bannerbanner
Изопропиловый кот
Изопропиловый кот

Полная версия

Изопропиловый кот

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 4

– Два двадцать.

– Однако, – протянул Билялетдинов. – Нет, мы лучше в Реутово поедем, там дешевле.

Он потянул за собой упирающегося шпиона.

– А леди? – не желал уходить тот.

– Они там будут, это я тебе обещаю.

Они вышли на улицу под мелкий, моросящий дождь, пришедший сюда из Измайловского парка.

– Я за руль не сяду! – отказался Мун. – Давай поймаем такси.

– А давай! – согласился лейтенант, взмахом дубинки притормозивший «мотор». – Шеф, до Реутово!

– Не поеду, вы блевать будете!

– Шеф, два счетчика!

– Не поеду, вы спать завалитесь на заднем сиденье! Вон, у черного ширинка расстегнута и рубаха в каких-то пятнах.

– Шеф, три счетчика!

– Поехали!

– Я буду тошнить, – признался Мун, влезая в машину.

– За три счетчика можете хоть трахаться, – великодушно разрешил таксист. – Это что. Вот вез как-то директора холодильника. Черный человек, денег не хотел давать. Разделся догола и танцевал на капоте. Кричал, что любой женщине, которая голой станцует вместе с ним, подарит квартиру в предназначенной на снос «хрущевке». Так его потом менты руками уголовников убили прямо в СИЗО, за то, что про реновацию разболтал.

– Это что, – влезший ногами на переднее сиденье, Билялетдинов обернулся к Муну. – Я когда маленький был, так мы из детдома сбежали и два года жили в заброшенной деревне. – Без баб? – уточнил таксист, бешено вращая баранку.

– Нет, была у нас одна девчонка, но ее старший наш, Леха-дезертир любил. Так вот, я за два года троих маньяков убил.

– Это правильно, – согласился таксист, искоса бросая одобрительный взгляд на лейтенанта. – А откуда в заброшенной деревне маньяки?

– А я их на трассе ловил и ножом по горлу.

– А как ты узнавал, что они маньяки? Или тоже с ширинками расстегнутыми были? – не унимался таксист.

– А мне Бог говорил, что это маньяки, – гордо заявил лейтенант-убийца.

– А тачки куда девали? – взял верх профессиональный интерес водилы.

– Тачки на район гоняли, толкали.

– А трупы в колодец бросали?

– Нет, трупы мы ели! – заржал Билялетдинов.

– Остановите! – прокричал Мун и начал блевать в приоткрытое окно.

– Гля, сердце валяется! – проорал остановившийся таксист, тыча пальцем куда-то на проезжую часть.

– Это мое, – прошептал Мун, – не трогайте.

Лейтенант подошел к сердцу, потрогал ногой:

– Это что за тонкая красная нитка, а? Ой, порвалась…

– Помер кореш твой, – мрачно сказал таксист. – Что делать будем?

– Что делать, что делать? Съедим, под соленые огурцы и молоко. В Реутово поехали!

Конец третьей серии.


22 оттенка черного (четвертая серия) – Глаза в деревянной коробке


Олег проснулся с жуткого бодуна от тычка в бок. Над ним стоял молодой киприот с дубинкой и улыбался как умственно отсталый, впервые услышавший слово «патриот».

– Тут спать нельзя, рюсский, – ехидно заметил он, примериваясь для очередного тычка. – Не положено.

– Иди на, обезьяна, – ответил Олег и попытался повернуться на другой бок. – Бой, к восьми утра мне чашку кофе и консула.

– Поговори мне! – в упитанную корму Олега прилетел мощный пинок, впечатавший его в стену. – Консула ему, бомжара позорный!

Взбешенный Олег вскочил на ноги. Подхватив стоящую возле откидных нар пустую пластиковую бутылку из-под минералки обрушил ее на голову обидчика.

– Да я в Афгане кровь проливал, мразь кипрская, пока вы тут задницы свои грели и сало русское жрали!

