Пока Оно спит

– Эй, дружок, – позвала Катрина.

– Я тут вот о чем подумал, – сразу отозвался голос.

– О чем?

– Когда мы брели по Штрауса, ты кое о ком вспомнила вскользь.

– Ага, – сказала Катрина, невольно улыбаясь, – Лина… она живет в самом начале этой улицы.

– Думаю, ты догадываешься, что я ненавижу эту тварь. Самодовольная, мерзкая и безгранично тупая сука. Как вспомню, так колотит.

Вплоть до вчерашнего обеда, Лина казалась Катрине человеком, на которого грех обижаться. Иногда Катрина чувствовала по отношению к знакомой раздражение, но не больше. Сейчас же в ней закипала ненависть, рожденная словами и презрительной интонацией голоса, и Катрина поняла, что ее снова провоцируют. На лице ее заиграла маниакальная улыбка, а в теле появилась даже легкая дрожь.

– Кстати… вчера она о чем-то тебя просила, вроде бы?

Катрина попыталась вспомнить и даже хлопнула в ладоши.

– Она просила заехать и полюбоваться на ее новую белоснежную оградку.

– Так… может, — голос ухмыльнулся, – съездим и глянем, как думаешь?

Катрина завела машину и, тронувшись с места, ответила:

– Ты даже не представляешь, как я этого хочу.

– Вот умница, – и голос засмеялся.

Через минуту Катрина уже мчала по Штрауса – ехать до дома Лины было пять минут. Азарт играл в ней с невероятной силой, адреналин вновь захлестывал, жажда разрушения вновь просила утоления.

– Рыжая скотина должна быть поставлена на место! Ничтожество! Шлюха! И она должна быть наказана, так ведь? Согласна?

– Несомненно, – вслух сказала Катрина.

Когда же она еще издалека увидела белоснежный забор, окружавший участок Лины, Катрину просто подбросило в водительском кресле. Она взглянула на спидометр – шестьдесят пять. После этого, взгляд ее намертво приковал забор, который неумолимо приближался по правой стороне. До участка Лины оставалось тридцать метров, когда в мозгу девушки сработало: «Остановись!»

– К черту! – прокричала Катрина.

Она выехала на тротуар, к которому и примыкала передняя стенка забора, круто вывернула руль вправо, влетела в ограждение передним бампером и ударила по педали тормоза.

Голос исступленно завопил.

От резкого поворота заднюю часть машины круто развернуло. Хруст и треск дерева отозвался в душе Катрины звуком праздничного салюта. Удар был не слишком сильным, но ее все же слегка бросило лбом на руль. Секунды три она приходила в себя. Вокруг стояла мертвая тишина. Сердце было готово выпрыгнуть из груди в предвкушении шоу. Катрина посмотрела на результат своих усилий и увидела, что добрая часть лицевой стены забора теперь валялась грудой раскуроченных палок во дворике, на тротуаре, и под колесами машины.

– Что так тихо? – шепотом спросила Катрина.

– Погоди. Сейчас что-то будет.

Буквально тут же из дома раздался вопль.

– Ой, сейчас что-то будет! – голос хихикнул.

Вопль Лины был похож на сирену. Катрина вышла из машины под моросящий дождь. Она не чувствовала страха. Хоть Лина была значительно крупнее, Катрина знала, что она не сможет причинить ей никакого вреда. Знала, что сейчас она сильнее Лины, какой бы сильной та ни была.

Входная дверь с грохотом распахнулась, и на крыльце появилась Лина – с растрепанными волосами и искаженным от гнева лицом.

– Она убить обещала! Убить обещала! – заверещал голос.

– Ты, сука! – заревела Лина утробно-горловым рыком. – Ты что наделала?!

Катрина подавила смех, нарисовала самую учтивую улыбку и, сделав два шага навстречу, сказала:

– Привет, подруга! Я, как и обещала, заехала взглянуть на заборчик. И вот, что я тебе скажу: это самый великолепный забор из всех, что я видела. Он изумителен!

Лицо Лины, замолчавшей при таком хамском и бесстыжем обращении, сначала побагровело, но через секунду резко побледнело. Сделав два нетвердых шага и гневно глядя в улыбающееся лицо Катрины, Лина вновь зарычала:

– Шваль, ты же сейчас умрешь!!!

– Рычит как псина. У нее талант.

Катрина тоже пошла навстречу.

