Пепел на венце

Хоть со времен пребывания в наемном войске я стал более осторожным, это не избавило меня от некоторых неуместных для волевого человека черт характера. Там, где следовало проявить непреклонность, я часто уступал. А там, где от врагов нельзя было оставлять и мокрого места, я проявлял мягкость. Из-за этого погибла моя спутница – чародейка Алабель. Во многом из-за этого добросердечный Энрико томится в плену у лорда из Трех Долин. У вероломного недоноска, который возомнил себя способным полководцем и отправился в путешествие на юг, чтобы примкнуть к недобиткам очередного горе-завоевателя. Этим планам я и намеревался помешать. Конечно, если без убийства лорда не получится освободить Энрико.

Я отвлекся от своих дум лишь в тот момент, когда свет из окон мне перегородил кряжистый мужчина, наряженный в коричневый камзол. Выцветший и залатанный во многих местах предмет одежды из последних сил сдерживал большой живот. Я подумал даже, что еще чуть-чуть – и пуговицы камзола со свистом влетят в мой лоб.

На голове незнакомца красовался помятый и грязный парик, которым явно пытались скрыть сильный ожог на правой стороне лица. То, что ожог я все же увидел, явно свидетельствовало о недостаточной эффективности волосяного изделия. Незнакомец шумно выдохнул, протер платком лоб и представился.

– Торн Ксавиан Лирик, – деловито произнес он и протянул руку. – Ты, я так полагаю, Фосто?

Я внимательно посмотрел на собеседника, после чего огляделся по сторонам.

– Полагаешь правильно. Тут сидят еще с десяток людей самой разной наружности. Как ты узнал меня?

Торн хмыкнул:

– Твой приятель сказал, что ты сильно голодал в последние дни, а сейчас наверняка будешь наверстывать упущенное. Сказал, что на твоем столе будет много еды или ее остатков.

Я скривил рот. Ох уж этот Лексо. Выставил меня оборванцем перед человеком, которому я должен казаться лихим воякой.

– Шучу я, – вдруг добавил Торн и выпучил глаза, указывая на мои вещи. – По кольчуге узнал, что из плаща выглядывает; по дорогому мечу. По благородным чертам лица, – в последних словах я к своему неудовольствию почувствовал иронию.

Собеседник не дождался моего приглашения и плюхнулся на табурет, буркнув короткое: «Ну?»

Я развел руками, будто собирался сказать очевиднейшие вещи.

– Как можно догадаться, взбудоражило нас богатство известного по всему миру бунтовщика, который бросил вызов самой империи. Хотим примкнуть к нему и помочь в нелегком деле. Эстерид Пятый – знаешь такого?

– Как не знать, любезный Тосто. Смельчаков в наших краях прибавилось, как токмо с южного побережья раздался призыв к оружию. Правда, запоздали вы что-то, друзья. Из Варамиада несостоявшегося императора выкурили еще прошлой осенью, флот его тоже проредили. Знать, на Пепельные острова вслед за бунтарем собрались? Я слышал, змей там много ядовитых и адская жара.

Я кивнул, не обращая внимания на коверканье своего имени:

– Жара, да. Скоро там станет еще жарче. За соответствующую плату готов неудобства потерпеть. Но мне сведения нужны: где собираются добровольцы, кто командует ими и каким путем лучше добраться до места. Давай, Торн, пораскинь мозгами.

Мой собеседник насупился, а по складкам на лбу я понял, что идет тяжелый мыслительный процесс.

– Ну-у, сейчас выбор довольно скуден. Многие уже давненько большую землю покинули. Сколько-то крупные войска токмо у нескольких командующих, но с именами у меня беда. Много чужестранцев, а у них клички такие заковыристые, Госто.

– Фосто! – не выдержал я. – Мое имя – Фосто. Мне нужны те, кто еще недалеко от Салума.

– Один из господарей совсем недавно окрестности города покинул. И бойцов собирал. Тимьян, Дамьян – не помню, как его звать. К нему шагайте. Он по старой дороге вдоль озера двинулся.

– Слышал о нем, – угрюмо произнес я. – Он воинов своих прореживает не хуже дизентерии. Надо найти другого.

Торн скривил лицо, а из гортани донесся прерывистый хрип. Как ни странно, это была попытка смеха. Он мотнул головой, куснул яблоко и вздрогнул, увидев, что оставил в мякоти один из передних зубов. Через пару секунд продолжил беседу как ни в чем не бывало.

