Входящий в Свет. Роман-лабиринт

Наконец, тысячелетняя традиция русского застолья взяла верх над одиноким провинциальным «супергероем» и я… наклюкался. Теперь же сидя на диване в «приёмной» государственного деятеля, я глупо улыбался с пониманием к своим простым человеческим слабостям, которые, несмотря на теперешнюю мою подготовку и оснащенность разными премудростями мира, легко и убедительно заявили о себе в самый подходящий момент…

Я вспомнил, как охнул первый нападавший и неуклюже завалился на второго, третий, недоумевая ещё в большей степени, чем первые два, загребая пудовыми «лапищами» и не находя опоры, мигом очутился на земле вместе с остальными. Яростно замахавший руками четвёртый, случайно зацепив пятого, спиной придавил шестого и «весёлая» компания закувыркалась по близлежащим кустам. Вся бандитская рать, снова предпринимая попытку хоть как-то реабилитировать себя и наказать подоспевшую подмогу «интеллигента», опять оказалась в почти безнадёжном состоянии, совсем не разумея, почему руки и ноги их никак не собираются гармонично и слаженно работать вместе с телом, а всё норовят сплестись в каких-то неестественных и непослушных положениях…

Наконец в ход пошли колюще-режущие инструменты, к сожалению для нападавших не принёсшие нужного победительного эффекта, а с тем же несокрушимым постоянством причинявшие максимальное неудобство собственным хозяевам, какое чуть ранее доставили им самим их руки и ноги.

Мы под проливной руганью бывших атакующих резво выбежали на автостраду, где у «спасённого» и его дочурки, за которой мы предварительно забежали в подъезд, было припарковано чёрного цвета BMW, причём один из подоспевших к нам бандюг собственноручно получил внушительную оплеуху от самого потерпевшего и полетел на тротуар, чтобы не подняться… И мы, в скором времени, уже вырулили по направлению одного из спальных районов столицы.

Игорь Самуилович завёз дочь домой, оставив её под опёкой жены и личной охраны, а сам, со мной и водителем-телохранителем, пересел на другую машину, полагавшуюся ему по должности.

«Мерседес» плавно влился в поток бесконечных машин московских автолюбителей…

Мы же, тем временем, с Игорем Самуиловичем Плешаком, как вскоре выяснилось, занимавшем серьёзную должность в московском правительстве, владельцем нескольких успешных «бизнесов» и порядочным, всеми уважаемым отцом семейства, мирно и неспешно принялись беседовать на обычные темы между «спасителем» и «спасённым».

Глава 22

– А знаешь, ты реально был прав, когда говорил о моём маньяке, братик, – сощурившись на Кузявина, отчётливо произнёс Виктор Соловей.

– О каком маньяке, Витёк? Как говорил? – Козьма с интересом взглянул на друга детства.

Соловей промолчал и только скупо пожевал скулами.

– Совсем он замучил меня, Козьма… Непредсказуемый он, понимаешь? Скользкий, увёртливый какой-то… Неудобный, мать его… – После этой фразы Соловья они посидели молча.

– Странный ты, Витёк… Ты что, хотел бы, чтоб он сам взял и пришёл да чистосердечно всё рассказал тебе? – Козьма испытующе посмотрел на товарища так, как будто увидел его в первый раз. – Ты ж «следак» с именем, Витя… А не какой-то там молокосос, прости Господи. Наверно, лучше меня осознаёшь на какого «окуня» тебя выводит судьба… Значит, созрел, брат. Значит, имеешь полное право на красивую, лебединую комбинацию… – Кузявин улыбнулся и повернул бритый череп к официантке, как раз сейчас подносившей им две леденистые кружки жигулёвской «тройки».

– Лебединую?.. Ты, что списать меня хочешь, пенсию накаркать? Я ещё повоюю, брат, ещё покажу класс, ещё ни один «мокряк» раскатаю на зависть любому сыскарю, попомни мои слова! – Соловей не на шутку разойдясь, в запале даже не заметил, как замахнул целую кружку морозной пенистой влаги… Крякнув, он, наконец-то, расслабился и блаженно вытянув ноги, подмигнул Козьме.

