Коррозия

Душа подплыла еще ближе к своему новоиспеченному хозяину. Он же, недолго думая, запустил свои руки в застывшее перед ним серебристое облако. Насытившись, бросил:

– Прочь.

Снова вошел в комнату. Случайный взгляд его упал на маленькую тень – прежнюю хозяйку тела Громова. Он подскочил к ней и остервенело принялся топтать, изрыгая поток страшных проклятий, но, заметив, что таким манером не может причинить ей даже малого вреда, немного остыл и успокоился.

– Ладно, лежи, все равно скоро сдохнешь.

Затем, словно размышляя о чем-то, он забормотал:

– Значит, когда я спать лягу, мой раб опять к Макару махнет, и поминай, как звали. Не будет этого, придется Макара убить.

С этими словами Громов бросился одеваться.

– Раб, здесь меня жди, если не застану, когда вернусь, до смерти замучу.

Хлопнула входная дверь. Квартира погрузилась в тишину. Душа Громова, словно подвешенная, замерла возле люстры. Раскаяние за совершенную десять дней назад глупость уже не терзало. Надежда на что-то лучшее после второй лжи и предательства маленькой тени тоже начала покидать ее. Осталось лишь отчаяние да желание провалиться, исчезнуть, поставить крест на всем и в первую очередь на себе. Но ничего этого душа Громова сделать была не в состоянии.

– Эй, здоровяк, – раздался голос с пола, – спускайся ко мне. Я к тебе не поднимусь, силы не те.

Душа взглянула вниз. Маленькая, жалкая тень уже не лежала, а сидела на ковре. Это было то зловредное существо, которое, обитая еще в теле Рукоблудского, обмануло Громова, вселилось в его тело, а потом, обессиленное, было изгнано своим соперником.

– Слушай, здоровяк, – спросила тень, – ты как думаешь, если спирт заморозить, то он гореть будет?

– Не знаю, – растерянно ответила душа и, присмотревшись, заметила маленькие рожки на голове у тени.

– Вот и я не знаю. А представь себе: лед и горит. Эх, жалко не довелось посмотреть на такое.

– Зачем тебе?

– Сам не знаю, надоело все, устал я. Сегодня, верно, помру.

– Ты зачем меня обманул?

– Странные ты вопросы задаешь, здоровяк. Тело новое хотел, старое совсем загнило. Пожить весело еще хотел. Слушай, как ты с моим дохляком сошелся, мне не интересно, лучше скажи, почему ты на мой зов целых шесть дней не откликался?

– Не скажу.

– Ну, скажи. Я загибаюсь уже, вреда тебе не сделаю.

– Не скажу, – твердо повторила душа.

– А я тебе в обмен тоже кое-что интересное расскажу, – начала торговаться рогатая тень. – Хочешь узнать то, чего никто не знает, тайну одну? Мне теперь все равно, я теперь всех их с потрохами продам.

– Рассказывай.

