Книга о путешествии писца Наара

– Галсаф, ты слышишь меня?

– Да, Ваше Величество. Простите, я задумался.

– К чему столь внушительная делегация? – Владар показал в сторону наездников, почти доскакавших к двум всадникам. Гласар ответить не успел.

– Ваше Величество, да будет Ваша книга жизни бесконечно богата и да не устанет Великий писец вписывать в неё новые славные главы, – приветствовал императора граф Дисалбелис.

– И Вам да будет также. – Ответил Император. – Что-то случилось? К чему так много славных дворян шатаются по лесу без дела? Или вы уже готовы к встрече с врагом?

– Ваше Величество, нам нужно с Вами поговорить.

– Говорите. Только по делу, мой брат уже минут десять никак не может сказать то, ради чего просил встречи. Времени у меня не так много, так что говорите быстро. – Заговорщики переглянулись.

– Всех очень беспокоит ход войны. Огромные территории потерянны, в провинциях, что сейчас под властью врага – жителей Империи либо убивают, либо делают рабами. Города и селения превращаются в пепелища или груды камней.

– Я знаю об этом, говорите конкретнее. Мы с братом это уже обсуждали.

– Ваше Величество, – Галсаф выдохнул, потом сделал глубокий вдох и продолжил, – большинство дворян, военной знати и жречества считают, что для всей страны было бы полезно, если бы Вы отреклись от власти в пользу Верховного Синклита Империи.

Владар несколько секунд молчал. Молчали и остальные. Затем Галсаф достал «Священный свиток» и показал императору.

– Вот акт. Вашей жизни после отречения ничего угрожать не будет.

– Большинство… – задумчиво произнес Владар. – Знаете, я уверен, что даже в Синклите нет единодушия по этому вопросу. А о большинстве, среди дворян и жречества говорить не приходится. Спрячь эту грамоту и никому не показывай. Свою вину Вы сможете искупить в битвах. Вас не будут преследовать.

Такая реакция Императора немного озадачила всех. Он явно продолжал чувствовать свое превосходство, либо же очень умело прятал свой страх. Галсаф ухмыльнулся:

– Ваше Величество, боюсь, Вы обязаны подписать отречение.

– Кому обязан? Тебе? Или тем блудникам и пьяницам, которых ты сюда позвал? Что тебе пообещали члены Синклита? Я отказываюсь подписывать этот документ. Что вы со мной сделаете? Убьете? И что дальше? Вы думаете на моей смерти построить счастье других и своё? Напрасно. Ничего не выйдет.

– Нет, мы Вас арестуем и начнем приводить к присяге на верность Синклиту отряды. Сперва свои отряды, а потом и чужие к нам присоединятся. Я бы не был столь пренебрежителен к нашим возможностям и к Вашему теперешнему положению, – Князь императорской крови старался говорить как можно твёрже, уверенне, некоторые из заговорщиков положили руки на рукояти мечей, готовые выхватить их в любую минуту. Однако, они все равно боялись Императора. Даже сейчас, когда он был один против семерых, казалось, что это они в опасности. Похоже, первоначальная идея оставить императора в живых, пусть даже ограничив его свободу, терпела крах. Во многом потому, что государь сам не собирался мириться с таким положением вещей. Императора нужно было убить.

– Ваше Величество, подумайте еще раз. Все равно у Вас даже нет сейчас наследника.

– Галсаф, что за глупости ты говоришь. Я вдовец, да потерял и жену и сына. Но разве нет возможности мне завести еще одну жену? Или самодержцам это запрещено? Разворачивайтесь и езжайте в лагерь.

Двое из семи действительно хотели поехать, но остальные были настроены более решительно.

– Вы вынуждаете нас применить силу. – Галсаф начинал нервничать.

– Ну, если бы вы управлялись с оружием так же умело, как это у вас получается с винными бутылками и наложницами, я бы волновался, а так… – Владар улыбнулся, – Даже не думайте.

