Шамбала

И хотя, ручаюсь, на лицо ему наложили несколько упаковок крема и пудры, тяжелые полумесяцы, как мякоть испорченных фруктов, зияли под уставшими выцветшими глазами. Я почему-то вспомнила о том, что говорили те солдаты в лесу, среди которых оказался капитан. Кто-то из них говорил о болезни Правителя – беда любого из действовавших диктаторов. Так ли это на самом деле? Да, но этого никто не даст нам увидеть.

Матис выступил быстро. Кажется, он поздравил всех с этим историческим днем и сказал, что каждый должен прислушаться к себе во имя правильного выбора.

А потом мы увидали людей рабочих провинций. Все, как один, в лохмотьях, костлявые, с измученными печатями на лицах, они в страхе приложили правые руки на сердца и пели гимн Белой Земли. Между этими картинами мелькали кадры голосования. Стражи и комитетники караулили каждого гражданина у входа в кабины и фальшиво улыбались, когда какая-нибудь шестнадцатилетняя девочка или юноша кидали в урну листок с галочкой.

К горлу подступила тошнота.

В углу экрана кого-то выводили из зала голосования. Кадр сменился красотами Метрополя и снова вернулся, но уже к другим людям-крестьянам. Через несколько секунд я снова заметила, как и зала выводят людей. Их был немного, но на лицах их стояло одинаковое выражение какого-то отчаяния.

Быстро ткнула пальцем в угол экрана.

– Куда их ведут?

Сет уловил мою мысль.

– Уводят тех, кто голосовал не за Матиса.

– Куда? – выпалила.

Вит покачал головой, Сет сжал губы.

– Думаю, на смерть, – сказал Лурк.

Все еще верю, что это не может быть правдой; они все ошибаются.

А в ушах стояли слова гимна:

…и бьются сердца ради крыльев небес,

что приведут нас к миру чудес…

28

– Не боитесь, что вас засекут? Комитетники отслеживают электропотоки.

– Док кое-что сделал, – задумчиво глядя на эту штуковину, ответил Лурк.

– После обвала халатный Совет посчитал, что здесь отрубило электричество, – пояснял Док с отверткой в руках. – Технически, так оно и было, только от проводов иногда летят искры. На их радарах это отмечается, и если кто-то починит эти провода и энергия ровно по ним потечет, первым делом они заметят это. И ринуться сюда, конечно же.

– Какого тогда лешего ты нас подставляешь? – насмехался бесстрашный Сет.

Док указал на него отверткой.

– Подожди. Видишь эти коробки? – он указал за экраном на небольшие железяки. – Вот провод. Вот зарядка, т.е. посредник. Без него никак, оно регулирует напряжение. А это аккумуляторная батарея. В ней свинцовые пластины – сам достал их – и электролит с кислотой. Накапливает энергию. Передает энергию. Но не обозначает нас на радаре. Шедевр же, – Док развел руками. – То есть, на радарах все еще значатся оторванные провода, через которые временами летят искры – а мы спокойно смотрим новости.

– Гениально, дьявол тебя подери, – произнес один из братьев.

– Ты уверен в нашей безопасности? – спросил Сет.

– Абсолютно.

– Но ведь это невозможно, – усмехнулась я, рассматривая это техническое чудовище.

Юноша широко улыбался с легкой издевкой на губах.

– Ну, конечно, невозможно. Именно поэтому ты только что смотрела на эти рожи.

Среди собравшихся пронесся гул очередного веселья.

– Шедевр, – похвалила я.

В наших кругах электриком значился Натаниэль, но и неплохо с этим справлялась Орли, наша девушка-математик. Они вдвоем могли бы потягаться с Доком; забавно было бы на это поглазеть.

– Спасибо, – смущенно улыбнулся он.

Да, у этого парня могло бы быть неплохое будущее, родись он в Метрополе.

– А теперь, к делу, – хлопнул руками Сет и кивнул Лурку.

