Полная версия
Формат. Сборник литературных миниатюр
– Конечно нет! У меня есть средство получше!
Старик вновь полез в свой саквояж и достал широкий, видавший виды кожаный ремень.
Тёплым летним днём девушка сидела за столом и пила чай.
– А ещё, мама, я планирую после окончания института продолжить обучение дальше! Оказывается, учиться так интересно! Я обязательно стану учёной!
– Моя девочка! – воскликнула гордая мать и нежно поцеловала дочку.
12.07.21
Двенадцать
– Выпустите нас!
Ланц вскочил из-за стола, подбежал к двери и принялся её истерично дёргать. Она сотрясалась, но не поддалась. Ланц, крепкий блондин средних лет, обернулся. Кроме него, в маленьком и грязном помещении, похожем на лачугу, в которую через щели в досках и замызганные окна пробивался мутный свет, находилось ещё одиннадцать человек. Они сидели за столом, и перед каждым лежала пустая белая карточка. Посередине дощатого стола было грубо нацарапано слово «Цвет?».
– Цвет? Цвет? – повторяла пожилая женщина, смотря на свою белую карточку. – Ну чёрный, чёрный цвет!
– Как мы сюда попали, никто не помнит? – спросила девушка спортивного телосложения.
– Нет, – ответил мужчина с глубокой залысиной. – Но меня больше беспокоит вопрос, как отсюда выбраться.
Ланц вернулся за стол, за которым началось волнение.
– Я тоже не помню, как сюда попал, – сказал Ланц. – Даже не помню, почему я рванулся к двери.
– Цвет! Цвет?! – не унималась пожилая женщина.
– Чёрный! – крикнул Ланц куда-то в потолок, ожидая то ли действия, то ли ответа. Но ничего не произошло.
– Цвет?! Цвет?!
– А если сказать, что цвет белый? – вслух подумал Ланц.
– Ни в коем случае, молодой человек! – веско заявил мужчина с залысиной.
– Мы не можем выносить необдуманные решения! Необходимо всё взвесить!
– А вы кто по профессии? – спросила его какая-то женщина.
– Это неважно!
– А мне наплевать! Мне нужно к своей семье, – сказал Ланц и выкрикнул: – Белый!
Послышался скрип, и дверь, которую ещё недавно Ланц со всей силы дёргал, медленно открылась сама. Все замерли. Вдруг спортивная девушка рванула с места к выходу, но проход безжалостно и громко перед ней захлопнулся. Следом поднялся Ланц, дверь вновь заскрипела, и он беспрепятственно вышел.
Снаружи стоял плотный непроглядный туман. Короткий удар двери за спиной стал для Ланца словно выстрелом стартового пистолета, и он бессмысленно, но уверенно шагнул в белую пелену. Напрасно Ланц несколько часов бродил в тумане по какому-то пустынному полю, искал дорогу, кричал и падал, спотыкаясь о кочки. Ничего разглядеть и найти он не мог. Он думал уже, что заблудился, как вдруг снова вышел назад к лачуге. Дверь была опять заперта. Он подёргал её без особой надежды, а затем, обойдя лачугу, заглянул в окно.
– Какого чёрта! – вырвалось у Ланца, и он отшатнулся.
Внутри лачуги за столом сидели те же двенадцать человек. Помещение оставалось очень похожим, но что-то изменилось. Однако сильнее прочего Ланца поразили причудливые обитатели лачуги. Они ничем не походили на тех, которых покинул Ланц. Эти незнакомцы были одеты в расписные камзолы, на головах сидели белые парики, а на плечах – чёрные мантии.
«Да это же судьи!» – пронеслось в голове Ланца.
Судьи как одержимые торжественно и высоко держали в руках точно такие же белые карточки и как один упорно повторяли: «Чёрное! Чёрное! Чёрное!»
– Что здесь происходит? Куда я попал?! – пробормотал Ланц, и неприятное чувство, какая-то скверная догадка заставила быстрее забиться его сердце.
Он вытер холодный пот и не помня себя побежал прочь. Но сколько бы ни метался Ланц по этому проклятому туману, сколько бы ни старался запомнить направление, он рано или поздно вновь и вновь выходил к очередной лачуге и каждый раз по тем или иным признакам угадывал в её обитателях судей разных народов и эпох, которые на «белое» упрямо указывали как на «чёрное!». Наконец, выбившись из сил, Ланц упал на колени и мучительно закричал. Пелену тумана сначала пробила одна молния, затем вторая, третья… Ланц открыл глаза. Ему на лицо натягивали кислородную маску.
