия пострига и монашеских обетов Александр Ксаверьевич Булатович был отважным офицером, исследователем Эфиопии. В январе 1912 года он возвращается на Афон после очередной поездки в Абиссинию (Эфиопию) и узнает от одного из фиваидских монахов о гонениях на имяславцев. С последними он обнаружил полное единомыслие, и, познакомившись с публикациями российской печати, решил «взяться за перо для обличения этой клеветы»64.

Булатович энергично вступился в защиту имяславия написанием полемических статей: «О почитании Имени Божия» и «О молитве Иисусовой», а затем и открытого письма на имя самого архиепископа Антония (Храповицкого), в котором обличал «имяборцев», что лишь вызвало раздражение и гнев иерарха65.

Не совсем понятно на что надеялся о. Антоний (Булатович), отправляя письмо маститому религиозному деятелю со словами: «Но восстаньте же и покайтесь. Если же мы увидим, что вы не каетесь (…) то война вам будет открыта (…) мы будет обличать вас перед лицом всей церкви»66. Реакция влиятельного иерарха не заставила себя ждать: «Русский инок» начинает печатать статьи, в которых в негативном русле идет разбор трудов Булатовича. Стоит признать, что Александр Ксаверьевич в этом эпизоде проявил не совсем те качества, которые проповедует христианство. Его оппонент, отец Антоний, тоже был натурой энергичной и пылкой, к которой есть много неудобных вопросов. В результате обеим сторонам не хватило смирения, тактичности и желания разобраться в мнении иной стороны.

Конфронтация привела к нарастанию печатной дискуссии. В середине лета 1912 года вышел в свет один из главных полемических трудов имяславия-«Апология веры во Имя Божие и во Имя Иисус», в котором отец Антоний (Булатович) произвел самую широкую подборку высказываний святых отцов церкви и цитат из Библии в защиту учения о том, что «имя Божие есть сам Бог». Помогал ему в этом труде «драгоценнейший сотрудник»67 – Павел Григорович. В дальнейшем, после смерти о Антония, Григорович П. Д. будет считать себя его преемником, а пока он вел корректуру «Апологии», которую Булатович затем представит в Синод. По показаниям Григоровича П. Д.:

«Из этой „Апологии“ я ничего тогда не мог понять, так как всё мое внимание было сосредоточено на корректуре, тем более что листы один после другого приходилось читать через час и более. Таким образом, в памяти у меня почти ничего не осталось из „Апологии“, кроме двух изречений о. Иоанна Кронштадского: „Имя Божие есть Сам Бог“ и подобного же изречения св. Феофилакта Болгарского»68.

Мнения об объекте спора можно постараться выразить сравнительной таблицей, которая будет приведена далее (смотри с.35—37).

Также обязательно стоит обратить внимание на книги епископа Илариона (Алфеева), которые являются на данный момент самым проработанным исследованием по истории имяславия и попыткой дать взвешенную оценку событий. Однако и он, как нам видится, в выработке примирительных богословских формулировок, которые уже успели обрести противников в имяславской среде, не смог полностью сохранить беспристрастность. Для полного погружения в тему стоит ознакомиться с полнотекстовой версией исследования.

Краткий конспект выдержек основных положений – будут приведены далее. Это в целом поможет читателю погрузиться в историческую ретроспективу и понять в самых общих чертах многовековые предпосылки рассматриваемых событий69, связанных с новым витком споров об имени Иисус в XX веке. Приведем более подробно некоторые мнения оппонентов на этом самом новом витке противостояния.

Доктор богословия Сергей Викторович Троицкий, размышляя об учении святого Григория Нисского об именах Божиих, в частности, обращал внимание на то, что «источник происхождения всех имен не в Боге, а в самом человеке, в способности его разума к изобретению, в способности измышлять (…) Все имена суть лишь символы вещей, суть знаки, клейма, налагаемые человеческим измышлением на вещи, и сами по себе вовсе с вещами не связанные. А если так, то имя не то, что самый предмет. Бытие не одно и тоже с наименованием. (…) Имена означают не самые вещи, а наши представления о них. Точно также и имена Божии означают не самого Бога, не Его природу или сущность, а наши представления о Боге70».