– Нашему парню сегодня нездоровится. Все ради правого дела, – толпа засмеялась. – Кто из вас сегодня не явился на выборы? – около десяти человек подняли руки. Я ужаснулась их смелости. – Расходиться по домам сейчас для вас не лучшая затея. Поэтому выступаем сегодня.

– Что? – мы с Витом переглянулись.

– Док пойдет с вами – у него имеется сюрприз, а, старик? – юноша кивнул. – Выйти надо до полуночи. Пункт – улица Ленина. Там проживают многие из Совета. Рядом гостиница. Мне известно, что там остановились некоторые высокопоставленные лица, прибывшие для проведения выборов. Там и сделаете свое дело.

Я вскочила и схватила Лурка за локоть.

– Нет-нет, Лурк, подожди.

– Не трепи зря языком, рыжая ты бестия, – злился Сет. – Ничего ты этим не изменишь.

– Но… – не хватало воздуха; но я забралась за стол – так, чтобы все меня видели, и громко произнесла: – Волчки! Да, вы все, народ Седьмой провинции! – пригнулась и указала на них пальцем. – Те, кто не подчиняется ни одному устою. Те, кто вырос с горах и кто не похож ни на одного рабочего других провинций. Вы готовы сегодня пойти на смерть?

Слова эти повисли в воздухе свинцом. Несколько десятков пар глаз бездумно смотрели на мою фигуру, так несуразно стоящую на столе посреди этого полуразрушенного дома. Они молчали, и эти секунды, как часто бывает, казались вечностью.

– Да, – раздался спокойный, полный сознания, голос Дока.

Я заглянула в его темные глаза, и поняла, что за свои малые годы он, возможно, пережил также много, как и старик.

– Да, – сказал выживший из братьев.

– Да, – сказала Лия и сделала шаг вперед.

Все закивали головами и много раз повторяли слова согласия.

Лурк поднялся ко мне на «пьедестал» и громко заявил:

– Да, мы не похожи ни на одну провинцию. Мы выросли в горах, они – на равнинах. Горы дают нам свой отпечаток. Горы внушали нам с детства большую стойкость. И это к нам прислали комитетников и стражей, и нас уводили на допросы, и это нашу границу оберегают пуще зеницы ока, потому что наш дом, наши горы – наша козырная карта, наш чертов туз в рукаве. И мы больше не позволим им угнетать народ! Мы хотим равенства, мира, спокойствия! Мы хотим жить, а не выживать!

Толпа заревела. Они воздели руки к потолку и просто кричали, как кричат люди, еще не утратившие последние крохи надежды.

– Мы отвоюем нашу свободу! Мы будем жить! И мы, и наши дети – мы познаем иную жизнь!

Люди кричали так, что содрогались стены. Их вопли было не остановить. Их дух разгорался все ярче. Их буйство застилало им глаза, они ослепли. Но кто им судья? Они хотели другого мира – и они за него боролись. Как же отчаянно они боролись!..

– Тогда… я… – чувствовала себя престранно; охватила общественная эйфория – та самая, о которой рассказывал Герд, но хладность всегда пересиливала иные чувства. – Я… Останьтесь в живых, – сказала Лурку.

Глаза прошлись по толпе: Сету, Леи, Доку, выжившему брату, хилому старику Тао, мужчинам, двум крепким женщинам…

– Спасибо, – Лурк хлопнул меня по плечу, и я спрыгнула на пол.

– Эй, ты случаем не комитетница? Где ты достала таки ботинки?

Я даже не знаю, кто это спрашивал, и просто усмехнулась:

– Продала душу дьяволу.

29

Толпа вываливалась из развалин. Они шумели, кричали, махались кулаками. Никогда прежде не доводилось свидетельствовать подобный патриотический порыв. Все той же массой они шли вдоль горы, пиная камни и куски земли. И только благоразумная Лия взревела: «Замолчите!» Ее вопль эхом отозвался в горе, и кое-где зашевелились поздние дикие зверьки. Взлетела ворона. Ее черные, как бездна, крылья, распахнули дивную картину засыпающего леса. Близился вечер, но темнело уже рано.