– Есть и другой, но к нему ты не попадешь. Тимьян наверняка рассчитывает нанять для перевозки на острова моряков с Кандлиге. Это чтоб к землям не приближаться, которые скоро империя отобьет. А ежели к землям приблизиться…

– То что?

– То можно нарваться и на империю. Эллас-Амин серьезно взялся за пиратов. Скоро и по предгорьям может ударить. Кумекаешь, что сказать хочу? Эстерид оставил силы для сдерживания элласцев, укрепил замки своих последователей рьяных, но очень многие все равно садятся на корабли и пересекают Огненное море. Всем известно, что там его главная сокровищница. Местные нардарские мятежники за идею воюют, за свободу, однако ж для наемников такая война – пустая трата времени и сил. Все хотят куш сорвать на островах.

– Мудрые люди!

– Кто ж спорит.

– Так куда нам податься? – я забарабанил пальцами по столу.

– Рядом с устьем большой реки на юге есть городок, где наемники сбиваются в шайки и ждут отплытия. Слышал, что там могут и в армию завербовать, но риск того стоит. Попробуй завербуй пару сотен мерзавцев, которые кроме кровопускания и не умеют ничего!

– Если дело выгорит, сколько за место на корабле заплатить придется?

– Вопрос не из легких. Все дело тут в жадности капитана. Она, эта жадность, может стать самым серьезным препятствием. Думаю, по паре-тройке золотых с рыла отдать придется. Не меньше.

– Проклятие! – я поморщился так, будто хотел зарычать, но быстро взял себя в руки. – Скверно это, скверно.

– А как ты хотел? Бесплатная дорога возможна лишь за веслом рабовладельческой галеры.

– Да-да-да. Говори, как к твоему устью добраться.

Торн во всех подробностях расписал мне путь до поселения в предгорьях и велел поторопиться. «Для двоих путешествие к островам может равняться стоимости корабля», – съязвил он.

Я заплатил языкастому информатору обещанную сумму и в порыве душевной щедрости велел молоденькой разносчице принести Торну кувшин вина. Хрупкая девушка с белыми волосами и уставшими глазами отправилась выполнять мою просьбу. Мельком я успел заметить у нее на запястье клеймо в виде чьих-то инициалов. Девушка была рабыней. Я также заметил, как внимательно разглядывал ее Торн, но спросить решился совсем про другое:

– А почему ты парик носишь? Из-за ожога?

– Ха, ожог – это так, царапинка. Языком чесать не будешь? – после моего отрицательного ответа Торн приподнял парик и указал мне на дырку у виска. Дырку, которую у всех обычных людей прикрывает ушной хрящ.

– Ухо я в споре проиграл. Точнее, в карты.

Я удивленно мотнул головой. Слышал я, что у пиратов, промышляющих грабежом на великой реке Арис, потеря уха в результате спора – серьезнейший позор. Тот, кто ухом завладел, мог затребовать у проигравшего большую сумму за возвращение этой части тела, мог дать опаснейшее задание, да и просто глумиться над несчастным болваном. Потерявший два уха становился рабом. Торн, по-моему, сильных переживаний по этому поводу не испытывал. Почесал лоб и заявил:

– Что-то теряешь, а что-то приобретаешь – таков закон жизни. Я умею зарабатывать, но с удержанием серебра в руках возникают трудности. К слову, сегодня у меня урожайный день: еще одного кретина где-то носит. Он мне тоже деньжат должен. За отвратительный мечишко, которым и воду не разрубишь. По-моему, меч этот из старой могилы выкопали, ха-ха! Да и по рынкам я сегодня прошвырнусь. Намедни много нового добра завезли: брюлики, ткани, расписные ковры. Все это, я уверен, вырастет в цене.

– Вот удача-то. Дерзай, – несмотря ни на что, мои слова поддержки прозвучали фальшиво.

Девушка принесла кувшин и быстро удалилась, осыпаемая благодарностями моего собеседника.

– Думаю выкупить ее, – Торн указал пальцем на рабыню.

– Ты? – на этот раз искренне удивился я.

– А что?

– Да ты же на глазах разваливаешься. Не удивлюсь, если ты и своего дружка в портках проиграл.