Часть 1. «Сравнительный обзор цитат участников спора об имяславии». Начало таблицы

Анализируя взгляды С. В. Троицкого, Епископ Иларион (Алфеев) приходит к выводу, что он «стоит приблизительно на тех же позициях, что и священник Хрисанф Григорович и архиепископ Никон, описывая молитву как субъективный опыт человека, полностью вместимый в рамки соответствующих законов логики и психологии. Так же как и у Никона, процесс молитвы рассматривается у Троицкого как серия переживаний и чувств, в результате которых у молящегося „возникает представление“ о присутствии Бога в сердце (…) Какая-либо ссылка на действие Бога в молитве отсутствует»71

Часть 2. Продолжение таблицы

Отец Антоний (Булатович) в своих трудах отмечал:

Часть 3. Завершение таблицы

«(…) имяславцы никогда не заявляли о постижимости и именуемости сущности Божества72 (…) Прочтите наши сочинения и сочинения наших противников, и вы увидите, что сущность спора заключается именно в этом. Наши противники доказывают, что тайна благочестия не состоит в исповедании Имен Божиих, что в таинствах Имена Божии служат лишь посредством, но не освящающей силой, что в молитве Иисусовой бездейственно Имя Господа Иисуса, что чудеса Именем Господним никогда не совершались, и что если где в Писании и говорится о таких чудесах, то это суть лишь – „описательные выражения“, что тайна молитвы не состоит в исповедании Имен Божиих, но что Имя Божие в молитве нужно якобы лишь для первого обращения к Богу, а затем молящийся беседует, так сказать, с Богом лицом к лицу. Мы же утверждаем, что и в таинствах действенно Имя Божие, и в молитве Иисусовой тайна ее заключается в сердечном исповедании Имени Иисусова, и что вообще действенность всякой молитвы заключается в исповедании Имен Божиих, что Имя Господне сильно творить чудеса и изгонять бесов73, одним словом, через все наши сочинения красною нитью проходит мысль, что „тайна благочестия состоит в исповедании Имен Божиих“, а в сочинениях имяборцев тою же красною нитью проходит мысль, что тайна благочестия состоит собственно в исповедании Самого Бога, а не Имени Его»74.

Имяславцы настаивали на неразрывной связи имени с Богом через присутствие энергии Божией в Его именах: «Господь, говоря о Себе, не ограничился каким-либо местоимением, но сказал Свое полное Имя Иисус Христос, в именовании которого никакой нужды не было. (…) очевидно указывая тем на важность ведения Имени Иисуса Христа. (…) как видим из последних слов первосвященнической молитвы Господь говорит: „И сказал им Имя Твое и скажу, да любы, ею же Мя еси возлюбил в них будет и Аз в них“. – (Иоан. 17, 26). – Познавать Бога возможно лишь в Глаголах Слова, то есть, во-первых, в Именах Богооткровенных и в Глаголах Писания и прочих Глаголах Божественного Откровения, сии Глаголы суть Самa Жизнь Вечная, то есть Энергия Слова Ипостасного, не отделимая от Энергии Отца и Св. Духа. Сию тайну в вышеприведенных словах и поведал нам Господь»75.

Оппонировал этим утверждениям архиепископ Антоний (Храповицкий): «Булатович не понимает самых простых слов, например, энергия, и называет Божии имена Божественною энергией. Энергия есть действие, воля, а не имя. Если римский папа назвал себя согласно их церковному праву Бенедиктом Пятнадцатым, то разве это имя есть его энергия? Что за бессмыслица! Это имя, даже не самое имя, а избрание себе этого имени, есть результат, его воли, его энергии, a не энергия. Нужно бы прежде Булатовичу выучиться говорить по-русски, а потом философствовать. И если бы он держался такого простого правила жизни, то не вступил бы со своим бессмысленным учением о том, что имя есть самое Существо, не был бы принужден защищать свою бессмыслицу клеветами и извращениями и обвинять вразумлявших его пастырей в том, будто они не признают Христа Богом»76.

