Полная версия
Входящий в Свет. Роман-лабиринт
А мне в очередной раз при встрече с ней представилось, как я отбиваю её от многочисленных наёмных убийц и затем после этого впечатляющего спасения действие переходит на мой жаркий и внушительный сексодром…
Она что-то ещё бойко лепечет и посмеиваясь говорит дальше, а я всё смотрю и смотрю на её мягкий, зовущий в неизмеримые пространства радости и секса, рот…
– Что ты говоришь насчёт будущего отдыха в Греции?.. – я с трудом переключаюсь к обыденности бренного существования.
– Я говорю, милый Остап, что в Греции, куда мы всей семьёй едем на отдых, таких как ты обычно изображали в многочисленных скульптурах богов и героев, а ты тут обитаешь и не подозреваешь, какой популярностью пользуешься в тамошнем мире… – она улыбнулась.
Терпеть одно её такое волнующее присутствие, а тем более комплименты, у меня уже не хватало никакого самообладания, и я решил поскорее раскланяться.
– Наташа, ты очень любезна, и мне это безумно, безумно приятно… Но, к сожалению, уже бегу, опаздываю на работу. Обязательно поболтаем в следующий раз. – Я перекинул полотенце через плечо, дружелюбно подмигнул ей, и поспешил на «работу».
Тем не менее, я всей своей, тренированной долгими упражнениями на сверхчувствительность, спиной ощущал ей тёплый милый взгляд, которым она провожала специалиста по пиар-технологиям, бизнесмена и спортсмена, принимая мою «легенду» за меня самого, не имея никакой возможности приблизиться ко мне истинному… А жаль… очень, очень жаль.
Глава 11
– Да, ладно тебе, Барашек, придуриваться! – пылко пытался усовестить меня Гриня. – О каком таком настроении можно базарить, когда «чекушечка» слезливая тебя дожидается… – И Шайкин решительно и безапелляционно потянулся к моей руке, схватил своей широкой пятернёй мою менее внушительную пятерню и выволок меня на свежий воздух из мастерской.
Я без сопротивления подчинился, но выйдя из помещения нашей задрипинской столярки, вдруг резко рванулся из «заключения» цепкой руки Грини Шайкина и отбежал на безопасное расстояние.
– Ты чё? – оторопел закадычный собутыльник, – белочку подхватил чё ли или чё?
Я не ответил, а только вяло мотнул головой и поплёлся восвояси, но с Гриней не так-то легко было разделаться, тем более, что идти всё равно приходилось в одинаковую сторону. Тяжело дыша, мой «боевой однокашник» догнал меня за углом следующей барачной двухэтажки, около сараек, и, пристроившись у моего правого плеча, нога в ногу и не говоря ни слова, пошагал, как ни в чём не бывало, рядом.
Мы прошли мимо длинного забора из копьеобразных железных прутьев вокруг средней общеобразовательной школы №22 на окраине города, потом, завернув на проулок, соединяющий дома частного сектора и основной части города, протопали по его засыпанной крупным гравием широкой и пыльной дороге для всех видов движения и, наконец, вырулили к городскому парку культуры и отдыха имени Красных Коммунаров, возле которого и притулилась наша сталинская трёхэтажка.
Погода между тем по-матерински любвеобильно осыпала мир нашей малой родины щедротами первых шагов осени. Широкими волнами тепла мягко обрушивались из синевы небес солнечные потоки вечернего света. Первые и хорошо заметные цвета будущего сочного макияжа длинноствольных красавиц лип, берёз и осин кокетливо красовались на виду проходящих мимо местных жителей…
Колоритным карнавальным костюмам могучих лесных массивов и прощальным песням перелётных птичьих оркестров в недалёком времени ещё предстоит затуманить души предвестьем надвигающихся сумерек долгой зимы. А сейчас, даже лето всё ещё гостит на великом раздолье своего бывшего земного хозяйства… Ему дана последняя возможность попрощаться до второго пришествия с каждым деревцем, и ручейком, и паучком, растянувшим струны своей беззвучной арфы перед скорым уходом в небытиё.
– Красота-то какая… Красотища, Ваньша! – выдохнул Шайкин от избытка всех чувств, когда мы остановились на пригорке перед домом. С него открывалась широкоформатная перспектива реки и равнины за ней в многочисленных перелесках, и полях с уборочными машинами на них, и открытым пространством всё и вся примиряющего неба в золоте убывающего солнца со свитой белых, розовых, чуть багровеющих и тёмно-сизо-лиловых облаков.