На шум в камеру заскочили четверо полицейских. Олег наставил на них пластиковую «розочку».

– Подходи по одному, козлы! Русские не сдаются!

– Дед воевал! – поддержал его хриплый крик из соседней камеры. – На Берлин!

Один из полицейских достал из кармана канцелярский ножик и не спеша начал резать «розочку» в руке буяна. Оторопевший Олег сдается на милость иностранных коллег. Его украсили пластиковыми наручниками и провели по коридору.

– Земляк, будешь в Москве, попиши Зинку-билетершу на вокзале. Она меня мусорам сдала, сука! Скажи, это ей за Багета!

Олега приводят в кабинет, где сидит какой-то босс. Олег и Босс долго смотрят друг на друга, пока глаза их не начинают перешептываться.

– Депортируем мы тебя, – шепчут глаза Босса.

– За что? – недоумевают глаза Олега.

– Эх, русский… Только из уважения к твоему горю, смерти матери, отпускаем.

– Мама умерла? – вопрошают глаза россиянина.

– Убили твою старушку. Крепись, она больше не позвонит.

– А как же коза? – слетает с губ Олега беззвучный вопрос.

– Коза нашла себе волка, – отвечают глаза Босса. – Поторопись и это самое… сними обоссанные шорты.

– А куда мне теперь?

– Вымажем мазутом, посадим на состав, доедешь до своего Реутова.

– Какой состав? Разве у Кипра есть ж/д сообщение с Россией?

– Нет и что с того? Будешь ждать, пока Крымский мост построят? Могу камеру обеспечить…

– А может я самолетом?

– Каким самолетом? Паспорта нет, денег нет.

– Я позвоню жене, она привезет.

– Жена твоя уже нашла себе киприота и продала ваши московские квартиры. Крепись, теперь ты the бомж по кличке Черный.

– А почему Черный?

– Так с Кипра же.

– Понятно.

The Бомж Олег товарняками добирается до Москвы, читая в пути найденную книгу Сергея Минаева.

В это время лейтенанта Билялетдинова, движущегося с трупом в багажнике такси в сторону Реутова осеняет.

– Слышь, брат, тебя как зовут?

– Анатолий, но для друзей Дема.

– Демыч, тут такая тема – ВМW Х5. Ничей стоит.

– Гиде?

– Разворачивайся.

Они приезжают на стоянку перед ночным клубом. Так как уже десять часов утра, то клуб закрыт.

– Ключи у трупа, – командует Билялетдинов, привычно помахивая дубинкой. – Достань.

– Твой труп сам и доставай.

– А багажник твой!

– Точно. Сам достану, а то еще огнетушитель сопрешь, – соглашается таксист.

– А я что, помню?

– О, ключи.

– Открывай.

Лейтенант хватает свою фуражку и напяливает на голову.

– Порядок, – кокетливо крутясь перед боковым зеркалом, говорит он. – Тяжела ты, шапка Хезболлаха.

– Давай бардачок прошмонаем, – предлагает прагматичный таксист, – А то евро уже по сто, а мы еще не завтракали.

В бардачке обнаруживается книга и непонятный предмет.

– Это что за фигня? – спрашивает Дема.

– Это гиперболоид инженера Гарина.

– Фигасе! А ты умный.

– Нет, просто тут на нем написано: «Гиперболоид инженера Гарина. Маде ин Чайна».

– А-а-а. А чо в книге?

– Издательство «Смотр» – мы срезаем до 21+, – читает лейтенант.

– Это у кого большой, тем укорачивают? Садисты какие-то.

– Нет, тут про какую-то Анну – содержательницу элитного борделя, переправлявшую девушек в Венесуэлу. Она идет в некую Резиденцию и сжигает её дотла, убивает всех, кто там находится. И после резни люди начинают вопить, бить и крушить храмы, школы, полицейские участки, всё сметается толпой. Тут мало того, что призыв к революции и неповиновению, так еще и посягательство на общественные устои, чувства верующих и саму мораль.