– Армина, – Вит потянул меня за рукав, – помоги мне, – я уставилась на него во все глаза.

– Артур? – почему-то я подумала именно о главе его семьи.

Он мотнул головой, избегал смотреть в глаза. На лице рисовался стыд.

Толпа прошла мимо, мы поплелись в конце.

– Сет сказал, я должен идти вместо отца…

– Что? – перебила и схватила за локоть. – Конечно, ты не должен! Это не твоя революция, понимаешь?

Он посмотрел на меня своими зелено-голубыми глазами, но в темноте прочла в них лишь безысходность, нежелание, страх. Он снова замотал головой.

– Папа должен был выполнять какую-то часть дела, но я сказал Сету, что не могу этого позволить. Тогда он сказал идти мне. Я же врач.

– Вит, – серьезно начала, – ты сам делаешь выбор. Не ты ввязался в эту войну, не ты ее развязал, и не тебе отвечать за действия отца. Законе благородства здесь не работает, пойми.

– Армина, я не могу по-другому, – устало ответил он, – и не спрашивай, почему. Я просто не могу… – с усталого бледного лица поднялись на меня огромные глаза, а руки его вцепились в мои локти. – Армина, помоги мне. Я… Я даже не держал в руках охотничьего ножа.

Герд меня пристрелит собственноручно, если узнает. Но я не могла ему отказать. Мы слишком долго знали друг друга, и только ему я могла доверить жизни тетки и Марии – тех немногих на этой земле, в чьих жилах текла единая кровь.

Я согласно кивнула.

– У них есть оружие?

– Да.

– Где они его достали?

– Там все мутно. Его доставили два человека. И еще мне показалось, что там задействован тот капитан… от которого мы спаслись.

– Что за чушь… – вездесущ этот капитан!

– Я тоже так подумал. Но это лишь догадка.

– Нам нужно оружие, – твердо сказала я. – Без него ни ты, ни я туда не пойдем.

Вит совсем неожиданно достал из-под пояса два пистолета – Кольт образца сорок четвертого года прошлого века – пистолет Второй Мировой войны; о таких рассказывал Герд, а потом я донимала расспросами Кару об этой модели и истории ее возникновения. Он также достал два магазина с пулями, и громко сглотнул.

– Вот же сукин сын… – промямлила я.

– О чем ты?

Я взяла один пистолет и зарядила его.

– Всучил тебе две пушки… знал же, что я не посмею бросить тебя.

– Он сказал, на всякий случай.

– Хитрая свинья… – зарядила второй пистолет и отдала Виту. – Стрелять сюда, – провела краткий инструктаж. – Разряжать легким движением, вот так. Без надобности не стрелять – заявишь о себе, придется отбиваться. Еще патроны?

– Нет.

Я начинала кипятиться, хоть и понимала, что у остальных, вероятно, запас не больше нашего.

– Слушай сюда: в бойню не лезь. Будешь заниматься ранеными. Я тебя прикрою. Держись подальше от окон гостиницы и от любых окон вообще.

– Почему?

– Там комитетники.

Мы сильно отстали от шайки, и теперь молча бежали. Большая часть магическим образом растворилась в пространстве. Видимо, они разбивались на сектора и, как крысы, подбирались к домам. Шли мы полем, держась дикой местности и избегая любых общественно-жилых точек. Вит был подавлен. И тогда я подумала: какого черта мы, жалкие людишки, суетимся вокруг какой-то бессмысленной аферы? Мы сами создаем себе проблемы и невзгоды, и все это, в сущности, пустое. Все тленно, и тленны мы.

Я вела Вита теми тропами, что знала сама. Я не доверяла ни Сету, ни Лурку, ни даже страдающему Артуру. Предатель! Отправил собственного сына в чертово пекло! И как ему только ума на это хватило!