Торн крякнул и ударил кулаком по столешнице, одобряя шутку. Что-что, а общий язык с бродягами и отщепенцами я находил легко.

– Нет, а что? Я в свое время целое состояние в игорном доме спустил. Потерял все золото, оружие и даже шлем вождя кочевников. Красивый такой, позолоченный, с рогами голубой антилопы. Но, признаюсь, никогда и не подумал бы поставить на кон свое ухо. Да еще потом дать его спокойно отрезать.

– Эх, ну не верил я, что можно проиграть восемь раз подряд. Кабы не паршивая масть… Два года прошло, а я все жалею, что туз не выпал.

Теперь настал мой черед хохотать. Торн горевал не о том, что его ухо сгнило на помойке. Он жалел, что удача в тот злополучный вечер легла спать пораньше. Истинный сын суровой страны. Словно в доказательство моих мыслей полноватый делец в парике залпом осушил два литра вина, встряхнулся и залез рукой в карман. Высунув язык, он старательно пытался выудить из штанов какой-то предмет.

– Я надеюсь, ты сейчас не о милашке той задумался?

– Хе-хе, о ней конечно, – Торн явил моему взору мешочек с письменными принадлежностями, в котором таились крохотная баночка чернил, укороченное перо и аккуратные обрывки бумаги, после чего перешел на шепот: – Думаешь, я про нее шутил? Здешний хозяин тот еще межеумок. Если не оставлю ему расписку, он девку не сегодня-завтра Матроне продаст. Не знаешь, кто это? Лучше и не узнавай.

Вымазав и толстые пальцы, и перо, мой осведомитель резкими движениями пальцев нацарапал что-то на листке и принялся дуть на застывающие чернила.

– Таков уж Салум. Здесь могут убить за недостачу в один грош, но при этом будут свято исполнять письменно заверенные сделки.

– Да, негодяев здесь полно, – понимающе закивал я. – Ну бывай, Жорн. Удачи тебе в сегодняшних сделках!

Я допил вино, запихнул в рот пучок укропа и уверенным шагом отправился восвояси.

Глава 2

Город наемников

Удивительно, что сведения Торна оказались столь полезными. В разговоре он упомянул Дамиана – горного лорда, с которым я и собирался свести кое-какие счеты. При самом удачном раскладе – прикончить его и освободить из плена своего друга. Задумка хорошая, но вот ее исполнение связано с чередой невыразимых сложностей. И с каждым новым днем эти проблемы только множатся.

Средь всех неприятностей, стоящих на пути к долгожданной цели, самой значительной являлась непрестанно увеличивающаяся популярность князя Дамиана, благодаря чему его маленькая армия растет как на дрожжах. Все это происходило не просто так – в этом отчасти повинен я сам.

Впрочем, ничего не происходит просто так. Все, что таковым кажется, открывает свою истинную сущность порой так неожиданно и не вовремя, что остается лишь дивиться превратностям судьбы. И своей недальновидности. Тот факт, что свои ошибки я осознаю, часто помогал мне обращать внимание на некоторые важные мелочи, но отказать себе в очередном перемывании собственных костей я никак не мог.

Самобичевание – забавная штука. Оно заставляет вспоминать уже содеянное вновь и вновь, терзает душу и не приносит ничего, что могло бы изменить ситуацию к лучшему. Поэтому столь бесполезному делу я старался уделять минимум времени. Конечно, сожалел обо всем ушедшем, но не забывал при этом глядеть вперед. Без этого выжить в нашем суровом мире не получится. Некоторые, правда, не просто глядели, но и действовали. Порой молниеносно и беспощадно.

Обманом и смертоубийством Дамиан завладел бесценным сокровищем – камнем Хантала Святого. Тем самым, который считался пропавшим много-много веков назад. Я уже и не помню, являлся ли этот камень частью браслета, кулона или скипетра, но его магические свойства поражали воображение современников. Камень исчез, превратился в легенду, но надо же такому случиться, что на своем пути я повстречал человека, владеющего этой самой легендой.

Чародейка Алабель… Она всячески пыталась доказать, что камешек в ее амулете – просто красивая безделушка, и даже те, кто пытался им завладеть, склонялись именно к этой версии. Все изменилось, когда мы оказались во владениях князя Дамиана. Белое пламя не оставило сомнений. Оно вспыхнуло так же, как и честолюбие лорда Трех Долин. Воспылала его алчность, взлетела до небес жажда славы и влиятельности. Дамиан бросил свои владения на произвол судьбы и отправился через горы на юг.