– Вытянули, – сказал доктор, раскачиваясь над Ланцем в такт едущей скорой.
– Из-за него у меня сегодня ставка проиграла, – ворчливо заметил сидящий рядом парамедик. – Пять евро, между прочим.
– Почему из-за него? – удивился доктор.
– Потому что он пенальти поставил. Продажный он…
– Не может быть!
– Точно говорю! Давно слухи ходили. Бог всё видит. Скрутило сразу после матча.
– Это не наше дело. Наше дело – вынимать всех с того света.
По щеке Ланца, лежащего в форме футбольного арбитра, потекла слеза.
09.08.21
Пещерный парламентаризм
– Знаешь, что я подумал, Клаус?
– Что? – не отрываясь от смартфона и что-то по обыкновению жуя, переспросил пухлый немец в пёстром галстуке.
– Мы очень мало знаем о русских.
Клаус мгновенно перестал жевать и повернул круглое взволнованное лицо в сторону щуплого и молодого коллеги из Франции. На заседании Европарламента в это время выкрикивали имена русских, страдающих по политическим мотивам в своём отечестве. После каждого имени евродепутаты страшно гудели и потрясали кулаками, требуя немедленно вручить страдальцам премии за стремление к свободе и денежные компенсации.
– Лексай Стрзхащ! Сарвий Щпахмца! Махал Зирофчиз! – страшно коверкая имена, дико орал с трибуны спикер.
– Понимаешь, – тихо продолжал француз, не мешая другим парламентариям негодовать и трясти кулаками, – мы упрекаем русских во всех мировых бедах, грозим им санкциями, чуть ли не объявляем им войну, а сами даже позабыли, как они выглядят.
– И что из этого? – возразил немец, возвращаясь к жвачке и смартфону.
– Как что?! Вот, скажем, третьего дня к нашему зданию подошла огромная лохматая собака, так охранники подумали, что это и есть русский шпион, и включили сигнализацию.
– Чепуха! – отмахнулся немец.
– Не чепуха!
Немец отложил смартфон, но, не переставая жевать, повернулся к собеседнику.
– Послушай меня, Люка, – заговорил он наставнически, – ты в Европарламенте человек новый, а я тут уже пятый год. И поверь мне, что для вынесения наших авторитетных решений нам достаточно знать, что русские – дикари и варвары. А что касается внешнего вида, ты погляди на тех угнетённых, которые оттуда к нам приезжают. Все какие-то кривые, косые, картавят и двух слов связать не могут. А это, как они сами уверяют, цвет нации. Представляешь, какая там сама нация?
– Не может такого быть! – возмутился француз. – Родина великих писателей, композиторов…
– А ты послушай их близких соседей! Они же ужас что рассказывают.
– Кого? Прибалтов? – отвернулся Люка. – Если хочешь знать, я сам видел, как недавно один из них воровал туалетную бумагу в нашей уборной. Или, может быть, поляков? Так ты погляди, вон один из них сейчас сидит и ногти на ногах стрижёт.
В Европарламенте был объявлен перерыв, и после напряжённой работы депутаты пошли обедать. Сидя за столиком в местном буфете, молодой француз продолжал свои размышления.
– Клаус, мы ведь даже русского языка не знаем. Как же мы будем налаживать с ними диалог?
Немец, попивая кофе из бумажного стаканчика, переработанного по меньшей мере раз пятьдесят, с укоризной поглядел на своего коллегу.
– Люка, ну какой с ними может быть диалог? Дикий народ. Только угроза силой! Что касается языка, ты слышал сегодня их страшные имена? Разве цивилизованный народ может использовать такие нечеловеческие звуки? Спасибо нашим украинским партнёрам, которые взялись за их перевод. А ты говоришь, диалог…
– Но ведь… – начал было француз.
– И вообще, Люка! – перебил его немец. – Ты слишком много интересуешься русскими, а ты знаешь, что они мечтают подорвать нашу цивилизацию, отнять у нас свободу и запретить наши ценности? Будь осторожен.
Француз умолк. Но выходя из здания Европарламента после напряжённого трудового дня, Люка заговорил иначе.
– А вообще, Клаус, мы стали мало знать даже о мире. Ничего нас не интересует, кроме нас самих. Когда ты в последний раз путешествовал?
– А зачем? – усмехнулся Клаус. – Европа – центр мира. Колыбель цивилизации, а остальные должны нам подчиняться. Зачем нам что-то ещё?