– Верю тебе, здоровяк, если сказал, – рассказывай, то и сам таиться не станешь. Значит, тайна на тайну. Меняемся, да? А моя тайна важнее будет. А знаешь почему, здоровяк. Да уж по одному тому, что я через час сдохну и тайну твою с собой унесу, а ты еще годиков семь помучаешься. Ну, да мне все равно. Около четырех тысяч лет назад, когда на земле зарождались первые цивилизации, существовало религиозное общество, совсем крошечное, всего тридцать человек. Они поклонялись Ангелу Утренней Зари. В разные времена и в разных землях он имел и других апологетов, его звали и Денницей, и Фосфором и Люцифером. Но те тридцать в своем почитании были первыми. И вот, во время одной из мистерий, то ли наяву, то ли после макового сока явился к ним тот, кому денно и нощно молились они, и сказал: «Возлюбленные чада мои, подарю жизнь вечную в обмен на нескончаемое прославление имени и дела моего». Им такие обещания словно мед, тут же согласились. Ну, время идет. Эти из секты помирать начали: кто от старости, кто от ножа, кто от болячки дурной. Видят они – нет обещанного, смерть про них не забыла. Думают – сами виноваты, молимся плохо, жертв недостаточно приносим. Постарались и поусердствовали, но безуспешно. Постепенно вымерли все, кроме одного, самого молодого. Приходит тогда к этому последнему Светоносный и говорит: «Вот тебе души товарищей твоих. Я от своего обещания не отказываюсь. Только вы уж и сами об этом немного позаботьтесь. Найдешь человечка, плети ему, что хочешь, лишь бы он сам от своего тела отказался. Потом прочтешь заклятие. Душа из человечка выпрыгнет, а твой приятель запрыгнет, но сам в чужом теле долго жить не сможет, но это не беда. Душа человечка никуда не денется, как привязанная к своему телу ходить будет, а твой приятель питаться ею станет. На несколько годков и хватит. Потом ищи нового олуха, кому тело надоело. Сделаете так – миром править станете». Сказал так и исчез. А этот молодой, не будь дураком, говорит своим: «Слыхали? Все сделаю, как он научил, если признаете меня старшим во веки веков». Тем делать нечего, говорят: «Признаем». Ну и началось: сначала этот молодой одного болвана обманул, тело взял, потом еще одного. Так всех своих приятелей и отоварил. Если кого-нибудь из них убивали или же сам помирал, то его друзья тут же находили новую жертву, обманывали ее, а потом и тело и душу забирали. В ход любая ложь шла, любой обман, всего и не перечислишь. Давили на все болевые точки человеческого сознания. В те времена обмануть легко было. Так они несколько веков с горем пополам с хлеба на воду перебивались, пока однажды не сказали себе: «А что это мы себя в черном теле держим? У нас же в руках вечность, а значит деньги и власть». Так были произнесены два ключевых слова: деньги и власть. Скоро, подменив собой личности нескольких видных политических деятелей в своей стране, секта практически узурпировала власть, захватила финансы, отменила основной религиозный культ и начала насаждать свой. Их первый эксперимент продлился недолго. Орды варваров вторглись в страну и, объединившись с восставшим народом, смели гнилую власть. Этот урок пошел на пользу. С тех пор они начали действовать хитро и расчетливо. Продолжая поддерживать связь друг с другом, растеклись они по всей известной тогда Ойкумене и начали исподволь, никогда и никому не объявляя о своем божестве, внедряться в политические, финансовые, военные, религиозные элиты разных стран и народов. Примерно тогда они начали называть друг друга коротким, но емким словом «наши». Спустя несколько сотен лет после начала их тайной деятельности произошел один очень примечательный случай, который в последующем помог «нашим» пополнить свои ряды преданными слугами. Ведь как обстояло дело: душа обманутой жертвы питала «нашего» в среднем лет семь. Потом лишенная сил душа превращалась в карлика, такого как я, и гибла. Но одной такой душе-карлику удалось хитростью обмануть какого-то человека, так же как в свое время обманули ее. Эта душа-карлик обладала хорошей памятью, выучила наизусть нужное заклинание, которое слышала только раз или два в жизни от своего бывшего хозяина и вселилась в тело обманутого, а его душа стала ее рабом. Подобные случаи происходили и после. Все новички, сумевшие обрести новое тело, брались «нашими» под строжайший контроль и, прежде чем стать полноправными членами организации, проходили длительные и тяжелые испытания. За многие века таких набралось тысячи, и я был одним из них, одним из этих душ-уродов, душ-чертей, возомнивших себя венцом мироздания и властелинами мира. Тьфу!

Тень помолчала, переводя дыхание.

– Видишь, здоровяк, у меня на голове рога. Постепенно у «наших» начинают расти рога, хвосты, копыта. Постепенно мы превращаемся в чертей. У меня рога еще маленькие, мне ведь всего триста лет. А у тех, кто был первым, они на два аршина в стороны торчат. Только редко, кто эти отметины видит: глаза у людей слабые.

– Значит, душа Рукоблудского станет такой же, как все вы?

– Станет, только это не душа Рукоблудского. Его душа истощилась и погибла шесть лет назад. А с той, которая с тобой снюхалась, история другая. Это был еще один обманутый нами. Только я в его тельце переселяться не захотел. Организм Рукоблудского был еще крепок, а у того источен излишествами и дурными болезнями. При жизни его Котей звали, – рогатая душа вздохнула. – У таких как мы, душ-огрызков, своеобразное миропонимание вырабатывается, ущербное, страшное, но вырваться из круга редко кому удается. Я назвал бы это коррозией души. Простой человек как мыслит: есть ли душа – неизвестно. И ведь после смерти души этих простых людей, наверное, и попадают в рай или ад. А вот у тех, кто в наш круг втянут, знание уже появляется, что да, есть душа и наверняка и жизнь вечная в каком-то не нашем, а другом свете. Только они эту жизнь прозевали и теперь, оставшись тут, неминуемо погибнут, в прах превратятся, если не будут достаточно сильны и хитры. Так и вынуждены они хитрить и лгать из века в век, отвоевывая себе новые тела и губя все новые человеческие души. Понимаешь, здоровяк, какие мы грешники, какой я грешник? С этим и уйду. Скоро ты с «нашими» познакомишься. Они на этого Котю обязательно выйдут. Тут ты их и увидишь, но мельком, конечно. Они на свои дела посторонним смотреть не разрешают.