Слухами полнится земля. Искатели приключений прознали про реликвию, и многие из них решили присоединиться к тому, кто по всем признакам обладал значительным запасом удачливости и решимости. Какое-то время я думал, что слухи о камне в руках незначительного землевладельца помогут мне в осуществлении мести. Что очень многие захотят отнять сокровище. Как я уже говорил, итог вышел противоположный.

Я и Лексо не одну неделю преследовали Дамиана и его приспешников, однако они ориентировались на горных тропах лучше, чем мы. И не единожды враги посылали отряды против нас. Мы показали себя достойными противниками, так что те отряды не состояли из плохо обученных юнцов. Следопыты и бывалые вояки гнались за нами по скалам и пустошам, но раз за разом возвращались ни с чем. И даже несли потери. Я захватил в плен зазевавшегося арбалетчика – так и узнал, что Дамиан с ближайшими соратниками давно достиг Салума на лошадях. И пленника по имени Энрико взял с собой. Моего негодования арбалетчик не пережил.

Враг постоянно опережал нас на шаг. Мы с Лексо достигли Салума, нам вполне по силам приобрести лошадь и нагнать отряд Дамиана, но что из этого выйдет? Князек наверняка сядет на первый же корабль, который возьмется за перевозку наемников на острова, а его люди, ожидающие другое судно, слишком хорошо помнят наши лица – побоище, которое мы устроили, забыть сложно. Здесь на материке у нас ничего не получится. Значит, все решится на Пепельных островах.

Когда горы сменились редколесьем и холмистым пейзажем, простирающимся до горизонта, я почувствовал облегчение. Покинуть Скалистый Край после стольких испытаний, мытарств и потерь дорогого стоило. Один видный государственный деятель говорил: «Лучше гор могут быть только мои плантации хмеля». Я скажу иначе: лучше Скалистого Края могут быть все прочие горы на земле. Как величественные исполины с заснеженными вершинами, подпирающими небо, можно сравнивать с безжизненными осыпающимися скалами, на которых и сосны почти не растут? И это только внешний вид, про население я вообще молчу. Я провел детство в отрогах Блавалага, так что мое мнение относительно Скалистого Края не изменится никогда. Я провожал взглядом исчезающую за красноватым массивом дорогу и ликовал.

Лошадь мы с Лексо так и не приобрели. Те полудохлые клячи, которых предлагали нам торговцы за озвученную сумму, не годились даже на забой. Какое уж тут путешествие по горным тропам и перевалам! Конечно, с голода человек может и копыто обглодать, но тратить ради этого последние сбережения мне не хотелось. Вместо лошади решено было приобрести новые сапоги. Старая обувь пришла в такую негодность, что каждый раз снимая сапоги, я боялся ненароком разорвать их на части.

Теперь стук новеньких каблуков по каменистому тракту радовал слух. Уверен, что и Лексо испытывал похожие чувства. Он брел рядом и вертел между пальцами сребреник с изображением неизвестного нам правителя.

– Ты зря времени не теряешь – совершенствуешь свое шулерское мастерство каждую свободную минуту, – сказал я, имея в виду манипуляции с монетой.

– Фокус нехитрый, – движения монеты ускорились. – Тебе не составит труда повторить это.

– Меня больше прельщают фокусы с мечом. Этим, конечно, быстро денег не заработаешь, но впечатление произведешь точно. Даже если орудовать лишь одним клинком.

Мои последние слова прозвучали для того, чтобы выудить из Лексо хоть какую-то историю, проливающую свет на его бойцовские навыки. Он иногда рассказывал о своем прошлом, но от вопросов о фехтовальном мастерстве тактично уходил. Сейчас я намеревался добраться до истины.

Пара коротких мечей – вот чем отменно владел парланец. Подобный стиль боя не слишком популярен в тех странах, где мне довелось побывать. Я слышал, что некоторые племена на северном континенте используют бойцов, каждый из которых вооружен двумя саблями, для стремительных конных налетов, но пешими такие люди сражаются редко – одиночные поединки не сравнить с атакой на плотный строй врагов. Абордажные команды на флоте тоже частенько держат кинжалы в левых руках, но ситуация с Лексо другая. На моих глазах парень ловкими, отточенными движениями расправился с тремя противниками. Смертельный поединок закончился так быстро, что я не успел примчаться на подмогу. Такой уровень владения оружием вызывал уважение. И вопросы.