– Не угостишь чашечкой кофе, подруга? – с издевкой и улыбкой спросила она. – Замерзла, жуть просто.

Лина на секунду остолбенела, замолчала и взглянула в глаза Катрины, которая тут же заметила то, о чем и так знала – гнев и злость в глазах Лины сменились неуверенностью. В следующий момент она вцепилась в волосы обеими руками и с визгами бросилась в сторону дыры в заборе. Катрина подумала, что, скорее всего, Лина сейчас вцепится ей в горло, но та пробежала мимо.

– Быстро ты ее! – захохотал голос.

– Сука! – вопила Лина, падая на колени перед обломками белых палок. – Тварь! Ты сейчас сдохнешь, сука!

Глядя на рыдающую, ползающую по грязной и мокрой земле среди обломков забора Лину, рвущую на себе волосы, размазывающую грязь по лицу, ничто не дрогнуло в душе Катрины.

– Смотри, как сука в грязи валяется, хаха! Грязь смешивается с грязью.

– А что ты плачешь, Лина? – участливо спросила Катрина. – Я же сказала, что он красивый, почему ты плачешь?

– Мой забор! Мой заборчик! – продолжала вопить Лина, продолжая биться в истерике. – Сука! Эта сука тебя угробила!

– Вот это ее полощет! – верещал голос, лаская Катрине слух.

Катрина понимала, что издевается самым низким способом над человеком, который ничем не заслужил такой расправы с ее стороны. Разумом Катрина осознавала до какой низости и маниакальной подлости она дошла, но ничего не хотела с этим делать. Голос взял верх над ее волей, над ее разумом, над ее сердцем, и делал с Катриной что хотел, заставляя испытывать наслаждение от мерзостей. Она стояла и едва сдерживала хохот, глядя на несчастную Лину.

– Я убью эту суку! Убью эту тварь!

Лина вскочила и, скользя по мокрой земле пожухлого газона, бросилась в дом. Перед крыльцом она упала лицом в грязь, с трудом поднялась и вбежала внутрь.

Еле сдерживая смех, Катрина бросилась вслед за Линой.

– Лина! Лина! Так как насчет кофе?! Я так замерзла!

– Плюнь в нее! Плюнь в эту мразь!

Катрина ворвалась в гостиную и по шуму и воплям поняла, что Лина наверху – либо что-то ищет, либо просто громит мебель.

– Лина! – кричала Катрина, стараясь, чтоб ее голос звучал участливо и сочувственно. – Лина, расскажи мне про своего нового друга, солнышко! Он уже трахал тебя, а?

– Да, дави эту суку!!!

Со второго этажа продолжали звучать истерические вопли вперемешку с рыданиями и звуками ударов.

– Лина! Так тебя уже трахал твой новый друг, а? Он трахал тебя в твоей с мужем постели? Или прямо на глазах мужа? Когда тебя уже будут драть на глазах мужа, а?

Тут Лина появилась на лестнице – в правой руке она держала пистолет, но в нынешнем своем состоянии она не могла его даже жестко сжать рукой и направить на Катрину, а про выстрел вряд ли можно было вообще думать. Видя грязную и рыдающую Лину, еле ковылявшую вниз по лестнице с болтающимся в руке пистолетом, Катрина даже не допустила мысли об опасности.

– Да, это самое жалкое убожество, какое только можно себе представить.

– Я убью тебя, сука! – уже сорвавшимся и дребезжащим голосом хрипела Лина, безуспешно пытаясь поднять руку, словно вместо пистолета она держала гирю.

– Ну что ты, милая моя, – заворковала Катрина, – за что? Мы же так отлично полюбовались заборчиком, сейчас выпьем кофе, и ты расскажешь мне, как тебя трахали прошлой ночью, а?

– Забери пистолет! – прошипел голос.

Лина тем временем спустилась с лестницы и остановилась в двух метрах от Катрины. Она вновь попробовала поднять руку, но еле-еле смогла согнуть ее в локте. Потоки грязи вперемешку со слезами стекали по ее лицу, волосы и одежда были перепачканы, голос уже не мог рычать, а лишь издавал слабое дребезжание. Катрина торжествовала. Она продолжала ехидно улыбаться, глядя в глаза Лине, и видела в них испуг и бессилие.

– Отдай… пистолет, – Катрина закончила фразу, начатую голосом. – Отдай его.

Рука Лины вновь повисла, и пистолет упал на пол. Она опустила заплаканные глаза и прохрипела:

– Сука, за что?