– А вот я недавно встретился с одним туристом, – оживился Люка. – Такие истории про свою страну рассказывал, что даже не верится. Говорит, в его городе сразу десять станций метро отрыли.
– Враньё! – Немец с неприятным чувством вспомнил аэропорт-долгострой в Берлине.
– Да нет! Говорит, бордюры делают из гранита, кругом дороги, развязки. Всё цифровое: деньги, документы. Люди вежливые, всё в огнях и чистота. Фантастика!
– Враньё!
– Да нет же!
– Ну какой город-то?
– Не помню… Ма… Мо… Москва вроде!
– Китайцы, что ли?
– Может быть.
– Эти тоже угнетатели. Но русские даже в сравнении с ними дикари.
И два евродепутата молча разошлись по домам.
16.12.21
Переговорщик
Под стрекочущие вспышки фотоаппаратов уфолог Свиридов, лохматый и сутулый, которого до последнего времени все считали чудаковатым псевдоучёным, вышел к прессе. Он сел за стол и от непривычного внимания под толстыми линзами очков тревожно замигал глазами.
– Ну как, удалось нащупать общие точки? – послышался крик одного из журналистов.
Зал информационного агентства был переполнен. Шутка ли, ведь уже второй день на Красной площади стояла огромная летающая тарелка и мерцала разноцветными огнями. На контакт пришельцы пошли сразу же. Вечером, в день прибытия, шипя и испуская пар, в летающей тарелке откинулся люк, и оттуда по трапу на брусчатку спустились три довольно уродливых и щуплых синих гуманоида в жёлтых комбинезонах. Они спускались так деловито и церемонно, словно хозяева, прилетевшие на Землю с инспекцией. Подойдя к ограждениям, которые защищали летающий корабль от журналистов и фотографов, один из инопланетян открыл рот, полный мелких острых зубов, нахмурил злые оранжевые глаза и на своём языке что-то рявкнул в микрофон, заранее для этого подготовленный. Сделав заявление, пришельцы удалились. Никто не смог расшифровать язык инопланетян, пока уфолог Свиридов в интернете авторитетно не написал: «Да переговорщика они требуют!» Тут же этого Свиридова и доставили на Красную площадь. Дав ему чёткие инструкции о переговорной позиции землян, желающих дружбы и мира, уфолога втолкнули за ограждения. Три часа длились его диалог с пришельцами, и вот теперь он давал комментарий.
– Расскажите, каковы результаты переговоров и чего нам следует ждать? – вновь выкрикнул из зала журналист.
Свиридов тяжело вздохнул, осмотрелся по сторонам и… вдруг поняв важность своей персоны и ощутив от этой мысли невообразимую приятность, приосанился.
– Прежде всего хочу сказать, – начал он подражательски важно, – что переговоры прошли в конструктивной, я бы даже сказал, в деловой атмосфере. Есть уверенность, что между нами наладились крепкие связи… Словом, беспокоиться не о чем.
Зал с облегчением выдохнул.
– Однако, – продолжал Свиридов, делая трагическую паузу, – есть небольшие проблемы. Например, отныне планета Земля объявляется колонией, а все земляне становятся рабами высшей цивилизации…
В зале повисла тишина. Даже матёрые журналисты не сразу пришли в себя, прежде чем бросились отбивать тексты с сенсационными заголовками о переходе человечества в рабство к инопланетянам.
– Как это?! – В первом ряду вскочил крупный мужчина с седыми усами, начальник московской полиции.
– К сожалению, – пожал плечами Свиридов. – Во-вторых, земляне ежедневно будут приносить этим уважаемым гуманоидам своих детей.
– А это ещё зачем? – Из зала донёсся сдавленный женский голос.
– Они людоеды. Такова их природа, – спокойно пояснил Свиридов. – А дети, как они пояснили, вкуснее.
Молодая дама на последнем ряду взвизгнула и упала без чувств.
– И третье, – равнодушно продолжил уфолог, – половина человечества подлежит уничтожению. Всё.
У начальника полиции посерело лицо, и он схватился за сердце.
– И мы ничего не можем сделать? – оторопело спросили из зала.
– Как сказать, – задумался Свиридов. – Наверное, мы можем не соглашаться на их условия. Это требует обсуждения.
К лицу начальника полиции возвратилась краска, и он с недоумением уставился на уфолога.
– Так… Так это не соглашение? – еле выговорил он.
– О, нет, конечно, – заулыбался Свиридов. – Это всего лишь те требования, которые они предъявляют.