– Поехали лучше в Хинкальную, пожрем. Да и бэху надо обмыть.

– Поехали. Заодно труп на мясо сдадим.

– Точно, все копеечка капать будет.


В это время Олег в тонком плаще и хлюпающих кроссовках стоит перед кованой калиткой на кладбище.

– Эх, мама, говорил же тебе, не ешь сало с килькой. Теперь вот лежишь в деревянной коробке возле сердца Земли и слушаешь его стук. Трудно спать, когда стучит сердечко.

– А портретик я с собой возьму, – отковыривает с памятника овальный портрет, – поможет право на наследство доказать, – вздыхает он, разворачивается и уходит. На выходе с кладбища берет из бака бутылку водки и выпивает из горла. Берет вторую, оглянувшись, украдкой пихает в карман плаща третью, и садится в автобус с китайцами, пьющими горький кофе.

– Куда везти, русский насяльника? – спрашивает водитель.

– К маме. Посмотрим, что там за волка коза привела.

Приезжает к маме, выбивает дверь. Его встречает трупный запах, смешанный с собачьим дерьмом. На пороге лежит огромный черный овчар, со стоящими, как у Бэтмена, ушами и широким розовым языком. Что самое опасное, так это то, что стоят у овчара не только уши.

– Я это самое, квартирой ошибся, – пятится Олег, опасливо косясь на вздыбленное мужское естество, увидев которое Билялетдинов и Дема непременно бы позвонили в «Издательство „Смотр“ – мы срезаем до 21+». – Зинка-билетерша же не здесь живет? Нет? Тогда я позже зайду.

– Зачем позже? Сейчас заходи, – беззвучно шепчут глаза пса. – Как раз в самое время пришел, пока моя коза куда-то умотала на «жигулях» с шофером.

– А может не надо? – слетает с губ Олега беззвучный вопрос.

– Надо Федя, надо. Ты же сам мужиком был, и знаешь, как оно, когда стоит. Проходи, не стой, пока стоит.

Испуганный Олег вынимает из кармана фотографию, взятую на кладбище. Блаженный взгляд матери ловит глаза пса и больше не отпускает. Пес зачарованно разговаривает с портретом. Олег, положив портрет на пол, осторожно пятится из квартиры и наступает в миску с собачьим кормом, но овчар игнорирует покушение на свою пищу. Под запах гнили Олег выбегает из подъезда.

– Надо ехать на вокзал. Зинка нынче без хахаля, приютит, – говорит он, глядя на белесое небо.


Конец четвертой серии.


22 оттенка черного (пятая серия) – Черный концерт и мясо в горшочке


Таксист Дема и лейтенант Билялетдинов приезжают в «Хинкальную».

– По мясу буду я базарить, – предупреждает Дема.

– Не вопрос, я пока книжку почитаю, – легко соглашается лейтенант. – А то кроме азбуки да уголовного кодекса и не читал ничего.

Они заходят в «Хинкальную». Хотелось описать данный образчик условного общепита, но более емкого описания, чем название, эта «тошниловка» не заслуживает. Подельники плюхаются за пластиковый столик у окна.

– Эй, человек, – щелкает пальцами таксист, глядя на шашлычника в ночном колпаке, индифферентно вертящего шампура над чадящей жаровней в углу заведения. Рубаха на его животе распахнута и доступная взглядам посетителей густая коричневая шерсть поневоле рождает мысли о близком родстве рыцаря кетчупа и бумажных тарелок с мишками Гамми, – дядю Мурата позови.

– Зачем? – открывает усталые глаза шашлыковерт и смотрит на назойливую парочку как все мученики мира, слитые в одном флаконе.

– Тема есть. Скажи, что мы от Захара Ивановича.

– Хорошо, позову «патронуса», а пока шашлык кушайте, да, – он делает стремительное, как атакующая братца Кролика гремучая змея, движение левой рукой и в пластик столешницы меж таксистом и лейтенантом впивается шампур, дрожа от нетерпения как жало комара-переростка, дорвавшегося до плоти пятнадцатилетней девственницы. – Вкусный шашлык, да.