Галсаф тут же выхватил свой меч и занес его для удара, но реакция Владара была молниеносной, а атака точной, в один прием он обезоружил двоюродного брата, вторым ударом отбил клинок графа Дисалбелиса, а его самого ранил в руку. Другие всадники пытались атаковать императора со спины. Он это заметил, развернул лошадь и поскакал дальше по дороге, ища такое место, где бы он мог продолжить драться, но уже без угрозы, что его окружат. Такого места все не попадалось. Меж тем, преследователи не отставали. Владар выбрал узкий участок дороги, деревья там росли плотно, развернуться нескольким всадникам было бы трудно. Владар остановил лошадь, развернулся и сразу продолжил бой. Двух нападавших Император убил, но оставшиеся продолжили драться. Вдруг под лошадью императора проползли два паука, которых люди не видели, но животное их испугалась, взбрыкнуло, Владар едва удержался в седле. Так Галсаф сумел поранить императору руку, не очень сильно, но царская кровь пролилась на землю. Император понял, что не сможет одолеть сейчас всех соперников и лучше спасаться бегством. Он вновь резко развернул лошадь и пришпорил ее, что было сил. Лошадь будто поняла угрозу, нависшую над хозяином, и неслась, как никогда раньше, мимо разноцветных деревьев, то и дело взметая за собой вверх опавшие листья, ковер которых всегда застилает Бэлдские леса.

Да, признаться себе, что противник сильнее и тебе лучше отступить – это мужественный поступок. Да, бывают ситуации, когда нужно одному против десяти стоять, но в Бэлдском лесу Император не струсил. Героическая гибель Владара не принесла бы успокоения Империи, которая погружалась в одну из самых глубоких пучин тех испытаний, которые ей послал Сефер, чтобы Империя стала крепче. Если она вынесет эти испытания.

Глава 29. Освобождение

Раэль принял форму черного облака и висел под потолком дозорной башни, она же служила когда-то маяком в Малой пристани. Он поднялся туда вместе с Хунхаром, оба и смотрели на восток, в сторону Бэлды.

– Хунхар, ты славно служил мне и моему хозяину. Служба твоя не напрасна. Теперь мы дождались. Сегодня свершилось великое предательство. То, чего мы столь долго ждали. Хозяин придет в Арэц. Больше тюрьма не в силах его сдерживать. Он приведет с собой детей, своих детей, которые были бережно взращены человеческими грехами, взращены и накормлены. Хунхар, я перенесу тебя отсюда, чтобы ты тоже мог встретить хозяина, великого Малакка и всех, кто придет с ним.

Король номадов за последние дни стал еще выше, чем был раньше, шире в плечах, сильнее, сабля его стала тяжелее, пред его видом невольно хотел склонить голову всякий, кто лицезрел кагана.

Две лунные дорожки пересекались в реке, ветер лишь изредка колыхал нечастые деревья, стоявшие вдоль берега, если не по одиночке, то группами по три, четыре дерева. Небольшие волны накатывали на берег, а над водой разносился шум лагеря армии кочевников, которые ждали приказа, перед тем как отправиться в поход на Бэлду. На старой дозорной башне уже никого не было.

Рядом с той самой пещерой, в которой не так давно Хунхар встретил Раэля, был старый пень с дуплом. Пень был огромных размеров и трудно было представить, какое огромное дерево росло когда-то на этом месте. Массивные корни его уходили в разные стороны на сотню метров, можно было не сомневаться, что и в землю они вросли глубоко. Пень был высоким, дупло напоминало какую-то пасть, которой мёртвое дерево то ли хочет пожрать жизнь вокруг, то ли извергнуть из себя нечто страшное, потому что мыслей о добре мёртвые остатки некогда могучего дерева не порождали. Из дупла поднялся столбик чёрного дыма. Дым поднимался тонкой струей и собирался в облако на высоте метра от пня. Густой черный, едкий дым. Если бы кто-то живой стоял рядом, то он почувствовал бы тяжелый запах тухлого мяса. Облако спустилось на землю, приняло форму столба. Дым стал превращаться в человеческую фигуру, в сутане с глубоким капюшоном. Из этой дымной фигуры вышел Хунхар, затем сама фигура превратилась в Раэля.

– Стой здесь. Я пойду в пещеру один. – Демон пошел внутрь, оставив повелителя номадов за спиной. Тот ничего не ответил и остался на месте.