– А с нашими, с нашими требованиями что? – свирепея, осведомился полицейский.
– Нашими? – растерялся Свиридов. – А что с ними? Ведь их и так все знают, разве нет? Мы хотим мира. А я, как переговорщик, должен выслушать другую сторону и…
– Ты от какой стороны выступаешь на переговорах, дурак? – заревел страж порядка.
– Ну, знаете, вы не оскорбляйте! Я пришёл к вам поделиться информацией, а вы надумали что-то! Я всего лишь уфолог и вообще могу уйти.
Свиридов встал и гордо покинул зал. В тот же день людоеды-инопланетяне были арестованы сотрудниками местного УВД, а летательный аппарат был передан в Военно-космические силы России.
30.03.22
Мечта
Научное сообщество было сражено сенсационной новостью, которая вмиг облетела все международные информационные агентства. Сообщалось, что решена одна из самых фантастических задач, когда-либо стоявших перед человечеством, а именно была изобретена машина времени. И не только изобретена, но даже построен её опытный образец. Несмотря на то что научное сообщество уже привыкло к подобного рода «сенсациям» и, как правило, даже не жаловало их вниманием, в этот раз оно отнеслось к резонансному заявлению со всей серьёзностью. Дело в том, что оно исходило не от какого-то шарлатана или кустаря, чьи коллеги и так каждую неделю совершают в своих гаражах неслыханные научные открытия, а от почётного профессора, отмеченного множеством регалий и обладающего авторитетным именем. Профессор этот, впрочем, как говорили, в связи с преклонным возрастом уже давно отошёл от дел и единственное, чем занимался, так это разводил на своём загородном участке пчёл да консультировал двух-трёх студентов, считающих себя его учениками.
Проект с расчётами и чертежами машины времени профессор публиковать отказался и держал его в строжайшей тайне, однако согласился продемонстрировать работу своего изобретения наглядно и в деле. К выбору площадки для показа он подошёл творчески, и ею стала сцена Большого театра, вмещающего до двух тысяч зрителей. После назначения даты проведения необыкновенного эксперимента ажиотаж вокруг него начал нарастать с невероятной быстротой. Предстоящее действо немедленно было окрещено главным событием всех времён и народов, права на трансляцию были проданы почти во все страны мира, а попасть на само представление стало заветной мечтой даже для самых богатых и влиятельных людей планеты. Машина времени стала глобальной и общечеловеческой идеей, которая затмила собой все прочие, что были до этого. Она вдохновляла, заставляла мечтать и с надеждой смотреть в будущее, которое теперь не казалось таким уж и страшным. Она сделала войны бессмысленными, а смерть краткосрочной. О ней говорили, писали, её видели во снах. И в назначенный день опьянение от этого открытия достигло своей кульминации. Переполненный зрительный зал театра ревел и сотрясался от нетерпения. Было заявлено, что профессор войдёт в машину времени и переместится в будущее, а затем вернётся назад с неопровержимыми доказательствами того, что он там был.
И вот в тот момент, когда машину времени, надёжно укрытую покрывалом, выкатывали на сцену, один молодой человек стоял у себя дома перед принтером и в ожидании, когда тот закончит печатать, лихорадочно заламывал руки. Наконец, дождавшись последнего листа, он схватил стопку бумаг и бросился с нею на улицу. Там он поймал такси и попросил как можно скорее доставить его до театра, где должен был пройти эксперимент с машиной.
– Мне надо к профессору! Пропустите! – кричал молодой человек, прорываясь через вахтёров, охранников и служащих театра. – Он меня знает! Я его ученик! Это вопрос жизни и смерти!
Студент застал профессора за кулисами, когда тот собрался выйти на яркую сцену, где в свете софитов стояла уже обнажённая и поблёскивающая медью и стеклом машина времени.
– Профессор, не делайте этого! – задыхаясь от спешки, крикнул молодой человек. – Вы ошиблись, профессор!
Седой профессор с острой бородкой обернулся.
– Вы ошиблись, профессор, – повторил молодой человек, подойдя к нему вплотную и протягивая сжатые в кулаке листы. – В расчётах. Простите, втайне я изучил ваш проект. Это не машина времени!
– Я знаю, – спокойно ответил профессор, смотря на своего ученика.
– Но если вы войдёте в неё, она не переместит вас в будущее. Она просто убьёт вас, вы исчезнете, а она сама разрушится, – настаивал студент.
– Я знаю, – повторил профессор, уже с улыбкой.
– Но как же? Все будут думать…
– Я знаю.