Он с достоинством уходит за занавеску из стеклянных бус.

– Фига се, – в восхищении смотрит на шампур Билялетдинов, – Так же можно и глаз попасть.

– Два глаза роскошь, один не к чему, – раздается бодрый голос за его спиной. – Кюшайте, потом дела говорить будем.

Лейтенант вздрогнул и обернулся. За спиной стоял человек в чёрном пальто и парадных туфлях, хрустящей рубашке и завязанном сложным узлом галстуке. Даже удивительно было, как при такой хрустящей рубашке он умудрился подкрасться бесшумно.

– Нельзя так людей пугать, дядя Мурат, – попенял Дема.

– Эт я чтобы неповадно было, – распушил густые пышные усы радикального каштанового цвета владелец хинкальной. – Что ты хотел, повелитель гибрида пылесоса и ишака?

– Мясо, – скорчив заговорщицкую рожу как кот Базилио, сообщающий Буратино о новой инвестиционной стратегии с зарыванием золотых на Поле Чудес, одними губами прошептал таксист. – У нас есть мясо.

– Э, нэт. Так не пойдет. Покупать мясо у таксистов мне СПиН не велит. Извини, дорогой. Шашлык за счет заведения, – он, потеряв интерес к разговору, как теряют интерес к контрацептиву после применения, развернулся на каблуках и хотел покинуть друзей.

– Дядя Мурат, нас Арсений Петрович послал.

– Да? – стремительно как бита шуруповерта развернулся ресторатор. – Чего сразу не сказали?

– Не велено было.

– Где мясо?

– В багажнике.

– Пошли, посмотрим. Пока твой друг пускай айрана попьет, – гостеприимный владелец харчевни подал знак рукой и пушистый шашлычник ловко метнул на столик испачканный свежей могильной землей стакан айрана. – А Галина Сергеевна пока приготовит наш фирменный суп-харчо.

– Вам с перцем? – высунулась из-за занавески пожилая женщина в фирменной жилетке московского метрополитена, глядя на нахохлившегося как инфузория клиента.

– На ваше усмотрение, – зачарованно смотрел на композицию из стакана и вертикального шашлыка лейтенант. – Вполне доверяю вашему вкусу, – сглотнул он, и покосился на остальные шампура. Было ясно, что пытаться бежать из харчевни не стоило даже и пытаться.

– Я положу вам в харчо бланшированные молодые листики малины, вишни и смородины.

– Конечно, конечно.

– А пирожки какие к супу подать: с щавелем и сахаром или земляникой? У нас тетя Галя отличные пирожки стряпает.

– А давайте и то и другое, – созерцание заросшего пуза неожиданно ассоциативно напомнило славному лейтенанту Винни-пуха. – Побольше пирожков, и можно без хлеба.

– Что смотришь, понравился? – спросил мясожар.

– Нет, точнее да, точнее… Я просто думаю.

– В другую сторону думай.

Лейтенант схватил книгу, найденную в бардачке и начал читать с середины. Вскоре на стол перед ним плюхнулось широкое блюдо с пирожками и графин с крепленым малиновым вином компотом.

– Как айран? – поинтересовалась принесшая закуски молодая девушка.

– Спасибо, вкусно, – Билялетдинов протер стакан от земли об рубашку и протянул девушке.

– А меня Лидочка зовут, – прыснула та и убежала.

– А меня Мишаня, – вслед ей выпалил лейтенант.

В зал вернулись Дема и дядя Мурат. Заиграла негромкая музыка Вольфа Амадея Моцарта и дядя направился на кухню, а Дема плюхнулся на пластиковый стул.

– Продал, – похвалился он, хватая графин и присасываясь к горлышку.

– Нормально все?

– Отлично просто, учись, пока я жив, – графин стал на стол, а в пасти Демы оказался пирожок. – С щавелем, рекомендую.