Внутри Раэль осмотрелся. На стенах ее теперь были видны новые письмена, письмена Малакка. Древняя система записи звуков речи, которую некогда придумал сам падший ученик, чтобы создавать свои творения. Эти письмена уничтожались после поражения Малакка и заключения его в темницу, где он пребывал в ярости и злобе вместе со своими созданиями. Письмена уничтожались библиотекарями, священниками, чтобы язык, слова которого они записывали, был забыт, и сами письмена больше никогда не оскверняли Арэц. Буквы, начертанные самим Малакком были уничтожены верными учениками Сефера, но некоторые из людского рода и сами твари, созданные Малакком, переняли их и сами стали писать тексты письменами падшего ученика. Именно эти тексты уничтожали жрецы Эхаля. Специальные отряды искали эти надписи, созданные тварями в северных скалах, лесных чащах, на одиноких камнях южных степей, везде, куда твари могли проникнуть. Но в этой пещере письмена Малакка проявились сами. Их не было там раньше, но настало время им проявилиться самим.

Раэль прошёл вглубь пещеры, опустился на колени и стал ждать. Он был в зале, где тысячи лет росли сталактиты и сталагмиты, на которых синим, красным, оранжевым, салатовым цветами, проявлялись буквы, иероглифы, пиктограммы. Они все были разными по виду, но обладали общим свойством: при взгляде на них обычному человеку становилось очень страшно, хотелось умереть, слабые могли даже помутиться разумом. С противоположной стороны пещерного зала послышались шаги. Раэль склонил голову. Шаги становились все ближе. Это были шаги, судя по звуку, человека среднего возраста, среднего телосложения. Словом, одного из тех, кого можно каждый день увидеть на улицах имперских городов. Демон смотрел в пол, не решался поднять глаза. К нему подошел мужчина, возрастом около тридцати лет, коротковолосый, среднего роста, не высокий, однако и не низкий. Одет в хитон с длинными рукавами, подпоясанный кожаным ремешком в два пальца толщиной. Тонкие черты лица вселяли расположение и даже доверие. Таким был Малакк.

– Встань, дорогой слуга. – Раэль поднялся.

– Хозяин, для меня великая честь встречать вас здесь, быть первым, кто выразит свою радость по случаю вашего возвращения.

– Я не сомневаюсь в этом, Раэль. Встретить меня здесь – честь для каждого. И для тебя в том числе. Пойдем, выйдем наружу. Я, наконец, могу идти туда, куда хочу. – Перед тем как пойти дальше Малакк осмотрелся. – Пещера, где я творил. Я делал это не хуже, чем Сефер. Я делал это даже лучше, чем он. Совсем скоро я это докажу. И даже без Рукописи Мироздания. Раэль, я рад. Пойдем.

Демон шел позади хозяина. Малакк, выйдя из пещеры, с удовольствием подставил лицо лучам двух солнц. От их света его кожа, имевшая до этого момента нормальный, обычный цвет человеческого тела, стала вдруг бледной, потом прозрачной, через нее стала видна плоть, мясо, которое поедали черви, личинки мух, змеи, крысы. Через несколько секунд кожа будто стала каменной, а затем вернулась к нормальному состоянию. Хунхар стоял там же, где его оставил Раэль, при виде этого странного человека, он не двинулся с места, хотя собирался к нему сам подойти. Он ощутил силу, исходящую от этого человека. Еще более таинственного и неизвестного ему, чем Раэль, которого Хунхар там и не смог разгадать. И никогда не сможет, ибо не во власти человека разгадать демона, который полностью овладел человеком.

– Хунхар, подойди. – Король номадов сделал несколько шагов и стал рядом с тем, кому он служил все это время, но кого раньше не видел.

– Хунхар, – продолжил Малакк, – Ты сослужил мне хорошую службу. Я награжу тебя. У тебя еще будет не одно задание, я хочу быть уверен, что ты сможешь их выполнить. Отойди от меня подальше. Тебе сейчас понадобится свободное место, – Каган номадов отошел на двадцать шагов от Малакка и остановился.

– Иди дальше, я скажу, когда тебе остановиться. – Приказал хозяин.

Хунхар послушался и пошёл дальше от Малакка. Он сделал ещё шагов восемьдесят и снова остановился.