Я посмотрел внимательно на восхищённую физиономию друга, на круглые маленькие глазки в густом оперении рыжих и жёстких ресниц, на всегда розовые, в ямочках простодушной улыбки, щёки бугая и коротко, но веско сказал:
– Гриня, сегодня мы пить не будем! Да и ваще, брат Григорий, я, похоже, с этой пургой завязываю – навсегда! Да и тебе, Шайкин, настоятельно советую! – сказал, как отрезал, да ещё и воздух рубанул ладонью перед собой для пущей важности. – Вот!
Гриня беспомощно таращил глазёнки, заодно разинув на меня огромную пасть.
– Погодь… А чё эт такое: н-а-с-т-а-я-т-и-л-ь-н-о… Чё, чё советуишь?!
Глава 12
Сегодня убивать не хотелось… Но заказ был крупный и очень важный. Готовился я к нему долгих два месяца, по крупинкам собирая всю возможную информацию, связанную с объектом ликвидации.
Человек, которого предстояло «убрать», был видным международным деятелем в направлении разработок по новейшим видам вооружения стратегического назначения. Охраняли его сверхсекретную персону изысканно и мощно: два взвода солдат из корпуса быстрого реагирования минобороны страны, два солидных и крутых дяди личной охраны президента, близкий друг цели и хорошо мне известный «спец» по тактике контртеррористических операций международного уровня.
Было пасмурно и склизко на душе, как в прокисшей сметане. Но навыки взывали к действию, дождливая погода была тёплой и безветренной, так что технически я находился во всеоружии своей великолепной формы и видимых препятствий к осуществлению более чем серьёзного заказа не наблюдал.
Выглядел я экзотически: старый драный плащ из брезента с капюшоном, надетым на замусоленную спортивную шапочку ярко-шафранового цвета, похожие на мотоциклетные, тёмные очки, и штаны-«хаки», заправленные в армейские ботинки с длинными грязными шнурками, а также длинная седая борода, свисавшая клочьями до пояса. В руке у меня была крепкая сучковатая палка, как раз по плечо высотой, на которую я опирался, слегка прихрамывая, – являя собой при этом яркий образ убогого и «задроченного» жизнью субьекта.
Используя мало кому известную технику ниндзя, я чётко понимал, что мои оппоненты в принципе не рассчитывали, увидев подобное «чмо», получить от него смертельную оплеуху.
Действие происходило на заднем дворе ресторана, в котором моя «мишень» расположилась на обед. Собирая объедки из мусорных баков и мешков, услужливо выставленных на вывоз ресторанными работниками, я всё ближе и ближе подбирался, как крыса к сыру, к вожделенной добыче.
Все близлежащие улицы находились под неусыпным контролем полиции, а также затаившихся «на всякий случай» воинов из корпуса быстрого реагирования. Пятеро из них в строгих костюмах дежурили возле заднего входа внутрь помещения, сурово поглядывая на невесть откуда взявшегося «попрошайку» в зоне их профессиональных полномочий.
«Значит, «президентские» ребята и друг моего визави с «целью» прямо сейчас находятся в самом ресторане», – спокойно прикинул я…
Ритм был таким: «раз-два, раз-два-три». Со сверхзвуковой скоростью жалил мой клинок, вылетевший из закамуфлированных ножен под суковатую палку, на которую я так правдоподобно опирался несколько секунд назад. Чёткость рисунка движений была безупречна и отрепетирована до мелочей, поэтому никакой реакции не последовало и не могло быть… Бедняги, не успев даже оценить мгновенный переход от жизни к смерти, как кегли в боулинге, заваливались на землю один за другим с колотыми и рублеными ранами в теле. И лишь последний, пятый воин, едва заметно взмахнув руками, изобразив слабую гримасу смятения на мясистом лице, обронил «буйну голову» ровно в тот мусорный бак, от которого намеревался недавно меня отогнать.
Проход в помещение ресторана осуществился также моментально, как и драма на заднем дворе. Скинув плащ и оказавшись в полевой форме цвета «хаки», я с улыбкой направился к отдельному кабинету на первом этаже. Два рослых здоровяка мигом перегородили мне дорогу, намереваясь остановить любой ценой. Дяди были оба около ста килограммов, но двигались с грациозностью больших диких кошек. Я вернул клинок в ножны, – не хотелось больше «калечить» великолепную сталь, – и торцом палки коротко ткнул в лицо ближайшему охраннику. Тот увернулся и, легко перенаправив палку, попытался забрать её из моих рук.