– А может, они его к стенке поставят, ведь он тебя из тела выгнал.

– Ничего ему не сделают. Это у нас называется здоровой конкурентной борьбой, неотъемлемым правом свободной личности. Но, правда, до определенных пределов: те тридцать первых – это высший круг. Они вне конкуренции. Но ты их не увидишь, они тут не живут. Здешний климат им не нравится. Здесь дела ведут такие как я.

– А что же они тебе не помогли, когда я сбежал? Почему еще одну душу не подсунули?

– Крест они на мне поставили, вот почему. Мне ведь, честно говоря, давно вся эта подлость надоела. Я буянить, гулять начал. Они меня временно от дел устранили, но не унимался я. Тогда они и совсем на меня рукой махнули, помогли, правда, в последний раз: тебя нашли и ко мне прислали. Я тогда уже в нищете сидел, а в старые времена, еще при царе, а потом при коммунистах одним из первых здесь был. Столько новых тел и душ им поставил!

– Меня последнего обманул?

– Да! Но прощения у тебя не прошу, знаю, такое не прощают. Ну вот, кажется, и все. Помираю я. Так твою тайну и не довелось узнать, – голос рогатой тени стал совсем тихим.

Она вновь прилегла на ковер, подложила под голову тонкие лапки, словно готовясь ко сну.

– Еще, здоровяк, скажу тебе: родных твоих специально убили. Ты с самого начала на крючке был. Через Кедранюка действовали. Он не наш, но в системе. Танька по указке Кедранюка с тобой спала, чтобы тебя в тот вечер дома не было, чтобы убить без помех, чтобы виноватым ты себя считал. Если человеком опять станешь, Таньку не трогай, не виноватая она.

– Возьми у меня силу! – вдруг проговорила душа.

– Оставь, надоело, – в последний раз вздохнула рогатая тень, сжалась и, как маленький комок болотного тумана, попавший под прямой луч солнца, растаяла без следа.

Глава 6

Стукнула входная дверь. В комнату ворвался Громов, точнее тело Громова, управляемое крошечной душой Коти. Пальто на нем было распахнуто, шарф сполз на бок, шапка вообще пропала. Под глазом Громова виднелся большой синяк, на лбу сидела огромная шишка, под носом запеклась кровь.

– Не смог я этого пса замочить, – проскрежетал он, – сильный, как носорог. Сам меня чуть не укокошил. Но ничего, Макар, я тебе отомщу, я тебе припомню!

Он смачно сплюнул на пол.

– Но ты не думай, что от меня во время сна сбежишь, – обращаясь к душе, произнес он, – я без сна долго могу. Сегодня вечером в Москву поедем, мосты с нужными людьми наводить. Слушай, а куда эта падаль делась, которую я из своего тела выкинул? Неужели померла?

– Померла, – подтвердила душа.

– Вот видишь, как мы вовремя: еще чуть-чуть и он околел бы прямо в теле, а тело околело вместе с ним. Слушай, у тебя тут заначка какая-нибудь осталась? Билет на поезд купить надо.

У маленькой тени, захватившей чужое тело, не было никаких не то что продуманных, но даже и туманных планов в отношении Москвы и упомянутых ею «нужных людей». Тень надеялась на фарт и удачу.

Вечер этого дня застал Громова лежащим на верхней полке в купе пассажирского поезда. Подложив руки под голову, он сосредоточенно глядел в потолок и спать не собирался. Нижние полки купе занимала молодая семья: спортивный мужчина и его супруга – хрупкая брюнетка с азиатскими глазами. Стараясь не мешать своему соседу, они о чем-то тихо переговаривались между собой, но скоро улеглись и уснули. Вторая верхняя полка была пуста, точнее, за неимением пассажира на ней растянулась душа. Она вслушивалась в стук колес, всматривалась в проносящиеся за окном редкие огни и старалась не думать о будущем.

Но вот оно утро, и вот она Москва. Сойдя с поезда, Громов замешкался. В привокзальной давке кто-то чувствительно толкнул его, носильщик, требуя дорогу, зацепил тяжелой тележкой. И тут, вместо того, чтобы идти к ближайшему метро, экономя и без того небольшую сумму имеющихся у него наличных, он вдруг решил «показать» этой Москве и проехаться с шиком на такси. Встав на обочину, он поднял руку. Тут же около него остановилась машина. Щелкнув дверцей, он опустился на переднее сиденье.

