Полная версия
Дети богов. Чемпионы
Все затаили дыхание. Сесилио остановился у двери и достал из кармана что-то, очень напоминающее стальную трубку с 12 отверстиями по бокам и двумя шестигранными основаниями.
Далее произошло нечто необъяснимое: все на мгновение потеряли зрение и слух, будто бы пятибалльная волна оглушила их.
Когда у Эвариста прояснилось в глазах, то двери уже не стало. Если бы не защитный шлем, то он явно потерял бы слух на ближайшие часы. Сейчас же в ушах стоял страшный звон, а все звуки доносились словно далекое эхо.
Сквозь слезы в глазах грек увидел Сесилио, что уже находился внутри огромного зала и приближался к маленькой пирамидке.
По шатающейся походке итальянца было видно, что он так же оглушен, а его левая рука повреждена, словно в ней что-то взорвалось.
Сесилио безбоязненно снял с себя шлем кислородного костюма; словно зачарованный он взирал на древний артефакт. Итальянцы, закричав, побежали прочь, Эварист же от ужаса упал назад, не имея способности двинуться.
Сесилио остановился и огляделся, словно ожидая кого-то увидеть в пульсирующем бирюзовом свете пирамидки. Но видимо, узрев нечто невидимое для грека, возложил целую ладонь на артефакт.
Эварист дальнейшего не видел: он бежал к тросам из шахты. Грек увидел, как в вышине мелькают лучи от фонарей двух более шустрых археологов. Правда, это было недолго: их от взора Эвариста закрыл целый рой мелких и крупных светящихся шаров, что горели агрессивно-ядовитыми цветами. Они целенаправленно спускались вниз.
Эварист смог перебороть себя и не закрывать от страха глаза. Он с практически нечеловеческим визгом понесся обратно в зал, ощущая себя загнанным животным.
Когда грек оказался в помещении с пирамидкой, то не смог найти Сесилио и другого выхода. Куда он пропал? Да важно ли это сейчас?!
Недружелюбно настроенные огоньки теперь двигались не только со стороны шахты, но также повылезали из стен. Бирюзовые ручейки пульсирующими движениями побежали от пирамидки, а металл, из которого состоял зал, начал дышать. Дуновения движений комнат отдавали жесткими барабанными ударами в ушах Эвариста; угрожающе светящиеся плазмоиды разъедали сквозь слезы глаза. Грек потерял опору под ногами от движений пола и упал навзничь, неловко ухватившись за артефакт.
Глава 3
Сколько он себя помнил, его всегда называли Шмелем. Что одноклассники в школе, что сокурсники в институте, что и братья по оружию. Был ли это столь тонкий намек на его далеко не самое спортивное телосложение или же черно-желтый шарф, что он носил с детства? Сложно сказать. Сам же он себя считал мужчиной в самом расцвете сил, и небольшой слой жировой прослойки его далеко не беспокоил, наоборот, он находил это пикантным.
Шмель и его товарищи сейчас находились в районе горы Унтерсберг. Где-то в глубине горы скрывались древние мраморные карьеры, волочащие свое существование еще со времен Римской империи. Ходили слухи, что прииски оканчивались далеко не тупиками, а переходили в ужасающие по своему духу Коловратские и знаменитые ледяные Шеленбергские пещеры, где, якобы, живут гномы и кобольты.
К сожалению, ночь не позволяла оценить всю красоту окружающей природы. Тьма и клубящийся туман лишь добавляли таинственности этому месту, предвещая что-то нехорошее впереди. Да и времени, как и возможности, насладиться классическими красотами мистической природы у Шмеля не нашлось.
И сейчас мирную таинственность нарушила истинная мерзость, с которой Шмеля и однополчан отправили справиться: культ, один из множества неясных культов, проповедующих евгенику и поклонение запретному, что выходило далеко за известные каноны религиозных догматов, охвативших многие части мира.
В некоторых странах правительству удавалось договориться с ними, переводя в статус государственных организаций, постепенно задавливая их своим влиянием; где-то совершались полицейские и военные облавы; но встречались и такие как Унтерсберг. Ничто не предвещало столь агрессивный рост инакомыслящих, что как меланома захватили значительную область. Мирное место как по мановению волшебной палочки обратилось в сущий кошмар.
Под покровом ночи товарищи проникли в деревушку. Местные спали мирным сном. В редком окне горел свет.