Я не дал ему реализовать эту замечательную идею, а просто высоко подкинул оружие к потолку. У меня было четыре или пять секунд, поскольку из кабинета выглянуло твердокаменное лицо моего знакомого «спеца». За время приземления палки в мои руки я:
1) Воткнул подвернувшуюся вилку в сонную артерию, набежавшего на меня дяди, успев крутануть его ногу в противоположном направлении движения его мощного тела, и он уже в полностью «разобранном» состоянии приземлился в трёх столах от поля боя…
2) Коротко подсев под «двоечку» боковых ударов следующего тяжеловеса, жёстко рванул его за пах вниз и с разворота засадил ударом ноги это большое тело в траекторию низкого, скоростного и турбулентного полёта сквозь столы, стулья и нескольких сидящих зевак этого милого заведения,
3) Поймал палку-клинок в обе руки.
Но… За эти мгновения «мой спец» уже успел уволочь «мою мишень» из ресторана. Не знал он только одного, – что я и здесь всё предусмотрел. Не успели беглецы выскочить из помещения, как им навстречу, откуда ни возьмись, выскочил табор цыган со свадьбой и живо отсёк их от остальной охраны…
Цыгане плясали и пели, кружась вокруг жертвы и «отрабатывая» жирный куш, который упал долларовыми купюрами к ним в руки, незадолго до этих событий, прямо с «небес»… в моём исполнении.
Наши со «спецом» глаза встретились и встретились руки… Я уже был без шапки и камуфляжа, в шортах и цветастой рубашке с босыми ногами и с неизменным «суковатым» оружием в руках…
– Привет! – напряжённо выдохнул мне в лицо профессионал, тщетно ища глазами отсоединённого от него босса. Следующий выдох был последним, и пришёлся мне в плечо, когда его голова безжизненно повисла на нём на какое-то мгновение после чудовищного удара клинком под рёбра…
Самолёт плавно и скоро уносил меня из Нью-Йорка обратно в Москву с чувством глубокого удовлетворения от выполненных «работ» и чисто самурайского удовольствия от безупречного мастерства.
Обучение
Глава 13
Старец показывал мне различные мудрёные серии движений руками и ногами в очень медленном темпе, а потом долго и подробно объяснял смысл каждого из этих плавных и красивых перемещений, уклонов и раскачиваний телом, в которых таились оздоровительные силы и защитные приёмы.
Светломудр, после памятной встречи со мной в образе летающего дракона, предложил мне обучение тайным практикам Светлозарии в обмен на моё искреннее согласие действовать в своём мире от «имени» добрых жителей «снящегося» мне волшебного царства Зазеркалья. Он с улыбкой, терпеливо и приветливо раскрывал передо мной удивительную правду мироустройства и распределения «тёмных» и «светлых» Великого Универсума Сияющей Истины, в котором мы все имеем честь и счастье пребывать.
– Запомни, Иванушка! – ласково изрекал своим густым, бархатистым и чарующим гласом Светломудр. – Всё к чему ты привык в своём мире, – всего лишь часть огромного и бесконечно заселённого различными существами пространства Универсума Жизни. Извечно ведут между собой священную борьбу два противоположных друг другу мировоззрения – воины Света и Созидания отстаивают территорию Милосердия и Взаимопомощи в противоборстве с ордами Разрушения и Хаоса.
– Здесь, в Зазеркалье, жителям Светлозарии искони противостоят тёмные силы Заоблачья. У Вас людям доброй воли путают планы ненасытные и прожорливые служители демонов алчности, беззакония, лицемерия и похоти.
– Истинной же защитой от всевозможного Зла – всегда был и будет Путь личного внутреннего цветения потенциала Силы и Мужества перед лицом любых препятствий, обнаружения в себе неугасимого Пламени Служения всем тем, кто нуждается в нашей помощи и поддержке. Желание воздать сторицей за всю благодать Жизни и её подлинные сокровища – Тайну Любви, Величие Сострадания и Красоту Самопожертвования.
Я жадно слушал, широко раскрыв рот и замерев от восхищения перед непререкаемой ценностью священного Учения старца.