– Хунхар, я не говорил тебе останавливаться. Но раз ты сам так решил, то так тому и быть. – Малакк что-то прошептал, затем достал из сумки, что висела через его правое плечо, восковую дощечку и стилус, нацарапал на ней что-то теми же символами, что проявились на стенах пещеры. В этот момент кочевник почувствовал жар внутри себя, как если бы что-то сгорело в нём. Каган не смог устоять на ногах и упал на колени, левой рукой схватился за живот, правой уперся в острые камни, которые были разбросаны далеко вокруг пещеры на грунте, которым была земля, перемешанная с песком. Хунхар начал кашлять, все сильнее и сильнее, пока не начал плевать кровью. Он почувствовал, как что-то горячее из груди, через глотку, поднялось ко рту. Это был какой-то небольшой комок, он жёг во рту, будто Хунхар пытался выплюнуть горящий уголь. Наконец номад сплюнул на землю сгусток огня, тот исчез, оставив после себя черное пятно на обожженных камнях. После этого стало легче. Внутри жара не было. Только холод. Эмоций он тоже больше не чувствовал. Тело начало набухать, однако боли не было, рубашка и штаны, обычная одежда кочевников, стали ему малы. Они треснули. Ногти стали превращаться в когти, из-под лопаток что-то рвалось наружу, пытаясь порвать кожу. Неведомая до того момента мощь стала разливаться по телу короля. Сам он стал увеличиваться в размерах, расти и расти. Вытягивается шея, появляется хвост, длинный, с тяжелым костным наростом на конце. Лоб тоже стал крепче камня, с рогами, как стволы деревьев, что сотню лет растут на земле. Хунхар превратился в огромного черного дракона. Дракон оглядывал себя: передние, задние лапы, с большими, крепкими когтями, которые могли сокрушить любую броню, чешуя, которая защищала тело лучше всякой стали и переливалась на солнцах, завораживая смотрящего, клыки и зубы, которыми дракон, казалось, мог прогрызть горы и дробить скалы, крылья, затмевавшие половину неба и создававшие ураган одним взмахом. Хунхар вновь почувствовав внутри себя жар, напрягся, запрокинул голову назад и из разверстой его пасти вырвался столб огня. Затем он стал на задние лапы, от веса земля под ним просела, камни превратились в песок, дракон взмахнул крыльями, приподнялся над землёй и полетел. Земля под ним была огромной, сплошной желтой массой, кое-где он видел деревья, большие камни, русла высохших рек, дальше были песчаные пустыни, за ними горы. Теперь он взлетел выше облака. В небе было одно облако, и Хунхар разогнал его своими крыльями. В голове промелькнуло: "С такой силой я могу покорить не только Империю, но и весь Арэц. Я могу помериться силой с самим Малакком. Да и Тернги, если бы захотел, не смог бы меня одолеть". Тут же крылья перестали слушаться, сложились и огромная драконья туша со всего размаха, с огромной высоты рухнула на землю. От боли Хунхар издал оглушительный рёв, слышный на десятки вёрст вокруг. Дракон углубился в землю на несколько метров. Вдруг его потащило в сторону Малакка так, что он проделывал борозду за собой огромной глубины и ширины. Потом он вновь стал человеком. Невидимая рука подняла его и поставила перед падшим творцом.

– Хунхар, когда же ты поумнеешь? Я дал тебе эту силу, я у тебя её и отниму. Ты пользуешься нею, пока я этого хочу. Я даже удивлён, что ты не окончательно потерял свою человеческую волю, этот сеферов дар, которым вы уже тысячи лет не научитесь пользоваться.

– Господин, прости меня… Я отказываюсь от своей воли. Моя воля – твоя воля и нет у меня другой воли, кроме твоей. – В этот момент Хунхар действительно потерял волю, её забрали не Раэль и даже не Малакк, но страсть, страстное желание быть сильным, самым сильным. Каган номадов вновь почувствовал себя в силе и мощи, как за несколько минут до этого.

– Посмотри, ты будешь первым из людей, кто увидит мои творения, моих детей. Хотя, я только создавал тех, о ком так много и охотно разговаривают люди, кого желают друг другу.

С рёвом, криком, плачем, скрежетом, хрипом из пещеры стали появляться чудовища. Первыми шли люди, полусгнившие, у каких-то не было глаз, у кого-то голов, какие-то ползли, потому что не имели ног. У некоторых туловище было повернуто в обратную сторону, так, что ступни были направлены за спину. Какие-то шли с петлями на шее, другие резали себе глотки, но рана тут же заживала, и они опять пытались себя убить.

– Смотри, Хунхар. Это людские болезни и слабости. Вы часто желаете друг другу болеть, изувечить себя. Есть люди, которые часто отчаиваются, хотят закончить жизнь самоубийством. Но им не хватает смелости для этого шага. Я дам все это людям. Моя доброта не знает границ. Я помогу всем.