– Но это не… И вы с таким именем!
– Что моё имя в общем потоке истории, – заговорил профессор, – когда я могу подарить людям что-то большее, чем все мои научные труды.
– Что?
– Мечту, что в этом мире для человека нет ничего невозможного.
Профессор похлопал по плечу своего ученика и сделал шаг на залитую светом сцену.
09.12.21
Человек с кислым лицом
Меня часто спрашивают: Иннокентий Извёсткин, как вы пришли в свою профессию? Что же, вероятно, настало время рассказать вам всю правду. Это решение зародилось у меня одним морозным декабрьским днём, лет двадцать тому назад. Тогда я, ещё молодой и наивный, служил чиновником в департаменте одного очень серьёзного государственного органа и мечтал, как и многие мои коллеги, о карьере, деньгах и власти. В тот день с утра ко мне подошёл директор департамента и сказал:
– Послушай, Кеша, сегодня надо встретить в аэропорту одного нашего соотечественника, прилетающего из Европы. Человек он важный, у него напряжённый график, много встреч, и ему нужен сопровождающий. Поезжай!
Что же, тогда я был очень расторопным малым и поэтому, взяв служебный автомобиль, немедленно отправился в аэропорт. Встречаемый поразил меня сразу, хотя особенной важности я в нём не заметил. Напротив, это был неброско одетый, в разношенных джинсах, незнакомый мне мужчина лет под семьдесят, с заметным брюшком. Но лицо его изумило меня чрезвычайно. Ни до, ни после, никогда в жизни я не видел одновременно столь мрачной, унылой и кислой физиономии. Казалось, прилетев из Европы, он там только и делал, что олицетворял всю скорбь и муки страдающего в своём отечестве русского народа.
После короткого приветствия мы сели в машину и отправились в нашу совершенно необыкновенную поездку. Сначала человек с кислым лицом приказал мне ехать в один очень крупный медицинский центр. Там нас нарядили в белые халаты и провели в операционную, где на столе и под наркозом уже лежал пациент, вокруг которого стояли люди в масках и хирургических костюмах.
– Что у него? – грубо спросил человек с кислым лицом.
– Удаление аппендицита, – отвечали хирурги.
– Не надо! – взмахнув рукой, грозно крикнул человек с кислым лицом. – Лучше удалите ему селезёнку!
И мы поспешно вышли. Сказать, что я остался удивлённым этим выступлением, мало. Я был шокирован и, заглядывая в лица медицинского персонала, пытался найти в них такое же удивление. Но казалось, что все признавали такой совет страшно умным.
Затем мы поехали в проектное бюро. Там нас уже ожидали и проводили в зал для презентаций, где показали проект какого-то моста.
– Из чего состоит мост? – небрежно спросил человек с кислым лицом.
– Мы используем бетон марки… – начали отвечать инженеры.
– Не надо! – перебил их мой спутник. – Используйте брёвна! Это дешевле и экологичнее.
Дав этот дельный совет, человек с кислым лицом поднялся из-за стола, и мы оба вышли из зала. Далее мы поехали в космический научно-производственный центр. Там нас встретил сам директор учреждения. Он хотел было устроить нам экскурсию по центру, рассказать о научных достижениях, но человек с кислым лицом крикнул:
– На это нет времени! Лучше скажите, чем вы заправляете свои ракеты?
– В основном как ракетное топливо мы используем керосин плюс жидкий кислород…
– Не надо! – перебил его мудрец. – Это слишком сложно. Используйте бензин АИ-95. Моя машина отлично на нём ездит.
Директор развёл руками, а мы покинули центр. Следом мы объехали ещё несколько организаций, где человек с кислым лицом раздал свои драгоценные советы. Наконец, уставший от напряжённой умственной деятельности, он упал на пассажирское сидение автомобиля и скомандовал:
– К нему! У меня появились мысли о государственном устройстве России.
И мы натурально поехали в Кремль. Когда за моим спутником закрылись огромные двери Зала Советов, я спросил у директора департамента, стоявшего тут же:
– Скажите, кто этот великий мудрец?
– Как кто? Это кинорежиссёр! Его вся Европа знает! Авторитет. А фамилия его… Какая же у него фамилия? Не то Старухин, не то Погремухин…
– А он несёт ответственность за те советы, что даёт?
– Ого! Шутишь? Он сам в Германии живёт.