К полемике подключались и другие лица, от действий которых ситуация еще более обострялась.

Патриарх Иоаким III

Так, например, в августе 1912 года отец Алексей (Кириевский), один из первых, кто активно вел проповедь в Фиваидском скиту против книги отца Илариона (Домрачева), едет вместе с иеросхимонахом Кириком (Максимовым) в Константинополь к патриарху Иоакиму III «с поручением изложить перед Его Святейшеством дело религиозной афонской распри и просить разрешения запутанного вопроса»77.

Реакция не заставила себя долго ждать. Уже в сентябре 1912 года на основе мнения Халкинской школы Вселенский Патриарх Иоаким III признал, что в книге «На горах Кавказа» много ошибочного и ведущего к ереси. Этого мнения патриарха на Афоне имяславцы не признали.

В 1912—1913 гг. сложилась непростая внешнеполитическая обстановка. В эти годы шли так называемые Балканские войны, начало которым положило стремление ряда государств расширить свою территорию за счет земель Османской империи и полностью лишить ее европейских территорий. В связи с чем Святая гора Афон оказалась в непростом положении.

Посол Михаил Николаевич Гирс

В 1912 году, греки занимают Афонский полуостров и стремятся включить его в состав своего государства. Один из очевидцев событий об этом пишет: «Уже тогда Русский монастырь предвидел опасные последствия возможного присоединения Афона к Греции (…) и потому отказался подписать петицию, поданную в 1913 году греческими монастырями (…) о своём желании войти в состав греческого государства»78. На лондонской конференции по урегулированию ситуации на Балканах наши дипломаты продвигали идею о совместном покровительстве над Афоном шести православных государств при сохранении юрисдикции Константинопольского патриархата. Однако выше обозначенная позиция вызвала в Афинах раздражение: греческое правительство, опасаясь возросшей численности насельников русских монастырей, стремилось их упразднить или заменить их насельников греками. Греческие монастыри были против интернационализации Афона, называя такой исход дела установлением нового ига взамен того, от которого они только что избавились. Закрепление Афона за Грецией было совершено Бухарестским договором от 26 августа 1913 года ни сколько юридически, сколько с молчаливого согласия сторон, его подписавших79.

На этом фоне идет нарастание конфликта на Святой горе. 12 января 1913 года власть в руки имяславцев перешла в Андреевском скиту Ватопедского монастыря80. Причем захватили ее насильственным способом. Несколько десятков человек во главе с Антонием (Булатовичем) пошли к своему игумену о. Иерониму для серьезной беседы, которая назрела после многодневного противостояния в стремлении имяславцев сменить руководство скита.

Возможно, что этой «беседы» могло и не случится, т.к. о. Антоний 1-го января 1913 года «хотел поехать в г. Солунь печатать на греческом языке свои сочинения, но благодаря непогоде пароходы не могли пристать к берегу»81.

Игумен Свято-Андреевского скита Иероним

Автор «Апологии» разорвал с отцом Иеронимом отношения еще летом 1912 года из-за резких оценок своего труда82 и критики статей, написанных, в том числе, на имя Антония (Храповицкого), после чего покинул Андреевский скит. Теперь же о. Антоний (Булатович) требовал от игумена удалиться от исполнения занимаемой им должности. Возможно, что этого хотел и один из авторитетных старцев – отец Давид (Мухранов), который несколькими днями ранее, после дискуссии об имени Божием, возникшей в виду попытки отца Иеронима устроить показательное изгнание активных имяславцев, по сообщению отца Антония, воскликнул: «Братия, бегите: ваш игумен еретик. Он перед всем собором отрекся от Иисуса»83. То есть власть игумена была лишена легитимности в глазах части братии Андриевского скита. Однако диалога не вышло. С обеих сторон, в тот самый день 12 января, были монахи крепкого телосложения, готовые защитить своих лидеров.