Пустынные улицы когда-то мирной деревушки наводили грусть. «Культисты» не позаботились не то, что о камерах, но даже часовых не расставили!
Разведчики прошли мимо старинной дальнобойной батареи ‑ послевоенного памятника ‑ и направились к слабо слышным голосам.
В какой-то момент разведчики нашли братскую могилу. Рвотные позывы сразу же оправдали себя у Шмеля и еще одного его однополчанина. В этой выгребной яме были свалены трупы местных людей, но не только их. Поверх них находились расстрелянные и порубленные тела «культистов», многие из которых все еще сжимали оружие. Заинтригованный взводный приказал продолжать разведку.
Через несколько минут он смог узреть через камеры, установленные на шлемы солдат, разрушенную церквушку. На ее фундаменте высился паскудный, наполовину разрушенный алтарь, что вгонял в дрожь молодого клирика ‑ члена разведотряда.
Около трех десятков хорошо вооруженных мужчин окружили опрокинутый алтарь. Они безмолвно наблюдали за тем, как горит богохульная святыня. Треск пламени доносился до ушей разведчиков. Однако в нем слышалось не приятное урчание костра с пикника, а ужасающие аккорды смерти.
‑ Возвращайтесь, ‑ приказал взводный.
‑ Так точно, ‑ отчеканил ответственный за группу.
‑ Спокойно, брат, ‑ товарищ Шмеля постарался успокоить клирика, но не успел положить ему руку на плечо. Клирик нажал на курок. Пуля ударилась о статую и громко отстучала к ногам толпы.
Настала гробовая тишина, даже костер замолчал.
Разведка кинулась врассыпную. Каждый пытался выбраться как мог. Речи о взаимовыручке даже не шло. Они и так были удивлены, что зашли так далеко.
Прошло всего полминуты, и Шмель услышал жалобный крик неподалеку. Затем выстрел на другой стороне деревни, и опять лишь звуки ночи.
Он с клириком выбежал практически на окраину деревни. За зданием виднелись спасительные валуны. Было ли это нужное направление? Наплевать! Главное, покинуть это проклятое место!
Тень преградила им дорогу, наставив на них свой автомат. Клирик взвыл в ужасе от увиденного. Шмель же не имел такой возможности за его спиной.
Перед глазами пролетели забавные студенческие годы и жалкие дни существования в школе. И в Шмеле что-то сломалось: он толкнул клирика на противника, а сам упал в сторону, как всегда поступал на футболе, когда стоял на воротах.
Не понятным для себя движением он смог откинуть гранату в сторону двух тел и даже выдернуть из нее чеку.
Взрыв прикончил клирика и неизвестного человека, Шмель же отделался осколком в ноге. От ощущений острой боли и увиденной крови парень потерял сознание.
Шмель пожалел о том, что очнулся. Как только в голове стало хоть как-то проясняться, голень завопила от раздирающей на части боли. На ране красовалась импровизированная повязка, пропитанная чем-то алым. Этого хватило для того, чтобы Шмель вновь отключился еще на пару часов.
При повторном пробуждении он постарался не терять сознания от изрядной впечатлительности. Молодой человек поднес руку к лицу и постарался сосчитать пальцы: вроде сознание в относительном порядке, да и пальцы на месте. Точно не больше одиннадцати. Через непривычно бледную кожу просвечивали пульсирующие вены.
Собравшись с духом, Шмель заставил себя изучить обстановку: его поместили в комнату размером со среднестатистическую спальню. Недорогой интерьер отдавал домашним теплом. Единственно, что портило приятный деревенский дух, ‑ заколоченные окна и решетка вместо двери. За ней стоял деревянный стул. По всей видимости, для охранника.
В спальне находилось еще двое мужчин неоднозначной внешности. Один спал, другой старался вслух прочитать одну из книг со стеллажа. Его речь чем-то напоминала французскую.
Человек, заметив пробуждение Шмеля, мгновенно отложил книгу в сторону. Узкая заросшая физиономия появилась над раненым парнем.
‑ Пьер… Пьер… ‑ мужчина похлопал по пухлым щекам Шмеля. Молодой человек огрызнулся, недоумевая, почему «Пьер»?
Мужчина постарался заговорить на немецком. Но это радужное начало сразу же оборвалось после единственного слова, что знал Шмель на немецком: «Ду хаст».
Разочарованный отсутствием нормальной коммуникации мужчина разбудил своего огромного приятеля.
Как оказалось, второй сокамерник владеет английским, и «тройка» Шмеля позволила построить мало-мальский диалог.