Они сидели на дебаркадере речного ресторана в районе Бережковской набережной и утренняя прохлада водного пространства приятно освежала лицо, бережно взрыхляла редкие волосы на голове Соловья, мягким прикосновением тут же переходя к гладкой поверхности головы его лучшего друга. Солнце искусно серебрило мелкие барашки волн, в неге речных чувств пульсирующих возле боков дебаркадера и каким-то неведомым образом тут же передавала эту нежность и эту текучесть людям на борту плавающего ресторана «Викинг».

– Ну, посуди сам: всё время в разных местах – раз, – загибал пальцы «сыскарь», – знание подробностей жизни жертв, их занятия, пристрастия, окружение – два, наконец, безупречная и чистая работа и уход с места преступления – три… Как будто человек всю жизнь тренировался для таких дел. Ещё эта его манера театр из всего «выкаблучивать»… мать его за ногу… – Соловей ещё раз пожевал скулами и плюнул в «барашки» волн.

– Да, не театр это, Витёк. Сколько раз говорить… Прекрасное владение техникой ритуалов древности вкупе с пониманием тонкостей мировоззрения мировой «танатологии». – Сухо, но ёмко отрапортовал Кузявин.

– Мировой чего? – покосился Соловей на друга.

– Та-на-то-ло-гии – науки о смерти… Читать надо больше для развития, – пожурил «Витька» приятель, и тут же добавил – если такое дело, советую посидеть в библиотеке недельку-другую: поисследовать вопрос, так сказать, вплотную…

– Да, некогда мне! – отмахнулся Соловей, – работы невпроворот.

Друзья помолчали.

– И зачем это ему? – покачал головой Виктор Михайлович Соловей и тяжко вздохнул.

Кузявин расхохотался.

– Ничего странного в том, что он делает это, гораздо сложнее понять: зачем он этих бедных тёток так обхаживает… Судя по всему он тратит на них целые состояния! – воскликнул тут же Козьма.

Соловей внимательно посмотрел на друга:

– Ишь какой въедливый выискался, понять он не может… И понимать тут нечего, – извращенец и маньяк за свои деньги ищет острых и опасных ощущений, вот… И понимать нечего!

Кузявин опять захохотал:

– Вот видишь как легко до всего сам и дошёл. Молодец!

Виктор Михайлович коротко мотнул головой и подозвал официантку.

Глава 23

Я точно понимал, что «заказ» на мужа Наташи – дело нескольких дней и «заказчики» «ничтоже не сумняшеся» обязательно доведут дело до конца не со мной, как исполнителем, так с кем-нибудь из таких же «профи», что и я, их покорный слуга.

Возникшее «недоразумение» исправить можно было лишь одним способом: запрятать «мишень» со всей семьёй куда подальше и «рвать когти».

По кодексу самурая я не имел никакого права ослушаться приказа, но по-человечески, я, как никто другой, был просто обязан спасти и Наташу, и её мужа, и её детей, и … себя.

У меня не было ни плана «Б», ни разумного выхода из сложившейся ситуации, в общем, никакой возможности решить сразу несколько задач в логике человеческого мышления. Я чувствовал, что наверняка существует сверхординарный «ход конём», который расставит все точки над «i» совершенно гениальным образом. И мне необходимо было распутать этот «гордиев узел» в одиночку.

Если бы я только был один… Один!!! Законспирироваться под кого угодно и «раствориться» в мировых пространствах было бы делом нескольких дней для меня. А тут…

«Где найти вариант?..» – вопрошал мой воспалённый и осатаневший от перенапряжения мозг.

Я должен найти этот чёртов, гениальный дзен-ход!

Ещё во время обучения суровым практикам в далёкой Японии, мне казалось по плечу всё самое невероятное: справиться с тысячью воинов, стать лучшим фехтовальщиком мировой элиты убийц, наконец, просто «свернуть горы» и переплыть океан, – я мог бы даже не задумываясь о последствиях, – но здесь…

Со мной произошло нечто вроде короткого замыкания, что-то граничащее с тупиком всего смысла бытия, всего мироздания…

Однако, справедливости ради, надо отметить, что каждую секунду меня сопровождала какая-то сверхъестественная непоколебимая уверенность в обязательной благополучной развязке.

В голове я строил самые замысловатые комбинации спасения семьи Наташи и самого себя…

Но в реальности… В реальности рассчитывать было не на что. «Эти люди» умели находить других, нужных им людей, и «развязывать» любые, самые неразговорчивые языки, а также поворачивать события в свою пользу.