Именно тогда я и понял, что хочу стать кинорежиссёром! Вот она где, настоящая власть! Только у нас таких людей балуют, сажают в президиумы и терпят. А они верят в свою мудрость и беззастенчиво раздают безответственные советы в любых областях. А всё оттого, что никто не скажет такому субъекту в его кислое лицо: да ты, братец, просто дурак!
13.12.21
Чашка кофе
– О, Господь, почему ты так жестокосерден к людям? Ты послал нам только три основных цвета, семь нот и тридцать три буквы! И ты хочешь, чтобы мы из этого создавали шедевры?
Молодой небритый художник сидел на полу в своей мастерской перед абсолютно чистым холстом. Свет он не зажигал, отчего по углам уже сгустились вечерние сумерки.
– Как мы, художники, – продолжал он, – можем творить, имея такой скудный материал?! Ответь мне, Господи!
Но вместо ответа дверь в мастерскую распахнулась от удара ноги, и внутрь ввалился коренастый субъект очень низкого роста, с огненно-рыжей бородой, который на удивление нежно держал в своих толстых и коротких пальцах эскимо на палочке.
– Какая дичь! – заявил субъект и неуклюже забрался на огромный рабочий стол. – Я слышу эти стоны уже десятки веков, и ничего не меняется! Мой начальник из этих, как ты говоришь, скудных материалов за семь дней создал целый мир. И заметь, даже через миллионы лет этот мир не надоедает и продолжает удивлять. От тебя же требуется всего лишь одна картина! Одна! И то ты жалуешься!
– Кто ты? – ошалело смотря на незнакомца, спросил художник.
– Чувствуешь благоухание? – Незнакомец помахал руками у него перед носом. – Я явно не из ада. А что вид такой… Мне разрешили!
В самом деле, в затхлом воздухе мастерской вдруг повеяло свежестью весеннего леса.
– Мой начальник вам, людям, – продолжал неизвестный, тыча в сторону художника мороженым, – преподнёс великий дар – возможность творить. Нам, ангелам, его не дали. Мы только посыльные. И что же ты делаешь? Сидишь тут и ноешь!
– Я ищу новые формы, – пробормотал художник, вставая. – Новый подход. Но мне не хватает материала…
– Чепуха! – рявкнул ангел, размахивая эскимо. – Форма – вторична! Она не имеет значения и даже может повторяться!
– Как это?
– Вам на первом курсе не рассказывали? А, ладно! Приведу пример: число две тысячи пятьдесят тебе о чём-то говорит?
– Нет.
– А если я тебе скажу, что две тысячи пятидесятый – это год твоей смерти, что теперь? Числа абсолютно одинаковые, но одно пустое, а другое вдруг стало для тебя самым важным числом в твоей жизни. Есть разница?
Художник побледнел.
– Да не бойся. Я шучу. Никто, кроме него, – ангел указал мороженым наверх, – не знает будущего. Кстати, даже он, при своей фантазии, сделал вас в общем-то одинаковыми: две руки, две ноги, одна голова.
– Неправда! – выкрикнул художник. – Каждый человек индивидуальность, он неповторим!
– В чём же?
– У каждого свой уникальный разум, душа, в конце концов.
– Вот именно, – ангел облизнул мороженое.
– Но мы работаем в материальном мире, нам не позволено создавать души!
– Вам этого и не надо. Вместо душ вы можете создавать идеи и наполнять ими свои творения. Ты знаешь, что одно из моих любимых человеческих произведений – это «Чёрный квадрат»? А почему? Разве его не мог нарисовать ребёнок? Разве он не был изображён ранее? «Чёрным квадратом» автор показал полное пренебрежение к материальным формам, поставив во главу угла большую идею, которая стала этапом в развитии истории искусств. А с другой стороны, тут в Москве у вас установили кусок глины. Ты слышал, какая идея в неё заложена? «Начало обретения формы». Ну это же пошлость, художник. Такое смог бы придумать и подросток. А вот идея «Чёрного квадрата» – это большое чутьё. В этом разница. Вы, люди, стали великими материалистами. Вы гонитесь за новой формой, прячетесь за туманными формулировками, выдумываете несусветную чушь. Но делаете это только оттого, что стыдливо пытаетесь укрыть свою пустоту, свою бесплодность. И голые тела в театрах были бы не так страшны, и мат в литературе, если бы за этим всем скрывалась большая идея. Но этого нет. Это лишь голые тела и мат. А роди ты великую мысль, то чтобы её выразить, тебе сполна хватило бы и того, что имеется, и ещё осталось бы. Но ты слаб, художник. А потому уйдёшь в небытие.