– А я тут придумал, куда заработанное нами бабло вложить, – осторожно взяв пирожок, отозвался Мишаня.

– Куда?

– Великолепная бизнес-идея: майонез для готов!

– Для готов? – с сомнением протянул – Забавно. И чем же он отличается от других майонезов?

– Как чем? Он черный!

– Охренеть просто.

– А вот еще отличная идея: лечение геморроя горчицей.

– И что, реально помогает?

– А у тебя проблема с этим?

– Нет, но интересно же. Помогает?

– А я знаю? У меня геморроя нет. А вообще у нас в ГИБДД геморрой дубинкой обычно лечат.

– Сам придумал? – уважительно спросил таксист.

– Нет, в книжке прочитал. Полезная штука. А что с бэхой? Добазарился?

– Надо ехать в Подмосковье и встречать рассвет на холме. К нам подойдет черный человек в коричневой фетровой шляпе со скрипкой и принесет бабки за тачку.

– А это не кидалово?

– Какое кидалово? Он уже шесть лет и в дождь и в ведро на этот холм приходит. Четко, как контрафактный «ролекс». Все путем будет. Главное, запомни пароль: А у Вас уже есть внуки?

– Отзыв?

– Не нажил я детей, да и внуков не будет.

– Прикольно, – в свою очередь приложился к горлу графина лейтенант, потому как стаканов им не принесли. – А саму тачку кто погонит?

– А зачем? Я ключи дяде Мурату отдал. Нам только деньги получить и все – можно в майонез вкладываться. Сейчас подхарчимся харчо и в путь. Как раз к рассвету будем на месте.

Некоторое время они молча жевали.

– А насчет майонеза придумка отличная, – прожевав очередной пирожок, признался таксист. – В этом правда что-то есть…

Снова жуют и запивают.

– А я бы завернул шурупчик той, молоденькой, – подает голос лейтенант.

– Не советую. У нее брат Наиль – чемпион по куреш и две сестры Дина-стоматолог и Диля-менеджер, причем обе весят под двести кэ-гэ и стоматологом Дину прозвали вовсе не из-за профессии…

– Понял. Спасибо что предупредил. А это мясо, – он ткнул грязным пальцем в шампур, – оно чье?

– Думаешь, мы первые, кто дяде Мурату жмура привез?

– Нет?

– Нет.

– Ладно, я пирожками обойдусь, а то что-то гастрит начинается.

– Как хочешь, мне больше будет.

Вновь замолчали.

– Эх, жалко, что олимпиада прошла, – не выдержал Билялетдинов, наблюдая за Демой, с аппетитом жующим шашлык.

– Чего так? – прочавкал тот.

– Мы бы с таким майонезом озолотились.

– Не горюй, мундиаль скоро. Прикинь слоган: с нашим майонезом мячи залетают точно в ворота. Ошеломляющий успех нам обеспечен.

– Точно!

– Вкусно?

– Попробуй.

– Что я тебе? Некрофаст? Точнее некрофил? Тьфу ты, великий и могучий русскый язык, каннибал?


В это время Тhe бомж Олег, потрясенный неожиданным ракурсом любви братьев наших меньших, добирается до вокзала.

– Стоять! – останавливает его наглый молодой сержант при попытке проскользнуть сквозь рамку металлодетектора. – Куда прешь?

– Мне Зинку-билетершу, – униженно гугнит бывший начальник отдела.

– Зинку? Зачем?

– Малява до нее есть.

– Пошли, проведу, – сержант крепко берет бывшего коллегу за рукав и ведет за угол вокзала. На большой картонке сидит слепая в очках.

– Вот она.

– Зинка? – не верит Олег.

– Зинка. Какая-то тварь плеснула ей кислотой в лицо. Ослепла она. Вот, теперь милостыню просит да левые билеты в туалет при вокзале продает лохам.

Олег подходит к слепой.

– Зинаида?