– В центр, – важно произнес он и, взглянув на таксиста, удивился. – Ой, девка! Ты что, таксуешь?

– Таксую, – коротко ответила она и, лихо развернув автомобиль, понеслась по широкой, ярко освещенной улице.

Уже представляя себя хозяином жизни, он с пренебрежением начал рассматривать таксистку. На ней была короткая куртка, кожаные брюки, черные сапожки на шпильках, половину лица закрывали огромные антибликовые очки.

– Тебя как звать? – нагло спросил пассажир.

Она не ответила.

– Слушай, твоя мордашка мне знакома, – приглядываясь к ней, вдруг заметил Громов.

Он полез к ней с явным намерением сорвать с ее лица очки. Но в это мгновение за спиной послышался глухой шорох, чья-то сильная рука обхватила его сзади за шею, а в затылок уперлось дуло пистолета.

– Сиди спокойно, – зашипел в ухо мужской голос, – не то мозгами стекло забрызгаешь.

Таксистка засмеялась, не спеша стянула с себя очки и, не отрывая взгляда от дороги, спросила:

– Узнал?

Это была ночная соседка по купе. На заднем сиденье расположился ее супруг – спортсмен. Они долго петляли по улицам, пока не вырвались из города на широкую автостраду. Минут через двадцать, сбросив скорость, женщина свернула на дорогу, уходящую вглубь леса. Из-за заснеженных кустов появилась табличка с надписью «Частная собственность, въезд запрещен», ниже тот же текст повторялся на английском языке. Проигнорировав предупреждение, поехали дальше. Показались железные ворота, перегораживающие дорогу. Таксистка притормозила, опустив боковое стекло, сказала что-то охранникам. Они быстро открыли ворота, пропуская машину. Еще минут десять ехали по заснеженному молчаливому лесу, пока не добрались до большого двухэтажного дома, стоящего среди огромных сосен и лип.

– Вылезай, приехали, – освобождая от захвата шею незадачливого пассажира, произнес спортсмен.

Хрустнув позвонками, Громов выбрался из машины.

– Где мы? – затравленно осматриваясь по сторонам, буркнул он.

– Узнаешь, – ответил спортсмен и несильно подтолкнул его пистолетом в спину.

Первой, цокая каблуками и откидывая назад тонкие плечи, шла таксистка, за ней Громов, за Громовым, спрятав пистолет, следовал спортсмен. Последней плелась душа.

Стояла тишина. О том, что в доме есть люди, свидетельствовал лишь сизый дымок, вьющийся над печной трубой. Поднялись на крыльцо. Входная дверь, как будто сама собой, открылась перед ними. В полумраке широкого вестибюля показалась фигурка худенького старичка.

– Мы привезли его, – сказала женщина.

– Вас ждут, заходите, – бодрым голосом промолвил старичок.

Судя по всему, он исполнял здесь роль секретаря-привратника.

Брюнетка сделала шаг в сторону, освобождая проход. Спортсмен опять толкнул Громова в спину. Не дожидаясь повторного приглашения, Громов вошел. Провожатые, прикрыв за ним дверь, остались снаружи. Старичок молча указал рукой вглубь вестибюля. Миновав его, Громов оказался в большом, богато убранном кабинете. Окна были плотно занавешены толстыми шторами, свет давал пылающий камин. В центре кабинета стоял письменный стол-тумба. Одну из стен занимала коллекция кинжалов и сабель, рядом в углу стояли рыцарские доспехи. Багровые отблески огня плясали на отполированном шлеме и нагрудном панцире. В просторном книжном шкафу со стеклянными дверцами виднелась обширная библиотека, состоящая из золоченых фолиантов вперемежку с ветхими, растрепанными свитками. Напротив камина стояло кресло. Оно было повернуто к огню, и его высокая спинка почти полностью скрывала сидящего в нем человека. Была заметна лишь рука, расслабленно свисающая с мягкого подлокотника.

– Проходите к столу, присаживайтесь, – раздался голос.

Какое-то внутреннее чувство подсказало вошедшему, что выяснять отношения не годится. Нужно слушать и ждать. Поэтому он покорно подошел к столу и сел в стоящее там второе кресло.

– Пусть ваш раб выйдет.

– Какой раб? – растерянно сглотнув слюну, произнес Громов, мгновенно понимая, к кому он попал.

– Я не привык повторять свои приказы дважды, – без всякой перемены интонации, все так же мягко и спокойно послышалось из кресла.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.