– Клятва? – нахмурился я, когда понял, что Лексо и в этот раз не намерен продолжать разговор. – Недоверие или простое упрямство? Почему ты увиливаешь от разговоров о своих навыках? Хотя бы это скажи.

– А ты не отвяжешься, да? – хмыкнул Лексо. – Интересный ты человек, Фосто. О себе, чувствую, ты многого не договариваешь, зато других хочешь разглядеть со всех сторон. Увидеть все, что может тебе пригодиться.

– Угу, прямо как расхититель могил.

– Наверное, такими же вопросами мучил и… сам знаешь кого. Эх, нет у меня сейчас ни тайны, ни клятв. Как там: «не зная глубины ручья, не ступай туда обеими ногами». Знакомо?

Я насупился, вспоминая поговорку. Через пару секунд утвердительно кивнул, начиная кое-что понимать.

– Встретился на моем жизненном пути один замечательный человек. Встретился в достаточно почтенном возрасте, но его сила и сложение тела подтверждали простую и безотказную житейскую мудрость – двигайся и борись, чтобы жить. Дело в том, что он всю свою жизнь посвятил войне. Во время одной из битв с горцами Альгелага попал к ним в плен и вместо того, чтобы сгинуть без следа, сумел завоевать их расположение и через несколько лет даже участвовал во вторжении в Парланию. А там – снова битвы, снова плен. Один известный парланский дворянин, – нет, не Балинт, – определил его в телохранители, брал с собой в торговые походы и одарил перед своей смертью неплохим домиком в Берсене. Но вскоре домик был потерян из-за интриг и многочисленных недругов, так что старый воин остался на улице. Один и без гроша. Тогда с ним и свела меня судьба.

Знаешь, Фосто, наши приключения в Салуме напомнили мне собственное детство. Беспризорное, голодное и опасное. Шайка мальчишек, в которой я состоял, попортила немало крови законопослушным жителям столицы. Грабители, карманники, посыльные старших товарищей по преступному ремеслу – таков был наш удел. Тех, кто проявлял определенные способности, всегда вытаскивали из тюрьмы, а вот неудачников часто поджидали серьезные неприятности – вплоть до отрубания рук. Никто за них не вступался.

– Неужели ты стал одним из таких неудачников? Руки-то, поди, у тебя не пришитые.

– Нет, но удача – птица вольная. Пожалуй, через черную полосу проходили все, но многие быстро исправлялись. Всего-то и надо – вернуть за определенный срок деньги, потраченные на подкуп стражников. В противном случае, в следующий раз «залог» никто не внесет. И вот я попался, превратился в должника, и черт меня дернул обворовать старика из Куликовой Низины. Я узнал, что он заработал кое-какие деньги на рыбацком причале, а поэтому казался легкой целью. Казался. Он с силой тряхнул меня в тот момент, когда я уже срезал кошель с его пояса и радовался добыче. Схватил так неожиданно, что я вскрикнул, что есть мочи, и привлек внимание стражи. В голове тогда бушевало столько мыслей, но главная среди них пугала до темноты в глазах – меня поймали второй раз за день. Стражники поинтересовались, в чем причина неожиданной бучи, а я, бледный, не мог и слова вымолвить. Вместо меня говорил старик. Он сказал, что я споткнулся и мог разбить себе голову, кабы не его своевременное вмешательство. Я не верил ни ушам, ни глазам, пока не осознал, что стражники удалились. Я не знал, как отблагодарить старика. Вернул ему кошель и пообещал, что принесу в знак признательности еще столько же. Старика это искренне позабавило: «Ты как мелкая рыбешка, которую отпустили за ненадобностью, а она вновь проглотила крючок. Хочешь поблагодарить – приходи завтра на причал и помоги отнести рыбу на склад». И ты не поверишь, я даже не задумывался, приходить или нет. Я несколько вечеров помогал старику с работой, и вероятно он заприметил, что я довольно ловок и вынослив для своего возраста. Помню, как сейчас: старик взял в руки короткий шест и заявил, что с его помощью можно отбиться от целой толпы оборванцев с ножами. Предложил обучить меня этому мастерству в обмен на помощь с разгрузкой лодок.