Постепенно Шмель смог понять, что Десито ‑ худой и Дельрито ‑ огромный, члены французского отряда спецназначения. Учитывая абсолютную их несхожесть с мексиканцами, Шмель сделал вывод, что это не их настоящие имена.
Их подразделение прибыло сюда незадолго до прибытия взвода Шмеля. Они совершили идеальную операцию против сектантов, засевших в деревне. Но потом прибыли другие люди: не «культисты», но и не австрийские военные. Незваные гости оказались куда лучше организованы, чем «культисты», а некоторые из них владели непонятным оружием. В итоге французов осталось всего двое. Над ними сжалились и посадили в импровизированную тюрьму, что до этого соорудили сектанты.
‑ Почему Пьер?
Десито рассмеялся: оказывается, Шмель напомнил ему Пьера из «Войны и мира». Молодой человек не знал, находить ли оскорбительным это сравнение.
Как понял Шмель, после неудачной разведки прошло немного меньше суток. Похоже, никто не спешил спасать его.
Прошло еще несколько часов перед тем, как к ним пришли. Шмель уже стал свыкаться с обстановкой и с запахом импровизированного туалета в углу у окна.
Пришедшие без разговоров забрали Дельрито, затем ключ вновь проскрежетал в решетке, и наступила тишина.
Она продолжалась неопределенное время: Десито сел на своей кровати с отчаянным видом ожидания. Шмель ощущал, что ему также стоит чего-то опасаться.
Затем пришли за Десито. Француз сам встал и обреченно вышел, напоследок обнадеживающе подмигнув Шмелю. И вновь ожидание… в молчании.
Шмель чувствовал, как на него накатывает волна истерии, а в глазах скапливаются слезы. Наконец, дошло дело и до него. Все шло по тому же алгоритму.
Сперва они вышли на улицу. И вновь ночь: прекрасный горный воздух, невероятно холодное небо и теплый уют деревушки.
Шмеля посадили в простенький местный джип и повезли. Городок закончился практически мгновенно. И сразу же началась мрачная пещера, достаточно широкая, чтобы пропустить автомобиль. Джип ехал ровно по наспех проложенной дороге, лампы с периодичностью в десять метров рассеивали тьму по бокам, а фары пронзали ее впереди.
Поездка продолжалась не очень долго. И как только они остановились, Шмеля грубо выпихнули из автомобиля и более не трогали.
Когда молодой человек приподнялся над полом, то узрел перед собой человека, закутанного в черно-синюю тогу, словно Аид из древнегреческих мифов. Телосложение было достойно Геракла, а волнистая грива вызвала приступ зависти у самого Шмеля. Глаза излучали добродушное приветствие в смеси с печалью.
‑ Хеллоу.
Шмель недолго думая поздоровался на ломаном английском.
Атлет помог Шмелю подняться. Молодой человек не испытал удовольствия, когда пришлось опереться на стальное предплечье.
‑ Как тебя зовут?
‑ Пьер, ‑ фыркнул Шмель.
‑ Эварист, ‑ представился атлет.
Шмель промолчал. Ему было все равно. Ему хотелось, чтобы все это быстрей закончилось. Он не ожидал ничего хорошего. Но страх уже успел улетучиться, оставив после себя лишь пустоту.
Эварист не спеша повел Шмеля вперед, параллельно стараясь поддерживать теплую, даже дружескую одностороннюю беседу обо всем и ни о чем. Но он делал это неумело, а в чертах его лица читалось настолько выраженное чувство сожаления, что даже неокрепшая интуиция Шмеля стала сигналить о новой опасности.
‑ Смотри! ‑ Эварист указал на небольшую пирамидку, что больше напоминала несуразную глыбу.
Шмель внимательно посмотрел на артефакт, затем на грека, снова на глыбу, опять на грека: «Что за идиотизм?»
‑ Парень, ты даже не имеешь представления о том, что это. Может, тебе и повезет. Прости! – атлет с силой подтянул Шмеля к артефакту. Тот рефлекторно постарался сопротивляться, но споткнулся обо что-то мягкое: мимолетный взгляд, и Шмель увидел на полу пещеры Десито и Дельрито, чьи лица были искажены от ужаса и боли.
Эварист ловким и очень сильным движением руки придавил Шмеля к камню:
‑ Может быть, тебе повезет? ‑ вновь повторил грек.