– Я не понимаю, о чем ты? – продолжала насмехаться Катрина. – Я приехала к тебе полюбоваться оградкой, ты же меня просила, Лина, ведь так? Ты же просила?

Лина заскулила и медленно опустилась на колени.

– Я и приехала, – Катрина погладила ее по голове, – хотела с тобой посплетничать…

Тут у Лины брызнула из носа кровь, и она без чувств растянулась на полу.

– Твою мать! Эта тварь, что, подохла?

Катрина нагнулась и хладнокровно проверила пульс.

– Живая.

– Хотел бы я сказать, что рад.

Катрина взяла со стола в гостиной графин с водой и вылила его на лицо Лины. Та медленно открыла глаза, но, похоже, не сразу поняла, что происходит.

– Возьми пистолет, – прошипел голос.

Катрина нагнулась, подобрала пистолет и положила в карман плаща. Потом вновь погладила нокаутированную Лину по голове, и быстрым шагом покинула дом. Когда она приблизилась к своей машине, то заметила, что с соседнего участка за ней наблюдает какой-то мужчина, вероятно, привлеченный криками Лины и видом сломанного забора. Катрина остановилась, открыв дверь автомобиля.

– Что таращишься… урод? – прокричала Катрина. – На! – и она показала ему средний палец правой руки.

Не обращая внимания на реакцию мужчины, Катрина завела машину, выехала на дорогу и помчалась вверх по улице.

И вдруг ужас осознания охватил ее мозг. «Отдай пистолет», «Что таращишься, урод?» – Катрина поняла, что голос уже начинал контролировать ее речь.

«Или уже контролирует? – думала она, чувствуя дрожь в коленях. – Нет, нет, если я это понимаю, значит, власть его еще не окончательная, значит еще не все потеряно. Значит все еще можно изменить, да… или нельзя?»

– Я думаю, не стоит все портить, – тут же услышала она.

Голос вновь стал жестким и омерзительно железным.

Катрина прижалась к обочине и затормозила. Пелена спала с ее глаз. Она вдруг словно протрезвела.

– Катрина, не стоит все портить.

– Заткнись! – заорала Катрина и несколько раз ударилась лбом об руль. – Заткнись! Заткнись! Заткнись!

– Ты вновь меня расстраиваешь, Катрина.

– Господи, что же я натворила? – шептала Катрина. – Что же я натворила? Господи, как же я могла дойти до такого?

– Эта сука получила то, что заслужила.

– Господи, Лина, прости меня. Это ведь не я, не я… это мерзость в моей голове, это зло и мерзость в моей голове.

– Нет, Катрина. Это ты. Запомни – это ты. Если б это был я, ты бы выпустила всю обойму в ее безмозглую башку, и наслаждалась бы зрелищем вытекающих тупых мозгов.

– Это не я, – продолжала шептать Катрина, но не голосу, а самой себе. – Это не я. Это не я.

– Это ты! Это ты! Это ты!

– Это не я! – закричала Катрина и тронулась с места.

– Куда едем? – спустя минуту ехидно спросил голос. – Вот снова ты начинаешь злиться и создаешь дискомфорт. Зачем? Только все стало нормально, а ты опять за старое. Не понимаю, что тебе вечно не так? Только ладить начали, а ты хочешь все сломать. Ты посмотри только, как отлично мы провели время вместе, повеселились же на славу! А сейчас снова не разговариваешь, едешь куда-то… куда, Катрина? А?

Катрина не отвечала. Она всеми силами старалась сосредоточиться на остатках своей воли и думать только о том хорошем, что могло в ней быть. Ведь она чувствовала, что в глубине ее души остался свободный клочок разума. Именно из этого клочка исходила убежденность в сумасшествии, именно там гнездились последние крошки рациональности, именно оттуда пришло искреннее раскаяние. И может быть, если хорошенько окопаться на этом клочке, то получится выдержать осаду.

Катрина свернула на улицу Чехова.

– Хаха! – злорадно завопил голос. – Я понял! Понял, понял, понял! Мы едем в храм, хаха! Молиться! Да-да-да, едем молиться! Черт! Это потрясающе! Как тебе только в голову пришла такая идея?! Храм – это замечательно, надо попросить прощения за грехи, покаяться и очистить душу. Будем молиться, да! Я так хочу молиться, не могу прям! Гони! Гони! Хаха!