– Где твои инструменты?

– Сет сказал взять только самое необходимое, – Вит продемонстрировал многочисленные карманы фартука с пузырьками и подобием перевязочного материала.

Мы добрались до церкви; отсюда начинался элитный жилой сектор. Я полагала, остальные подойдут с противоположной стороны – со стороны площади и единственного настоящего магазина в городе. Мы были одни, и я тщательно прислушивалась к окружающим звукам. Там, у гостиницы, в дни выборов редко бывает спокойно: пьют, гуляют, слушают музыку и выбирают местных девиц. При этой мысли к горлу подступала тошнота. Как будто тебя окунули в чан с дерьмом.

Напротив выросла гряда частных особняков. Кремовые, персиковые, розовые, как метрополийский зефир – их окружали милейшие белые бортики, как Версальские балкончики, глядящие фасадами на королевский сад.

– Не подходи к ограждению, – предупредила, – пойдем через двор церкви.

– Почему?

– Оно под напряжением.

Вит жалостливо кидал взгляды на ухоженный дворик поздней осени, где еще не убирали пластиковые лежанки, стол и стулья, и низкие качели.

Земля церкви посредничала территорией с этой элитной частью города. Я не знала, охранялись ли пятиэтажные дома в эту беспокойную ночь. В любом случае, темнота нам друг; в ней сокрою Вита и сокроюсь сама.

Мы перелезли старое каменное ограждение, похожее на нашу границу, и оказались на кладбище. Большая часть крестов сгнила или осела; здесь не нашлось ни одного каменного памятника. Я ступала меж могилами, не видя толком их очертаний, и почему-то шептала: «Простите. Простите, пожалуйста. Бога ради, простите…» Как будто тревожила их блаженный вековой сон.

В келье горела свеча, и в главном зале, среди теней оконных фресок, кто-то молился. Вероятно, лучшее, что можно сделать. Мы прошли кладбище и снова перелезли стену. На этот раз я затихла и припала к холму. Через стекла бинокля просматривались местные стражи порядка. Несколько человек шагали в своей компании, поблескивая в свете фонарей противными серебряными пуговицами. Видимо, их смена подошла к концу, и они шли в ресторан гостиницы, чтобы побеседовать со своими товарищами из Метрополя. Все выглядит таким простым, таким мирным: каждый занят своим делом, все выполняют свою работу. Быть может, будь я солдатом Метрополя, я бы не относилась к этой системе так враждебно, и меня не бросало в нервную дрожь оттого, что вижу эти чертовы серебряные пуговицы… Входные двери светились ярким пламенем роскошных люстр, бесстыдно выглядывающих из главного холла, и множество окон зажигало вечерние огни. Кто-то вышел на балкон покурить – прекрасная мишень, будь у меня в руках пневматический автомат нового поколения. Я бы попала ему в шею или голову. Долго бы ни мучился. Но я не убийца, хоть и люто ненавижу тех, кто служит Правительству.

Подъездная дорога узкая. На площадке пара крепких деревьев. Если взобраться, можно окольцевать несколько номеров первого и второго этажей. Через дорогу парковая зона и крыши пятиэтажных домов на улице Ленина – пункт назначения Сета. Меж голых деревьев там копошились тени; значит, дошли.

– Они на месте.

– Выступят не раньше ночи. Только в темноте.

– Что еще за штучки?

– Это придумали Сет, Лурк, Лия и отец.

Я села на землю и откинулась спиной на ограду. Вит присоединился. Кобура осталась в доме Герда, и пистолет царапал кожу спины. Я достала его, разрядила и стала вертеть в руках, глядя на мутное облачное небо.

– Откуда ты знаешь, как с ним обращаться? – спросил Вит.

Я повернула голову и улыбнулась.

– Лучше не спрашивай.