Только теперь Шмель понял, что эта пирамидка была далеко не декорацией: ее поверхность впилась в кожу, словно паразит. Ранее незаметные живые ручейки переросли в настоящие лазурные реки, что резко изменили угол своего бега и направились к свежему телу. Это ощущение чужеродного и живого дало новый прилив паники у Шмеля.
Но Эварист был тверд: его рука не дрогнула под всеми потугами истерично бьющегося Шмеля.
‑ Будь молодцом, парень, переживи это!
Эварист отпрянул, отпустив Шмеля. Тот все так же продолжал лежать на поверхности пирамидки. Лазурные языки отказывались отпускать его. Прошло лишь мгновение, а возможно, и вечность, для кого как ‑ пирамидка освободила Шмеля. Молодой человек колобком скатился с наклонной стенки.
Эварист наклонился над ним и проверил, дышит ли он? Убедившись, что Шмель все еще жив, грек подхватил его обмякшее тело на руки и понес к джипу.
Глава 4
‑ Беспокойно спишь, Пьер, ‑ Эварист промокнул марлей лоб Шмеля. Молодой человек раскрыл воспаленные глаза, не понимая, день сейчас или ночь, и вообще сколько времени он был без сознания?!
Эварист разбинтовал ногу, чтобы осмотреть рану. Шмель набрался смелости, чтобы самому взглянуть на нее, но грек удержал его голову. Шмелю показалось, что Эварист выглядит довольным:
‑ Ходить сможешь. Ногу тебе не отсекут. Я рад, что ты выжил, ‑ Эварист подставил к кровати стул и сел на него. Достав энергетический батончик, он предложил его молодому человеку, на что Шмель просипел что-то невнятное в ответ. Грек пожал плечами и сам с удовольствием принялся уплетать лакомство.
‑ Вижу, тяжело. Мне тоже было тяжело. Но не беспокойся, раз ты пережил воздействие этой древней технологии, то дальше будет все хорошо. К сожалению, уже дюжину моих людей она отвергла, ‑ Эварист с тихой досадой посмотрел в сторону.
Шмель вновь постарался проронить пару невзрачных слов, пользуясь мгновенным замешательством Эвариста. Но речь его пока звучала лишь как нечленораздельное ворчание.
‑ Должен сказать, тебе повезло: я первый раз вижу, чтобы у людей возникали регенеративные возможности.
Шмель устало, с непониманием посмотрел на Эвариста.
‑ Видишь ли, это… скажем, наследие наших предков… Оно бывает весьма разнообразное. И зачастую носит весьма милитаристический характер. Но это не про данный случай. Я даже рад, что мы можем найти что-то, что способно исцелять, а не только создавать убийц.
Эварист замолчал и прислушался.
‑ Слышишь? – грек привстал со стула. ‑ Лопасти… Звук рассекаемого воздуха. ‑ Потомок Геракла со скоростью рыси отпрыгнул в сторону, и вовремя: крыша не успела застонать, она завопила от того, что ее пробила груда металла. Щепки разлетелись в стороны, шкафы попадали. Шмель успел прикрыть лицо рукой и с ужасом увидел в своей кисти огромную заостренную деревяшку, что целилась ему прямо в глаз.
Машина смерти, что сперва в дыму походила на бесформенный конгломерат железа, выпрямилась во весь рост. Пол не смог выдержать ее тяжести, поэтому он, жалобно скрипя, прогнулся под ней, и доски с треском лопнули. Чудовище ушло в него по колено, достав землю. Шмель все еще не мог оправиться от шока. Да что там оправиться! Он не мог дышать: огромный боевой экзоскелет чуть не превратил его в лепешку!
Бездонное жерло оружия угрожающе уставилось на него.
‑ Ой, все! ‑ все, что успел произнести последний, мимолетно вспомнив всю свою жизнь и даже больше.
Экзоскелет взвыл и отпрянул, как ошпаренная кошка. Стены словно картон погнулись и порвались под его давлением, уродливая расщелина в полу потянулась за монстром.
Эварист выступил против чудовища. Тога грека преобразилась: она обволокла его всего, превратив в подобие живого металла: лазурные ручейки заструились по поверхностям его мышц, выплескиваясь с его тела, желая ужалить монстра.
В определенный момент, когда потомок Геракла буквально вырвал нагрудную броню противника, Шмель понял, что монстр все же был человеком. В любой другой момент он не смог бы сдержать рвотных позывов от увиденной жестокости; но сейчас боль от раны в руке с лихвой перекрывала требования желудка.