Катрина припарковалась метрах в пятидесяти от храма, который стоял по правой стороне улицы. Лишь оторвав руки от руля, Катрина обратила внимание, что все ее тело бьет мелкая дрожь.

– Да ты не нервничай. Все будет нормально, там совсем не страшно. Тем более, что тебе есть чем крыть все твои грехи. Ну, ты понимаешь, о чем я… – добавил голос небрежно. – Ну, я о том… о том, что ты ни с кем не спала уже два года, так ведь?

Катрина поняла, что для нее уготована новая порция пыток.

– Два года – это очень внушительно. Это прямо обет целомудрия, монашки позавидуют, ага? Еще и чуть не до смерти извела одну рыжую тварь, шлюху, у которой в году мужиков больше, чем дней! Как это?! Пока кто-то два года изнывает от похоти, кто-то обжирается страстью? Нет, не пойдет, ага?

У Катрины задрожали губы, она заплакала и уронила голову на руль. Отчаяние вновь скрутило ее, выжимая прочь все другие эмоции.

– Но ты не расстраивайся. Главное, что сама ты ангел во плоти, а все остальное – это суета. Если ты и дальше будешь соблюдать целомудрие, тебе простятся все грехи, все! Катрина, можешь делать что угодно – воруй, убивай, оскверняй, разрушай! Но! Ни с кем не трахайся, Катрина! – голос закричал. – Так ведь?! Ты ведь сама так думаешь, Катрина? А? Нельзя ни с кем трахаться, да? Отвечай!

– Нет! – в истерике закричала Катрина, ударяя кулаками по рулю. – Нет!

– Ложь! – кричал голос в ответ. – Ложь! Ложь! Говори правду!

Катрина почувствовала, что она приближается к конечной черте, за которой ее сумасшествие обретет полную свободу. Она выскочила из машины и побежала к храму.

– Да, вперед! – голос вновь заверещал радостным криком. – Вперед! Будем молиться! Молиться во спасение души! Хаха!

Приближаясь к храму, Катрина чувствовала, как отступает отчаяние и из глубины души вновь пробиваются ростки злости. На бегу осмысливая действительность, она попыталась списать это на праведную злость, надеясь, что стены храма восстают против зла, которое она ощущает в себе, надеясь найти спасение в святом месте. Но в то же время, она прекрасно понимала, что вовсе это не праведная злость, а уже знакомая злость, которую диктует и которой управляет ужасный стальной голос в ее голове.

– Вперед! – продолжал вопить он. – Мы бежим молиться! Расступитесь берега, разверзнитесь небеса – мы бежим молиться! Хаха!

Одним рывком Катрина распахнула тяжелую дверь храма и вбежала внутрь.

Через двадцать минут она выскочила на улицу и одичавшим взглядом посмотрела по сторонам.

– Слушай, ну ты просто… у меня даже слов нет! Хаха! Это превзошло все мои ожидания! Ты восхищаешь меня все больше и больше, ты была просто фантастической!

Катрина тряслась всем телом, голова кружилась и ее дико тошнило. Всегда людная улица Чехова, сейчас – благодаря то утихающему, то припускающему дождю, – была практически пуста за исключением немногих прохожих. Сквозь туман в голове и истерическое состояние души, Катрина благодарила небо, хоть за эту удачу, казавшуюся сейчас сверхъестественной. Нервным и неровным шагом, то спотыкаясь, то порываясь на бег, она преодолела несколько десятков метров, перебежала дорогу в неположенном месте и выскочила на центральную аллею, разделявшую проезжие части.

«Избавиться, сейчас же избавиться, – мерцало в голове, – пока никто не видит, давай же. Господи, как я могла прийти в твой дом с оружием, как? Прости меня, Господи! И дай мне сил, прошу тебя! Небеса, дайте мне сил выстоять! Простите меня, простите!..»

– Эй, ты что это делаешь? – удивленно спрашивал голос. – Нет-нет, не стоит этого делать, пистолет нам еще пригодится. Эй, ты слышишь, Катрина? Не стоит.

Катрина подошла к зарослям кустарника, росшим по обе стороны аллеи. Она еще раз оглянулась, быстро вынула пистолет из кармана и кинула в ветви кустов. Затем вновь перебежала дорогу, не помня себя от страха и возбуждения добежала до своей машины, и с визгом шин понеслась дальше вверх по улице Чехова.