Очевидцы сообщают, что «стоявший по левую сторону Иеронима монах-еретик крепкого атлетического сложения, быстро протянув через стол руки, схватил за горло о. Антония и потащил через стол на себя, чтобы задушить его. О. Антоний, маленький ростом, худенький постник, уже захрипел в когтях атлета. Двое из нас бросились на выручку и спасли о. Антония»84. В ответ со стороны имяславцев были приняты «решительные меры», в результате чего началась массовая драка, в развязывании которой стороны затем обвиняли друг друга. Команду к бою по одной из версий отдал сам о. Антоний (Булатович) и «братия, исполнилась непомерного гнева и бросилась на „ура“. Был великий бой с обеих сторон. Сперва кулаками, а потом один другого давай таскать за волосы. Это было чудное зрелище. Внизу руки, ноги, туловища, а вверху виднелась одна шерсть (то есть волоса). И начали вытаскивать (иеронимовцев) из этой кучи по одному человеку в коридор, где братия стояла в две шеренги, получая добычу и провожая (иеронимовцев) кого за волосы, кого под бока и с приговором, кого за что бьют, чтобы он знал. Таким образом провожали до лестницы, а по лестнице спускали, кто как угодил: одни шли вниз головой, другие спускались ногами книзу, а затылком считали ступеньки…»85.

Свидетель противной стороны, монах Климент, сообщает: «Били кулаками, сбитых с ног топтали, влачили за волосы и избитых выкидывали за дверью. За ней в коридоре на обширной площадке, продолжала их избивать озверевшая молодежь имябожников. Этой кровавой картины мне никогда не забыть»86.

Архимандрит Давид (Мухранов)

В результате о. Иероним был смещен, а ему на смену по настоянию братии пришел отец Давид (Мухранов) – главный ктитор скита. Выгнав прежнего игумена и его сторонников, иноки – андреевцы, выражаясь современным языком, ушли в «самоизоляцию» – главные врата обители были наглухо закрыты. Монахи решили их больше никогда не открывать, чтобы в их обитель не проникли еретики. О. Иероним немедленно ставит в известность о произошедшем церковные и гражданские власти, используя свои связи: четыре года он выполнял роль эконома, а затем настоятеля подворья в Константинополе, учился в Халкинской богословской школе87.

О смещении прежнего игумена имяславцы также уведомили официально и Ватопедский монастырь и обер-прокурора Святейшего Синода Владимира Карловича Саблера. Побежденная сторона при этом заявляла, что отстранение игумена Иеронима было совершено путем незаконного переворота, а сторона победителей считала, что насильное выдворение игумена не имело «характера общего переворота и ниспровержения всего прежнего строя скита, ибо все должностные лица и управление в скиту остались нетронутыми»88.

В ходе научной экспедиции на Святую гору Афон исследователи из Международного института афонского наследия в 2015 году в архиве сербского Хиландарского монастыря обнаружили копию письма иеросхимонаха Антония (Булатовича) на имя императора Николая II за 1912 год. Этот документ является важным ключом для понимания первопричин вышеописанного конфликта. В нем он просил российского монарха о помощи в передаче ему на Афоне для проживания и восстановления заброшенного бывшего «казацкого» скита «Черный Вир». Как уверяет исследователь Шумило С. В., монах-гусар о. Антоний (Булатович), с которым на Афон ушли шестеро солдат его эскадрона, не любил «подчиняться армейскому начальству и из-за этого нередко вступавший в конфликты с командованием, влекомый новыми приключениями и подвигами, он задумался о создании собственной обители для таких же, как и он, бывших отставных военных89. Не раз бывавший в Эфиопии, он едет туда вновь в 1911 году с целью открыть там новое подворье Андреевского скита. Однако его планы рухнули. По слухам, в Абиссинии90 полковник Ажинов и штаб-ротмистр Булатович хотели устроить там православную церковь: построили палатки, поставили кресты, но англичане открыли по ним артиллерийский огонь. Булатович и его команда «бежали без оглядки»91. Ни местные власти, ни руководство скита сложившуюся ситуацию и саму идею не поддержали, что стало причиной отказа в финансировании и со стороны Синода. Отсутствие поддержки отца Иеронима могло стать причиной затаившейся обиды на него отцом Антонием (Булатовичем), которая вылилась в последующий конфликт92.