Эварист, расправившись с противником, вновь вернулся к Шмелю:
‑ Идем со мн… ‑ грек не успел договорить, стена разверзлась, и из нее вырвался новый экзоскелет. Словно носорог он снес Эвариста и скрылся с ним от взора Шмеля за пределами дома.
Шмель с трудом сполз на искореженный пол и спрятался среди разбитых шкафов и остальной поломанной мебели, надеясь на то, что изувеченный дом никого больше не заинтересует.
Сражение продолжалось не более пяти минут. Пара шальных снарядов угодила в дом, не задев Шмеля. Та часть деревни, что открылась ему в результате обрушения стены, пылала. Безмятежное небо лишь наводило дополнительной жути на фоне всего этого кровопролития.
Звуки боя резко оборвались с последним выстрелом. Наступила гробовая тишина, которую нарушало постанывание искалеченного дома. Шмель съежился в комок, поглядывая на улицу, где стали собираться монстры в железных костюмах.
Чудовищ возглавлял мужчина в простой военной форме. Без всяких выделяющихся черт, он вполне мог затеряться среди толпы обыкновенных людей. Он выглядел жалко и ничтожно посреди этих боевых машин. И все же в нем было что-то, что явно выделяло его среди этих чудовищ. Шмель поймал себя на мысли, что не может запомнить лица этого человека. При каждом повторном взгляде оно словно новая личина.
Мужчина внимательно слушал доклад воинов, осматривая измученную от боев деревушку. Наконец его взгляд устремился в сторону дома, где прятался Шмель. И у того внутри все замерло. Он всем своим естеством ощущал, как это существо остановило на нем свой взор, несмотря на расстояние и весь царивший здесь хаос.
Подчиняясь беззвучному приказу, один из экзоскелетов направился в сторону укрытия Шмеля. Он пробрался в строение и откинул в сторону импровизированное укрытие. Холодные визоры пронзили, словно наточенные ножи. Шмель смог заставить себя лишь заслонить лицо рукой, дабы не видеть чудище.
Солдат молча сжал руку, которой закрывался Шмель, и бесцеремонно потащил его за собой, словно плюшевую игрушку, не особо беспокоясь о том, что она может сломаться по пути.
И вновь Шмелю пришлось почувствовать вкус земли, когда его бросили к ногам обыкновенного человека.
‑ Данный материал забрать, ‑ кивнул в его сторону человек.
‑ Мы можем выдвигаться к нашей цели? ‑ один из монстров поравнялся с мужчиной. И почему-то это чудовище ужасало гораздо меньше, чем этот, ничем не примечательный господин.
‑ Идемте.
Монстр двинулся за своим господином, предварительно отдав приказ, чтобы Шмеля «упаковали».
Глава 5
Он очнулся в палатке. Через полузакрытый вход проглядывало жаркое полуденное солнце. Рядом стоял стул с водой; недалеко от него шкафчик с медицинскими препаратами. Прошло немного времени, и к Эваристу пришли с обходом.
Медик со страхом глядел на него. Тем не менее он изобразил какую-то мышиную возню у постели больного.
Эварист так и не получил объяснения тому, как он оказался на поверхности. В лагере остались лишь сами археологи; простые же рабочие поспешно покинули его, побросав все свои инструменты.
Грек почти сразу же смог встать на ноги. Самочувствие у него было, как после тяжелого похмелья. Вдобавок ко всему ему страшно хотелось есть; поэтому он направился в столовую. В ней не было ни души.
Эварист сам приготовил себе еду. Пообедав, грек понял, что все еще голоден. Он снова приготовил еды, затем еще и еще. Он ел не переставая. Никогда в жизни он не наблюдал у себя такой булимии.
Двое итальянцев со страхом наблюдали за ним издалека. Грек решил не обращать на них внимания и продолжил набивать живот.
Наконец нашелся тот, кто осмелился к нему подойти. Он беспринципно надавил дулом пистолета Эваристу в висок. Грек выронил ложку, боясь даже покоситься на человека рядом с ним. Солдат бросил ошеломленный взгляд на груду пустых тарелок, лежавших перед греком, и еще сильней надавил на висок.