Каждую ночь я погружался в глубины заповедных знаний своего неожиданно обретённого Учителя, который делился ими с непередаваемым смирением и безоговорочным доверием к ученику.
Застра только изредка навещала нас в свободное от своих многочисленных обязанностей время. Она была незаменимой помощницей Светломудра, и жители Светлозарии практически воспринимали её как полноправное воплощение их правителя, а её просьбы и пожелания так, как будто их произносил сам Светломудр. Так что она вполне могла руководить в отсутствие мудреца всем Зазеркальем и его делами беспрепятственно, чем я и мой Учитель неминуемо пользовались для моего всестороннего и полноценного обучения.
Я уже довольно сносно овладел многими премудростями удивительного и странного искусства управления собственным телом, как орудием магической Силы и её скрытых возможностей, в том числе и навыками самозащиты.
И теперь, в так называемом «реальном» мире, начинал чувствовать некоторые события ещё до их появления, взглядом разгонял облака или, например, в одной странной ситуации, проходя мимо пивного ларька вместе с Гриней, легко, одним движением, так «отцепил» от него двух каких-то подвыпивших задир, что самому стало неимоверно весело, но непонятно, как мне такое, чёрт возьми, удалось.
Вечером, после этого случая, ко мне завалился совершенно трезвый Шайкин, деловито прошёл, сел на мою кровать и долго, испытующе долго, смотрел, как я вожусь с починкой утюга соседки.
Через какое-то время он так же молча встал и пошёл к двери, на пороге притормозил, повернулся ко мне и пригрозил пальцем:
– Ты, Ваньша, это… Смотри, Ваньша… Я ить того… Сам могу часто за тебя… ну и за себя… это… поставить, бр-р-р, постоять. Так что ты, в другом разе, того… осторожней… Обещаишь?
Я посмотрел на него и сказал:
– Ладно.
После чего Гриня вышел за дверь, но минут через пять вернулся снова, исподлобья уставился, вытаращившись, на мои руки, закреплявшие крышку утюга на положенном ей месте, и затем заискивающе спросил:
– Я так, Ваньша, и сам хочу уметь… ну, это… руками разгребать… Научишь, брат, а?..
Глава 14
Мы сидели с Наташей в кафе. Яркое утреннее солнце вальяжно выплывало в мир из бездны ночного безвременья. Мы с Наташей опять встретились на стадионе и решили вместе попить кофе.
Маленькие изящные руки молодой женщины плавно приподнимали блюдце с чашечкой дымящегося напитка, и я завороженно смотрел и смотрел, как прикасаются её губы к фарфоровому ободку, как пар от кофе медитативно проникает в её струящиеся по плечам волосы, как разноцветный маникюр её ногтей поблёскивает в отражении глянцевых поверхностей сервиза…
– Ты выглядишь в белом костюме настоящим ангелом, – сказала Наташа и улыбнулась красивыми зубами.
Я сидел в неком лёгком трансе от её такого близкого присутствия и испытывал несравнимый ни с чем кайф влюблённого подростка. Поэтому лишь слегка улыбнувшись, я только благодарно кивнул и почему-то густо покраснел, словно школьник после похвалы классной руководительницы на общем собрании. Наташа тихо рассмеялась. Я снова кивнул.
Народу за соседними столиками в этот утренний час было совсем немного, так что в расслабленной атмосфере дружеского кофепития было что-то, отчего выглядеть глупо и несуразно взрослому мужчине, как я, определённо не возбранялось. Осознавая это, было легко и просто до такой степени, что мы с Наташей как бы участвовали в каком-то почти мистическом «ритуале», где каждый не зависел от другого и мог вести себя как угодно.
Единственное, отчего я никак не мог отделаться, так это от собственного, бог знает откуда обрушившегося на меня, чувства беспомощной застенчивости, чувства, пробуждавшегося во мне во времена моей ранней юности, когда мама целовала меня в губы при посторонних, или когда моя просыпающаяся чувственность уже начинала свой древний танец в крови при виде симпатичных представительниц противоположного пола…
– Тебе заказать ещё кофе? – спросил я у Наташи и вновь покраснел, ощущая верхушками ушей тёплую волну очередного прилива смущения.
– А ты будешь? Тогда и мне ещё одну чашечку «капучино» без сахара… Ладно?