Правда, на этот раз, кость в их горле называлась моим именем, а это, поверьте, совсем другая игра.

Я хорошо понимал, какими примерно путями будут развиваться «навороченные» жизнью и судьбой обстоятельства, но совсем туманно представлял себе конечный исход…

Главными для меня в этот момент, конечно, были благополучие и жизнь Наташи и трёх её детей, хотя, и безопасность её мужа тоже лежала на моей совести.

Я походил на льва в клетке, которому на ужин предложили его собственных родственников, и при этом приставили к загривку ракету с атомным боезарядом.

«Неужели это всё, всё?» – думал я.– «Неужели это будет мой самый последний, самый окончательный бой?» – думал я и не хотел верить, что жизнь и счастье с Наташей навсегда потеряны для меня. – «Я ведь слишком хорош для такого конца!»

Вот проехала машина. Пропрыгал весёлый вихрастый воробей. А я стоял на обочине шоссе и смотрел в небо, на бесконечно летящие махровые белые облака и впервые в жизни обливался мокрым и скользким трусливым потом…

Даже в специальных медитациях на свою собственную смерть мне никогда и в голову не могла придти мысль о сожалении, это ужасающе острое чувство потери…

Обрушившаяся на меня стена неизбежности, казалось, будет давить до тех пор, пока я действительно не истеку кровью и не умру.

Представить хоть на миг остановку этого прекрасного сна, где Наташа и её дети делят со мной «стол» и «кров» было просто невыносимо…

Я не знал куда бежать и что делать, но я знал одно: проиграть нельзя!!!

Глава 24

– Наташа, знакомься, мой спаситель и очень хороший человек! – весело говорил Игорь Самуилович Плешак, показывая меня своей жене как какой-нибудь редкий экспонат.

– Очень, очень приятно! – сказала Наташа и протянула мне узкую красивую руку. – Вы дали нам шанс оставаться счастливой и полноценной семьёй, как прежде… – Наташа вдруг обмякла и зарыдала в голос…

Я неловко стоял напротив неё и не знал, как реагировать на этот естественный и сильный эмоциональный взрыв. Я понимал всю напряжённую работу чувств женщины, видел, с какой мужественной простотой она принимала эту жизненную передрягу, хотя была здесь, как мне показалось, и ещё одна деталь её состояния, её переживаний…

Светломудр всегда учил меня видеть прежде всего то, что человек пытается скрыть на фоне обстоятельств судьбы, в которых ему приходится находиться, а не то, что лежит на поверхности его внешних проявлений. И в данный момент, видимо, то, что Наташа усиленно и ловко скрывала, – было в разы сильнее её «написанных» на лице эмоций и чувств.

Она взглянула на мужа, опять на меня и, улыбнувшись сквозь слёзы, потёрла кулачками, как совсем маленькая девочка, припухшие и раскрасневшиеся веки…

– Простите, слишком много всего за последнее время свалилось на нашу семью… – сказала женщина виновато, обращаясь ко мне, обуреваемому сочетанием довольно сложных и противоречивых чувств.

Я улыбнулся и понимающе кивнул:

– Ничего, ничего… У вас обязательно всё будет хорошо, я точно знаю, Наташа!

Муж ласково взял её за плечи и, попросив у меня подождать пять минут, повёл Наташу в комнату к детям.

Игорь Плешак с раннего возраста отличался какой-то повышенной сосредоточенностью что ли, каким-то не по-детски серьёзным отношением ко всему происходящему… Он рос увлечённым и способным к разнообразным творческим занятиям мальчиком. Лепил, рисовал, много читал и много просиживал на широком удобном подоконнике, где часто заставала его мать, приходя вечерами с работы. Жили они вдвоём да ещё кошка Анфиса, которая тоже любила, свернувшись урчащим клубком возле Игоря, лениво отслеживать передвижения людей и машин по главной улице с высоты пятого этажа.