Вот из пещеры начали лезть огромные мерзкие гусеницы, толстые, с жиром, выступавшим через их кожу и тонкими струйками текущим по их телам, так, что после этих гусениц оставались широкие жирные дорожки, они вызывали отвращение. Короткие ручки, прямо у ртов, все искали, что бы съесть, отправляя в рот деревья, языки слизывали мох с камней. Всё, что могло быть съедено, они хотели съесть. Что съесть было нельзя – они пытались съесть и лишь потом, убедившись в несъедобности чего бы то ни было, отшвыривали это в сторону и продолжали поиски чего-либо съедобного.

– Хунхар, так выглядит грех чревоугодия. Эти гусеницы никогда не насытятся, сколько бы их не кормили и чем бы их ни кормили.

Из пещеры лезли пауки, змеи, карлики и карлицы, старухи в лохмотьях с беззубыми ртами, летучие мыши и бешеные псы, крысы, кабаны.

– Смотри, это человеческие страхи. Все то, что приходит по ночам в человеческие головы. Этого не существует, пока люди не начнут размышлять о таких вещах, не представят их. Тогда они оживают. Люди боятся, что во тьме на них нападёт мертвец или мелкий демон. Но во тьме нет ничего дурного. Зло появляется там, лишь когда ты берёшь фонарь, чтобы разогнать тьму ночи. Когда ты прибегаешь к свету из страха, а не из необходимости или любви к свету. Арэц устроен так, что именно в этот момент во тьме и появляется зло, от которого человек хочет защититься светом фонаря.

Из пещеры лезли фантастические твари. Рыба с ногами человека и даже с собачьими лапами, куры с одной рукой, люди у которых не было ног, но вместо ног руки, так, что они ходили на руках. Комья грязи, напоминающие по форме людей, огромные челюсти, ползшие по земле и много такого, чего описать невозможно, но можно вообразить. Все эти твари были в разное время увидены людьми в своих мыслях, случайно или специально, по-разному. Малакк только материализовал их. Сотворенное человеческим разумом он облёк в форму. Вот из пещеры появляются головорезы, убийцы. Это те, кто пойдет убивать людей, которым желали смерти. Не важно, насколько осознанно было высказано такое пожелание. Малакк был уверен, что людям нужно помогать стать счастливее, дать то, чего они просили. Все кругом, и его бывшие товарищи – ученики Сефера, демиурги и люди, многие хотели создавать доброе, что люди желают друг другу. Но люди от этого не становились счастливыми. Они наоборот, получив одно, хотели сразу получить еще больше, забывали, сколько им уже дано и проклинали тех, кто рядом, а часто и тех творцов, что давали им блага. Так Хунхар решил дать людям то, чего они просили не реже, чем счастье для себя – наказание для других. А вообще Малакк не любил людей. Он считал их очень глупыми, рабами своих страстей. Его всегда потешало, как они считают себя хозяевами Арэца, забыв о Сефере, но не могут долго прожить на этом Арэце без еды и воды. Что же это за владение? Получается, по-настоящему Арэцом правят человеческие страсти. Вот этим страстям Малакк и решил отдать Арэц. А самому быть руководителем, покровителем и устроителем этих страстей.

– Хунхар, ты сейчас поступил очень по-человечески. Хотел погубить своего благодетеля. Вы, люди, сами вызвали меня из заточения. В вашем человеческом мире все меньше такого, что называлось ранее "святым". Ладно, вы забыли Творца, который вас создал, вы его видеть не можете, чувствовать не хотите, но даже тех, кто ему служит, те заветы, что он дал, вы тоже не почитаете. Хунхар, это относится в равной степени и к жителям Империи, и к кочевникам. Но, благодаря тебе, я пощажу твой народ. Все вы теперь – мои слуги. Сегодня, Хунхар, свершилось великое предательство. Тот, кого Сефер поставил править своими детьми, был ими изгнан. Жадность и алчность оказались сильнее. Был совершен очередной грех ради благого дела. Я всегда был уверен в вашем несовершенстве. Больше него меня поражает лишь ваша нелюбовь к себе подобным. – Малакк замолчал, а из пещеры продолжали выходить монстры и чудовища. Теперь шли вереницы двуногих человекоподобных существ с маленькими носами, обвисшими ушами, криворотые, с большими ступнями, в язвах и шерсти.

– Смотри, Хунхар. Это твари. Основная сила, с которой я захвачу Арэц. Не только Империю, но всю землю, сотворённую Сефером.