– Молодой человек, у вас необычный голос. Он жесткий и ритмичный, словно одеревенелый перестук поездных колес. Он гонит тревогу прочь, рассеивает заскорузлые звуки дурманящим светом.

– Чего? – ошалевает Олег.

– Краски вашей речи снова падают мазками на холст моего слуха. Ты тот человек, что чернее той беспроглядной мглы, что вижу перед собой каждый день после того как какой-то кипрский ублюдок отомстил мне за преданного Багета. Так, скажи мне, когда ты отправишься во тьму, разве сможешь сам найти выход оттуда? Тебе обязательно потребуется проводник.

Олег потрясенно молчит.

– Я знаю, что должна помочь вам. Так говорит мне ветер, и воздух, и мир вокруг.

– Ну, это да, помочь, надо, – собирает обрывки мыслей Олег.

– Тогда поехали ко мне. Платят нормально, работа рядом с домом, call-центр, все для твоего удобства. Раз в два дня тебя будут посещать социальный работник и бесплатный проктолог.

– А зачем проктолог?

– Ты же хочешь быть готовым к следующей встрече с псом-призраком?

– А она будет? – вздрагивает бомж.

– Будет. Ты же должен вернуть козу матери.

– Поехали, – решается Олег. – Коза – это святое!


22 оттенка черного (шестая серия) – Белая пуговица и сорок штук

– Все мы, в своем роде, огрехи сканера, и живем, своего рода в матрице, – толковала Олегу Зинка-билетерша, когда они ехали в ослепительно-белой маршрутке, туда, где Олега ожидали социальный работник и бесплатный проктолог. – Вот бывает, вроде как кольнет что, а это вовсе и не то, что надо бы, а оно во как шершаво идет, как язык теленка, лижущего вымя мертвой матери.

– Так что делать? – попытался прервать бывший следак этот бред. Фильм «Матрица» он смотрел и приблизительно представлял, когда самоназначенная Пифия объявит его «избранным».

– Как скользок язык твой, как масла кусок, купающийся в сметане, – как тетерев продолжала токовать Зинка. Вся маршрутка остолбенев слушала этот аудио спектакль. Пассажиры настолько откровенно рассматривали странную парочку, что Олегу мучительно хотелось встретить их всех в своем служебном кабинете и раскрутить на признанку по статье, тянущей на пожизненное.

В маршрутку втиснулась белая девушка в белом халате. Безупречную белоснежность халата нарушал фиолетовый штамп «Палата 46». Пассажиры попытались отодвинуться от странной девушки, подозревая в ней скрытую рекламу какого-то стирального порошка. Она достала из сумочки узкий белый конверт, извлекла оттуда рыжую пятитысячную и протянула водителю.

– Сдачи нет, понимаешь, да? – ответил водитель. – Могу на все тЭбя повозить, красавЫца.

– Люди добрые, помогите на проезд, – заголосила девушка. – Сынок мой, Павлик, в реабилитации, вот еду – везу денежку, что пингвин для Павлика от Бога принес. Вот, в аккурат восемь бумажек пятитысячных – сорок штук рубль в рубль. Помогите на проезд. Кто сколько может.

Парень, по виду студент-девственник, сильно смущаясь и пунцовея, как украденная в теплице роза, протянул водителю полтинник.

– Спасибо, – поблагодарила девушка, засовывая бумажку в конверт и небрежно швыряя конверт мимо сумочки. – Сегодня мужу Артему про твою доброту расскажу. Здоровья тебе, счастья и невесту богатую. Давай, погадаю? – она схватила парня за руку, от чего у того случилась заметная даже Олегу эрекция, и начала водить наманикюренным пальчиком по ладони. – Меня Настя зовут, а тебя?

– Игорек, – на брюках паренька появилось и стало расплываться мокрое пятно. – Мне выйти надо… Остановку!

– Вместе выйдем, – девушка, трепеща пола развевающегося халата как огромная летучая мышь-альбинос, ловко выпрыгнула вслед за студентом.