Я кивнул и направился делать заказ, благодаря всех богов за свалившееся сегодня утром на меня нежданное блаженство, – присутствовать в компании этой потрясающей блондинки, матери трёх детей и жены многоуважаемого чиновника высшего эшелона.
Впрочем, последнее обстоятельство меня меньше всего тревожило, поскольку на своём веку я как раз видел-перевидел «боссов» разных мастей и уровней сотнями, и не только в общении, ограничиваясь лёгким рукопожатием…
Но присутствие настоящей женщины-мечты прямо рядом за столиком, возможность смотреть на её тонкие смеющиеся губы с маленькими веснушками по бокам и на щечках, проникать своим взглядом в головокружительную синеву её очей, – ребята, я готов умереть за каждый вздох её пленительно-прекрасного тела…
Официант принял заказ и я вернулся на место, чтобы ещё раз убедиться, что и её улыбка, и ритмично вздымающаяся грудь под летним платьем, и открытые плечи, и тонкие выразительные руки с длинными пальцами, – всё это, сию минуту, принадлежало только мне… Хотя и без надежды на такой царский подарок, как близкий контакт.
Мы ещё полчаса болтали на разные отвлечённые темы, а потом она ушла, ещё раз взглянув на меня из-под пушистых ресниц долгим тёплым взглядом, от которого хотелось танцевать и плакать, жить долго и счастливо, а потом умереть с нею в один день в крепком объятии наших любящих и склеенных страстью тел.
Я сидел и сидел в кафе всё на том же месте. Не заказывал больше ничего и не смотрел по сторонам…
В моём сердце происходило странное таянье душевных льдов, «высокое» плавление давно замороженного ощущения человеческого сопричастия всему на земле и в космосе, ощущение чуда происходящего со мной бытия, сказки, которую вот эта живая женщина, этот человек по имени Наташа, так ненавязчиво и круто одновременно, подарила мне сегодня.
Солнце окончательно и безжалостно воцарилось на безоблачном небе. В кафе стало жарко. Мой тренированный многолетними практиками войны ум вдруг моментально и бесповоротно снова включился в работу. Эфемерное видение простого человеческого и недостижимого для меня счастья в образе хрупкой и волшебной Наташи кануло в небытие. Я привычно и незаметно огляделся, встал и вышел из кафе.
Боевой механизм моего могучего тела требовал дальнейших действий, поступков на пределе обычных человеческих возможностей. Чёткий план следующих шагов на моём профессиональном поприще требовал мобилизации всех сил в ближайшее же время. Я снова был в «седле». Я снова готов к очередным подвигам и победам. Мой внутренний самурай жив! А смерть – такой же помощник, как и все другие инструменты воздействия на мир людей и событий.
Никаких соплей. Никаких сантиментов. Никакой пощады!
Глава 15
Свечи, свечи, свечи расставлены по всему помещению апартаментов. Человек в чёрной маске уверенно и по-кошачьи мягко движется сквозь эстетически декорированное пространство и роскошное убранство спальни…
Тантрическая музыка завораживающе-медитативно льётся из стереосистемы, которая спрятана за пологом, огораживающим специально отведённое для неё место. Пелена лёгкого аромата чувственно и едва уловимо заполняет всё вокруг. Картины на стенах и дорогие персидские ковры на полу создают атмосферу гарема какого-нибудь древневосточного падишаха…
Человек грациозно и плавно подходит к изголовью кровати в стиле рококо, на которой лежит обнажённая и удивительно красивая женщина. Она привязана за четыре конечности к углам кровати длинными шёлковыми лентами так, что не может пошевелиться и с ужасом взирает на человека в чёрной маске. Рот её плотно перетянут ещё одной атласной лентой, не дающей возможности для того, чтобы издать хотя бы звук. Зрачки прекрасных зелёных глаз женщины максимально расширены, рот приоткрыт, пышные иссиня-чёрные пряди рассыпаны вокруг её головы наподобие нимба.