– Ну и что же ты наделала? – голос говорил теперь наставническим тоном. – Ну кто же так делает? Украсть пистолет, а затем выбросить… зачем тогда вообще было его красть? Что за логика, а? Когда ты уже перестанешь бояться? Когда научишься контролировать свои страхи и идти до конца? Ты опять начинаешь меня разочаровывать, Катрина.

Не зная зачем, Катрина свернула на улицу Луи де Бройля и поехала на север. Сейчас она не могла думать о выброшенном пистолете и о том, что Лина уже, должно быть, заявила в полицию. Сейчас она цеплялась только за одну мысль, в которой видела свое спасение: как она могла позволить собой управлять? Как могла так быстро сдаться?

– Да очень просто, – издевательски звучал голос. – Не нужно много усилий, чтобы заставить человека совершить мерзость. Все эти мерзости жили и живут в тебе, Катрина. Я лишь поднял их со дна твоей души и предложил воплотить их в жизнь, а ты согласилась. Ты согласилась, Катрина. Не я виноват, не я доводил рыжую тварь до нервного срыва, а ты. Почему, Катрина?

– Потому что я тебя слушала! – закричала девушка и резко затормозила рядом с автобусной остановкой.

– Или?

Катрина молчала, не в силах дать ответ, который был готов сорваться сам.

– Катрина, или что?

– Или я хотела тебя слушать, – простонала Катрина.

– Слышать, а не слушать. И это сугубо твой личный выбор. И даже я не могу на него повлиять.

– Я не хочу тебя слышать, – прошептала она. – Не хочу. Ты берешь меня силой, ты вынуждаешь.

– Как? Катрина, как? Разве я могу добраться до тебя иначе, чем словом? Разве могу я причинить тебе хоть малейший вред?

– Слов достаточно.

– Ах, вот как! – голос перешел на ироничный тон. – Слово… как же я мог забыть. Да, слова порой достаточно. А знаешь когда и почему? Знаешь, Катрина? Когда слышишь то, что хочешь слышать, да. Тогда все хорошо, тогда все гладко. Когда в уши заливаются слова любви – тогда все хорошо. Когда слышишь, что все будет по-твоему – тогда все хорошо. Когда слова говорят, что виноват кто-то другой – тогда все хорошо. Когда слышишь клятвы и обещания, сулящие мир и добро – тогда все хорошо. Когда слова утешения возрождают в тебе веру в светлое будущее – тогда все хорошо. Все это хорошо и все это слова. Но знаешь, Катрина, когда слово перестает быть отражением иллюзии? Когда слово перестает дарить фальшивое добро? Знаешь, когда? Знаешь, когда оно причиняет боль, с которой подчас просто невозможно справиться? Тогда, когда слово становится оружием. Единственным оружием, с помощью которого работает правда. Слова правды – это одно из самых серьезных возмездий, с которым человеку приходится сталкиваться на своем пути. Правда, Катрина… испокон веков за нее боролись, судили и убивали. Так где же ее искать? Ответь мне…

– Ты говоришь мне только ложь, – Катрина старалась взять себя в руки. – Я никогда и никому не хотела причинить вред – это правда. Мне не нужна чужая боль – это правда. Я не хочу тебя слышать – это правда. Я не позволю тебе создать во мне иллюзию правды, до правды тебе не добраться. И ты сам это знаешь. Ты можешь гнуть мою волю, можешь склонять к поступкам, но ты знаешь, что правду во мне ты не изменишь. Это то, против чего ты бессилен. Но в одном ты прав! Правда – это оружие.

Катрина чувствовала, что уверенность в ней возрастает по мере ее речи. И она с радостью, какую только она могла сейчас ощущать, понимала, что эта другая уверенность. Не та, которую навязывал ей голос, когда ему было это интересно. Нет, это была ее уверенность, к которой она привыкла за свою жизнь, ее родная уверенность в себе. Неужели этот омерзительный подселенец сам подсказал ей свое слабое место? Словно заранее попытался отвести подозрения, но прокололся.

– Да ладно! – продолжал тем временем голос, нисколько не смутившись. – Кто из нас боится правды еще стоит подумать. Хорошенько подумать. Ведь есть еще один важный вопрос: сможешь ли ты принять ту правду, с помощью которой собираешься со мной побороться?

– Правда в том, что тебя нет.

– Тогда поищи другую правду. Знаешь, почему ты обречена? – голос ждал ответа, но Катрина вновь заставила себя не отвечать. Терпеть изо всех сил, какие она найдет в себе, но не отвечать. — Ладно, я отвечу за тебя. Потому что ты не веришь в эту правду.