Школу Игорь не особо жаловал… Основная страсть посещения этого «дисциплинарного учреждения» сводилась у него к просиживанию после уроков за библиотечными экземплярами Виктора Гюго, Вальтера Скотта, Жюля Верна, Эдгара По, Артура Конан-Дойля и других замечательных авторов мировой классики. Их владение словом, буйная и, вместе с тем, глубоко, красиво, ярко проявляющаяся фантазия, многочисленные миры, мастерски создаваемых историй, а также любовь к исследованию человеческой души завораживали мальчика и трепетно откликались в его сердце, открытом безмерному любопытству к жизни и людям.

В его юношеском сознании будущая жизнь напрямую связывалась именно с такими драматичными, волнующими, неординарными событиями, всегда только с подобными обстоятельствами поиска смысла бытия, исключительно с такого рода высокими помыслами, неистребимым желанием открытия новых реальностей, служения чему-то за пределами «серой» обыденности обычных обывателей, – чему-то, что всегда самым таинственным и беспощадным образом влекло Игоря к себе.

Это влечение помогало ему выживать и побеждать свои страхи, свою неуверенность в собственных силах и под пулями моджахедов после «учебки» ВДВ, и в афганском плену под неусыпным надзором боевиков.

Оно помогло и в периоды невыносимого отчаяния от потери матери, когда его освобождённого и счастливого после одиннадцати месяцев измора и мусульманской религиозной пропаганды, вдруг поставили перед фактом полного одиночества…

Эра прозрения

Глава 25

Вот и начался непростой путь наверх, к большим свершениям, Игоря Самуиловича Плешака со времени учёбы в МАРХИ, который он окончил, как архитектор-градостроитель в середине 80-х, и где познакомился со своей будущей женой Натальей Стрижак…

Неожиданная и судьбоносная встреча с неким строго засекреченным сообществом «правильных и важных персон» из категории владеющих «главными знаниями мира», и наконец, приглашение во властные государственные органы сделали из него вполне уважаемую и влиятельную, наряду с большими финансовыми возможностями, персону.

Несколько впечатляющих лет в серьёзной должности консультанта подразделения ООН в России по вопросам «стратегических разработок пространственного устойчивого развития» помогли ему обзавестись неплохими связями и открыть в последствии несколько собственных «бизнесов».

Благополучно рождались девочки: Светлана, Елизавета, а затем и младшая Соня, София – богиня мудрости и гармонии… Рос достаток семьи, реальность будущего процветания не вызывала сомнений. Казалось, и Наташа, и дочери всегда будут надёжным тылом постоянной душевной заботы, так необходимой в условиях бурной и напряжённой деятельности на поприще бизнеса и политической «шахматной игры».

Но было здесь и ещё одно обстоятельство, которое кардинально и бесповоротно определяло всю его внутреннюю духовную жизнь.

Дело в том, что уважаемый всеми государственный деятель и бизнесмен являлся абсолютным адептом своего собственного пристрастия: Игорь обожал углубляться во всевозможные аспекты философии жизни-и-смерти, постигал через искусство и ритуальные системы древности саму суть пребывания человека в мире, постигал, изучал и… помогал исключительно женщинам, очень красивым и богатым, в основном, женщинам, по-царски оставлять эту грешную, земную юдоль, обретая блаженство на верхних ступенях «небесной иерархии».

Таким образом, он частично отдавал «вечный» долг самой важной и главной Женщине в его жизни, – своей МАТЕРИ.

– Помни, послушник! – говаривал Досточтимый мастер. – Мысли твои – суть столпы мира твоего, либо вечной войны с самим собой. И да придут к тебе только те, что укрепляют тебя, делают устойчивым и верным твоему собственному пути.

Пройдя посвящение сразу в три градуса, Игорь Самуилович Плешак, почувствовал особую гордость в связи со своими глубоко затаёнными ещё с юности амбициями научиться управлять целым миром. И этот серьёзный и суперудачный шаг по жизни продвинул его сразу на несколько световых лет к желаемому могуществу.

Теперь он не только был дипломированным специалистом в своём деле, не только мужчиной, на долю которого выпало жёсткое и воистину редкое переживание в неравном бою не сдаться, а просто в забытьи тяжёлого ранения попасть в нелёгкий плен, но и вернуться в жизнь, чтобы познавать её великие и чудесные истины…

Будучи поначалу типично советским человеком с типично роботизирующими убеждениями ему всё-таки удалось обрести верное направление и наподобие непотопляемого ледокола пробить себе дорогу к ценнейшей информации и к не менее уникальнейшим её носителям. Уважаемая и вызывающая в обществе противоречивые и, как правило, невежественные толки непросвещённого большинства организация, взяла его под своё крыло и за несколько месяцев упорной подготовки довела его до почётной мастерской степени.