Он отнесся с пониманием – как и всегда. Поразительное качество: столько терпимости – и никакого любопытства, что, порой, не найти даже во взрослых людях.

– Я знаю, что ты не комитетница. Они все подлые, а ты рвешь когти за справедливость. Но было бы интересно узнать, на кого ты работаешь.

Мы засмеялись.

– Если бы я на кого-то работала, – уклонялась, – я бы точно не ввязалась во весь этот бред. Детский сад какой-то.

– Сет в это верит. В это правое дело.

– Сету нечего терять, вот он и скачет вокруг своих идей.

– Я тоже иногда боюсь за своих. Раньше не боялся. Наверное, потому что не понимал. А сейчас на кого не посмотрю – каждый кого-то потерял. Каждый пострадал. Никого не обошла стороной эта напасть. И кого не спрошу, отчего, ответ один: Комитет.

Он смотрел в землю, витая мыслями где-то далеко от этого места. Вит… добрый мальчик Вит… Почему я вижу в нем не паренька, а зрелого мужчину? Почему его глаза отражают несколько десятков лет, а обветренное лицо, со шрамом на подбородке от давних пыток, – старческую усталость?

– Я тоже – призналась я. – Тетка уже немолода, хоть и отдаст жизнь за свою дочь, а Мария… – я покачала головой.

– Она милая, – улыбнулся во всей этой мрачности Вит, – и слабая. Вы совсем с ней не похожи.

Данное противопоставление приятно польстило эгоистичной душе единоличницы.

А потом я вспомнила наш разговор с сестрой: значит, они оба небезразличны друг другу. Что за поразительный мир!

– Как-то раз я принес им муки, а они с Боной испекли из нее хлеб. Это было давно. Потом я принес масло, и мы вместе съели этот хлеб. Ничего вкуснее в жизни не ел…

– Она любит лесные орешки, – задумчиво поддержала я, и мы немного помолчали, даже не пытаясь вглядеться в лица. Холод грядущей ночи пробирал до костей, но наши сердца грели воспоминания, чем-то весьма отдаленно напоминающее счастье. Нас объединил один человек; и я подумала, что, кроме людей, у нас ничего не осталось. Народ – вот наше достояние. – Вит, – я резко выпрямилась, полная самых серьезных намерений, – могу я тебе их доверить? Хотя бы Марию.

Его лицо было темно, но когда он ответил, его глаза отразили нечто, похожее на пламя.

– Конечно.

Я обернулась, и мы увидали языки пламени. Они неестественно ярко освещали деревья и подбирались к домам советников.

30

Вит вскочил, но я его осадила: нельзя, чтобы нас заметили. Мы подберемся к мусорным бакам и спрячемся там, а потом, как партизаны, оттащим тех, кто пострадает.

Огонь охватил деревья со стороны других домов.

– Они подожгли сразу три дома. И дворы, – произнес Вит, пока мы пробирались к мусорным ящикам.

Какой-то мужчина бросил огромную горящую ветку в кузов внедорожника. Мы перебежали дорогу и спрятались за одной из машин. Если рванет хоть одна из них – это скосит половину повстанцев.

Несколько комитетников вышли на балкон посмотреть на этот черепаший хаос. Кто-то притащил и любовницу в очаровательном пеньюаре. Пара из них спешно разговаривали по телефону.

– Следи за ними, – указала в их сторону. – Мы оттуда прекрасные мишени.

Что-то рвануло со стороны площади. Мы пробежали к бакам. Вонь стояла невообразимая, даже челюсти сводило. Но с этой точки виднелось здание Дома Культуры, где развлекались богачи Ущелья. На площади суетились стражи, солдаты и комитетники. Их оказалось больше, чем я предполагала.

Наши люди стояли у окон и что-то туда кидали. Бомбы.

Взрыв.

Взрыв.

Взрыв.

Послышались крики.

Из гостиницы выскочили солдаты.

Взрыв.

Еще один.

Это из соседнего двора.

Взрыв.

С площади.