Поверить! Вот, что было действительно необходимым.

Катрина осмотрелась по сторонам и увидела бар метрах в пятидесяти от себя. Она подумала, что сейчас самое время выпить, вышла из машины и направилась к бару. Дождь продолжал идти, и ближе к вечеру становилось весьма прохладно.

– А знаешь, чем ты сейчас занимаешься, Катрина? – продолжал тем временем голос. – Черт возьми, это просто невероятно! Ты занимаешься тем, что вообще не может идти рядом с правдой, которой ты меня пыталась напугать. Самообман, Катрина! Ты пытаешься убедить себя, что меня нет, но ты в это не веришь. Нет, не веришь! Ты хочешь просто вбить себе это в голову, но ничего не выйдет – самообману не место рядом с правдой! Попробуй сначала найти правду, и если сможешь – тогда начинай игру. А запугивать меня тем, во что сама не веришь – дело весьма бесполезное. Я думал, в храме ты это поняла, но выходит, что нет. Кстати, выпить – отличная идея.

Катрина тем временем вошла в небольшой зал.

– Можно мне «Хеннесси»? – обратилась она к бармену.

– Конечно, где присядете?

– Там, – она указала на стол в углу.

– Только «Хеннесси»?

– Да. Два раза, – добавила Катрина и, следуя указателю, прошла в туалет.

Краем глаза она успела заметить, что бармен как-то странно переглянулся с официанткой, словно оба пытались скрыть улыбку.

– Как мило, что ты обо мне вспомнила, я с удовольствием выпью с тобой, – съязвил голос.

Увидев себя в зеркале, Катрина тут же с уверенностью посмела списать невольные улыбки персонала на свой внешний вид. Глаза ее были покрасневшими от недавних слез, все выражение лица выражало не то, чтоб страх, но тревогу – определенно. Волосы были взъерошены, джинсы промокшие и где-то даже грязные. Катрина горько улыбнулась и покачала головой.

– Да и хрен с ним, – сказала она своему отражению и вернулась в зал.

– Вот именно! – не преминул заметить голос.

Катрина села за стол, на котором уже стояли два бокала коньяка.

– Так ты еще и скрытая алкоголичка? Будешь вот так сидеть одна и бухать? Господи, как неприлично для девушки! Сидеть в какой-то забегаловке и пить голый коньяк!

Катрина сделала глоток и почувствовала, как обожгло все тело, а горло схватил горячий спазм. Катрина очень редко пила крепкий алкоголь, к тому же весь день ничего не ела, и ощутила, что опьянела буквально с первого глотка. Она отпила еще и по телу начала расходится приятная усталость.

– А деньги есть? Сумочку ведь мы дома оставили.

Машинально Катрина проверила карман плаща и обнаружила сложенную купюру в пятьдесят франков. И тут же укорила себя, что вновь невольно повиновалась, хоть прекрасно знала, что в кармане есть деньги.

– Хаха! – тут же расхохотался голос. – Не слушает! Да что же ты такая дура, Катрина? Ну что ты вновь упрямишься? Давай поговорим, а? Давай поищем правду вместе, может к чему и придем? Ты же этого хочешь, да? Так кто из нас боится правды – ты или я? Я предлагаю тебе попробовать найти ее. Ты ведь думаешь, что правда опасна для меня, а сама боишься. Как же так? Молчишь? Ладно…

Катрина знала, что ей необязательно обращаться к голосу. Все о чем она думала было ему известно так же, как и ей самой. Скрыть ничего не получится, разговаривать с ним нельзя. Остается одно – продолжать игнорировать и пытаться обращаться к собственному разуму, стимулируя и вызывая на помощь то свое, что еще не совсем отказывалось ей служить.

– Ну что же, – заговорил голос спустя две минуты, – придется мне пробовать найти правду. Вопрос только в том, понравится она тебе или нет? Но… от правды не уйти. Как не пытайся, но не уйти.

Катрина почувствовала, как внутри нее все съежилось в предвкушении новой экзекуции – возможно, самой страшной. Она поняла, что сейчас голос будет пытаться навязать ей какую-нибудь свою правду, окутанную грязью и мерзостью. Навязать всеми своими силами убеждения и внушения, что он умел делать лучше всего. Катрина старалась приготовиться к этому и держаться до последнего.