– И добыча шахтным методом углеродов, а именно скребущего угля и гладкого алмаза в северных лесах, позволяющая воровать налобные фонарики не может не ввести нас… – продолжала Зинка-Пифия.

Олег посмотрел на конверт, оглянулся на мелющую языком Зинку, схватил конверт и выскочил из маршрутки. Маршрутка тронулась дальше, увозя билетершу. Олег догнал девушку, гонящуюся за юношей.

– Девушка! Девушка!..

Она отшатнулась.

– Ну что вы, девушка! Я за вами от самой остановки бегу. Возьмите, вы потеряли.

– Ой, мужчинка, – переключилась Настя. – Спасибо, – по-московски растянула она слова. – Выпьем кофе за знакомство?

– А почему бы и нет? – оглянулся Олег на скрывшуюся в густом, как венозная кровь умирающего, потоке машин маршрутку. – Можно даже и не кофе…

– А, давайте, – бесшабашно махнула рукой безутешная мать. – Я вам расскажу как мой Павлик с девочкой Лизой, у которой рак, познакомился. А потом и на брудершафт выпьем.


Унылый дождь из Измайловского парка просто охотился за лейтенантом Билялетдиновым, поливая стоящий на вершине холма автомобиль. И что я сделал этому дождю? – думал лейтенант, привычно теребя резиновую дубинку. Дедушка Фрейд многое бы наворотил из этого невинного, как казалось лейтенанту, ритмичного движения. Внизу, прихрамывая, бродил какой-то черный человек в налобном фонарике, с удочкой и медной флягой в руках. Молчать больше было невмоготу.

– Места тут какие-то унылые, – оглядел окрестности из окна лейтенант, задержав взгляд на странном рыбаке.

– Помещик-коннозаводчик Карташов тут жил при царе,

– Баркашов? – не расслышал смуглолицый лейтенант.

– Нет, Карташов. Он с крестьянами в прятки-охоту играл, – прояснил курящий как в немецких порнофильмах Анатолий Дема.

– Это как?

– В пролески крестьян гонял, чтобы прятались.

– А что такое пролесок?

– Эт просека такая в лесу.

– А как они на просеке прятались?

– А он глаза себе завязывал и на буром жеребце полудохлом гарцевал. На звук стрелял из ружья.

– Что ты говоришь!

– А раз хромого конюха Аристарха, который ему подельником в травле крестьян был, туда погнал. Тот арабского чистопородного жеребца тридцати лет до смерти загонял.

– Ишь ты, как у Абдуллы – Аристарх. Вот подлец!

– Вот, значит, конюх крестьян подговорил, они взяли и замерли на пролеске. Барин слушает, слушает, а тишина – только вороны орут как шальные, с грачами воюя. А тут жеребец споткнулся, барин сам себя на звук и застрелил. Крестьяне конюха повесили, а усадьбу сожгли.

– Во как! Брешешь поди?

– Реальные события, у меня тут бабка жила – рассказывала. Мы еще с пацанами в детстве на барском пепелище несметные богатства искали.

– Нашли?

– Если бы нашли, то я бы сейчас не таксовал и трупы бы дяде Мурату не продавал на мясо.

– Совсем ничего не нашли?

– Вот, – Дема, взмахнув огромными, длинными ресницами, достал висевшую на цепочке большую белую пуговицу с черными прожилками. – Меня эта пуговица в походе от байки о Черном человеке спасла.

– Расскажи, а, – невольно залюбовавшись ресницами подельника, попросил Билялетдинов. – Все равно тут куковать до рассвета, как два тополя на Плющихе.

– Ну, – замялся Анатолий, – Был с нами в походе длинный такой малолетний садист, Игорем-сухостоем звали. На подходах к городку Пестово добавил молока в соленые огурцы, а дальше сам понимаешь… Украл я у него и медную флягу, и удочку, и спиннинг дорогой. Еще и пряниками сухими с килькой в томатном соусе разжился.

На страницу:
2 из 4