Именно после возвращения из Эфиопии о. Антоний всю свою энергию направил на поддержку оппозиционно настроенных имяславцев, параллельно пытаясь добиться получения в свои руки заброшенного скита «Черный Вир». Когда и это намерение не осуществилось, он вступает в конфронтацию с церковными властями как на Афоне, так и в России.

Саблер Владимир Карлович

Чтобы предположить заранее в этой ситуации последующие решения Синода, важно понимать социальные связи в высших кругах империи. Саблер Владимир Карлович был главным соратником Константина Петровича Победоносцева, прежнего обер-прокурора Св. Синода, с именем которого связана целая эпоха церковной истории России. В 1911 году Саблеру покровительствовал назначением, по слухам93, сам Григорий Распутин. Для государыни-императрицы Александры Федоровны Владимир Карлович был одним из авторитетных управленцев, который отличался глубокой приверженностью к православной вере94.

В свою очередь по протекции Саблера В. К. произошло продвижение Антония (Храповицкого) в сан архиепископа95. Вполне возможно, что с подачи Владимира Карловича он был переназначен в мае 1912 года (по ст. ст.) членом Синода с оставлением на Волынской кафедре96. Подобная протекция обер-прокурора, вероятно, продиктована целью приблизить к себе лояльного человека: Антоний (Храповицкий), например, глубоко-сердечно оказал Владимиру Карловичу в свое время моральную поддержку после его отставки из Синода в 1905 году97. Однако в этом может проявляться также и его дальновидность, которая подсказывала, что Владимира Карловича рано списывать со счетов. Если это был и расчет тоже, то он оправдался.

Протопресвитер Георгий Шавельский, характеризуя назначенного в 1911 году обер-прокурора, отметил: «В. К. Саблер был оригинальнейшим обер-прокурором. Он всегда был другом архиереев, за что последние, по крылатому выражению влиятельнейшего среди них, Антония Храповицкого, „борова поставили бы во епископы“, если бы это потребовалось для удовольствия Владимира Карловича»98. Саблер В. К. получил от о. Георгия Шавельского характеристику покровителя «так называемого „ученого“ монашества, в руках которого и раньше была власть русской церкви, а теперь оказалось и духовно-учебное дело. В „царствование“ В. К. развилась какая-то эпидемия пострижений студентов духовных академий (…) Кто хоть немного следил за нашей церковной жизнью, тот знает, что своим печальным расцветом такое направление обязано знаменитому во многих и положительных, и отрицательных отношениях Антонию (Храповицкому), бывшему митрополиту Киевскому»99.

Как видим, тесная связь этих двух влиятельнейших людей, скорее всего, могла обеспечить направление работы Синода в отношении имяславия, оставляя отцам афонским призрачные шансы на всестороннее рассмотрение их обращений российскими церковными властями. Ведь «Св. Синод рассматривал дела, предлагавшиеся ему обер-прокурором. Это, конечно, не исключало инициативы синодальных членов в возбуждении новых вопросов, но решения Синода получали силу лишь после высочайшего утверждения. Докладчиком же у царя по этим вопросам всегда бывал обер-прокурор, от которого зависело то или иное освещение их»100. Вот и в отношении имяславцев, если верить дневниковым записям митрополита Арсения (Стадницкого), Саблер В. К. «метал гром и молнии против „этих“ еретиков»101.