Под её упругие очаровательные ягодицы подложены маленькие подушечки, которые «вкусно» приподнимают её бёдра так, что бутон гениталий как бы раскрывается во всём своём непревзойдённом совершенстве и сексуальном великолепии навстречу любому любопытному взгляду. Но кроме мужчины в чёрной маске насладиться этим воистину первозданным зрелищем некому. В меру полные и соблазнительно округлые груди по-королевски великолепной женщины торчащими в разные стороны сосками словно указывают на выбор между жизнью и смертью. Белая, почти до мраморности белая кожа тела красавицы придаёт всему зрелищу какой-то даже мистический оттенок… Эта белизна словно сияние абсолютной чистоты создаёт целостное ощущение таинства пресуществления духа в материю, света – в бесконечность оттенков миротворения…
Человек в чёрной маске внимательно оглядывает «церемониальное» помещение ещё раз. И сияние десятков магических свечей в серебряных высоких подставках для них. И тяжёлую бархатную завесу штор на окнах.
Блики огоньков от многочисленных свечей лёгкими мазками ложатся на картины. Их золочёные рамы, обрамляющие подлинники шедевров некоторых мастеров высокого Возрождения и пары работ Кандинского и Климта, выгодно подчёркивают общую эстетическую направленность интерьера. «Безмолвствующая» за ненадобностью изысканная люстра под потолком притаилась в мерцающей тишине, поблёскивая натуральным горным хрусталём подвесок. Вся симфония переливающихся обертонов света и тени, всплески нот «демонического» Вагнера, льющиеся стройными рядами из спрятанной стереосистемы и заменившие умиротворение тантрической мелодии, обнажённая женщина, скульптурно распластанная на своём ложе-эшафоте, – всё служит гармоничным выражением некой гениальной творческой Идеи. Всё подчинено мистериальному таинству воплощения этой идеи: одновременно и формой и содержанием, и сутью и фоном, полнозвучной композицией внешней объектности и подспудно ощущаемой волнообразной текучестью квантовой реальности за её тяжеловесными пределами…
Вечная загадка замысла и его мастерское осуществление, казалось, каким-то немыслимым чудом достигли окончательной доминанты и обрели явственное согласие своего вечного противоречия здесь, в «пентхаусе» одного из дорогостоящих жилых комплексов Москвы.
Мужчина не шевелится. Словно Микеланджело перед «Сикстинской капеллой» стоит он и созерцает свою работу в ожидании вдохновения для последнего штриха, что завершит этот «шедевр». Наконец, он преклоняет колено подле ложа своей благословенной «модели» и низким красивым баритоном изрекает один из псалмов на древнееврейском (арамейском) наречии. Затем поднимается с колена и вдруг одним резким, лёгким и точным ударом рассекает жертве её атласную нежную кожу на шее крестообразным рисунком отточенного кинжала. Кровь, послушно и радостно брызнув, течёт из раны на белоснежное тело, как будто истомлённо дождавшись своего освобождения из недр божественного тела женщины, – когда же, наконец-то, оно случится…
Соловья разбудили в самое смачное время глубокого сна со сновидениями… Сон был цветной, сладкий и ускользающий из памяти удивительно живым видением сказки.
– Виктор Янович! – сказали в трубке глуховатым голосом его помощника Игоря Матюшко. – Опять наш «мастак» проявился в Юго-Западном, мать его… Машину за вами уже послали.
Новый виток обучения
Глава 16
Я прыгнул вслед за Светломудром и, уверенно пролетев над верхушками нескольких папортов, оказался рядом с мудрецом на широкой плоскости листа одного из них.
Светломудр довольно улыбнулся моему лёгкому и точному манёвру и указал на широкий зев аккуратного углубления в скале, куда мы и намеревались попасть. Почти невесомый, но очень крепкий и прочный, с пульсирующими прожилками на нём, лист папорта вплотную соприкасался с входом в пещеру. Мы прошли по слегка покачивавшемуся под тяжестью наших тел листу и вошли в углубление скалы. Продолжение входа выглядело как длинный отполированный тоннель, слабо освещённый мягким светом невидимых огоньков местных источников свечения, внешне напоминающих маленькие шарики с искрящейся жидкостью. Жители Светлозарии называли их просто и ласково – «светики», ведь они были, как и всё здесь, живыми чувствующими существами, умевшими и общаться, и выражать любые обычные эмоции. Правда, заметить их было почти невозможно, особенно, если они этого сами не хотели. Пройдя по тоннелю, который петлял и, по моему ощущению, медленно вёл нас всё ниже и ниже в толщу скалы, мы очутились у двух больших разноцветных створок наглухо запертых ворот, плавно раскрывшихся сразу же при нашем появлении, обнажая потайную анфиладу зеркальных залов.