Игорь Самуилович Плешак впервые за долгие годы ощутил себя живым и полноценно чувствующим мельчайшие проявления жизни существом. Он бегал, он занимался йогой, он проводил всё свободное время со своей семьёй, читал в подлиннике редчайшие источники человеческой мудрости, извлекая максимальную пользу и радость из каждодневного общения с разнообразно и многогранно талантливыми людьми…

Но самым потрясающим явлением в его такой интересной жизни было стремление и реализация глубокого и священного намерения придать статус «богинь» самым чутким, прекрасным и по-настоящему драгоценным существам Земли – женщинам…

Обеспечивая им «величественный» проход через смерть, он с максимальной почтительностью и пониманием сути этого божественного процесса, тщательно и благоговейно готовил их для вступления в чертог Великого Умиротворения на пантеоне Вечной Красоты.

Каким образом в первый раз озарило его мозг это сенсационное понимание собственной миссии «спасения» женщин, наверняка он не знал, но невероятно ясное ощущение своего призвания «провожатого душ» к источнику мироздания, – Богу,– этих несказанно роскошных богинь (которых выбирал он сам по велению сердца!), осознавал с первого момента своего рано повзрослевшего «я».

С неимоверным волнением готовился он к своему первому «боевому крещению». Выверял с тщательностью фанатичного учёного каждую деталь сконструированного по всем правилам «Египетской книги мёртвых» обряда подготовки души к великому путешествию в «Храм Небесного Осириса».

Постоянно проговаривая заклинания ритуала, мысленно проигрывая каждый шаг этого мистического процесса, он воодушевлённо молился и молился всем главным богам таинственного и грозного пантеона древнего Египта.

В его сознании абсолютно адекватно и полноценно царила картина предстоящей мистерии.

Она словно исполинский сказочный кит поворачивалась перед его внутренним взором всей своей великолепной определённостью и своими нетривиальными подробностями. Она завораживала…

Она завораживала и магнетизировала, обольщала воображение и будоражила все чувства одновременно, будто симфония, – диковинными созвучиями сладострастия и точностью замысла.

Он ощущал себя и пламенно-бущующим многочисленной одарённостью Леонардо да Винчи, и титанически целеустремлённым и неудержимым в своей нечеловеческой гениальности Микеланджело Буонаротти, и чудовищно недосягаемым в своей божественной окрылённости Моцартом над всеми творцами и созидателями… А то просто, магическим образом, вдруг, становился либо индусской священной троицей, либо единой и неопровержимой в своей вневременной экзистенции реальностью духа.

Ещё в плену среди издевательств и унижений, которым подвергается обычный пленный, он временами чувствовал некую чудодейственную эйфорию от всего происходящего вокруг него.

«Это» накатывало сразу, без каких-либо внутренних предпосылок и предощущений, пронзало невероятно энергетизирующим ознобом, добиравшимся от макушки до самых пят, а потом благополучно растворялось, оставляя ни с чем не сравнимую лёгкость и спокойную уверенность в наилучшем исходе для всего… Для всего того, как он чувствовал, что могло случиться, что предстояло пережить, какой бы интенсивностью и болью оно ни грозило, и что всё равно, благодаря таким «встречам с запредельным» (он твёрдо знал!), – никогда бы не принесло сколько-нибудь значительного урона его душе.

Правда, ни предсказать, ни тем более овладеть или подчинить себе подобное пришествие чуда было невозможно…

И он порой катался, выл, вертелся по рыхлой и вонючей от бесчисленных молчаливо-едких слёз, кровавых подтёков, гноя и мочи земле в несправедливом бессилии от невозможности, хотя бы на маленькую чуточку, – вернуть его себе и раствориться в нём навсегда.

И теперь, вооружённый этой своей особенностью ещё со времён срочной службы, полевых выходов и плена, он со всей трепетностью и пониманием «небесного агента», заручался от высшей Благодати бесконечной поддержкой в осознании и переживании: Силы и Веры.