– Да, хозяин. – Каган номадов стоял на коленях и не дерзал поднять головы. Он очень боялся разгневать своего господина и лишиться только что полученной мощи.

– Хунхар, ты знаешь, что твой верховный шаман отправился на запад, чтобы собрать против тебя орды твоих братьев, правителей других племён кочевников. Гаалик подозревает, с какой силой столкнутся все, живущие под солнцами Арэца, но я хочу, чтобы он теперь увидел её. Отправляйся на закат и встреть армию, что собрали для битвы с твоим племенами. Скажи, что я пока милостив и готов принять все эти племена под свою руку. – В ответ каган номадов молча поклонился, коснувшись лбом земли у ног Малакка, встал, повернулся на запад. Из его спины за секунду вылезли крылья, он расправил их, сделал несколько взмахов и уже в небе человек превратился в дракона.

Глава 30. Гнев дракона

Йелдар долго беседовал с Гааликом, затем к ним присоединились старейшины племен, считавших Йелдара своим царём. Пустыни, в которых кочевали белые номады были белого цвета, из-за цвета песка. Иногда, в безветрие, такие огромные пространства белого песка можно было даже спутать со снежными пустынями, если бы не тёплые солнечные лучи, не позволившие бы снегу продержаться и пяти минут. Даже несмотря на то, что Гаалик прошел испытание, ему все равно опасались верить. К тому же он говорил какие-то удивительные вещи. Страшные. Предсказания, видения шаманов всегда вызывали самое серьезное к себе отношения среди кочевников. Однако сейчас происходило то, чего ранее не случалось. Верховный шаман самого могущественного союза племен просил начать войну против своего повелителя. Для начала войны момент был удачным: номады Хунхара вели войну с Империей, главные силы были задействованы там. А если объединить силы с имперскими войсками, то шансы на победу еще увеличивались. Не давало покоя Йелдару и желание Гаалика как можно раньше начать поход. Он едва не был одержим этим желанием. После долгих обсуждений и жарких споров Йелдар все же принял решение выступить против Хунхара. В древнем эпосе белых номадов было предсказание, что один из царей степи и пустыни превратится в дракона, и через него зло придет в мир. Йелдар поверил этому предсказанию. Другие короли тоже присутствовали на обсуждениях, их Йелдар специально пригласил, чтобы узнать их мнение. Из семи бывших в шатре вождей кочевников, царя белых номадов поддержали только два его собрата, остальные пять учтиво заявили, что поводов для беспокойства не видят, шаманам часто видятся странные видения. Если шаман их не видит, значит духи и предки не хотят с ним говорить, значит, он плохой шаман. Но видения – не достаточный повод начать войну. Кто-то даже пустил слух по лагерю Йелдара, будто Гаалик так хочет свести какие-то личные счеты со своим бывшим господином. Один из пяти царей, что не согласились помочь в борьбе с Хунхаром, даже пошутил:

– О каком древнем зле вы говорите? Оно уже среди нас, ведь вино в моем кубке слишком кислое! – Шутка вызвала в одной половине шатра бурный смех, а в другой – осуждающие молчание.

От пятерых царей, оставшихся в стороне, Йелдар и союзники его получили слово, что ни один из пяти не будет пытаться предупредить Хунхара или войти с ним в союз. Договор был закреплен по древнему обычаю, когда дававшие друг другу обещания пили вместе кумыс из одной чаши. На этом совет, или харагад, как называют совет кочевники, закончился. Пятеро уехали в свои станы, а трое остались на месте, где проходил совет, дожидаться своих войск и немедленно выступать в поход.

Как полноводные реки, на запад, текли к местам сбора, армии всадников, ведомые приказами своих королей. До начала похода оставались считанные дни, но Гаалику было неспокойно. Какая-то новая боль точила его душу, оставляя на ней рваные, пульсирующие раны, а ночью шамана все чаще мучили кошмары, как когда-то, когда он только начинал путь шамана. Ему приснился сон: в степи пасся табун лошадей. Они ели сочную траву, среди лошадей были взрослые кони, совсем маленькие жеребцы и кобылы. Но вот огромный черный змей спустился с небес и разметал стадо, пожрал всех животных, которых же не пожрал, то разорвал на куски. И лёг змей на месте, где до этого паслись лошади. Гаалик проснулся и сразу пошел к Йелдару.

– Господин, простите меня. Мы опоздали, едва ли что-то можно изменить. Простите меня, я должен был прибыть к Вам раньше.