– А свое прежнее ремесло ты сразу забросил?

– Сразу такое не забросишь, но старик уверенно вел меня к этому решению. Тренировки утром, работа вечером – времени и сил на все прочее почти не оставалось. Я учился не только драться. Я многое узнал о мире, научился читать и писать. Представляешь, чужеземец научил меня парланскому алфавиту!

Я хмыкнул и перевел взгляд на залитые солнцем высокотравные возвышенности.

– Наверное, он действительно из далеких мест, – вкрадчиво произнес я, хоть и не смог полностью избавиться от сарказма.

– Этот человек, старик, был сальгуром. Тем, кого жители вольных городов ненавидят более всех прочих. Я не видел смысла распекаться об этом, поскольку знаю, как ты относишься к этому племени, и не желал ссоры. Она нам точно ни к чему. Сальгур – дикий и необузданный варвар с раскосыми глазами – передал мне навык владения двумя клинками. Но случилось это годы спустя после первой нашей встречи.

Внезапная откровенность Лексо пришлась мне по душе. Я, конечно, не был растроган душещипательной историей, не испытывал каких-либо симпатий к сальгурам, но на мгновение всерьез захотел поделиться со спутником кусочком своей биографии. Своего непростого детства, которое проходило куда увлекательнее, нежели бродяжничество в городских задворках. Столько сцен пронеслось за короткое время в моей голове: огромный город, раскинувшийся вокруг дворца и завораживающий детское воображение величием храмов и бесконечностью уличных изгибов; глаза отца, потрясенного горем, которое я еще не осознавал; конная лавина, огибающая городские стены; путешествие к Блавалагским горам ради спасения жизни. Картинки померкли, и я почувствовал себя легче. Слишком много объяснений, слишком много слов. Я не оставил честный рассказ Лексо без ответа, но затронул только тему, которая напрашивалась сама собой.

– Каждый человек, к какому бы племени он не относился, способен прожить достойную жизнь. Да, я из вольных городов и знаю, какие беды может натворить сальгурское вторжение. Я бился с ними и в равном, и в неравном бою, и старался в те моменты забывать слово «милосердие», однако же не испытываю сомнений в том, что на благородные поступки враждующие личности способны даже в самые отчаянные моменты. Тут не доброта или мягкость – врожденное чувство справедливости. Совестливость, что ли.

Я помолчал, пнул с дороги небольшой камень и добавил:

– К тому же большую часть жизни я бился со своими соплеменниками. Так что зря ты посчитал, что я могу оскорбиться и оскорбить, в свою очередь, память твоего наставника.

– Что ж, – улыбнулся Лексо, – я рад, что недопонимания между нами стало меньше. Это поможет нам правильно оценить опасность, что вот-вот приблизится сюда.

Последние слова насторожили меня, поскольку путники на этой дороге встречались редко, а неровный ландшафт затруднял скачки на лошадях. Тем не менее, парланец оказался прав – из-за поросшего пожухлым кустарником холмика я заметил облако пыли, поднимаемое всадниками. Слух, в отличие от зрения, меня подвел.

Прытких наездников было двое. Они быстро направлялись к нам, и это совсем не радовало. Укрыться от возможного нападения совершенно негде. Обнажить меч сейчас – своевременное занятие, но именно после этих мыслей незваные гости сбавили ход, перейдя на рысь. На копье, которое один из всадников держал строго вертикально, развевался зеленый штандарт с изображением соколиной головы в профиль.

– Что за воины? – процедил я.

– Откуда ж мне знать. Доспехи вроде бы не имперские.

– Зеленый сокол говорит о чем-нибудь?

– Да вижу я, но не в гербах дело. Не в соколе, а в птенцах, что его несут.

Сказанное Лексо обрело для меня смысл в тот момент, как я разглядел лица и комплекцию наездников: безбородые юнцы, высокие, но худые, как гончие псы. Из-под светлых сюрко виднелись начищенные до блеска кольчуги, а украшенные золотой эмалью и конскими хвостами шлемы казались излишне громоздкими для голов. Черноволосых голов – большинство нардарцев, которых я повстречал, имели темный цвет волос, а вот кожа их выглядела куда светлее, нежели у туаринцев, что проживали севернее. Молодые лица, еще не опаленные войной, выглядели сосредоточенными и горделивыми. Мои пальцы соскочили с рукояти меча.