Выбранная для его первого «служения» молодая женщина была невероятно хороша и космически богоподобна.

Она горделиво и грациозно возникла на горизонте его внимания и, будучи женой такого же, как Игорь Самуилович, высокопоставленного чиновника, казалась почти недосягаемым объектом разработанного мероприятия.

Но Игорь, (слава Богу!), непоколебимо уверовавший в собственную избранность и познавший на опыте утончённое и властное присутствие Вершащего Перста в своей жизни, чётко и продуманно, тщательно и скрупулёзно двигаясь к цели, решил эту не совсем простую задачу…

И сейчас перед ним простиралось Её нагое и соблазнительно дивное тело, перед обладанием которым ни устоял бы и сам Господь Бог. Только вот для исполнения задуманного Игорю вовсе не требовалась ни эта невероятная возможность, ни тем более глупый инстинкт размножения, который, надо сказать, даже в этой благочестивой ситуации всё же давал о себе знать…

Но Игорь и не думал отвлекаться на «пустяки» ввиду предстоящего грандиозного замысла, к которому судьба готовила его все 45 лет такой неординарной и насыщенной жизни.

Избранница превращения в «божество» и приобщения к «Ладье Миллионов Лет» выглядела на своём царственном ложе слегка испуганной и совсем не слегка напичканной алпразоламом (транквилизатором, на непродолжительное время снимающим тревожность и панические атаки).

Игорь Самуилович чувствовал себя в этой непростой ситуации неким кормчим, которому предстояло доставить к трону самого Осириса новоиспечённую душу будущей «бессмертной богини».

Свечи, расставленные по всему периметру спальни, выразительно дополняли роскошную обстановку предстоящего погребения-перехода души молодой женщины в состояние вечной свободы и счастья. Золотая диадема, венчавшая волосы королевы ритуала, мерцала магическим блеском и знаковой мощью потусторонней наполненности. Всё внутри «жреца-посланника» Высших Сил трепетало эмоциональными потоками эйфории, блаженства и чувством запредельного восхищения от своего служения, своей реализующейся здесь и сейчас миссии…

Глава 26

– Застра! – Со всех ног бросился я к своей волшебнице, к своей закадычной подруге… Она удивлённо вскинула крохотные свои бровки, а в глазах отразилась весёлая искорка неподдельной радости.

– А-а-а… Барашкин, какой ты стал молодец! Я тебя просто не узнаю! – Затараторила Застра певуче-мелодичным голоском на манер какой-нибудь удивительной и нежной флейты, которая вдруг заговорила по-человечески.

Я слегка покраснел и заулыбался, не в силах сдержать накативших на меня одновременно волн смущения, восторга и трепета от её светоносных глазок и сияющей всеми обертонами душевного тепла улыбки.

– Слушай, Застра! Ну, просто наваждение какое-то… Понимаешь у меня тут событий на единицу времени столько, что я, хвала вселенной, только и успеваю нырять то в одно, то в другое в режиме аврала!.. – скороговоркой выдохнул я и ещё больше смутился от своего собственного порыва. – Правда, мне, конечно же, всё равно стыдно за то, что я, как последний негодник, так и не удосужился до сего момента посетить Вас, тебя и Светломудра… Вас и Вашу замечательнейшую страну Светлозарию…

Я смотрел на Застру во все глаза и понимал какое чудо случилось со мной в этой жизни, подарившей ни с чем не сравнимую возможность босяку из российской «глубинки» войти в сферы редчайших тайн и секретов нашего божественного Универсума. С замирающим от ужаса сердцем я осознавал свою неизмеримую удачу в сравнении с миллионами и миллионами людей, столбенея от одной только мысли, что и эти фантастически-реальные сны и это лицо феи-ведуньи приснились бы кому-нибудь другому… А я так никогда и не узнал бы о существовании волшебного измерения квантовой реальности, вошедшей в мою жизнь так просто и свободно, как в другие тысячи жизней входит обычная дребедень дней и бессмыслица повторяющихся событий и состояний.

– Мне нужно обязательно увидеть Светломудра! – вдруг вскричал я, вспоминая какое трудное дело занимало меня последние недели, и как же страшно было очутиться вдруг лицом к лицу с настоящей правдой жизни в игре политических страстей и людских своекорыстных интриг…