Как только Эварист ощутил холод наручников на запястьях, его сопроводили на улицу. Уже под палящим полуденным солнцем грек осознал, что пропустил многое: прибытие целой роты военных. Солдаты, лишенные опознавательных знаков, с закрытыми противогазами лицами, встали поодаль от пленника и направили в его сторону автоматы. Эварист недолго жарился под солнцем, его грубо затолкали в бронетранспортер. Последнее, что он увидел, исчезающую полоску света, когда двери сомкнулись, и в воздухе послышалось шипение. Наступил сон.
Дальнейшие дни, недели, а может, месяцы прошли в полном забытье: наркотики и иные транквилизаторы делали свое дело. Грек помнил, что ему было минимум все неприятно. Может, даже к лучшему, что все это прошло как сон. С ним разговаривали, он старался что-то отвечать. Но ему казалось, что его собеседники оставались не удовлетворены.
Наступил день, когда ему дали шанс прийти в себя.
Его аккуратно усадили на стул; охранники покинули зеркальное помещение. Эварист обнаружил себя абсолютно голым в холодном помещении из зеркал. Кто-то томно дышал в микрофон.
‑ Хватит! ‑ не выдержал грек однотонного дыхания.
‑ Что вы нашли на раскопках? ‑ послышались слова на греческом с явным акцентом Северной Европы.
‑ Пещеры, воду, летающие шарики, ‑ дерзко признался грек. В одном из зеркал Эварист обнаружил на своем левом предплечье большую родинку в виде расплывшейся кляксы. Но его сразу же отвлек голос:
‑ Что еще?
‑ Ничего!
‑ Отвечайте на наши вопросы! Ваше тело оказалось абсолютно бесполезно для нас. Если не желаете сегодня закончить в качестве комбикорма для скота, то советую сотрудничать.
‑ Но я ничего не знаю! Я простой археолог! Там действительно была лишь пещера с древними затопленными развалинами и огромным количеством летающих шариков!
‑ Очень печально, ‑ голос затих. И Эварист ощутил, что в помещении что-то меняется. Невидимая опасность стала заполнять комнату.
Лишь одна маленькая неосвещенная точечка где-то за приборной панелью и тень, что находилась между сиденьем стула и передней царгой, послужили проходом. Силуэт из живого металла буквально выпал из точечки, как плод из утробы. Оно не знало, что делать. Оно было столь же изумленно, как и люди, замершие вокруг. Палач в ступоре сжал пальцами микрофон.
Кусочек существа заострился и проделал маленькую дырку между камерой и контрольным помещением. Газ быстро заполнил всю комнату, и палачи сами скорчились в конвульсиях от своего же яда. Распахнулись механические двери, но охранники не были готовы к тому, что воздух здесь будет отравлен. Они успели лишь схватиться за горло и в мучениях упасть на пол.
Существо двинулось дальше, ища выход. Тревога зазвучала не сразу: видимо, охрана, видевшая все произошедшее через системы наблюдения, была слишком ошеломлена.
Спокойствие продолжалось меньше минуты. Звуки сирены огласили весь комплекс, а освещение сменило мягкие оттенки света на тревожный красный. Автоматические пулеметы высунулись из пола, а солдаты в простых экзоскелетах военного образца поспешно бежали навстречу существу. Существо же не знало жалости: как настоящий лев рвет газелей, оно рвало и сталь, и человеческую плоть.
Оно вырвалось наружу, одновременно ужасаясь самому себе и радуясь! Палящее солнце слепило глаза; пустыня грозной стеной смерти охватила маленький оазис жизни. Но существо не видело в этом преграды для себя!
Эварист выругался из-за того, что позволил себе на мгновение потерять сознание. Скинув с себя громоздкую железную тушу, он сразу же ушел в тень. Не успел грек раствориться, как землю сотрясли громогласные сабатоны, и два новых монстра сменили убиенное им чудовище. Они тщательно обследовали весь близлежащий район, но не найдя противника, молча забрали тело своего собрата и двинулись куда-то дальше по дороге.
Грек решил не следить за ними и предпочел разыскать Хамилькарта. Рыская в тенях, периодически натыкаясь на тела своих подчиненных, потомок Геракла достиг Airbus CN-235. Маскировка Хамилькарта сработала как всегда безупречно: монстры не нашли их транспорт.
Войдя в кабину, Эварист обнаружил Хамилькарта, увлеченно смотрящего в один из своих дендритов. Грек окликнул его, но пилот даже не пошевелился, завороженный процессом. Из дендрита доносились какие-то невнятные звуки, и Эварист решил подойти поближе, дабы понять, что так заинтересовало его друга.