– Вит! – ревел кто-то в адском пламени.

Я махала рукой в сторону машины.

– Уходи оттуда! Сейчас рванет!

– Ви-и-и-ит! – неистовствовал голос.

Взрыв.

Чудовищная волна свалила дерево и оттолкнула несколько автомобилей. Те с грохотом, точно огромные мутанты, перекочевали на разные бока, дребезжа железом. Под руками дрогнули контейнеры. Затем упали. Мы откатились в сторону. Жар взрыва обогрел всю округу.

Меня тошнило. Пламя освещало нас слишком сильно. Нас… А где Вит?!

Я встала, но ноги были ватными. В ушах стояла пульсирующая боль, разрывающая голову на части. Я слышала только поток гула. Ничего больше. Как будто кто-то нацепил на голову ватное одеяло. Так и хочется поскорей снять эту пелену. Но голова нещадно болит. Колени подкосились. Я упала, держась за голову. Тошнота помутнила зрение. Все горело. Мы были в настоящем аду. И солдаты… кругом одни солдаты… где Вит?!

Откуда-то доносился птичий писк. Он будто царапал стенки души, а не барабанные перепонки. Хватая ртом воздух, обернулась. Меня мгновенно поставили на ноги. Боль постепенно отступала. Секундно появлялись звуки.

Вита уводили двое солдат. Это он, это его писк. Он кричал, брыкаясь. Он бил руками и ногами, но его оттаскивали все дальше. Меня толкнули в его сторону. Прийти бы в себя и надавать им тумаков! Но не могу. Нужно время. Дайте минуту… всего одну минуту!..

В эту секунду сознание прояснилось. Я сжала кулаки, сильно сощурила глаза… и вырвалась.

На площади кричали.

– Мы за свободу!

– Мы за равенство!

– За жизнь!

– Мы все равны!

Они повторяли это снова и снова. Казалось, там собрался весь город, а не только шайка Сета.

Двое солдат нагнали меня. Но я даже не успела испугаться. Меня схватили сзади. Я прыгнула, опираясь на стража, и проехалась второму по лицу. Этот сукин сын сильно держал. Я ударила головой назад. Локтем – под дых. Страж согнулся, явно не готовый к подобному. Я схватила какой-то тупой большой осколок с земли и ударила им по голове.

Они живы. И даже не ранены. Но в обмороке.

Вита почти оттащили к гостинице.

Я ринулась бежать, на ходу заряжая пистолет. Сверху никто не стрелял – значит, приняли за своего. Прекрасная форма от Герда!

– Вит! – позвала я.

Он ловко отбивался, но этого было недостаточно. Я налетела на одного и с силой ударила рукояткой по затылку. Блестяще! Он проспит в течение суток. Второй достал пистолет, но Вит ударил его кулаком. Страж зарядил пушку. Я налетела сзади. Выстрел. Я снова ударила рукояткой.

Он упал. Выстрел чудом оказался мимо. Мы с Витом смотрели друг на друга, пытаясь отдышаться. Я указала в сторону церкви.

– Быстро, – просипела, проверяя пистолет.

Вит, пораженный, кивнул. Он бежал под самыми окнами первого этажа, вдоль стены. Я оторвалась. Меня все еще жутко тошнило.

Выстрел переполошил администрацию. Несколько солдат вышли из здания. Вит двигался быстро, неуловимо, уже отдалился от здания. Одна я никак не могла взять себя в руки. Я спряталась за выступом балкона и, цепляясь за что горазд, полезла наверх. Герд бы гордился мной. И это без крепления!

Лезла до тех пор, пока не выдохлась. Солдаты должны были заметить меня, но я не знаю, почему этого не произошло и они не стреляли. Перекинула ногу и спрыгнула на балкон.

Темно. Незаселенный номер?

Обернулась на звуки стрельбы. Взрыв. На площади массы людей жгли и стреляли, неся горящие ветки в руках и крича о свободе. Горел ближайший пятиэтажный дом, где обитали советники. Машины перевернулись. Мусор рассыпал ветер. С третьего этажа был виден весь хаос, охвативший центр города.

Я выдохнула и откинула рукой мешавшие волосы.

Кто-то зажег в комнате свет.

31

Я замерла. Почти не дышала. В руках все еще вертелся пистолет. Ни одного выстрела еще не сделала. Ни одного… Но я готова. Если нужно, я выстрелю. Спасу себя.

Одна ладонь легла на ребро. Глубокий вдох. Резко повернулась на пятках, держа Кольт на мушке.

Балконная дверь настежь распахнута. Среди роскошных убранств, в кресле, сидит постоялец и пьет чай. Он с поразительным равнодушием, безучастно поднимает изящную чашку одной рукой, другой держит блюдце. На моем лице нарисовалась идиотская улыбка.

– Что вы здесь делаете, капитан? Вас пристрелить?

В нос ударил запах его одеколона. Как кисейная барышня, ей-богу! Но хуже всего то, что этот запах был мне приятен.

– А пожить можно? – он поставил чашку на блюдце и уставился на меня своими проницательными глазами.

Я опустила пистолет и немного расслабилась. Глянула вниз – тут же отошла: дюжина солдат чинили разборки и обсуждали стратегию. Я нервно сглотнула и, наконец, осознала: впереди – пропасть, позади – волки.

– Как отсюда выбраться?

– Полагаю, никак, – он со стоическим спокойствием водрузил чашку с блюдцем на кофейный столик. – Советую переждать, пока солдат не соберут на площади. Тогда можно спокойно покинуть гостиницу.

– Я не прошу советов. Я спрашиваю: как отсюда выбраться?

– А я думал, джентльмен спасает даму, – он сложил руки замком на животе.

– А я думала, власть стоит за народ.

Он рассмеялся.

– В этом мире явно что-то не так, – я посмотрела вдоль стены, надеясь увидеть где-нибудь у церкви силуэт Вита. Конечно, лучше, что этого не произошло: это значило, что он почти наверняка сумел спастись.

– Не желаете переждать бурю в более теплом помещении? Я что-то замерз, – он поднялся с кресла и направился в мою сторону. Я невольно отступила. Он остановился. – Бросьте, Армина. Я не собираюсь вас убивать.

– Нет, благодарю, – быстро ответила и указала пистолетом в угол комнаты. – Должно быть, весьма любопытно жить под красной лампочкой, – там висела небольшая камера наблюдения.

Он улыбнулся, и легкий порыв ветра принес запах его одеколона. Оказывается, это от него в прошлый раз кружилась голова.

– До смешного бесполезная вещь, – капитан достал из кармана объектив камеры, явно снятый с устройства в углу. – Но даже если и заметят, то данных о вас не найдут, не так ли? – в его взгляде не было хитрости или лжи, хищнического заигрывания, как у того жуткого комитетника из Пятой провинции… Но меня передернуло.

– Как и о вашем пребывании этой ночью в Ущелье.

Его лицо немного вытянулось, но лишь на доли секунды, и если бы Герд не учил всему тому, что знаю, это изменение прошло бы мимо моего внимания.

– Разве капитан не должен защищать государство? – я сделала шаг навстречу. – От восстаний? А не смотреть на это шоу, как Господь Бог?

Внизу выбежали солдаты с автоматами и винтовками. Они слаженно двинулись в сторону площади, где события разворачивались все хуже. Какой-то страж у горящего дома показал пальцем в нашу сторону. Я сглотнула и медленно отошла в сторону двустворчатых дверей. Вдох, выдох. Никаких резких движений, иначе себя сдам. Нельзя заходить в логово шакалов, к этим предателям комитетникам. Вдох, выдох. Может быть тот страж вовсе не имел в виду меня, указывая пальцем. Вдох, выдох. Но я не могу рисковать. Вдох, выдох.